Обещанная президентом ротация элит в России должна произойти за счет пассионариев, прошедших через фронт, потому что не только на возвращенных территориях России проблемы с "русскостью".
Об этом в интервью изданию Украина.ру рассказал писатель, общественный деятель и публицист Юрий Поляков.
– Юрий Михайлович, я была на презентации вашей новой книги из цикла "Совдество": "Узник пятого волнореза". Сейчас в литературной и, в целом, общественной среде в России так много противоречивых разговоров о Советском Союзе: Захар Прилепин отмечает "дискуссию между условно красными и условно белыми в патриотической среде", любая кинопремьера, вызывающая у зрителей, которые помнят времена СССР, ностальгию, становится громкой сенсацией, однако все еще очень много голосов, выступающих против всего советского, против социализма, против интернационализма, принципиально за рыночную экономику и т.д.
Ваше произведение имеет отношение к этой дискуссии? В рецензиях ваше "Совдетство" называют очень ностальгическим циклом. Вы пишете о своих личных воспоминаниях и впечатлениях?
– Дискуссия между "красными" и "белыми" в патриотической среде развернулась еще в конце восьмидесятых прошлого века, и я с тех пор в ней участвую. Отрадно, что теперь ее заметил и Захар Прилепин. Увы, фильмы, рассказывающие о временах СССР, становятся сенсациями чаще из-за чудовищных искажений тогдашней реальности, бредовой напраслины и глумления над прошлым. Я даже дал свое определение этому особому жанру, до сих пор охотно финансируемому нашим государством, – "злобное антисоветские фэнтэзи".
Бинарная оппозиция "социализм – рыночная экономика" тут ни при чём. Как иронично заметил [Владимир] Путин: "Мы теперь ваши, буржуинские… И что?" Антисоветизм – это одна из масок русофобии, а точнее, ненависти к успешной русской государственности. Потому-то для наших либералов жуткие, саморазрушительные девяностые годы – это золотой век.
Если отвлечься от эмоций: "красный проект" использовал многое из достижений и заделов Империи, а нынешняя Россия активно возвращает то лучшее, что было в СССР. Надеюсь, дойдет когда-нибудь дело до возвращения недр и "гигантов пятилеток" народу.
"Совдетство" прежде всего имеет отношение к плодотворной традиции наших классиков обращаться к ранним годам своей жизни. Я имею в виду такие замечательные книги, как "Детство. Отрочество. Юность" Льва Толстого, "Семейные хроники" Сергея Аксакова, "Школу" Аркадия Гайдара, "Лето Господне" и "Богомолье" Ивана Шмелева, "Детство Никиты" Алексея Толстого, "Уроки французского" Валентина Распутина…
Но, давая циклу подзаголовок "Книга о светлом прошлом", я, конечно же, полемизировал с теми современными авторами, которые изображают советское детство как разновидность "ГУЛАГа для малолетних". Многие из этих литераторов закономерно стали иноагентами.
Любопытное наблюдение: чем в более номенклатурных семьях росли будущие обличители "совка", тем "кошмарнее" было их детство: морили в "артеках" усиленным питанием, изнуряли английским в спецшколах и чуть не убили во время "Зарницы". А за опусы, вроде "Пищеблока" (Алексея Иванова – ред.) я бы порол розгами на Лобном месте, для назидательности лучше это делать во время ежегодной книжной ярмарки на Красной площади.
– В ноябре в интервью вы говорили о пьесе на трех актеров, работу над которой заканчивали. Расскажите подробнее о пьесе, есть ли уже планы о постановке?
– Да, пьеса закончена. Называется она "Ангел влияния. Потусторонняя комедия". Двухактных пьес, рассчитанных на трех актеров, в отечественной драматургии совсем немного. Это сложный формат, но он очень удобен для гастролей.
Пьесу сразу взяли в работу Академический театр Российской армии, где вот уже пятнадцать лет идут на аншлагах мои "Одноклассники", скоро сыграют трехсотый спектакль. Взял "Ангела" и Новосибирский драмтеатр. Рассматриваю другие предложения.
Кстати, большой интерес вызывает еще одна моя новая пьеса "В ожидании сердца". Вообще, этот год для меня юбилейный – 70 лет. Будет немало премьер. Так, театр на Малой Ордынке под руководством Евгения Герасимова планирует инсценировку "Козленка в молоке", столь любимого читателями и зрителями. Национальная ассоциация драматургов, которую я возглавляю, возобновит, надеюсь, конкурс современных пьес "Автора – на сцену!".
– Ходите ли Вы в театр? Что можете отметить важного и хорошего сейчас в Москве?
– Конечно, хожу. Но, знаете, сегодня знаменитые слова [Виссариона] Белинского, мол, идите в театр, и умрите там, иной раз перестают быть образной гиперболой. На иных спектаклях в самом деле можно окочуриться, глядя на кошмар, творящийся на сцене.
Нет, я не против эксперимента на подмостках, но нельзя превращать государственное зрелищное учреждение, существующее за счет казны, в драмкружок при психбольнице. Нельзя людей неадекватных, даже если в них "что-то вроде бы есть". ставить во главе академических коллективов. Из-за этого мы уже потеряли доронинский МХАТ имени Горького, театр имени Станиславского, Бронную…
Для "вроде бы" существуют студии на полсотни стульев. Недавно исполнилось 150 лет Всеволоду Мейерхольду. Когда заходит речь о нем, чаще говорят о его ярком новаторстве. С этим никто не спорит. Но новаторство не должно быть навязчивым и агрессивным. Не случайно ехидный Михаил Булгаков, пошутив, что Мейерхольд погиб, когда во время репетиции обрушилась трапеция с голыми боярами, на самом деле невольно предсказал трагическую гибель создателя "биомеханики".
У меня иногда складывается впечатление, что русский театр сегодня рискует погибнуть под трапецией, на которой кувыркаются бесчисленные голые "мейерхольдики". Но есть и отрадные впечатления. Великолепный "Стакан воды", поставленный Борисом Морозовым в "Et cetera". Замечательный спектакль "Летят журавли" (по пьесе Виктора Розова "Вечно живые") создал Андрей Житинкин в Малом театре, недавно осиротевшем.
Хорош "Дядя Ваня" в театре-студии Вс. Шиловского. Достойны "Соборяне" в театре имени Гоголя, который после прихода Антона Яковлева, наконец, перестал быть "Гоголь-центром". Яркое впечатление оставляет булгаковский "Иван Васильевич", поставленный Сергеем Газаровым в театре Сатиры…
– Если верить открытым источникам, в последние несколько лет вы не сотрудничали с кино (не было сценариев или экранизаций), сейчас у вас есть в работе проекты? Что скажете о киносенсациях последнего времени?
– По моим сочинениям снято более десятка экранизаций. Есть удачные, есть не очень, есть и провальные. Очень ценю четырехсерийный "Апофегей", поставленный Станиславом Митиным, к сожалению, ушедшим от нас в прошлом году.
Как говорил мне еще Владимир Меньшов: "Юра, вас трудно экранизировать, слишком много нюансов, а кино – искусство грубое".
В настоящее время веду переговоры об киноверсиях "Совдетства", а также моих романов "Любовь в эпоху перемен" и "Гипсовый трубач". Если же говорить в целом, то, на мой взгляд, нашему современному кинематографу не хватает в основе хорошей литературы.
Выросло целое поколение сценаристов, которые не способны создавать искусство из жизни, они умеют только перелицовывать то, что придумано и написано до них. Эдакий коммерческий постмодернизм. Когда из нового фильма торчат уши Чебурашки, придуманного полвека назад, а по экрану бегают, распевая чужие песни, эксгумированные бременские музыканты, ничего, кроме недоумения, это не вызывает. Кино – это не просто зрелище, это увиденная мысль, а ее-то как раз на экране и не хватает.
– Вы многократно говорили о том, что у новой фронтовой поэзии и постановок о военных действиях в Донбассе большие проблемы, что им не дают дорогу. Те немногие фильмы, что выходят на экраны, не достигают успехов в прокате.
Возможно, это история не только о людях, которые решают опубликовать книгу или поставить спектакль, но и о зрителях?
– Ситуация с тех пор отчасти изменилась. Появились спектакли, посвященные событиям в Новороссии, и народ на них ходит. Залы, где звучит "новая фронтовая поэзия", забиты до отказа. Пример тому литературно-музыкальный вечер "Час мужества", который мы провели на днях в Центральном доме литераторов.
Но, я согласен, наш зритель и читатель, которого полвека воспитывали в духе гедонистического пацифизма, не всегда готов принять нынешнюю жесткую, подчас кровавую реальность. Но от жизни не спрячешься в замке из консервных банок Энди Уорхола.
Нашему искусству предстоит освоение, осмысление и отображение опыта братоубийственной войны и тех социально-нравственных мутаций, которые привели к появлению агрессивного нацистского государства на Украине. И это будет неприятное, шоковое знание.
– Год назад в интервью нашему изданию Вы говорили об идее создания военно-литературных курсов, эта идея реализовывается?
– Пока нет. Но проблема осталась. Не уверен, что нынешний Литературный институт - то место, где можно обеспечить творческое развитие авторов новой фронтовой литературы. Молодежные семинары "Роспечати" - тем более. Но, думаю, идея рано или поздно будет реализована силами Союза писателей России и Художественного Совета, созданного год назад при Министерстве обороны.
– Вы не раз отмечали, что украинцев и русских, как один народ, объединяет, прежде всего, православие. Киево-Печерская Лавра на Украине практически повержена, на очереди, вероятно Почаевская, а ситуация, в целом, трагичная.
Но в своем интервью журналисту Такеру Карлсону президент РФ Владимир Путин рассказал историю об окруженных украинских военнослужащих, которые погибли со словами "Русские не сдаются", можете прокомментировать?
– Православие, что и говорить, – огромная объединяющая сила, поэтому к методам раскола и захвата храмов наши враги прибегали издавна. Просто теперь к греко-католикам хотят добавить "укро-православных". Но не только в этом дело.
Давно и упорно там внедряется мысль о том, что Украина и есть подлинная Русь, а [россияне] – это какие-то убогие "угро-монголоиды", укравшие у Киева право первородства. Думаю, что глубинный смысл эпизода, рассказанного нашим президентом журналисту Карлсону, состоит именно в этом, хотя следует учитывать, что под мобилизацию попали стони тысяч граждан Украины, являющихся и по крови и менталитету русскими.
Одних "переформатировали", другие вынуждены под страхом смерти скрывать свои подлинные мысли чувства. Это жуткая братоубийственная трагедия, и положить ей конец может только наша безусловная победа.
– События на фронте и в политике развиваются стремительно, в последние дни все взбудоражены этим интервью, украинские политики и военное руководство называют ситуацию на фронте "патовой", Конгресс США все еще не проголосовал за новый пакет помощи Украине.
Недавно в интервью одному из изданий вы заметили, что слова "демилитаризация и денацификация" в контексте военных действий на Украине не вполне всем понятны, а итогом конфликта может стать "договорняк" между олигархами. Можете объяснить эту мысль? Сейчас такой вариант видится Вам вероятным?
– Думаю, разговоры о грядущем "договорняке" олигархов поутихнут теперь, после развернутых, эмоциональных, доказательных ответов президента Путина Такеру Карлсону.
У лидера России он взял интервью буквально с петлей на шее, которую изо всех сил затягивали политики и медиасообщество США. Но взял-таки… Сомнений в нашей нацеленности на полную победу нет. Вопросы вызывает другое.
Как мы будем восстанавливать в правах Русский мир на возвращенных (не новых!) территориях, если в самой России с проблемой "русскости" не все в порядке. Для наглядности напомню, что из новой редакции гимна "Русь" исчезла, а в советской версии была: "Сплотила навеки великая Русь…" Частность? Да как сказать…
А "неокоренизация", наблюдающаяся в иных наших автономиях? А постоянно забываемые даты, связанные с именами, знаковыми для Русского мира? Как можно было, отмечая двухсотлетие великого драматурга [Александра] Островского, не поставить на сцене ни одной его героико-исторической пьесы?
Грядущая денацификация – процесс во многом гуманитарный. А у нас то и дело вспыхивают скандалы из-за русофобской или лукаво-пацифистской позиции то одного, то другого академического ума. Увы, долгие тридцать лет управленческая, научная, культурная, педагогическая элита формировалась исходя из компрадорских перспектив, а теперь им поручено восстанавливать суверенитет.
Что вы хотите, если бывший руководитель главной государственной кузницы кадров [Владимир] Мау, сразу же эмигрировал в Израиль. Не верю я в мелко порубленный патриотизм, взятый с собой, как горсть земли, на чужбину. И беда не в том, что кто-то не хочет работать на новые задачи, выжидает, драма в том, что не могут, не способны на созидание даже за гигантское вознаграждение. Их не для того растили.
Я очень рассчитываю на обещанную президентом ротацию элит за счет тех пассионариев, которые прошли через горнило СВО…
Мария Нестерова
