Глава XXXIX. В домике посреди леса
Поселившись на новом месте, Бестужев с Екатериной обжи́лись быстро. Болезненные ожоги, подвергавшиеся целебному воздействию немецкого воздуха да спонсированного лекарства, заживали в невероятно короткие сроки; через какой-нибудь месяц можно было насовсем избавиться от нательных повязок. Страшные раны зарубцевались и больше не причиняли ей сколько-нибудь ощутимых страданий. Однако остались муки душевные, никак не желавшие исцеляться, – они буквально её изводили. Один раз, и вообще, случилось немыслимое… Набравшись не женской смелости, она решила взглянуть на себя в зеркальное отражение – и… тут же рухнула оземь, надолго лишившись сознания. И было ей от чего: былая красота утратилась навсегда, что выразилось в страшном обезображивании левой части лица, аналогичной груди. Очнувшись, Вернер проплакала на протяжении целого вечера, а после захватила ещё и полночи. Всё время глубокой печали она предавалась сентиментальным воспоминаниям. Но! Ничто не бывает вечным – не стало единственным исключением её безразмерное горе. Постепенно она смирилась и с жутким, навечно неисправимым, уродством, и с бедственным положением, в чём-то незавидным, а где-то смертельно опасным.
Незаметно минуло два с лишним месяца, прошедших с начала их заграничного бегства. Однажды Катя решила обсудить одну неприятную тему, волновавшую и ту и другого:
- Ты меня извини, Георгий…
- За что? - поинтересовался проницательный резидент, прекрасно понимая, что именно она имеет в виду.
- Что хотела тебя убить… тогда… ещё в поганой Америке, - печально промолвила стыдливая женщина, а наполняясь искренними слезами, опустила виноватые глазки книзу, - но на тот момент я толком тебя не знала; да и Корнилов меня убедил, что в живых не нужно оставлять совсем никого.
- С предложенной точки зрения он был полностью прав… но, говоря по правде, я давно позабыл о той ужасной истории, тем более после бурятских сусликов. Ты мне, Катюша, лучше вот что скажи: раз вы решили избавиться ото всех, кто мог доставить серьёзные неприятности, почему вы не ликвидировали заклятого недруга Глеба Туркаева? Имея тюремные связи, какими облечён заместитель директора ФСБ, провернуть нехитрое дельце, связанное с его преждевременной кончиной напрямую в лагерной зоне, – это гораздо проще, чем озадачиваться тем сложным вопросом сейчас. Сколько, опять же, лично тебе он доставил немыслимых неприятностей? По-моему убирать необходимо было его, а совсем не меня, - заключил молодой человек, заулыбавшись откровенно, честно да незатейливо.
- Я абсолютно с тобой согласна, - с сожалением парировала Екатерина, - но Олег меня убедил, что брат его, полоумный, погиб, и именно здесь, в глубокой Германии, типа, когда ввязался в какую-то сомнительную историю. Я целиком уверилась, что он больше не существует, и ничего о нём не рассказывала влиятельному избраннику, бесспорно сумевшему бы решить ту неприятную проблему в наикратчайшие сроки.
- Тогда понятно, - процедил специальный агент, мысленно понимая, что одна (вот такая!) вроде бы незначительная деталь в корне меняет всю прежнюю, идеально спокойную, жизнь.
После тогдашнего разговора они прожи́ли тихо ещё долгие пару месяцев. Вернер постепенно окрепла, смирилась с видимой уродливостью и пробовала жить полноценной жизнью. Бестужев, активно участвуя в исцелении как душевном, так и телесном, преподавал ей уроки защитительной обороны и учил стрелять из огнестрельных типов оружия.
«Тульский токарев» явился немного тяжеловатым, поэтому слабой девушке прикупили пятизарядный барабанный пистолет Taurus 85-VTA «The View», истинно дамский. Опытному военному стоило большого труда обучить её огневой подготовке и приходилось уделять практическому занятию немалое время. В одну из таких тренировок он пытался внушить технику владения огнестрельным оружием:
- Пистолет необходимо удерживать твёрдо, но без особого напряжения. Совмещай ствольную мушку с отдалённой мишенью – и… спокойно, на выдохе, производи прицельный выстрел, но ни в коем случае не дергай рукой.
- Я пытаюсь, - милым голосом, смущённая, уверяла усердная ученица, - но каждый раз, когда эта страшная «пушка» гремит, в моей голове встает туркаевское лицо, возникшее в тот самый… суровый миг… в момент его рокового выстрела. Знаешь, - немного подумав, добавила бывшая вертихвостка, - пожив здесь, с тобой, когда можно любоваться удивительной германской природой и находится в блаженном спокойствии, я вдруг по-другому, совсем нешуточно, ощутила, что главное в жизни – это совсем не безграничная власть, и уж тем более не общее признание, должное уважение.
- Интересно? Что же сейчас ты считаешь первостепенной сутью? - поинтересовался молодой мужчина, глазами глядя в глаза.
Выдержав пристальный взгляд, Екатерина простодушно ответила:
- Иметь рядом надёжного человека, готового ради тебя на всё: и на любые жертвы, и на любые лишения – да преданного тебе не только одной душой, но и всем своим сильным телом!
Георгий поразился резкому повороту сложившихся убеждений, но спросить, кого именно она имеет в виду, почему-то тогда не отважился; да и Ветрова не стала особо распространяться. В мысленных размышлениях влюблённому спецагенту, конечно, хотелось, чтобы она подразумевала его и чтобы слова оказались искренними. С другой стороны, хорошо представляя далеко уж не юную девушку (и вовсе не понаслышке!), никогда достоверно нельзя утверждать, можно ли ей верить, говорит ли она правду или, как обычно, пускается в очередную опасную авантюру?
Тому душевному разговору суждено было продолжиться в неотдалённом будущем. Однажды, в майскую ночь 2004 года, когда на улице случилась весенняя буря, сравнимая с чудовищным ураганом, Бестужев увидел, как дверь его одинокой спальни внезапно открылась, а следом промелькнула лёгкая женская тень. Обычно, в похожих случаях, натренированный резидент хватался за «тульский токарев»; но тут… он интуитивно почувствовал, что произошло явление вовсе не то, когда требуется применять убийственное оружие. Действительно, рядом находился не плохо пахший адреналином озлобленный неприятель; наоборот, улавливался еле заметный запах очаровательной женщины, которую Георгий беззаветно любил – больше всех остальных на всём белом свете! Влюблённый мужчина ждал, как же она поступит, и находился в томительном предвкушении. Постояв минуту в пытливых раздумьях, безнравственная бесовка решительно подошла к двуспальной кровати и беззастенчиво юркнула под тёплое одеяло; она плотно прижалась к безумно любившему её надёжному другу.
- Можно я спрячусь в твой комнатёнке? - прошептала милая, безмерно любимая, Катенька. - Я очень боюсь ночную грозу и не могу находиться одна, когда вокруг всё громко гремит и ярко сверкает. Мне кажется, что сам Господь Бог пришёл, чтобы потребовать подробный отчёт «за сотворённые в прошлом несчитанные грехи – немыслимые, ужасные жуткие».
- Оставайся. Я буду только рад, - чуть не разрыдавшись от безразмерного счастья, произнёс резидент, воодушевлённый желанным присутствием. - Думаю, Верховный Владыка даёт тебе дополнительный шанс, реальную возможность исправиться, раз ты, несмотря на все лихие перипетии, до сих пор остаёшься живой.
Во время очередной чудовищной вспышки их ясные глаза, наполненные неиссякаемым чувством, встретились; в них читалось невыразимое желание быть рядом друг с другом. Уже в следующее мгновение мужские и женские губы сливались в единственном поцелуе, затяжном и страстном, не ведавшим ни условных границ, ни негласных запретов. Что происходило дальше, догадаться нетрудно. Когда два, жаждущих интимной близости, человеческих существа оказываются вдруг рядом, ничто не помешает им слиться в одно неделимое целое.
На следующее утро, лёжа в просторной кровати, специальный агент ФСБ, пока обнимал некогда бесподобное тело, измождённое многими муками, невероятными испытаниями, неожиданно услышал необычное, но искреннее признание:
- Знаешь, Бестужев, ты даже представить не можешь, как я тебе благодарна, что не бросил в трудный час моей некстати загубленной жизни, что вы́ходил от страшного потрясения и что помогаешь снова вернуться к нормальному восприятию – лежишь вот сейчас поблизости и ласково обнимаешь, невзирая на изуродованные лицо и тело.
Вдруг, резко к нему повернувшись, она глазами посмотрела в глаза и редкостно милым тоном продолжила:
- Я, наверное, даже тебя люблю… Почему не точно? В прошлой жизни мне приходилось сталкиваться с одним сплошным негативом: изменами близких людей и предательством, казалось бы, самых родных. Мне так и не довелось испытать того чудесного чувства, что волнует да радует, обжигает да холодит и что, честно скажу, до сих являлось неведомым. Сейчас оно влечёт меня прямо к тебе и не даёт ни спокойно дышать, ни нормально чувствовать, ни без трепета находиться поблизости. То дивное ощущение не похоже ни на одно из прежних, что довелось мне познать когда-либо ранее; скорее всего, со мной случилась не то что бы простая человеческая любовь, какая возникает между обычными мужчиной и женщиной, нет, по-видимому, происходит нечто иное, пока неизведанное. Я ответственно заявляю, что ты становишься и близким, и родным человеком. Уф! Наконец-то свершилось: всё, что меня изнутри терзало, я тебе рассказала, а дальше суди, как сам уже знаешь.
Естественно, после горячих, самозабвенно искренних, слов молодому мужчине требовалось также чистосердечно ответить.
- Я тоже не испытывал ничего хоть сколько-нибудь похожего. Не поверишь, я полюбил тебя, Катенька, ещё с момента той первой, необычайно удивительной, встречи, какая кажется невыразимо далёкой, а в чём-то уже и сомнительной, – помнишь тогда в бандитском салоне, когда я вёл дело «о краже многомиллиардного запаса России»?
- Конечно, помню, - ответила унылая женщина, чуть потупив затуманенный взор; она вспомнила неприятные моменты прошлой, преступной жизни.
- Так вот, даже когда ты выносила мне безжалостный приговор, твоё злое решение никак ни повлияло на раз возникшие нежные чувства. Можешь мне верить, никакие изменения, произошедшие с прекрасным лицом, не смогут погасить яркого пламенного огня, что полыхает и в горячем, навстречу трепещущем, сердце, и в безраздельно влюблённом сознании.
После произнесённых слов, возможно впервые за всю тридцатилетнюю жизнь, на бессовестные очи навернулись искренние слёзы безмерного счастья. Не в силах сдержаться, она поплотнее прижалась к сильному корпусу и, то́тчас же разрыдавшись, ощутила в исстрадавшейся душеньке и блаженное умиротворение, и безмятежный покой. Ещё никогда, вплоть до наступившего времени, она не испытывала ни подобного, ни сколько-нибудь похожего: её и безраздельно любили, и испытывали пылкие чувства, и просто боготворили – что просто захватывало неугомонный девичий дух! Её обожали не за смазливую внешность, сногсшибательный стан, а просто за то, что она есть и что находится рядом.
Влюблённый партнёр не старался её успокаивать, понимая, что хрупкому человеку, перенесшему столько неимоверных страданий, первый раз за долгое время пришлось испытать обыкновенную человеческую привязанность, безграничную, безмерную, ничего не требовавшую взамен. Молча гладя по волнистым прядям, Бестужев мысленно представлял, каким безграничным счастьем наполняется истерзанная душа; он давал себе слово «сделать всё от него зависящее, чтобы она не обманулась во вновь возродившихся ожиданиях».
В тот день они так и провалялись весь день в двуспальной кровати, строя совместные планы на будущее. Полюбившие люди, пускай и такие разные, растворяясь в бесконечном блаженстве, даже как-то забыли об угрожавшей обоим смертельной опасности, исходившей как от Туркаева лично, так и подвластных ему жестоких бандитов. О кровожадном преступнике давно уже не было никаких известей, а ещё и ходили отдельные слухи, что он трусливо слинял за границу; а значит, можно подумать «о вероятном возвращении на горячо любимую Родину». Однако осмотрительный резидент покуда не торопился: он хорошо понимал, что у закоренелого уголовника остались обширные криминальные связи и что он явно подключил их на неустанные поиски, безумные, едва ли не одержимые.
Екатерина, целиком положившись на опытного бойца, наслаждалась внезапно свалившимся сладостным счастьем. Попутно неустанно тренировалась в практичной стрельбе, но (к слову сказать) так и не сумела добиться значительных результатов: из двадцати производимых выстрелов она случайно попадала один. Каждый раз она радовалась как малолетний ребёнок, обзаведшийся новой игрушкой. Вот так равномерно, почти безмятежно, протекали их долгие, наполненные беспечной радостью, дни. «Доброе государство» наличных денег покамест не ограничивало: Вернер являлась серьёзным свидетелем, поэтому в отношении неё применилась «программа защиты свидетелей». Предполагалось, что поимка Туркаева и подвластных ему бандитов – это вопрос недолгого времени.
