В предыдущей части:
Сатору удается убедить Нодзоми, что Нэцу и Юдзу следят за ними по её вине: они, похоже, имеют отношение к исчезновению Гэндзи, а она слишком открыто его ищет. Но на самом деле, Нэцу и Юдзу пришли, чтобы хорошенько припугнуть Сатору, который многим им обязан.
***
Ковыляя по гостиничному коридору, Сатору удивлялся только одному: во время избиения он почти не чувствовал страха, пока Нэцу не упомянул Нодзоми. Когда он вошёл в номер и наткнулся на сладкую парочку – на «цитрусовую» парочку со смешком вспомнил он слова Нодзоми, – когда он наткнулся на них, то после секундного шока вдруг абсурдным образом ощутил невероятное облегчение. Он словно освободился от постоянного напряжения, от постоянного ожидания, он смирился. Кажется, он устал убегать. И как ни странно, последовавшая экзекуция почти не затронула его.
Да, было больно, но боль не проникла в сердце. Всё происходило как будто поверх него. Оказывается, такое он может перенести и не сломаться. И, наверное, даже хорошо, что его так наглядно измолотили. Завтра будет легче убедить Нодзоми в опасности её предприятия. И возможно, даже не придётся ехать в Кисо. Ради этого стоило перетерпеть парочку затрещин.
И единственное, что, оказалось, было невыносимо, что заставило его вздрогнуть от ужаса и сжаться от отчаянной, но бессильной ярости,– и этого он никак не мог понять до конца, не мог ухватить, словно ускользающую из сачка золотую рыбку, – это единственное был страх за Нодзоми.
Почему он не боялся за неё раньше? Почему лишь сейчас в его мозгу всколыхнулась мысль: «Она этого не заслуживает?»
И к своему смятению он вдруг осознал, что всё это время (да!) считал, что Нодзоми должна страдать.
Да-да! Признай уже хотя бы перед самим собой, чёртов ублюдок! Ты радовался её страданиям. Считал, что она заслуживала всего, что происходило с ней. Считал, что она поступала неправильно и глупо. Разве нет?
Неприглядная червоточина, жуткое потайное дно обнажилось перед ним в глубинах его сердца.
А ведь он всегда считал себя хорошим человеком. Возможно, где-то его и заносило, но это случалось из-за того, что он слишком мучительно переживал удары судьбы. Он плохо переносил стресс: ему требовалось чем-то унимать ширившуюся при каждой неудаче болезненную пустоту, требовалось как-то возмещать наносимый ею урон. Но он был хорошим человеком, во всяком случае, старался быть, и он заслуживал любви такой женщины, как Нодзоми.
Неужели это я? Неужели я всегда хотел, чтобы ей было плохо? Хотел, чтобы горечь бед и поражений сломили её? Чтобы она в конце концов обратилась ко мне...
Нестерпимое желание увидеть Нодзоми захлестнуло его горячей волной и перехватило дыхание.
Хотя бы услышать её голос!
Прекрати – не паникуй! Ничего с ней не случилось! Она не пострадала! Если бы Нэцу всерьёз хотел ей навредить, то не стал бы устраивать спектакль. Это были так, слова для острастки.
Нет, мне надо проверить самому! Только тогда я успокоюсь!
Иррациональная тревога, которую он пытался объяснить себе угрозами Нэцу, похоже, была ничем иным, как чувством вины, внезапным, жгучим, не вполне осознанным, но это чувство гнало его к Нодзоми. Может быть, пока он и не был готов покаяться перед ней, но должен был убедиться, что она всё ещё она, что, несмотря ни на что, она в порядке. Несмотря на всю пережитую муку...
Она не в порядке! Идиот! Она терзается каждый день, каждую минуту, и она этого не заслуживает!
И вдруг ему вспомнилось, как Нодзоми сегодня сказала, что давно должна была от него избавиться. И сердце его защемило. Сейчас бы он предпочел получить ещё пару ударов под дых, лишь бы не чувствовать этой боли, этой язвящей и саднящей раны, что росла с потаённым осознанием своей страшной роли в её жизни.
Надо сейчас же ей позвонить!
Какие-то люди, проходившие мимо по коридору, дружно уставились на его уже начавшее опухать лицо и обменялись тревожными репликами.
Плевать! Пусть смотрят! Позвонить прямо сейчас!
Сатору остановился, неуклюже привалился к стене, пошмыгав носом, дрожащей рукой достал телефон – экран в дребезги, но аппарат работает, – и, топорща плохо слушавшиеся пальцы, попытался вызвать Нодзоми.
***
Сатору нерешительно топтался у двери номера Нодзоми. Забывая, что разбитые очки остались там, где и слетели с него, когда ему хорошенько наваляли, он по привычке то и дело притрагивался к носу, намереваясь поправить их, а время от времени отрешённо проверял рукой подвижность нижней челюсти.
Если она не ответила на звонки, значит, просто крепко спит.
Как можно быть в этом уверенным?
У него был второй ключ от номера, но он опасался, что если, войдя, разбудит Нодзоми, то она догадается, что он берет себе второй ключ постоянно.
Она будет в ярости.
Скажешь, что это на случай форс мажора, как сегодня. Ты же молодец, что предугадал такую ситуацию!
Ничего я не молодец. Она подумает совсем другое.
И будет права?
Снова и снова прокручивая в голове эти сумбурные мысли, Сатору всё стоял у двери, практически упёршись в неё лбом, и задумчиво перебирал в кармане ключи: машина, гостиница, машина, гостиница.
За его спиной послышался взрыв смеха. Сатору тревожно обернулся. На него надвигалась шумная и, похоже, вдрызг пьяная компания. Он наконец достал ключ и поспешно отпер дверь.
Внутри было душновато и сумрачно. Видимо, горел лишь прикроватный светильник. Стараясь двигаться бесшумно, он снял обувь и уже от порога, вытянув шею вбок, попробовал заглянуть в комнату. Пришлось пройти чуть дальше. Краешек кровати показался, когда он встал у ванной, а там и кончики ног Нодзоми: голые пальчики чуть поблёскивали остатками перламутра на ногтях. Сатору затаил дыхание: Нодзоми посапывала во сне и пару раз по-детски сладко причмокнула.
Ничего с ней не случилось. Просто не услышала, как звонил телефон, поэтому и не ответила.
Вот и славно! Можно зайти в ванную и привести себя в порядок.
Поплескав в лицо холодной водой, Сатору глянул в зеркало и попытался оценить ущерб. Пока что посинела только переносица.
Ну, это – Нодзоми постаралась.
Скулы совсем немного, но уже подозрительно отекли. В глазах стояла кровь. Дёсны саднили, но пристальная проверка показала, что все зубы на месте. Сатору прополоскал рот и сплюнул поалевшую воду. Задрал рубашку. Повертелся то вправо, то влево, грустно рассматривая отражение.
Пока ничего.
Он пощупал болезненные места на боках.
Видимо, синяки выступят через пару часов. Сейчас только слабые, едва заметные покраснения и ноющая боль. Впрочем, если бы было что-то серьёзное, он бы не расхаживал по гостинице.
В общем и целом вид сносный, но отделали его всё-таки прилично: вся красота проявится завтра. Интересно, что скажет Нодзоми? Испугается? Посоветует обратиться в полицию?
Эх, в том-то и дело, что эти сволочи прекрасно знают, в полицию он не обратится. Он у них давно на крючке. Сам нарвался.
***
Когда-то знакомство с Нэцу он воспринял как дар небесный.
Чёрная была полоса.
Чтобы хоть как-то погасить долги перед букмекером, Сатору начал подворовывать на работе. Долго такое продолжаться не могло. В конце года недостача бы вскрылась. Но другого источника финансов не было. Тогда он и завёл привычку заходить после работы в ближайший бар. Пиво, болтовня с хозяином и редкими клиентами немного отвлекали от ноющей тревоги. А когда он потом возвращался в свою халупку и облегчённо засыпал в мутном, кружащем голову опьянении, то почти уже и не помнил, что заставляло его так переживать и молить всех сущих богов о помощи и спасении.
И в один прекрасный (прекрасный ли?) день ему был послан спаситель. К стойке бара подсел длинноволосый парень с пирсингом в ушах. Сатору посторонился.
– Угощаю, приятель! – вдруг сделал щедрый жест незнакомец.
– Кампай![1]
– Кампай! За знакомство!
Они сдвинули объёмистые кружки.
Оттерев пену со щетины над верхней губой, парень широко улыбнулся:
– Я – Нэцу! А ты, приятель?
Он помог не только деньгами, но и подкинул постоянную подработку. Узнав, что Сатору подвизается в AV индустрии[2], он связал его с людьми, которые снимали приватное кино для частных заказчиков.
Халтурка для актёров, без контракта, но хорошо оплачивается и декларировать не надо. Может, и не всё там было прозрачно, и насчёт законности возникали вопросы, но порно вообще – тема скользкая: шаг влево, шаг вправо, и уже какое-то нарушение. Сатору не составило труда подыскивать нуждающихся в дополнительных заработках актёров.
Все они часто жили не по средствам, шиковали или увлекались запрещёнкой.
Договаривался с ними Сатору втихую.
Если бы начальство пронюхало о леваках, то быстро бы попёрло его с места, а, может быть, и полицию бы подключили. Впрочем, всё шло довольно гладко. До исчезновения Гэндзи. Такую звезду, как Гэндзи, левые подрядчики давно хотели заполучить. Но тот, несмотря на заманчивые предложения с чрезвычайно щедрыми гонорарами, предпочитал сторониться сомнительных делишек, пока...
А что об этом думать? Тут нет его вины!
Нет?
Разве я не знал, что они за люди? Разве я не знал, что за человек Гэндзи? Если его что-то не устраивало, он немедленно искал способ улизнуть: не зря ведь он сменил столько женщин. Разве я не понимал, что могут возникнуть проблемы?
А проблемы с Нэцу возникали постоянно. Любая задержка с выплатой долга или неувязка с актёрами приводила его в бешенство. Он любил помахать ножом перед носом у Сатору.
До мордобоя однако прежде ни разу не доходило, но угроз хватало с лихвой. Тем более, что о Нэцу ходили всякие слухи. Говорили, что один раз он порезал случайного прохожего только за то, что тот как-то не так на него мимоходом посмотрел. А однажды подружку свою избил до полусмерти. Сатору охотно верил. Нэцу он боялся и ненавидел, но отделаться от него не было никакой возможности.
Когда появился Юдзу, стало совсем тошно. Этот парень нагонял на Сатору настоящей жути. Порой он думал, а не глаза ли мертвеца скрываются за плотной чёлкой, маскирующей добрую половину лица? Это напомнило ему о том, что он лишь однажды видел погасший взгляд покойника. Много лет назад, вернувшись в очередной раз из университета, он нашёл свою бабулю неподвижно лежавшей на кухне. Он сразу же бросился вон. И больше так и не посмотрел на неё, даже на похоронах, когда родственники, близкие и дальние, да и малознакомые люди наперебой заглядывали в гробовое окошко[3] и мило беседовали с усопшей.
Сатору вздрогнул, тряхнул головой и неприязненно подумал о Юдзу как о живом мертвеце. Что-то с ним определенно не то! Сатору слышал, что как-то то ли на спор, то ли в порядке бреда Юдзу зашил себе рот, сам, без обезболивания, простой штопальной иглой. Шиз!
Никогда Сатору не забудет, как отъезжала та машина. Гэндзи полулежал на заднем сиденье, привалившись головой к стеклу, из разбитого носа бежала кровь. Юдзу оловянным истуканом сидел рядом. Больше он Гэндзи не видел. К вечеру Нэцу и Юдзу вернулись без него, затащили Сатору в бар и всю ночь пили, переходя от ругани к откровениям.
– Почему ты не нашёл его телефон! Ёб твою! Я видел, у него был телефон! – орал Нэцу, потрясая сальными лохмами и брызжа пьяной слюной.
Юдзу пожимал плечами и делал очередной неспешный глоток.
– А ты знаешь, Муни, одно классное местечко? Покойно, как в раю! Ты тоже там можешь оказаться, чёртов сукин сын, если будешь мне голову морочить! – ласково выговаривал Нэцу, дыша в лицо Сатору перегаром и нежно прижимая полотно ножа к его вспотевшей щеке.
Нет, Сатору не горел желанием узнать какое-то там место. Он вообще ничего не хотел знать, хотя и обо всём догадывался.
– Волчий пруд! – засмеялся, глядя в стакан, Юдзу. – А пруда-то там и нет! И волков тоже[4]!
Смех перешел в истерический хохот. Шиз!
Наутро Сатору сделал вид, что ночные разговоры по пьяни напрочь выветрились у него из головы.
***
И вдруг по спине у него пробежала леденящая волна ужаса: «А что если и Нодзоми однажды увезут от него, вот так же, таинственно, без объяснений, без возврата?» Сатору поёжился и, не вполне осознавая, что сейчас делает, прошёл из ванной в комнату.
Он ведь не собирался!
Нодзоми спала, лежа на спине, скинув жаркое одеяло, без одежды и без нижнего белья. Её тоненькая, точёная фигура на фоне широкой двухспальной кровати казалась особенно миниатюрной, и такой нежно уязвимой, и такой эфемерно изящной, словно исчезающий росчерк туши на старинной рисовой бумаге. Чернела аккуратная полоска волос на лобке, медленно и мерно вздымалась и опускалась упругая грудь, увенчанная тёмными ареолами. Светлая, атласно гладкая кожа отливала молочно-белыми бликами. Нодзоми загадочно улыбалась во сне.
Иллюстрация здесь.
Чёрт! Уходи сейчас же! Если она проснётся, тебе не поздоровится!
Но уйти Сатору не мог. Он стоял оцепенелый и зачарованный, стоял, затаив дыхание, и, даже кажется, что сердце у него начало биться глуше и тише, лишь бы не потревожить волшебный сон возлюбленной.
Сатору опустился на пол.
Пусть ему видны только белёсые подошвы её ног. Он знает, что она вся там: хрупкая, трогательно обнажённая, его Нодзоми, сияющая мраморной безупречностью, потаённой и запретной для него красотой.
Можно лечь здесь. Вполне удобно. Просто буду охранять её сон.
Нодзоми легко пошевелилась и сменила позу, но не проснулась, а просто подтянула одну ногу повыше и приставила её ступню к колену другой.
Словно делает гимнастическую стойку! Забавно!
Взгляду Сатору открылись шелковистые складки. Он облокотился о край кровати и поцеловал их. Только их. Поцеловал, вдыхая аромат тёплого тела, смешанный с отдушкой гостиничного мыла.
Сама чистота!
Нодзоми гибко потянулась и опустила руки на его голову. Сатору взглянул на её лицо. Этот до боли знакомый вид снизу. Но она не смотрела на него, она по-прежнему крепко спала.
Надо остановиться! Высвободиться из её ласковых рук и уйти!
Сатору поцеловал её снова, дольше, жарче и глубже. Поцеловал с языком. И она застонала в ответ, прижала к себе его голову. Он нерешительно положил руку ей на бедро, и Нодзоми раздвинула ноги, словно позволяла насладиться собой беспрепятственно. Сатору нашёл языком бугорок и впился в него.
– А-ах! – выдохнула она.
И в следующую секунду в лоб Сатору прилетел резкий удар. Нодзоми оттолкнула его ногой в лицо, и он кубарем покатился на пол.
– Ты, мать твою, совсем ебанулся! – грубо выкрикнула она и, сев, сейчас же притянула к себе простыню.
– Прости! Прости! Прости, Нодзоми! – забормотал Сатору, не вставая с колен. – Поверь, я ничего бы не сделал!
– Ничего?! Да ты уже ВСЁ сделал!
– Я просто поцеловал тебя! Просто поцеловал!
– Просто?! Ты вообще ничего не соображаешь что ли? Ты входишь ко мне в комнату, пока я сплю – этого уже достаточно!
Нодзоми подскочила с кровати и принялась натягивать одежду, стараясь не выпускать из руки прикрывающую её простыню.
– У меня была серьезная причина. Они вернулись. Нэцу и Юдзу вернулись. Я должен был проверить, как ты.
Сатору сел. Опустив голову в пол, он тёр лоб и переносицу.
– Прекрасная причина, чтобы трахнуть меня без моего ведома! Какая же ты всё-таки скотина!
Нодзоми уже оделась и швырнула простыню в Сатору. Тот торопливо выпутался из прихотливо лёгших складок и увидел, что Нодзоми собирает по номеру разные мелочи: косметичку, заколки, расчёску, блокнот, вязаный футляр для ручек и карандашей и прочее, – собирает и забрасывает в сумку.
– Ты что, Нодзоми?
– С меня хватит!
Она с ожесточением сгребла очередную порцию мелочёвки, утрамбовала в багаж и нервным рывком закрыла застёжку-молнию.
– Ты хочешь уехать? Сейчас? Но мы...
– Не мы, а я! Давай ключи от машины!
На вместительную дорожную сумку она водрузила маленькую дамскую и требовательно уставилась на Сатору.
– Остынь, Нодзоми! – проговорил Сатору, поднимаясь на ноги, и осторожно добавил: – Ничего ведь не было! Был всего лишь поцелуй, не больше!
– Да завали ты уже! Мне теперь что, ждать, когда ты совсем распояшешься, да? Что бы ты там себе ни думал, трахаться с тобой я никогда не собиралась! Никогда! Ты мне противен и как человек, и как любовник!
Сатору мрачно сжал губы и вдруг ответил совсем тихо и спокойно:
– Зря ты так... И собиралась, и трахалась. И была в восторге от меня.
– Ты бредишь?
– Не знаю, почему ты так упорно делаешь вид, что у нас никогда ничего не было, – сказал Сатору, глядя ей прямо в лицо. – Может, и правда, не помнишь. Мы оба выпили тогда. Но я всё прекрасно помню.
– Что за чушь?! – в голосе Нодзоми проскользнули нотки сомнения. – А знаешь? Если мы оба были пьяны, то и помнить там нечего. Представляю, что это был за секс! Пф!
К фырканью Нодзоми присовокупила демонстративно пренебрежительную гримасу, сморщив нос и скривив губы.
– Это был очень хороший секс, – ничуть не смущаясь её презрением, со всей серьёзностью возразил Сатору, и ему даже удалось не округлить просительно подлетевшие брови. – А может быть, и лучший в твоей жизни. Часто у тебя бывало пять оргазмов за ночь?
Нодзоми не ответила. Она окинула Сатору хмурым взглядом и без объяснений влезла в карман его брюк. Достав ключ от машины, она подхватила сумки и молча вышла из номера. На прощание оглушительно хлопнула дверь.
Сатору бессильно опустился и лёг на пол, закрыв руками лицо.
Продолжение следует.
Читайте часть XVI здесь.
Примечания.
[1] «Кампа́й!» (яп. 乾杯 «пустая чашка») – универсальный тост, повсеместно распространенный в Японии и означающий пожелание пить до дна.
[2] «AV индустрия» – то есть отрасль киноиндустрии, производящая порнографию. «AV», сокращение от словосочетания «Adult Video» (англ. «взрослое видео»), является общепринятым в Японии наименованием для соответствующего типа видеопродукции.
[3] «Гробовое окошко» – конструкция современных гробов в Японии предусматривает окошко со створкой, которое позволяет взглянуть на лицо покойного, не снимая крышки гроба. Такая конструкция получила распространение в 50-х годах 20-го века. Считается, что до этого были более распространены полностью закрытые гробы, так как процедура бальзамирования усопших ещё была не настолько продвинутой, чтобы сохранять лица в относительно хорошем состоянии.
[4] «Волков тоже (нет)» – оба подвида волков (японский волк лат. Canis lupus hattai и хондосский японский волк лат. Canis lupus hodophilax), обитавших на островах Японии, в настоящее время считаются вымершими.
Подвид японский волк был истреблен в период Реставрации Мэйдзи в 1889 году в ходе усиленного освоения территории острова под сельскохозяйственные фермы. Правительство Мэйдзи назначило награду за каждого убитого волка и организовало кампанию по их отравлению.
Подвид хондосский японский волк вымер из-за бешенства, которое было впервые зафиксировано на Кюсю и Сикоку в 1732 г., и из-за истребления людьми. Последний известный представитель подвида умер в 1905 году в префектуре Нара.