Сборник повестей

Обложка моей книги

СТАРЕЦ

Этот странный человек появился из ниоткуда и помнил только своё имя - Иван. На исходе зимы, когда солнышко уже дарило свои тёплые лучи, он, уставший от долгой дороги, постучал в калитку крайней избы и попросил воды.

Хозяйка дома - сельская учительница Анна Ивановна одна воспитывала годовалых двойняшек. Её муж пошёл по стопам своего отца - стал военным лётчиком. Любил небо всей душой. Ещё пацаном сожалел, что так поздно родился и не успел повоевать в Великую Отечественную.

Но вскоре появилась возможность поучаствовать в настоящей войне. Полыхнул Вьетнам... Юрий со своей эскадрильей отправился туда с нескрываемым восторгом и предвкушением настоящего, мужского дела. Там и погиб. Похоронку Анне принесли сразу после рождения мальчишек...

Она пригласила старца пройти к дому, предложила присесть на скамейку и отдохнуть. Когда она вынесла из дома крынку с молоком, старик, прислонившись к стене её дома, крепко спал. Вид у него был не просто жалкий. Он был странно одет. Несмотря на зиму, его ноги были обуты в лапти, на голове лисья шкура в виде папахи, плащ из какого-то брезента, ватник и штаны все в заплатах...

Очнувшись от своего сна-обморока, старик отведал молока, немного посидел, поблагодарил хозяйку и, направившись к калитке, тихонько сказал:

- Спасибо, дочка! Пойду я. Путь мой далёк, нужно торопиться...

Анна Ивановна вздрогнула, вновь услышав этот голос, пристально посмотрела на него и остановила:

- Куда же Вы, на ночь глядя? Не ровен час, волки лютуют в окрестностях. Оставайтесь до утра, а там и путь Ваш будет легче.

Дед Иван остался. Утром, наколов дрова, он собрался уходить, но хозяйка вновь его задержала и пригласила за стол, извинившись, что не успела накрыть его по-человечески. Детишки лихо ползали по полу, вставали, держась за что-нибудь, и плюхались на попу.

- Дочка, а почему ты в траурном платке? - спросил дед Иван. Анна опустила вниз свои прекрасные глаза и отвернулась в сторону окна, чтобы внезапно навернувшиеся слёзы не были видны незнакомому человеку...

- Год назад принесли мне похоронку. Муж погиб...

- Почему ты считаешь, что он погиб?

- Так ведь похоронка, дедушка... их так просто не приносят!

- Ещё как приносят, дочка! А муж твой жив. Он сейчас далеко отсюда, но он жив... Поверь, мне!

Анна смотрела на старика, ошарашенная его словами. Она и сама не могла поверить, что её Юрка - балагур и весельчак мог погибнуть... Но прошёл уже год со дня рождения мальчишек и с того страшного дня, когда в её дом постучалось горе...

- У твоего Юрки повреждена правая рука и на правой ноге большой ожог... А ещё у него шрам на лице…

Шрам на лице у Юры действительно был - в детстве неудачно полазил по деревьям. Анне стало не по себе...

- Дедушка, а Вы кто? Откуда знаете про мужа? Откуда про шрам? Кто Вы? - повторила опешившая женщина.

- Да я и сам не знаю. Вот и про себя помню только какие-то обрывки из жизни. Имя помню, а фамилию, отчество, чем занимался - не знаю... Не помню совсем! Ничего не помню, дочка!

Наступила тишина. Взгляды их встретились. И обоим показалось, что такое в их жизни уже было...

Старец первым нарушил тишину:

- Я иногда вижу такие вещи, что самому страшно становится. Мне надо торопиться. Прости, дочка! Спасибо тебе за то, что приютила старика.

Анна встала, собрала узелок с продуктами, достала из шкафа старый, но добротный овчинный тулуп, который достался мужу от его отца и протянула старику.

- Возьмите, дедушка Ваня, это от чистого сердца!

Когда старик надел тулуп, он стал его гладить рукой, как что-то знакомое... Затем поднял правую полу и осмотрел старую латку.

- Надо же! Странно... латка на месте, – шёпотом произнёс дед Ваня и озадаченный вышел из дома. Пройдя несколько шагов, повернулся и произнёс:

- Спасибо тебе, дочка! Даст Бог - свидимся! Береги детей... пожар будет. Не оставляй их без присмотра...

Старец продолжил свой путь, уходя всё дальше от уютного дома.

Анна стояла на крыльце, провожая взглядом этого странного старика, и озадаченная визитом, показавшимся ей вообще каким-то сном.

Спустя несколько дней, Анну вызвали в школу. Ждали комиссию из области. Директор даже прислал за ней машину. Погода была слякотная, поэтому детей она оставила соседям. До школы было пройти каких-то полверсты, но тащить детей по такой погоде ей не хотелось. Выйдя из соседского дома, она обернулась, вспомнив о словах старика...

Через мгновение услышала голос водителя:

- Анна Ивановна, директор ждёт! Давайте скорее!

Она захлопнула дверь автомобиля и с тревогой посмотрела на соседскую избу. Из трубы струился лёгкий дымок - соседка готовила обед. Пёс Рыжик спокойно лежал около своей будки и глодал кость. Гуси чинно гуляли в своём загоне. Всё было спокойно, всё как обычно…

Совещание стало затягиваться. Комиссия хотела посмотреть школьную базу, проверить несколько открытых уроков, в том числе по химии, но учитель заболела, и завуч уговорила Анну Ивановну выйти хотя бы на один день.

Анна сопротивлялась:

- Не могу я там полдня с комиссией быть. У меня же дети! На кого я их оставлю? Извините, но мне надо идти!

Не успела она выйти из класса, как в коридоре раздался истошный вопль:

- Пожар!! Пожар! Истомины горят!

- Боже мой, это же соседи! - Ужас на мгновенье парализовал её. Ноги подкосились, подкатила тошнота...

Как она оказалась у дома соседей, Анна уже не помнила. Над сараем, что рядом с домом, поднимался жуткий чёрный дым, языки пламени яростно слизывали крышу и готовы были перекинуться на дом...

Люди уже подбегали с вёдрами, крюками и прочими инструментами...

Тётя Зоя бегала вокруг сарая, причитала.

На вопрос:"Где дети?" - она просто смотрела пустыми и обезумевшими от страха глазами. Анна забежала в дом, но детишек там не оказалось.

- Нет! - закричала Анна...

К ней подбежали люди.

- Анечка, не волнуйся! Живы твои дети, живы! Они у тебя дома! С ними наши девчонки!

Тяжелой поступью, словно на её плечи взвалили мешок с цементом, Анна вошла в дом. Увидела своих деток, не понимающих, что же происходит. Ноги стали словно ватными...

Перед её глазами пролетела вся жизнь: эвакуация, голодное детство, отец и мать, пропавшие без вести, где-то там, на той проклятой войне, бабушка, их вырастившая и верившая, что все вернутся, Юрка - хулиган и весельчак, свадьба, рождение детей, похоронка..., и... СТАРИК!

Её словно током ударило! Ей же говорил дед Ваня про пожар, про детей, про Юру. Неужели всё это правда?

И почему он произнёс эту фразу, когда надевал овчинный тулуп:

"Странно... латка на месте"?

Прошло несколько дней. Пожар, разумеется, потушили... Сарай сгорел, а часть дома обуглилась. Всем селом помогали восстановить постройки. И никто понять не мог - откуда возник пожар, когда на улице было дождливо, а в самом сарае даже электричества не было.

И ещё один вопрос ей не давал покоя - откуда взялся этот странный старик, куда он делся, откуда он мог знать про пожар и куда так торопился?

- Здравствуй, дочка, - послышался голос... Анна резко повернулась - у калитки стоял тот самый старец.

Опять этот пронзительный, добрый и до боли знакомый взгляд...

. . . . . . . . . . . . .

- Здравствуйте, дедушка Ваня! - ответила Анна и быстрой походкой направилась к нему. Они обнялись...

И несколько секунд стояли молча, словно близкие люди, после долгой разлуки. Родные люди...

Они прошли в дом. Детки уже сами могли пройти от угла до угла и с удовольствием повторяли такое приятное дело - не на четвереньках, а на своих двоих пройти аж целых несколько метров!

Старик с умилением смотрел на ребятишек. Один из них широко заулыбался, показывая свои несколько зубов, и направился к этому незнакомому и очень доброму человеку, подняв обе ручки вверх. Пройдя несколько шагов, наш маленький путешественник споткнулся и полетел вперёд.

Старик мгновенно среагировал - и мальчонка оказался на его сильных руках. Дед только поднял на руки одного братишку, как в это время и второй к нему потянулся и, лопоча что-то типа "дядь" или "дедь", направился к нему. Через мгновение мальчишки обхватили своими ручонками кудлатого человека и замерли...

Когда старик повернулся к изумлённой Анне, она опустилась на скамейку... На неё смотрели три пары одинаковых, голубых и чистых, как небо после дождя, глаз!

- Не может быть, - прошептала она. С трудом встала и подошла к старику. Из его глаз струились и пропадали в глубоких морщинах слёзы умиления и какой-то неземной радости.

Детки немного освоились на руках дедушки и стали изучать его бороду, волосы, по очереди таская их своими ручонками. Пальчиками касались глаз, носа дедушки и стали трогать свои, как бы сравнивая.

- Пойдёмте к столу, - произнесла Анна и взяла с рук одного из сыновей. Санька покорно пошел на ручки к маме, а Ванька уткнулся лицом в дедушку, обхватил его ручонками и не захотел отпускать...

Так и стали они обедать. Санька - на маминых руках немного капризничал, не желая кушать из ложечки эту кашу, а Ванька уплетал за обе щёки всё, что ему предлагалось дедушкой. Даже когда он пальчиками показал на зелёный лук и попробовал его, сначала скривился, попытался вытолкнуть изо рта эту "каку". Затем распробовал и с удовольствием съел целое перо лука.

Пока дети трапезничали, взрослые перекидывались короткими фразами... На вопрос Анны, куда старик уходил и где пропадал, он не смог четко ответить. Единственное, что он произнёс отчётливо и с вдохновением:

- Кажется, я нашёл…

"Странный он какой-то" - подумала Анна. Но такой добрый, как родной. Как родной...

День прошёл в хлопотах. Дед Ваня помогал по хозяйству. Руки у него были просто золотые. Привычными движениями он владел инструментами - будь то рубанком, будь то топором. С помощью ножа ловко вырезал удивительные фигурки животных, человечков. А под самый вечер мальчишкам вручил по маленькому... самолётику.

Они ещё не понимали, что с ними делать, то на зуб их пробовали, то кинуть куда-то пытались. Но старик терпеливо доставал фигурки, протирал их от пыли и снова давал мальчишкам. Один раз взял самолётики в руки, поставил их парой и, по-авиационному стал ими выполнять всякие пилотажные фигуры. При этом лицо старика помолодело, глаза искрились каким-то юношеским задором...

Утром Анну разбудили мальчишки. Они сновали по дому и лепетали по-своему, но отчётливо слышалось "дедь" или "дядь". Старика дома не было.

Во дворе его тоже не оказалось. Мальчишки капризничали, а у Анны на сердце стало очень тревожно. Где искать старика - она ума не могла приложить. Опросила соседей - никто его не видел. И лишь под вечер Анне сказали, что видели его на кладбище.

Оставив детей соседке и строго наказав следить за ними, она быстрым шагом направилась на кладбище. Старик сидел у одной могилы, ласково гладил холмик рукой и шептал: "Мама..., мамочка!"

Анна встала, как вкопанная. Это была могила её бабушки...

- Папа, - тихонько прошептала она. И немного громче - Папа!

Старик вздрогнул, резко обернулся и вскочил на ноги. Совсем, как молодой человек. Они стояли в нескольких метрах друг от друга, не в силах пошевельнуться и моргнуть, чтобы даже на мгновение не потерять того, кого уже однажды потеряли, казалось бы - навсегда!

- Аннушка, доченька...

Именно так её называла мама. Она её немного помнила. Такая красивая, добрая, самая нежная мамочка на свете. Отца она не помнила. Он уехал еще в финскую, а маму она потеряла, когда немцы разбомбили их эшелон...

- Папочка! - вскрикнула Анна, и они бросились навстречу друг к другу.

- Папочка, родной, ты меня помнишь, папочка, а где же наша мама? Пап, ты куда пропал? Ты где был?

- Аннушка, я побывал там, - он показал пальцем наверх, - на небе мамы там точно нет. Она точно здесь, на земле! Дочка, доченька моя!

Стемнело. Они стояли, обнявшись, и боялись пошевелиться. Затем медленно направились к дому.

Вдруг Анна остановилась и спросила:

- Папочка, а ты уверен, что мама и... и Юра живы?

- Да, доченька! Я это чувствую... Пойдём к детям!

Они шли, держась за руки, останавливаясь и снова ускоряя шаг. Они шли к детям, к своему будущему, счастливые и опешившие от произошедшего.

Но они не знали, что их ждет дальше. Лишь Вера, Надежда и Любовь придавали им сил жить без самых близких и родных людей на свете.

И они верили, надеялись и любили...

. . . . . . . . . . . .

Прошёл год со дня этой невероятной встречи. Встретиться за тысячу километров от родных мест, да ещё через тридцать лет... Мистика, да и только. Но счастливая мистика, воплощённая в жизнь.

А впереди их ожидало ещё много удивительного. Анна ждала мужа, но с малой долей уверенности, что это вообще возможно. Что её Юра вернётся живым, здоровым и, как прежде, весёлым... Но прошёл ещё один год...

Отец Анны хлопотал по хозяйству. Внуки от него не отходили. Эти маленькие сорванцы носились друг за дружкой, шалили и очень любили деда. Он отвечал взаимностью. Не баловал излишне, понимая, что мальчишек баловством не воспитаешь.

Однажды старик вышел вечером на крыльцо и, глядя на заходящее солнце, позвал дочку:

- Анечка, подойди сюда!

- Посмотри на небо. Видишь две светлые полоски? Это истребители парой идут. Так и я летал, только значительно ниже. И Юрка твой также летал. Сбили его... Но он живой. Поверь мне!

Анна опешила от услышанного! Нет, не столько от слов про Юру, а от того, что отец вспомнил, как летал!

- Папочка, да ты вспомнил, как летал? Пап, так это же просто..., - она замолчала, подкативший к горлу ком не дал ей продолжить.

Слёзы потекли ручьём из её огромных миндалевидных глаз... Анна прижалась к отцу, и они долго ещё смотрели на белые инверсионные следы улетающих вдаль самолётов. Солнце уже скрылось за горизонт, а две светлые полоски отчётливо были видны на сереющем небе.

- Там, где-то за этими следами, и наша мамочка, - прошептала Анна.

- Нет, доченька. Она не на небесах. Нам с ней туда рано!

Анна внимательно посмотрела отцу в глаза. Она отчётливо помнила, как тогда ещё незнакомый и странный, но такой родной старик, предупредил её о пожаре и детях. Анна понимала, что отец перенёс какое-то потрясение. Она не давила на него своими расспросами, понимая, что его память ещё не восстановилась.

Но порой отец настолько удивлял своей способностью предсказывать и видеть то, что происходило далеко от глаз, что становилось не по себе...

На прошлой неделе соседский мальчишка нашёл кошелёк, кем-то оброненный у магазина. Никому не сказал, спрятал в штанину и радостный направился к дому.

Дед Ваня вышел на улицу и подозвал Арсения к себе.

- Сынок, никогда чужие деньги никому счастья не приносили. А бед от них - великое множество! Ты отнеси этот зелёный кошелёк туда, где нашёл. Там увидишь бабушку с красной авоськой и верни ей! Это будет настоящий мужской поступок!

Арсений выпучил глаза и дрожащей рукой вынул из кармана кошелёк... зелёного цвета!

- Хххорошо, дддедушка, - заикаясь от удивления, пролепетал мальчишка. И припустил с места так, что только пятки засверкали... А у магазина действительно стояла заплаканная бабушка. Но без авоськи!

"Значит дед Ваня не такой и всевидящий" - подумал Арсений.

Бабушку окружили несколько человек и успокаивали её. Кто-то протягивал мелочь, кто-то продукты, чтобы хоть как-то помочь! А она навзрыд, да пуще прежнего...

Сунула сухонькую ручку в своё старенькое пальтишко и вытащила из кармана... красную авоську!

Арсений от страха покрылся "мурашками".

- Вот здесь вот, в этом кармане лежал кошелёчек мой. А там - вся моя пенсия! - и снова навзрыд. Её хрупкие плечи вздрагивали.

- Бабушка, возьмите кошелёк! Я его нашёл.

Люди мгновенно повернулись в сторону паренька и укоризненно глядели на него. Старушка подняла на Арсения влажные глаза, вытерла их рукавом пальто.

- Я не воровал, - громко произнёс мальчик. Потом немного тише:

- Я его нашёл…

Слёзы брызнули из глаз Арсения, и он заплакал. Парнишка держал в протянутой руке кошелёк, и ему казалось, что в руке была пудовая гиря...

Старушка дрожащей рукой взяла пропажу и приобняла Арсения.

- Пойдём, касатик, я тебе конфеток куплю.

Когда мальчишка отдал кошелёк - он испытал небывалое облегчение.

Домой он нёсся словно на крыльях, по дороге пару раз роняя пакет с конфетами...

А на следующий день Арсений всё рассказал тёте Ане. С подробностями, тараща глаза и оглядываясь, словно его кто-то ещё услышит.

Это был не единичный случай, когда отец просто поражал своей сверхспособностью видеть и слышать то, что не под силу обычному человеку.

В конце этой весны после паводка дороги размыло. Пострадал и мост через реку. Да и рекой-то этот ручей не назовёшь. Каких-то десять метров, но берега обрывистые и без моста не обойтись. Внешне он стоял вполне себе исправный. Люди и подводы спокойно по нему передвигались.

Из района подъехал школьный автобус. Детей собирали в санаторий. Набралось почти два десятка сорванцов из начальных классов. Оставалось ещё заехать в районный центр. Видите ли, брат секретаря райкома посчитал ниже своего достоинства добираться целых пять километров на подводе.

Решили завезти "дорогого гостя" в посёлок. Путь лежал через мост...

Дети дружно шумели, перекрикивая друг друга. Воспитатели и несколько родителей тщетно пытались их утихомирить. Ожидали брата секретаря...

Неожиданно перед автобусом появился дед Ваня. Поманил к себе водителя и тихонько сказал:

- Сынок, ты через мост не вздумай ехать! Он разрушится. Беда может случиться!

Шофёр посмотрел на старика и весело так похлопал его по плечу.

- Дед, да всё нормально. Чего ты опять придумал? Не мешай! Сейчас придёт важный пассажир, и мы тронемся.

Дед Ваня не стал спорить и подошёл к открытой двери. На удивление шум сразу прекратился, дети сидели спокойно. Тихо, не повышая голоса, старик обратился к одной из мам. Она жила в этой же деревне и была наслышана о необычном даре этого странного человека.

- Серафима, нельзя через мост ехать. Нельзя. Беда будет...

В это время появился тот самый "важный" пассажир и потребовал трогаться.

До моста было около сотни метров. Он стоял такой внешне массивный, добротно сооружённый из стволов лиственницы. По нему неспешно проходили люди, не подозревая о том, что через несколько минут случится трагедия...

Серафима встретилась взглядом со стариком... Через пару секунд она резко встала и громко скомандовала:

- Дети, на выход!

"Важный" пассажир стал возмущаться, но его уже не слушали.

Когда дети и сопровождающие их родители, покинули автобус, он плавно тронулся и, увозя единственного пассажира, приближался к мосту...

Словно предчувствуя что-то, люди молча смотрели вслед автобусу. Он въехал на мост и когда задние колеса покатились по деревянному настилу, раздался скрежет и мост стал резко крениться. Водитель попытался рулём исправить положение, но автобус опрокинулся и со страшным грохотом рухнул с почти десятиметровой высоты.

Водитель чудом остался жив, а "важного" пассажира через два дня похоронили в районном центре.

После таких событий Анна стала ждать новых приключений, каких-то новостей и вскоре это произошло...

К их калитке подъехал военный "Газик". Из него вышел седовласый полковник в авиационной форме и направился к дому.

Анна, увидев военную машину, выскочила на крыльцо и замерла...

. . . . . . . . . . . .

- Здравия желаю! Это дом Сидоркиных? - спросил полковник.

- Да..., - тихо ответила Анна и шагнула на одну ступеньку вниз...

- Я военный комиссар Свердловской области гвардии полковник Савельев. А Вы, стало быть, жена Юрия Петровича? Анна Ивановна?

- Она самая...

Анна хотела было добавить, что не жена, а вдова, но эти слова как-то застряли в горле и она лишь нервно закашлялась.

Полковник открыл папку, достал какую-то бумагу, красную коробочку и, приняв строевую стойку, произнёс:

- Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР за мужество и героизм, проявленные в ходе выполнения особо важного задания старший лейтенант Сидоркин Юрий Петрович награждён орденом Боевого Красного знамени посмертно...

Последнее слово вывело Анну из оцепенения, и она прошептала:

- Не посмертно..., это неправда, не посмертно.

Офицер немного опешил от такой реакции женщины. Ему не раз приходилось видеть истерику, потерю сознания, даже агрессию с обвинениями от вдов или от жён, когда ему или его сослуживцам волею судеб и по службе приходилось говорить страшные слова...

Он сделал несколько шагов к Анне, протянул ей коробочку с орденом, орденскую книжку. И скупо промолвил:

- Спасибо Вам за мужа!

А затем добавил:

- Юра служил в моём полку. Вместе летали на боевые задания. Героический он парень. Меня по ранению комиссовали, а вот Юру через полгода после моего убытия потеряли... Простите меня за то, что не уберёг! Простите!

Он чётко развернулся кругом и сделал несколько шагов к калитке. Остановился, а затем медленно повернулся и добавил:

- Анна Ивановна, Вы обращайтесь, если что. Не стесняйтесь, - и направился к своему автомобилю.

Вся "процедура" продолжалась всего лишь минуту, а для Анны казалось всё происходящее как в замедленной съёмке...

- Извините! Вы сказали, что Юру потеряли? Значит, он не погиб? Значит, его не нашли? Значит, он жив?

- Конечно, жив! - раздался голос её отца. Он стоял в дверях дома, держа на руках обоих внуков. Мальчишки запустили по привычке свои ручонки в кудлатую бороду деда и своими глазищами таращились на незнакомого дядю...

Этот незнакомый человек неожиданно снял фуражку, расстегнул ворот своего кителя, достал из кармана белоснежный носовой платок, вытер им лоб и медленно двинулся в сторону деда Вани... А тот тихонько произнёс:

- Анечка, подержи-ка детей. Медленно спустился по ступенькам, передал дочери мальчишек и замер...

Несколько секунд они смотрели друг на друга и вдруг полковник почти шёпотом произнёс:

- Командир..., - затем крикнул, - товарищ командир! Иван Сергеевич! Это же я, лейтенант Савельев!- и бросился к своему фронтовому командиру.

Они обнялись крепко, по-мужски.

Анна ни разу не видела отца таким сияющим. Он никогда не впадал в уныние, но сейчас весь светился!

- Колька!!! Ты!?

Как же трогательно было смотреть на встречу двух крепких мужчин, однажды связанных небом и разлучённых проклятой войной!

Они снова и снова обнимались, как молодые мальчишки, только поднявшиеся в небо и делающие первые шаги к воздушному мастерству.

В один миг всё изменилось в этом доме, семье Анны и её отца. Все горькие мысли незаметно исчезли, была только огромная радость, одна на всех, но очень большая!

Казалось, что в этот многострадальный дом стало возвращаться оно, человеческое счастье. Это было трудно объяснить, но Анна впервые после получения похоронки засмеялась, и на душе у неё стало так светло, спокойно и обнадёживающе...

А отец просто превратился в задорного мальчишку.

- Коль, пойдём, что покажу!

Мужчины вошли в одну из комнат, и Иван Сергеевич протянул своему бывшему подчиненному два деревянных макетика самолётов.

- Так это же наши Миги! МиГ-3! Помните, как на Кубани фашистов гоняли? Вы тогда сбили два "мессера"? А на обратном пути нас атаковала ещё одна пара!

- Коля, так ведь тогда ты мне жизнь спас! Именно тогда ты сбил свой первый мессер!?

- Командир, у меня просто остались боеприпасы, а Вы расстреляли всё, до "железки". Вот мне и пришлось связывать их боем, а Вы в это время к "раме" подкрались и сходу таранили её.

Коль, подожди! Я помню этот бой, таран помню, удар, вспышка, а затем - пустота...

- Иван Сергеевич, так Вы таранили "юнкерс" над их территорией. До конца войны никто про Вас ничего не знал. Думали, что погибли или попали в плен. Но никакой информации.

А через неделю мы ушли на перевооружение в тыл. Получили новые машины и сформировали два новых полка. Наш в основном на Западном воевал, а второй - на Ленинградский перебросили. Потери тогда были большие, особенно в нашем полку!

Молодые летчики приходили почти каждые три месяца. И потери, потери, потери...

Анна увидела, как отец сразу осунулся, сник... Воспоминания тех дней и потеря связи времён давили на него.

Военком уехал утром. Долгие разговоры, воспоминания, смешное и трагическое смешалось в одно время, которое пролетело незаметно для всех. Лишь мальчишки тихонько сопели у себя в кроватках.

Попрощавшись с боевым товарищем, отец Анны сел на крыльцо и закурил.

- Пап, ты ж не куришь! Откуда у тебя сигареты?

- Коля угостил, - как-то отрешенно произнёс Иван Сергеевич.

А затем посмотрел в глаза дочери, прижал её к себе и прошептал:

- Как же ты на маму похожа, доченька!

Помолчав немного, затушил сигарету и сказал:

- Всё, больше не курю! Машенька не любила табачный дым! А если почувствует, что я курил – получу я по полной!

Он встал с крыльца и побрёл в дом. Анна смотрела вслед и поняла, что отец чего-то не договаривает.

Почувствовав на себе взгляд дочери, он произнёс:

- Доча, помоги собраться. Мне путь предстоит долгий. Но я знаю, где наша мама! Так что скоро свидимся...

Анна провожала отца на закате. Как и в прошлый раз по небу тянулась полоска от пролетающего самолёта. Отец поднял глаза к небу и прошептал:

- Машенька, я найду тебя.

Старик поправил рюкзак, поцеловал дочь и пошёл уверенной походкой в том самом направлении, куда улетал неизвестный самолёт...

. . . . . . . . . . .

Прошло ещё две недели. Иван Сергеевич продолжал поиски своей жены - Машеньки, с которой расстался в самом начале войны. Точнее, тогда их, как и миллионы других родных и близких людей, разлучила ненавистная война.

Он приехал в Липецк, где ещё до войны, около кинотеатра, в котором показывали комедию "Весёлые ребята", познакомился со своей будущей женой - очаровательной Машенькой, молоденькой студенткой медицинского института. Он уже опытный лётчик-инструктор. Целый старший лейтенант. Случайная встреча переросла в дружбу, а затем и свадьбу сыграли. Потом командировки, финская война, рождение Анечки и... снова фронт.

Он шёл по городу, вспоминая улочки, искал тот самый кинотеатр. Запах гари отвлёк его от калейдоскопа воспоминаний. Слышались крики. Он резко повернул голову влево и поднял глаза. За соседним домом валил чёрный дым, клубясь и зловеще закрывая чистое осеннее небо.

Иван Сергеевич бросился к пожарищу. Горел дом престарелых. Люди пытались покинуть здание, но пламя быстро перекрывало им путь. Два пожарных расчёта, прибывшие почти одновременно, быстро разворачивали рукава и принялись тушить огонь.

Старик кинулся в здание. Задыхаясь от дыма, он выводил людей, обезумевших от ужаса. Ещё один, ещё двое... там, за перегородкой, похоже, ещё кто-то есть...

В это время раздался скрип, и со страшным грохотом рухнуло деревянное перекрытие этого ещё дореволюционного здания.

Удар и будто выключили свет... только голоса раздавались, словно с небес:

"Серёга, Палыч, давайте сюда! Держите балку"...

. . . . . . . . . . .

- Мария Афанасьевна! Вас профессор ждёт в операционной!

От этих слов она вздрогнула, повернула голову и сказала:

- Хорошо, Танечка! Я иду. Анестезиолог на месте?

Услышав утвердительный ответ, Мария надела маску, закрыла кабинет и вышла в бесконечный коридор, ведущий в операционный блок.

Воспоминания вновь овладели ею...

Она - красивая, стройная и очень сильная духом женщина, потеряла во время бомбёжки эшелона свою единственную дочку - Анечку. Её малышке было всего лишь два годика...

В тот злополучный день несколько вагонов, стоявших на станции в тупике, прицепили к санитарному поезду. Начальник станции, ожидая очередного налёта авиации, распорядился убрать эти вагоны любой ценой...

Он громко кричал и нецензурно выражался, общаясь со своим железнодорожным начальством:

- Дайте мне их отсюда увезти! Давайте с 3523-м их отправлю? Ну, и что, что литерный? А это что - вагоны не литерные? Да там же сотни женщин с детьми малыми. Беременных десятки! Товарищ комиссар, я готов пойти под трибунал! Понял! Выполняю! - и бросил трубку.

Затем помолчал и рявкнул:

- Да пошёл ты!

Место, куда он отправил комиссара, известно каждому русскому, но найти его ещё никому не удавалось...

На него смотрели десятки уставших и испуганных глаз. Женщины заполнили его просторный кабинет.

Кто-то держал детишек за ручки, кто-то на руках, а кто-то ещё носил в себе, трепетно прикрывая ладонями свои животики и успокаивая ещё не родившихся, но уже очень любимых деток...

- Девчонки, идите по вагонам. Пойдёте с санитарным поездом.

Женщину бросились к нему. Благодарили, плакали, обнимали и желали ему, старику, здоровья, Божьего благословения, счастья и всего самого лучшего. А старику было тогда всего лишь пятьдесят лет.

Измученный постоянными звонками, бессонными ночами и тревожными днями, он потерял счёт этим самым дням, но не потерял самого главного - он сохранил свою человечность!

Поезд тронулся и, набирая скорость, покинул станцию, по которой буквально через полчаса авиация нацистов нанесла смертоносный бомбовый удар.

Станция была стёрта с лица земли вместе с десятком эшелонов с горючим, боеприпасами, техникой и не успевшими сделать ни единого выстрела солдатами, что направлялись на фронт бить ненавистного врага.

А санитарный с несколькими вагонами в хвосте продолжал свой путь туда, где ещё можно спрятаться от войны, где безопасно, где нет горя и ужаса бомбёжек...

Частые остановки для того, чтобы пропустить литерные поезда с войсками или пополнить санитарный раненными с фронта и короткие перегоны. Вновь остановки и томительное ожидание стука колёс.

На одной из таких остановок в вагон, где была Мария со свекровью и дочкой Анечкой, протиснулся военврач в окровавленном халате и обратился к женщинам:

- Товарищи женщины! Есть ли среди вас медицинские работники или те, кто не боится крови? Очень нужна ваша помощь. Раненых тьма... мы просто не справляемся!

Несколько женщин потянулись к военврачу... Он добавил:

- Детей забирайте с собой! Дежурство за вами, а питанием всех обеспечим! Беременных на поздних сроках не берём!

Одна красавица с огромным животом протиснулась к военврачу и громко заявила:

- Как это не берёте? Мне аж через два месяца рожать! Я фельдшер, могу помочь. Толку сидеть без дела и ждать, когда разрожусь! Если начнётся – лично примете роды. Куда идти?

- Мама, пойдёмте!- Мария обратилась к свекрови, взяла Анечку на руки и тоже протиснулась к выходу из вагона.

- Я хирург. Имею опыт операций на головном мозге, - произнесла она...

Трое суток на ногах провела Мария Афанасьевна, как её с уважением называли коллеги за удивительное профессиональное чутьё, мастерство и человеколюбие. Она боролась за жизнь каждого, кто попадал к ней на стол, независимо от того, кто он - генерал или рядовой...

Анечку она видела всего по несколько часов в сутки. Да и сказать, что видела - нельзя. Приходила в соседний вагон, валилась с ног от смертельной усталости и обнимала свою крошку...

Свекровь присаживалась рядом и, как обычно, сетовала:

- Маша, нельзя так. Изводишь ты себя. Хоть бы поела немного.

- Да, мама…, да…, я сейчас…, я немного отдохну и поем, спасибо…, я…, - и вновь проваливалась в сон на несколько часов.

Опять вставала ни свет, ни заря, отламывала кусок подсохшего хлеба, запивала остывшим чаем, целовала в совершенно седой висок свекровь, поправляла одеяльце на дочке и вновь за работу, в операционную…

На очередной станции происходила сцепка и расцепка вагонов. Ужасный вой раздался в тот момент, когда Анна Афанасьевна завершила очередную операцию. Жизни её очередного пациента уже ничего не угрожало. Осколок был извлечён. Рану зашили и делали перевязку, когда несколько мощных взрывов потрясли состав.

Двери в вагоне заклинило. Мария рвалась к дочери, а санитарный в это время тронулся с места, оставляя за собой часть состава с соседним вагоном, где оставалась её свекровь и дочь Анечка...

Фонтаны взрывов возникали вновь и вновь. Огонь, дым и пыль закрыли собой оставшиеся на полустанке вагоны... Мария смотрела на происходящее с бессилием, переходящим в ужас и вызывающим тошноту...

- Скальпель. Зажим. Ещё, ещё. Тампон. Зажим, - чётким голосом распоряжалась Мария Афанасьевна. Операция длилась несколько часов и проходила сложно. Дважды реаниматолог совершал чудеса, возвращая на грешную землю очередного пациента. Впрочем, вся бригада работала слаженно, без лишних слов понимая друг друга.

- Мария Афанасьевна, Вы, как всегда, безупречны! - произнёс совсем седой профессор и добавил:

- Что сейчас, что тогда, в санитарном вагоне, помните, Машенька?

- Помню, товарищ военврач, - произнесла Мария Афанасьевна.

Ей хотелось сказать профессору, а в тот роковой день - военврачу, что никогда не простит себе того, что тогда, на той злополучной станции навсегда потеряла свою дочь и свекровь...

- Танечка, заканчивайте здесь. Ещё раз обработайте поле. Особенно здесь, под стерильной...

Мария не договорила... Она побледнела и пошатнулась. На правой лопатке пациента выстроились в ряд три родинки. Большая, поменьше и совсем маленькая..., чуть ниже был шрам от осколочного ранения.

- Мария Афанасьевна, Вам плохо? - спросила её ассистент.

- Нет. Всё нормально. Всё нормально…

Она вышла из операционной совершенно бледная, ноги не слушались, сердце бешено колотилось.

"Нет, не может такого быть,- подумала она. Такие же родинки были у Ивана, Ванечки. Нет, не может быть!"

Уходя из больницы, она уточнила в приёмном покое, что известно про её сегодняшнего пациента. Имени там его не знали, документов при нём не оказалось...

Лица пациента она не видела - операция была на затылочной части.

"Да нет, не может такого быть! Чудес не бывает" - твердила она себе…

Через несколько дней Иван Сергеевич открыл глаза и понял, что вернулся в те годы, когда любовался своей прекрасной Машенькой. Как он любил держать её руку с длинными, как она сама, смеясь, говорила, музыкальными пальцами.

Его рука была в знакомых до боли ладонях, а на него смотрели огромные, миндалевидные и такие родные глаза. Это была его Машенька...

. . . . . . . . . . . . .

- С возвращением, Ванечка, - прошептала Мария Афанасьевна, его Машенька...

Говорить ему было тяжело. Он попытался приподнять голову, но она осталась неподвижно лежать на подушке. Язык не ворочался. Лишь едва заметная улыбка озарила его лицо. В глазах заискрились знакомые хулиганские огоньки. Предательская слеза скользнула-таки по щеке.

Маша положила свою ладошку на щеку своего любимого и, казалось, навсегда потерявшегося мужа. Пальчиком незаметно вытерла его слезу.

- Ванечка, ты ничего сейчас не говори! Не пытайся вставать и бежать куда-то. Я тебя знаю! Опять тебя на подвиги потянет, – улыбаясь, сказала она и добавила:

- Все подвиги ты уже совершил!

Иван смотрел на свою любимую Машеньку. Всё те же огромные родные глаза, только морщинки, как лучики от солнышка. Те же густые волнистые волосы, только украшенные благородным серебром. Тот же голос, только в нём появились тревожные нотки. Те же ласковые горячие руки, только немного забытые.

Всё, как и прежде! Как четверть века назад...

Они молча разговаривали. Так разговаривать могут лишь родные, любящие люди, чувствующие друг друга сердцем, понимающие любое движение глаз, губ. В такие минуты слова не нужны...

- Мария Афанасьевна, извините! - раздался голос медсестры. Вы просили предупредить. До операции полчаса.

Она кивнула в ответ и погладила своего Ванечку по щеке. Он едва заметно повернул голову, чтобы поцеловать эту родную ладошку.

Мария коснулась указательным пальцем его губ и уже в голос произнесла:

- Ванюшка, прекращай! Не вздумай тут без меня шалить! Я скоро, любимый. Закрывай глазки. Тебе нужно много спать. Ты мне веришь?

Он моргнул и взглядом проводил Машеньку до двери. Покорно закрыл глаза и в полудрёме начал прокручивать калейдоскоп своей жизни.

И не только своей... Что-то из картинок он видел отчётливо и вспоминал...

Это была свадьба, полёты, бесконечные воздушные бои... вспышки и разрывы снарядов. Слышались голоса из радиоэфира. Их было множество. На русском и немецком языках...

Некоторые странные картинки он видел впервые.

. . . . . . . . . . . . .

Пара серебристых МиГов, заложивших крутой вираж. Им в хвост заходили два неизвестных самолёта. Ещё два таких же выполняли боевой разворот. В этой карусели воздушного боя МиГи оторвались от преследователей и на форсажах выполнили ещё несколько маневров, зайдя в хвост паре самолётов с американскими опознавательными знаками. Короткая очередь и один из них начал вращаться вокруг своей оси, разрушаясь в воздухе.

Воздушный бой был скоротечным. Ещё один самолёт взорвался в воздухе от попадания ракеты, выпущенной одним из МиГов.

Через мгновение ведомый МиГ клюнул носом и за ним потянулся белёсый шлейф. Самолёт стремительно нёсся к земле, начал переворачиваться кабиной вниз и в этот момент от него отделилось кресло вместе с лётчиком. Почти одновременно произошёл взрыв на земле, разметавший осколки серебристого МиГа в разные стороны, и вспышка ярко-оранжевого цвета от раскрывшегося парашюта.

Лётчик изо всех сил пытался тянуть на себя стропы с одной стороны, чтобы скольжением увести парашют от пожарища после взрыва остатков керосина. Не очень ему это удалось и огонь, казалось, сейчас поглотит лётчика и его парашют.

Удара о землю не произошло. Купол и стропы зацепились за крону одного из деревьев. Вокруг пылал огонь. До земли оставалось несколько метров. Лётчик расстегнул замки парашютной системы и выскользнул из неё прямо в горящий куст. Удачно сгруппировавшись, он обеими слегка согнутыми в коленях ногами приземлился на землю, не стал сохранять равновесие и сделал кувырок через плечо. Вскочил и, прихрамывая на правую ногу, отбежал от места падения своего самолёта, сбивая огонь с комбинезона левой рукой. Правая повисла, как плеть.

Отбежав несколько десятков метров, он скорее рухнул на землю, чем сел на неё, и потерял сознание...

Очнулся он от того, что чья-то рука гладила его по лицу. Он попытался вскочить, но сильная боль в правой стороне заставила его громко застонать. Перед ним находились вооружённые люди. Все невысокого роста и с раскосыми глазами.

Рука потянулась к пистолету, но человек с сильно морщинистым лицом остановил её и сказал:

- Неть..., незя.

Затем подал знак рукой своим товарищам. Они посадили лётчика у ствола раскидистого дерева, дали ему армейскую флягу с водой.

- Пить нада! - вновь произнёс вьетнамец.

Показал на себя, ткнув палец в грудь, и представился:

- Я Йонг. Камунис. Ленинь! А ти имя как?

- Юрий..., старший лейтенант Сидоркин.

Это был Юра, тот самый Юрка, у которого через несколько дней родится двойня...

Ничего этого он не знал. Не мог он знать, что за пятый сбитый самолёт его наградят уже вторым орденом Боевого Красного Знамени, что там, далеко в Свердловской области Анечка встретит своего пропавшего на войне отца. Что встретятся Анины родители как раз там, в Липецке, где Юра проходил переподготовку. Не знал, что его ранение принесёт столько страданий и начнёт развиваться гангрена. Не мог он знать, что ожидает его впереди.

Главное - он был жив! А значит - надо бороться до конца! Во что бы то ни стало вернуться живым! Вернуться в строй и летать, летать… ЛЕТАТЬ!

. . . . . . . . . . .

К счастью, Юрий попал к вьетнамским партизанам, которые вели изнурительную борьбу с американскими и южновьетнамскими войсками. Пусть они были немногочисленные, эти войска, продавшиеся за тридцать сребреников, и трусливо оглядывались на своих патронов из-за океана, но своей жестокостью они поражали даже американских командос, видавших виды.

Вот такой отряд головорезов при поддержке с воздуха авиации "великой Америки", несущей на своих крыльях смерть и горе, к вечеру прижал к морю отряд партизан, которые были практически обездвижены тем, что не могли бросить раненых соотечественников и этого громадного по сравнению с ними Юру, советского лётчика...

Палатку, где проходила операция по спасению правой ноги русского богатыря, охраняли несколько щуплых вьетнамских подростков. Взрослые отбивались от свирепых атак превосходящей их по составу банды.

Операцию провели успешно. Пускай и в полевых условиях, но восточная медицина сильна не столько острыми скальпелями и руками, виртуозно ими владеющими, сколько особым отношением к природе и организму человека. Анестезия из сока какого-то кустарника, по своей сути являющегося сильным наркотиком. Мох, травы и листья послужили в качестве стерильной повязки.

Когда Юрий пришёл в себя, на него смотрели люди в белых халатах. Один из них с едва заметным английским акцентом обратился к нему:

- Здравствуйте, Юрий! Номер полка нас не интересует, не интересует нас и фамилия командира. Недавно уехал полковник Савельев, вместо него прибыл подполковник Громов. О военных вопросах с Вами ещё поговорят. Меня волнует лишь один вопрос - как Вы себя чувствуете?

И шепотом добавил, наклонившись почти к лицу Юрия:

- Не вздумайте сказать, что хорошо! Я потом всё объясню.

- Где я и кто вы? - спросил Юрий людей в белых халатах. Они смотрели на него и переглядывались озадаченно. Одна из женщин подошла к лётчику, проверила пульс, покачала головой и произнесла:

- Нот лукинг гуд фо пайлэт.

И затем подошла к военным, что-то скороговоркой сказала по-английски. Те удрученно покачали головой, и вышли из палаты.

Женщина в белом халате снова подошла к Юрию и, присев на край кровати, на чистом русском произнесла:

- Ничему не удивляйтесь. С вами всё хорошо. Гангрену ваши товарищи и мои коллеги смогли победить...

- Что с ними? - перебил её Юрий.

- Они живы, не переживайте! Их спас отряд коммандос. Ещё бы немного и те головорезы уничтожили бы всех.

- Я ничего не понимаю. Вы кто? Почему так хорошо говорите по-русски и почему коммандос спасли вьетнамских врачей? Где я? И кто тот мужчина, что разговаривал со мной?

Женщина сняла маску, и широко улыбнувшись, тихонько сказала:

- Вы явно идёте на поправку. Сразу столько вопросов. Затем, погрозив ему пальцем, добавила:

- Ещё раз заговорите много и громко, я Вам укол сделаю! Я русская, моё имя Анна.

Юрий вздрогнул. Прямо, как его жену зовут...

- Мой дед эмигрировал в 18-м году. Он был врачом, академиком. И отец мой - врач. Мужчина в халате - мой муж. Он тоже русский, в США с самого рождения. Вас после излечения заберут службы. Бежать отсюда Вы не сможете! Будем настаивать на Вашем излечении в Америке.

- Да пошли Вы знаете куда? - рявкнул Юрий.

Анна закрыла ему рот ладошкой.

- Знаю. Не стоит меня удивлять местами, куда может послать русский человек. Я врач и меня анатомическими особенностями не удивишь. Обещаете себя вести спокойно?

Юрий в знак согласия моргнул…

- Вот и хорошо… А теперь главное. Через неделю в порт под погрузку придёт теплоход. Там в основном раненые и больные. Боцман - русский француз. Там на месте разберёмся, что и как. Мы с Диком тоже на нём уходим домой..., в смысле, в Америку.

Выходя из палаты, Анна поправила маску и погрозила кулачком Юрию. Это выглядело угрожающе и смешно. Но весьма доходчиво.

Эта нескончаемая неделя тянулась, казалось, целый год! Посещения явно спецов из разведки, пристальные взгляды и попытки допроса. Но это пресекалось жёстким поведением Анны и её двухметрового мужа, который каждый раз указывал на дверь не прошеным гостям, ссылаясь на плохое самочувствие русского лётчика.

Наконец погрузка завершилась, и теплоход плавно отчалил от пирса, оставляя позади Вьетнам с его героическими людьми и трагической судьбой этой прекрасной свободолюбивой страны...

А впереди был путь в Америку. Такого не могло присниться и в страшном сне, чтобы он, советский офицер, военный лётчик, коммунист - вот так был бессилен перед неминуемым финалом...

Он же не предатель, как Беленко, хотя до этих событий оставался ещё год.

Тогда с аэродрома Соколовка в Японию был угнан сверхсекретный и сверхсовременный МиГ-25.

Ничего этого Юрий не знал, как и не знал того, что судьба человека ведёт настолько, насколько он сам ей это позволяет.

Но единственная мысль не давала ему покоя - как вернуться в Союз, на Родину, к своим...

Ему разрешили вставать и в сопровождении Анны или Дика, он делал короткие прогулки по палубе. Корабль заходил в несколько портов. Будто не торопился навсегда увезти Юрия в Америку, где его, наверняка, ждут допросы и попытки вербовки.

Однажды, после выхода из южноафриканского порта, к нему подошёл боцман и, протянув трубку, сказал:

- Затянись, земляк!

- Спасибо. Не курю, - ответил Юрий и отвернулся от Майкла.

Тот пожал плечами:

- Как хочешь.

- Майкл, шел бы ты отсюда! - произнёс Юрий и посмотрел прямо в глаза боцману.

Тот выдержал взгляд и чётко, по военному, ответил:

- Во-первых, я Михаил Михайлович, для тебя - просто Михалыч. Во-вторых, не тебе меня судить, Юра. Бог есть для этого. Он и определит прав я или виноват. В друзья набиваться не стану. Мне в Союз дорога закрыта...

Юрий пристально посмотрел на Михалыча.

- Долгая это история, да и ни к чему прошлое бередить. Воевал я на Балтийском флоте. Старшина второй статьи. Нас потопили, плен. Побег. НКВД. Штрафбат. Ранение и снова плен. Побег, но уже не в Союз. Сначала Бельгия, а затем и Франция.

Мужчины молчали. Каждый думал о своём.

Затем Михалыч повернулся, хлопнул Юру по плечу и сказал ему:

- Давай, Юрок, учти урок! А если хочешь на Родину - завтра поговорим. А сейчас – извини, мне пора на вахту.

Юрий стоял, опершись на перила, палка выскользнула из его руки. Он поднял её и посмотрел вслед Михалычу. Тот шёл крепкой, уверенной походкой, по-хозяйски осматривая корабль.

И все же чувствовался какой-то надлом в этом сильном человеке, который остался без Родины, а Родина - без него и десятков тысяч таких же потерянных во времени и событиях людей...

Боцман сдержал своё слово. На рейде в одном из портов стояли совсем неподалеку несколько сухогрузов. Один из них, что под польским флагом, выслал ботик к теплоходу.

Михалыч стоял по правому борту и приветственно поднял руку. С ботика огромный мужик вскинул обе руки и помахал ими. Поднявшись на борт, великан заключил Михалыча в свои железные объятия.

Кроме строгого международного морского этикета и погранично-таможенных правил есть человеческие отношения... Эти два боцмана в своё время бежали из концлагеря. И время от времени встречались на просторах морей и океанов.

О чём они разговаривали - трудно было понять, но всего лишь один раз огромный боцман с сухогруза пристально посмотрел в сторону Юрия, стоявшего на палубе рядом со своими русскими американскими врачами...

Через несколько дней польский сухогруз вошёл в порт Гданьска. На его борту в команде появилось пополнение - помощник лоцмана. Им стал Юрий. Постигал морскую навигацию и понимал, что в небе ориентироваться куда проще. Речи о возврате на Родину пока не шло.

И лишь полтора года спустя, сухогруз причалил к родным для Юрия берегам. Калининград встретил груз таможней, а людей - пограничным контролем.

Старший смены в звании капитана внимательно смотрел документы Юрия и в его глаза.

- Пан Микульски, а кто Вам выдавал эти документы? - по-польски спросил пограничник.

- Товарищ капитан, я не помню, - по-русски ответил Юрий и оглянулся назад. На него смотрел Джегош - тот самый боцман...

Он поднял вверх огромные руки и пожал свои ладони. Кивнул головой и отвернулся от причала.

Теперь Юрий стоял на СВОЕЙ земле, СВОЕЙ стороне.

- Товарищ капитан, я старший лейтенант Сидоркин, военный летчик, войсковая часть полевая почта 29554. Был сбит в бою во Вьетнаме, - отрапортовал Юрий.

- Дальше не продолжайте, старлей! Если это сказка - то продолжите её не здесь, - ответил пограничник.

- Попов! Проводи товарища на заставу к Николаю Ивановичу. Там с ним поближе познакомятся. Да..., вот его документы.

- А ты, давай без фокусов. Надеюсь, обойдёмся без наручников? Ладно, ступай, не ты первый на Родину возвращаешься. Разберутся!

Разбирались почти месяц, пока не вызвали его бывшего командира, а ныне военкома, полковника Савельева. Заслуги полковника и его должность сделали своё дело...

. . . . . . . . . .

До родного двора Юрию оставались какие-то сто метров. И оказались они сложнее, чем десятки тысяч морских миль, пройденных по пути на Родину. Сложнее штормов и бесконечных проверок органов безопасности...

Сердце готово было выскочить из груди. Вот он, знакомый забор, только перекрашенный, крыша дома, только уже другая. Чувствовалась крепкая мужская хозяйская рука.

Во дворе в песочнице ковырялись мальчишки. Один держал маленькую пластмассовую лопатку, а у другого в руке была ... моделька самолёта!

Мужчина осторожно открыл калитку, и мальчишки уставились на него. Один с самолетиком встал и направился к незнакомому дяде. Протянул руку по-мужски и сразу подарил дяде самолётик. Второй тоже встал и тут же подарил свою лопатку.

Мальчишки были его полной копией. Юрий поднял их обоих на руки и крепко, по-отцовски нежно прижал к себе. А мальчишки, как по команде обвили его шею своими ручонками.

Анна хлопотала по дому. На сердце весь день было тревожно. Она слышала, как дети играют около дома и, поглядывая на них, продолжала заниматься домашними делами.

Вдруг возникла тревожная тишина, и Анна выглянула в окно. Боже! А где же дети? Из рук выскользнула тарелка, разлетевшись на сотни осколков.

Анна выбежала из дома.

Там, ближе к калитке, спиной к дому, стоял высокий мужчина в лётном комбинезоне и кожаной куртке, держа её мальчишек на руках. А сыновья крепко обвили ручонками чужого дядю. Он почувствовал на себе взгляд и медленно повернулся...

Анна перекрестилась и без сил опустилась на крыльцо. Закрыла лицо полотенцем, боясь открыть глаза и осознать, что это сон. Это был не сон. И тарелка разбилась на счастье. На неё смотрели три пары голубых, как чистое небо глаз. Её сыновей и Юры, её Юрки...

. . . . . . . . . . . .

- Мария Афанасьевна! Остановка сердца..., у Вашего мужа остановка сердца! - прогремело, как гром среди ясного неба.

По коридору уже бежали несколько медиков к палате, где лежал Иван, её Ванечка. Операция прошла успешно, он стал её узнавать, начали восстанавливаться двигательные функции, сердце работало безупречно. И вдруг...

- Быстро в реанимацию! Наташа, кубик адреналина!

. . . . . . . . . .

В глазах потемнело от перегрузки... Иван снова изо всех сил рванул ручку на себя и увернулся от атаки "мессера", который через несколько секунд вспыхнул от очереди его ведомого - Коли Савельева. Карусель воздушного боя продолжалась несколько минут, но вся - на пределе человеческих возможностей.

В лучах Солнца мелькнул силуэт "рамы" - Юнкерса 189. До него было около двух километров.

- Коля, уводи группу! Я за "рамой", вас догоню!

Вот она, в прицеле... Огонь! Прозвучал единственный выстрел и пушки замолчали... В пылу боя Иван не заметил, как боеприпасы иссякли. Да и топлива оставалось лишь дотянуть до ближайшего аэродрома.

"Таран" - мелькнуло в голове.

Огненные трассы тянулись от Юнкерса к его самолету. Несколько снарядов попали в машину, она качнулась и стала терять управление. Иван видел ошалевшие от ужаса глаза бортового стрелка. С трудом выдерживая направление, Иван настиг "раму" и врезался в неё.

Сильный удар потряс оба самолёта. Через мгновение раздался взрыв и "рама" стала валиться на крыло, а МиГ начал разваливаться в воздухе.

Последнее, что Ивану удалось - рвануть вытяжное кольцо парашюта.

Внизу нашего лётчика ждали...

Несколько мотоциклистов спешились и, направляя на него "шмайсеры", ожидали приземления. Но советский пилот не представлял для них угрозы - он был без сознания. Удар о землю был очень болезненным.

Даже сквозь пелену обморока он почувствовал сильную боль в спине и правой ноге.

Несмотря на то, что прямо на глазах у фашистов Иван сбил три самолёта, его оставили в живых. На Ивана были свои планы...

Через месяц он уже почти восстановился после тарана. Прихрамывая на правую ногу, он шел в сопровождении двух эсэсовцев на допрос.

Разговор с ним вёл полковник Люфтваффе. На хорошем русском языке он предложил Ивану пройти к столу и присесть. На столе стояла водка и закуска.

- Курт Ваглер, - представился офицер.

- Не удивляйтесь, Иван Сергеевич. Я свободно владею и русским и украинским языками. Учился в Харькове в вашей авиационной школе. Но давайте о деле. Я не собираюсь вас вербовать. Расстрелять Вас - проще простого. Но я предлагаю Вам дуэль. Как достойному сопернику. Уйти отсюда Вы сможете, но только согласившись на моё предложение...

Иван пристально посмотрел в глаза этому подтянутому молодцеватому полковнику - любимчику Геринга.

- Курт, а зачем Вам это нужно?

- Всё просто, Иван. Твой бой на глазах у всех был пощёчиной авиации Вермахта. Мы знаем, что русские дерутся героически, но зачастую глупо, без выдумки, прямолинейно. Но за два года многое изменилось. У вас появились хорошие лётчики. Смелые, дерзкие, выносливые и при этом, - умные. Мы видим, как вы держите своих молодых в паре, словно на верёвочке таскаете. Если им повезёт с ведущим - остаются живыми. Да ещё и стрелять умудряются.

Один и меня в том бою сбил. Твой выскочка ведомый. Но это была случайность. И я это докажу. Я должен это доказать своему дяде - командующему танковой армией. Тот воздушный бой происходил на его глазах. И он видел мой позор! Его люди тебя и доставили ко мне. Драться будем на равных.

Полковник нервно крутил портсигар в руках, достал из него папиросу и закурил, судорожно затягиваясь. Он явно волновался и произнёс:

- Бой через неделю. Самолёт для тебя есть. Пара МиГов села на вынужденную…, на нашу территорию. Их восстановят. Повреждения незначительные. Боекомплект на месте... Драться будем по-честному.

- А тебе можно курить? У вас же в Люфтваффе еще в 38-м запретили курение. Нервничаешь? - спросил Иван.

Словно не услышав его ответ, Курт продолжил:

- Уйти к своим тебе не удастся. Четверка мессеров перекроет воздух в сторону фронта. Да и до него больше сотни километров.

"Это шанс" - подумал Иван.

- Я согласен, - коротко рубанул он и направился к двери.

- Иван, тебе не страшно умереть? - спросил немец.

Иван остановился, медленно оглянулся:

- А я не собираюсь умирать. Рано мне туда, - и показал пальцем вверх.

- Стой, Иван! А откуда ты про запрет курения в Люфтваффе знаешь?

Иван усмехнулся и ответил:

- Противника надо изучать. Не только вооружение и тактику, но и привычки, манеры, характер. Тогда и победить его будет легче...

…Курт Ваглер оказался настоящим асом. Несколько очередей прошли совсем рядом с истребителем Ивана, который в самый последний момент умудрялся увернуться от смертоносных трасс. Заложив крутой вираж и выполнив несколько сложных фигур, МиГ оказался на хвосте у "мессера".

Курт выполнил обманный маневр, создавая крен в левую сторону, и тут же переложил крен вправо, выполняя боевой разворот. Но очередь уже ушла на упреждение и несколько снарядов прошили "мессер". Тот клюнул носом и понёсся к земле. Иван проводил его взглядом и увидел момент столкновения самолёта с землёй.

Взрыв, пламя и чёрный дым - всё, что осталось от Курта Ваглера, решившего проявить благородство и дать шанс... Единственный шанс себе сохранить свою честь, а Ивану - жизнь...

А за неё побороться ещё предстояло. И не раз...

И оказалось, что проще всего было воевать, рискуя жизнью, держа в руках боевую машину, и бросая её в атаку, прорваться к своим, сбив ещё один, гнавшийся за ним "мессер", посадить самолёт с опустевшими баками в поле, где только что прошли наши танки, чем отвечать этому мордатому энкэведэшнику, для которого все, кто был в плену - враги и только враги!

Не видевший и в глаза ни единого фрица, этот двухметровый костолом выбивал показания побоями.

Однажды Иван ответил ему ударом в пах... Ночью в подвале дома его жестоко избили и там оставили до очередного "разговора".

Жизнь ему спасла, как ни странно, утренняя бомбёжка вражеской авиации.

Одна из бомб попала в фасад здания, и оно разрушилось, оставив лишь одну стену с зияющими в ней оконными проёмами.

Под теми завалами его и нашли. Окровавленного, без сознания…

С того странного и неожиданного спасения прошли долгие годы. Мыкался он по белому свету. Перебивался случайными заработками. Руки у него были просто золотые, никому не отказывал в помощи. А самое неожиданное - у него появились удивительные способности видеть и предвидеть то, что не дано никому.

Из прошлой жизни он помнил только своё имя - Иван. Подолгу заглядывался в небо и с трепетом наблюдал за пролетающими над головой самолётами.

И надо же такому случиться, что встретил он и дочку с внуками и любимую свою Машеньку, но оказался опять в этом странном тоннеле с ярким светом в конце...

Он пытался там рассмотреть какие-то очертания, всё было размыто… и лишь свет - такой приятный и тёплый струился оттуда. Медленно он превращался в более - менее понятную картину... такую прекрасную и глубокую. Из всей этой размытой картины стал появляться взгляд. Такой родной и тёплый. Это были глаза его Машеньки...

- Мария Афанасьевна, он приходит в себя? - раздался голос врача.

- Да, он вернулся!

- Вань, может уже хватит бегать от меня? – улыбаясь, прошептала его Машенька...

Он всегда любовался её восхитительной улыбкой. Снова они глядели друг на друга, как влюблённые молодожёны...

Пролетело несколько месяцев. На Красной площади у Васильевского спуска стояли Мария с внуками, Юра и Аннушка. Семья, вопреки всем бедам и смертям назло, соединилась. И пускай для этого понадобилось много лет - они были вместе. Не было среди них только Ивана Сергеевича - главы такого удивительного семейства.

Без него стало очень одиноко, неуютно. Даже если он уходил на несколько минут - по нему скучали. А сейчас это становилось просто невыносимо…

Наконец, он появился. Великолепно сидящий на нём костюм, легкая походка... К своим родным шел он, Иван Сергеевич, наш Старец...

- Деда, деда! - громко закричали внуки и наперегонки помчались к своему дедушке. Он легко подхватил их на руки, по очереди поцеловал обоих. Мальчишки обвили шею дедушки руками.

- Осторожно, а то задушите своего деда. Всю жизнь расстраиваться будете, - шутливо сказал Иван Сергеевич, опустил внучат на землю и выпрямился. На груди его пиджака сияла... Золотая звезда Героя Советского Союза...

Вся семья была в сборе. Они прижались друг к другу и, молча стояли, глядя на вечернее небо. По нему тянулись светлые полосы, как пути людей, такие разные и непредсказуемые. А над ними едва заметные звёзды, что светят и днём.

Только не каждый способен их увидеть...

ВОЗВРАЩЕНИЕ

- Пливет, Данилыць! - мальчуган лет четырёх от роду с коротенькой удочкой подошёл к старику и протянул свою маленькую ладошку. Мужчины поздоровались. Артёмка с деловым видом осмотрел улов опытного рыбака и поинтересовался:

- На сто ловис? На чевряка?

Иван Данилович широко улыбнулся, его глаза по-особенному заискрились.

- Да, Артёмка, на специального. Давай удочку и тебе тоже насажу!

Мальчишка протянул свою снасть и любознательно наблюдал, заглядывая с разных сторон, как его друг "Данилыць" ловко насаживает червяка на крючок.

Артёмка с серьёзным выражением лица поплевал на наживку и закинул удочку.

Данилыць, рассказы мне сказку про войну? А я послусаю, - прошепелявил начинающий рыбачок и присел рядом со стариком. Данилыч приобнял мальчугана за плечи и стал рассказывать. Не спеша, с чувством.

Порой он замолкал, но Артёмка не отвлекал своего старшего товарища от воспоминаний...

. . . . . . . . .

- Ванечка, бери Настю. Я Егорку перепеленаю и выйду, - голос испуганной женщины заметно дрожал. Артиллерийская канонада приближалась, сотрясая землю. Их село немецкая авиация не бомбила, а вот колхозной ферме досталось! Сотни коров были убиты всего лишь за один налёт.

Военные и гражданские разделывали туши, запасаясь мясом впрок, и торопились покинуть это злополучное место.

Дорога была забита до отказа…

На запад шли колонны ещё не обстрелянных бойцов с трёхлинейками и примкнутыми штыками, проезжали автомобили с орудиями, иногда вдоль дороги проползали танки, лязгая гусеницами и с грохотом преодолевая небольшую балку.

А на восток тянулись люди с детьми на руках, редкие подводы, санитарные машины увозили в тыл раненых.

Иван взял на руки дочку и, прихрамывая на раненую ногу, направился к станции. Рядом шла супруга Зинаида и несла на руках их пятимесячного сына.

Железнодорожная станция просто кипела. Несколько часов назад по ней нанесла удар авиация Геринга.

Эти "бравые рыцари неба" прекрасно видели с воздуха, что на станции не осталось ни одного вагона с вооружением и военной техникой. Тем не менее, рука их не дрогнула, когда они сбрасывали авиабомбы на головы мирных жителей, в ужасе покидающих родные места. Не останавливали фашистов и санитарные вагоны с хорошо заметными красными крестами на белом круге...

- Зинуля, береги детей, - сказал Иван жене, крепко всех обнял и добавил:

- Если что - встретимся в Киеве, у тёти Глаши. Передавай ей привет! Ну, всё моя родная, ступай!

За столицу Киевской Руси и советской Украины шли тяжёлые бои. Держали оборону из последних сил. Командование бросало все новые и новые резервы, в том числе из состава вновь сформированных частей. Многим из новобранцев толком и пострелять не удалось… - сразу в бой, на передовую, в самое пекло.

Никто тогда и предположить не мог, что Киев будет оставлен нашими войсками, и там будет лютовать враг, уничтожающий всех, независимо от возраста и пола.

Иван снял фуражку, нервно смял её, глядя на состав, который только что тронулся, увозя его самых родных людей в неизвестность. Грохот состава, крики и плач смешались в сплошной оглушительный гул…

Через несколько минут взревела сирена воздушной тревоги. Провожающие бросились в разные стороны, спасаясь от очередной бомбежки.

Иван смотрел вслед уходящему эшелону и молил лишь об одном:

"Скорее, скорее, уезжайте отсюда…"

Через минуту на станцию налетели кровожадные коршуны, с визгом и воем обрушив на головы людей тонны смертоносного металла.

И снова крики, стоны раненых, разрывающие воздух и заглушающие канонаду зенитных орудий, неистово извергающих ответный огонь туда, в небо…

Один из расчётов зенитной артиллерии был посечен осколками от разрыва бомбы. Молодые ребята в совсем новой форме в неестественных позах лежали на земле, а их командир, закрыв лицо руками, стоял на коленях и раскачивался из стороны в сторону. Между пальцами струилась ярко-красная кровь, капая на выжженную землю.

Иван, припадая на повторно раненую ногу, добрался до орудия. Привычным движением занял место стрелка, развернул установку и взял в прицел очередного заходящего на станцию ненасытного коршуна. Трассирующие нити пулемётной очереди, выпущенные с самолёта, прошли буквально в метре от него, впиваясь в землю и тела погибших зенитчиков...

Иван нажал на педаль, и зенитка изрыгнула в сторону самолёта несколько снарядов. Один угодил точно в брюхо "фокке-вульфа". Самолёт как-то неуклюже перевернулся и загорелся... Второй зенитный расчёт добивал уже горящий самолёт. Крики ярости, ужаса и восторга перемешались с воем самолетов, падающих бомб и залпами зениток.

Следующий налёт был ещё более жестоким. Бомбы рвались всё ближе, осколки разрывали воздух и впивались в постройки, вагоны и тела людей... Взрывные волны переворачивали подводы, автомобили, лёгкие постройки, разбрасывая в разные стороны людей, словно щепки.

Иван продолжал бой. Экономя снаряды, выцеливал нового супостата. Когда очередной самолёт вошёл в крутое пикирование, Иван ждал до последнего. Он отчётливо видел, как от "фоккера" отделилась бомба и неслась прямо на него.

Нажав, что есть сил на педаль подачи снарядов, Иван заорал нечеловеческим голосом, теряя рассудок и ожидая попадания в самолёт...

За мгновение до взрыва он успел упасть на землю и прижаться всем телом к ней, родимой, обильно политой кровью...

Очнувшись после страшного удара, Иван наблюдал картинки немого кино. Пожарище, снующие в панике люди и метрах в ста от станции, прямо в пригорке, обломки фоккера. Он стал его третьим сбитым самолетом. Первый был ещё в финскую.

Тогда же он и получил своё первое боевое крещение и первое ранение, после которого его комиссовали...

Сейчас ему тоже досталось и снова в ту же самую ногу. Медсестричка наскоро перевязала его рану и побежала дальше. Зенитчики приходили в себя после боя...

Одни складывали тела погибших товарищей, другие проверяли орудия и боекомплект.

Седоусый старшина собирал документы погибших, бережно сложил их вместе с жетонами и завернул в носовой платок…

- Прости, браток. Так надо! Извини, - приговаривал он, проверяя нагрудные карманы на посеченных осколками и окровавленных гимнастерках…

К Ивану подошёл высокий капитан в разорванной гимнастерке и перебинтованной головой:

- Кто такой? Откуда навыки и почему не в действующей армии? - строго спросил он.

- Сержант запаса Серёгин Иван Данилович. Зенитчик. Комиссован по ранению в финскую.

Капитан крепко пожал руку, поблагодарил за сбитые самолёты и извинился за то, что не может Ивана Даниловича представить к награде.

- Извини, сержант, в штабе зенитного полка не поймут, что какой-то случайный гражданский справился с зенитной установкой, да ещё сбил два самолета...

Затем достал из нагрудного кармана маленький блокнот и что-то карандашом записал.

Откуда ни возьмись, появился фронтовой корреспондент. Это был пожилой мужчина в очках, почти новенькой шинели и фотоаппаратом на груди.

Он стал фотографировать сбитый "фокке-вульф", затем опрокинутую взрывом зенитку. Капитан обнял Ивана за плечо и громко обратился к корреспонденту:

- Эй, очкарик! Ну-ка, давай нас для истории запомни!

Затем снова протянул Ивану свою огромную руку и представился:

- Капитан Поднебесный... Иван. Стало быть, тёзка!

Зычным голосом скомандовал зенитчикам свернуть расчёты и приготовиться к маршу. Повернулся к Ивану и тихонько пробасил:

- Вань, нам пора. Отступаем... ты уж извини! Приказ…

Они на прощанье обменялись крепким рукопожатием, и пошли каждый своей дорогой.

Иван, поковылял в сторону своего села, где оставались его родители и односельчане, которые вскоре обвинят его в предательстве...

. . . . . . . . .

- Артёмка, подсекай! - громко сказал Данилыч и мальчишка отвлекся от сказки про войну. Взмахнул своей удочкой и выволок на берег добротного карася.

Ему не стал помогать ни Данилыч, ни отец, расположившийся неподалеку и внимательно слушавший "сказку про войну"...

- Иван Данилович, а я слышал, что в ваших краях был один предатель, который загнал своих односельчан в сарай и закрыл их там. И лишь по счастливой случайности людей не сожгли. Знаешь об этом что-нибудь? - спросил отец Артёмки.

- Да, Егор. Было такое дело. Это я их там закрыл...

- Ты?! - Егор вскочил на ноги.

- Да как же тебя земля носит? Иуда! – вскрикнул молодой мужчина.

- Сынок, ты погоди, - тихонько сказал Данилыч, - не руби сплеча!

- Я тебе не сынок! Не дай Бог иметь такого отца! Полицай проклятый!

Мужчина взял на руки ничего не понимающего Артемку и зашагал прочь.

Данилыч сел на землю, обхватил руками голову и невидящим взглядом уставился на воду...

Он потерял на войне своих детей. Отправляя их в тыл, надеялся, что война все равно вскоре закончится, а семья восстановится. Искал их после войны в Киеве, но не удалось найти ни тетю Глашу, ни её следов. Из своего сожженного фашистами села, он уехал в небольшую деревушку, поближе к городу.

Воспоминания того дня всплыли яркой и трагичной картиной...

Партизаны регулярно взрывали склады и мосты, пускали под откос поезда, совершали дерзкие нападения на колонны с обнаглевшими фашистами, уничтожали полицаев, продавших свою мелкую душонку.

Карательные отряды, созданные для борьбы с партизанами, лютовали с особой жестокостью. Соседнюю деревню сожгли дотла, расстреливая людей прямо в домах, на глазах у детей, которых впоследствии угоняли в Германию.

Когда отряд головорезов въезжал в село, их встретил Иван с повязкой полицая на рукаве. Его двоюродный пятнадцатилетний брат Виктор стоял с хлебом-солью и на хорошем немецком языке приветствовал «освободителей народа от большевистского ига». Мать Виктора была учительницей немецкого языка и с первых дней войны ушла на фронт переводчицей.

Иван стал полицаем против своей воли. Зная его фронтовое прошлое и ранение в ногу, в партизанском отряде решили оставить его в селе в качестве полицая.

Роль предателя ему давалась с огромным трудом. Почти все односельчане, отказавшиеся от эвакуации, плевали в спину, сыпали проклятиями и желали ему "сдохнуть, как собаке".

Но не все оказались так однозначны и категоричны к поступку Ивана…

Братья Ионовы с нетерпением ожидали прихода немцев, надеясь выслужиться перед новыми хозяевами. С радостью подались в полицаи... И сейчас вместе с Иваном сгоняли людей в конюшню. На проклятия и брань односельчан братья отвечали ударами прикладов, а Иван всё ниже опускал голову и выдавливал из себя:

- Идите, идите уже!

- Герр офицер, - на великолепном немецком Витя обратился к командиру карателей.

- Мы рады вас приветствовать, как освободителей. Иван - наш староста предлагает вам отдых. А вечером, как стемнеет - подожжём вот ту конюшню. Мы уже согнали этих ..., - Витя запнулся и выдавил:

- Русиш швайне.

В это время Ионовы заколачивали досками ворота конюшни. Сено и бутылки с бензином уже были приготовлены...

Офицер одобрительно закивал головой и пошлепал ладонью по щеке Виктора.

- Гут, зер гут! - сказал он и распорядился занимать дом Ивана, где уже были накрыты столы.

Отец и мать Ивана хлопотали по дому. Его отец порывался было рвануть тельняшку на груди. Ведь он, матрос Балтийского флота с "Непримиримого" брал Зимний, прошёл гражданскую, имел несколько ранений. Но жена его сдержала словами:

- Отец, успокойся, ты один их не победишь... А Ванюшке я верю. Он знает, что делает!

Данил Макарович был вынужден согласиться и, стиснув зубы, продолжал помогать жене.

Когда выставили часовых и практически все уже сидели за столом, офицер дал команду поджечь сарай. Ионовы тут же кинулись выполнять указания...

Иван рявкнул на них:

- Не сметь!.

Каратель выхватил "вальтер" и приставил к виску Ивана.

Тот спокойным голосом сказал:

- Витя, переведи ему. Господин офицер. Эти русские свиньи должны гореть красиво. Дождёмся темноты и вместе полюбуемся. Заодно в соседних селах это увидят и перестанут партизанам помогать. А эти, - он указал рукой на конюшню,- никуда не денутся!

- Гут, Иван! Ты настоящий патриот! - сказал довольно улыбающийся фашист и спрятал пистолет в кобуру.

Ионовы сидели у конюшни с бутылкой горилки и ждали своего момента истины. Уже хорошенько подвыпившие братья о чем-то болтали заплетающимися языками и начинали дремать.

- Идите, поужинайте, а я послежу за этими, - Иван протянул руку одному из братьев и помог подняться с земли. Ионовы, едва передвигая ноги, добрались до дома и присоединились к трапезе. Что-то произнесли во здравие немецких «освободителей», перебивая друг друга.

Виктор от злости сжимал кулаки, но старательно переводил слова полицаев.

Немцы здорово захмелели, одобрительно кивая головами после каждой выпитой рюмки. Патефон, специально принесённый из сельсовета, играл марш Вермахта...

Стало темнеть, и Данил Макарович пошёл закрывать ставни.

Каратели радовались возможности отдохнуть, - далеко не в каждом селе их так радушно встречали. И стрельба была и с топорами на них кидались и даже голыми руками пытались вцепиться в глотку ненавистным захватчикам. А тут хлеб-соль, да ещё музыка…

Снять двоих часовых и заблокировать двери - оказалось делом одной минуты. Деревянный и очень добротный дом Серёгиных полыхнул мгновенно. Через минуту-другую огонь поглотил карателей. Братья Ионовы оказались там же, рядом со своими новыми «хозяевами».

Момент истины для них настал…

Полсотни односельчан шли быстрым шагом подальше от своих домов, понимая, что оставаться здесь равносильно смерти. На следующий день их родное село было сожжено дотла.

Оказавшиеся в партизанском отряде, односельчане опускали глаза, не понимая, как они могли поверить, что Иван Данилович Серёгин окажется предателем...

Но земля полнится слухами и весть о карателе Серёгине уже распространилась по соседним селениям.

А Иван набивал махоркой батину трубку и вспоминал о своей жене и детках.

«Как и где их искать? Ничего, война рано или поздно закончится, а там и мы встретимся»,- рассуждал Иван.

И не он один… Мало кому могло прийти в голову, что самая страшная и разрушительная война продлится долгих четыре года и разбросает десятки миллионов человек по всему земному шару…

. . . . . . . . . .

- Ванечка, что случилось? На тебе лица нет! - хотела сказать Зинаида Николаевна, но промолчала, прекрасно понимая, что муж сам расскажет, если сочтёт нужным.

Иван Данилович зачерпнул воды из ведра и сделал несколько больших глотков. Остатки воды вылил на голову...

Ладонью вытер лицо, смахнув накатившиеся на щёки слёзы обиды, боли, непередаваемой тоски и повернулся к своей любимой. Их взгляды встретились. По-прежнему сохранилось в них тепло и уважение, любовь и взаимопонимание...

- Война?

Иван кивнул... Затем с трудом выдавил из себя:

- Будь она проклята!

Прошло уже тридцать лет, как закончилась война, а воспоминания о ней не давали покоя, всё чаще сжимая сердце невероятно жестокими тисками от мыслей о пропавших детках. Родители надеялись и верили, что их дети живы. Но где их искать - было совершенно не понятно. Они подавали запрос в Алма-Ату, куда уехала Зинаида с тётей Глашей и детками, но Насти и Егора с фамилией Серёгины там не оказалось... Тётю Глашу тоже найти не удалось.

. . . . . . . . . .

Киев в эти дни был сам на себя не похож. Старинный величественный город с многовековой историей, мать городов русских готовился к сдаче. Советская армия, получив ошеломляющий удар по всей ширине фронта, не могла удержать сильного и жестокого противника на подступах к столице.

Уже пал Минск, началась блокада Ленинграда, а Киев ещё сражался. Но силы были слишком не равны и в Генеральном штабе приняли решение город оставить.

Огромные реки беженцев хлынули на восток. Эшелоны уходили каждый час. Люди уезжали в неизвестность. Теперь стало понятно, что война затянется надолго и не закончится одним сокрушительным ударом Красной армии по врагу, бегущему в панике обратно, в своё логово.

Зинаида и тетя Глаша держали детей на руках, уворачиваясь от ничего не видящих паникеров, сметающих всё на своём пути, и норовящих, как можно больше прихватить своего, а порой и чужого скарба.

Эшелоны с беженцами попадали под жестокие бомбёжки и огонь танковых подразделений, прорывавшихся на десятки километров… В такие минуты казалось, что кошмар не закончится никогда.

Взрослые накрывали своими телами детей, стараясь из последних сил спасти их от огня и свинцового урагана.

От зловещего рёва паровозных гудков, взрывов, криков и стонов умирающих лопались барабанные перепонки…

. . . . . . . . . .

Когда Егорке исполнился годик, Зинаида не смогла усидеть на месте, как бы тётушка её не уговаривала, и отправилась в школу радисток. Приняли сразу же. Сказалось отличное владение немецким языком.

В великолепно сидящей на ней форме, Зинаида на один вечер приехала проведать детишек и тётю Глашу. Просила за детками последить, не баловать их сильно.

Сдерживая слёзы, она в последний раз покормила грудью Егорку. Маленький мужичок с наслаждением закрыл глазки и причмокивал. Что же может быт вкуснее и полезнее маминого молочка? Накушавшись, сынуля уснул... Зина обняла тётю Глашу, поцеловала детишек и вышла на улицу.

Уже через три месяца вместе с группой разведчиков она была заброшена в район Винницы, буквально в нескольких десятках километров от своего родного дома.

Когда задание было выполнено, о чём Зина радировала своему командованию, их передатчик в очередной раз запеленговали... Началась настоящая охота за разведчиками.

Петляя и запутывая следы, в течение двух суток им удавалось вырываться из клещей специального подразделения СС, но кольцо всё же замкнулось. Четверо крепких парней до конца отбивались от врага, прикрывая свою радистку. Но силы оказались слишком не равны.

Её в бессознательном состоянии фашисты взяли в плен. Понимая ценность радистки, Зинаиду лечили в немецком госпитале в Виннице. Когда она пошла на поправку, ей разрешили выйти в коридор.

Сердце бешено заколотилось.

"Не может этого быть", - твердила она, передвигаясь по тому самому роддому, где появилась на свет её Настенька и через два года Егорка. Вот то самое крыльцо, на котором её встречал Ванечка - самый счастливый на свете отец.

Иван Серёгин с нашивками младшего комсостава стоял с огромным букетом сорванных в городском парке цветов. Рядом с ним стоял милиционер, задержавший его за это правонарушение. Но когда Зина вынесла дочку на руках, и её Ванечка бросился навстречу, милиционер козырнул, пожелал семейного счастья, улыбнулся и добавил:

- А я сам месяц назад жену с дочкой встречал. Здесь же...

Ваня взял малюсенькую Настеньку так неумело. Вытянув перед собой руки, держал драгоценный груз, боясь прижать к себе или уронить. И вид у него был такой счастливый и растерянный...

- Фрау Зина! - как гром среди ясного неба прозвучал голос немецкого офицера.

Валдис, как он ей представился сразу после пленения, отличался от других фашистов. Он был с ней подчёркнуто вежлив, всегда старался проявить уважение.

Она прекрасно понимала, что он - враг, хоть и неплохо говорит по-русски..., но с характерным прибалтийским акцентом.

- Нам нужно приступать к работе, - чётко и громко он сказал Зинаиде, которая на несколько мгновений оказалась в прошлой жизни... такой светлой и безмятежной.

Она оглянулась на лавочку, стоящую рядом с крыльцом. Тот же куст сирени, распустившейся и благоухающей. Тогда Ваня умудрился и её наломать, за что от дворника чуть не схлопотал метлой.

Он как раз вернулся из госпиталя после ранения в финскую... Стоял, опираясь на костыль, другой рукой держал сирень и с опаской поглядывал на того самого дворника с огромными усами и метлой...

Тогда казалось, что Иван отвоевал, что все войны на этом закончились и наступит мирная спокойная жизнь. Семья с двумя маленькими детишками строила планы на будущее...

. . . . . . . . . .

Неподалёку от железнодорожной станции в углу разрушенного дома сидела трёхлетняя девочка. В руках она держала куклу и укачивала её, как ребёнка. Пела колыбельную и смахивала со своих щёчек слезинки...

Иногда она крепко прижимала к себе свою куклу Танечку и успокаивала её:

"Спи, моя доченька. Мама скоро за нами придёт. И мы пойдём домой. Покушаем и ляжем спать. А потом придёт большой папа и нас перед сном поцелует..."

Иван возвращался домой. В новенькой форме, без знаков различия, прихрамывая, с чувством радости и горечи. Конец войне, впереди новая и светлая жизнь... Но потеря детей омрачала его настроение. Ему с Зиной так не удалось отыскать ни Настеньку, ни Егорку...

Вдруг он услышал то ли плач, то ли песню. Иван остановился, прислушался.

"Нет, показалось" - мелькнуло в голове. Он повернулся и зашагал дальше. И всё же что-то заставило его обернуться и вглядеться в развалины старого дома. Там в глубине, среди обломков кто-то был.

Иван осторожно стал пробираться сквозь разрушенные конструкции и увидел девчушку с куклой в руках. Он подошел к ней, присел на корточки и взял малышку на руки. Прижал к себе нежно и осторожно.

Девочка с некоторой опаской посмотрела на незнакомого дядю и произнесла:

- Папа...

Иван огляделся вокруг. Ни одной живой души. Он поднялся и прошел на станцию. Кроме нескольких путейцев, двух бабушек и патруля там никого не оказалось.

Начальник патруля подозвал Ивана к себе. Проверил документы, слегка погладил девочку по ручке и спросил:

- А мама где?

Иван пожал плечами, и хотел было ответить, но лейтенант участливо поглядел ему в глаза и произнёс:

- Война...

Козырнул и вместе с патрульными зашагал вдоль товарного состава.

Иван посмотрел на девочку, а она с интересом рассматривала дядю-папу.

- Как ты здесь оказалась? А где твоя мама? - спросил Иван.

- А мама потерялась, - ответила девчушка и добавила:

- А мы же её найдём, папочка, правда?

Иван опешил. Как поступить? Оставлять ребёнка здесь нельзя, а ждать - смысла не было. И на станции никого...

- Доча, а ты давно здесь сидишь? Как тебя зовут?

- Я Настенька, а это Танечка. У нас еще вот что есть, - девочка ручкой полезла в карман и достала сухарик черного хлеба. У нас было таких три. Мы с Танечкой их скушали. Ты будешь? - и она протянула этот кусочек жизни ему под самый нос...

- Пойдём, дочка домой. Там я тебе молочка вкусного дам. Хочешь?

Она кивнула и обняла ручонками Ивана за шею.

Так и шли они к своему дому, которого ещё не было. Добирались на попутках, один мужичок согласился их на подводе подвезти до той самой Калиновки. Здесь с 41-го года Иван был членом партизанского подполья...

Разрушенный практически дотла городок начинал оживать. Местами горели фонари, тускло освещая засыпанные разрушенными конструкциями и обломками улочки.

К одному из чудом уцелевших домов подошли Иван с Настенькой.

За забором хлопотали хозяева. Увидев незнакомца с ребенком на руках, поинтересовались:

- Куда путь держишь, милок?

Иван лишь пожал плечами… Перед ним распахнулась калитка и пожилая женщина пригласила в дом:

- Проходите, ночь почти на дворе. Негоже с ребёнком в такое время шастать по улицам. Не ровен час…

Пожилая пара оказалась очень гостеприимной. Нагрели воды, устроили баньку маленькой принцессе, которая после ужина из обещанного тепленького молочка и ароматной краюхи хлеба, тихонечко и беззаботно сопела, обнимая свою Танечку...

Тетя Варя за молоком бегала аж на тот край поселка... Чего не сделаешь для ребёнка... Дети были на вес золота.

Сколько их тогда осталось без здоровья, родных, близких и вообще потерявшихся в той страшной военной суматохе...

Иван не подозревал, что буквально в нескольких километрах, на другом конце Калиновки в комендатуре на холодном полу со связанными за спиной руками сидела его жена.

И она не предполагала, что совсем неподалеку находился муж Ванечка и их приёмная дочь Настенька. Девочка с таким же именем, как их родная дочка и с очень непростой судьбой...

Зинаида в очередной раз попала в руки к "охотникам за ведьмами". Война уже была позади, кто-то на ней потерял всё, а кто-то благополучно пережил это время, цепляя на погоны ещё одну звёздочку или на грудь медальку за то, что разоблачил очередного "шпиёна" или "изменника" Родины. А тут появилась возможность ещё расширить орденскую планку...

Побег Зины из фашистского плена был более похож на сказку, чем на правду. Кто мог поверить, что Валдис, потомок латышского дворянина, породнившегося со знатным родом "истинного арийца", вдруг окажется приверженцем коммунистических идей.

Он - Валдис Вацетис, офицер Абвера, избегал грязных методов работы с пленными. Великолепно образованный человек, отлично владеющий четырьмя языками, считал своим долгом уважать противника. Добивался от него максимального понимания безвыходности ситуации и успешно вербовал для работы на "Великую Германию".

Начав свою военную карьеру еще в Польше, он вскоре усомнился в порядочности большинства офицеров Вермахта, которые с легкостью могли застрелить любого из военнопленных или безоружных гражданских, косо взглянувших в их сторону.

В преступности гитлеровского режима он убедился после начала войны против русских.

На его глазах уничтожались города, сёла, люди целыми семьями отправлялись в концлагеря, на виселицы или закапывались живьём.

Особую жестокость при этом проявляли полицаи и бандеровцы. Однажды ему пришлось столкнуться и с «лесными братьями» - так называли его земляков из Прибалтики, которые по жестокости не уступали своим украинским собратьям.

Все они стремились выслужиться перед новыми хозяевами и преуспели в этом, стирая с лица земли целые деревни…

Но не так он представлял свою борьбу против врага, ненавистного и угрожающего "Великому Рейху".

Он встречал и тех, кто с легкостью соглашался на сотрудничество и предательство, и тех, кто смотрел ему прямо в глаза, с гордостью и упрямством вскинув голову, и готов был идти на смерть, лишь бы не стать предателем…

Одна из таких была Зинаида. Или "фрау Зина", как он её называл. Узнав о том, что она оставила двоих малолетних детей, чтобы бить "фашистскую сволочь", Валдис стал продумывать план по её возвращению к своим. Для этого он должен был снять все подозрения с себя и выбрать один вариант из ста, но самый верный и надёжный.

Однажды после выписки Зинаиды из госпиталя, который по стечению невероятных обстоятельств разместился в бывшем роддоме, где у неё с Иваном с перерывом в два года родилась дочка Настя и сын Егор, Валдис начал странный разговор.

Он откровенно признался "фрау Зине", что не хочет больше воевать с русскими и прорабатывает план побега. Но сомневается в том, что русские поверят в его искренность. Не поверила и Зинаида.

Это было очень похоже на провокацию. Но, с другой стороны, она так и не дала согласия работать на Абвер.

Желание жить, вернуться на Родину, к своим…, наконец-то обнять своих детей пересилило все сомнения, и Зинаида согласилась быть заброшенной к своим с особым заданием.

Ей одной Валдис раскрыл фамилию агента Абвера, который служил в штабе Киевского округа, а затем Юго-Западного фронта. Агент или как его называли "крот" был глубоко законспирирован и имел доступ к большинству документов, передаваемым в Ставку и получаемых из неё.

Валдису удалось собрать сведения, разоблачающие "крота". Ближе к рассвету с группой диверсантов в составе пяти человек они отправились на аэродром. Десантники разместились в планере и ожидали старшего группы.

Место напротив Зинаиды было свободно. Все пристегнулись ремнями. Наконец послышался шум запускающихся двигателей самолета-буксировщика.

Перед самым началом движения в планер втиснулся старший группы и стал пристёгиваться.

Сквозь защитные очки он как-то странно посмотрел на Зину...

На рассвете в кустарнике около аэродрома фашисты обнаружили десантника в форме офицера Красной армии. Оружия, специального снаряжения и документов при нём не оказалось.

Впрочем, не оказалось на месте и офицера Абвера Валдиса Вацетиса...

. . . . . . . . .

Рядом с Зинаидой расположился огромного роста диверсант. Она его запомнила по удивительной жестокости на тренировках по рукопашному бою. Обладая чудовищной силой, он мог сломать руку своему же коллеге или всадить нож по самую рукоять, испытывая при этом необъяснимое наслаждение.

От этого жестокого садиста веяло смертью. Зинаида поёжилась, стараясь насколько возможно отстраниться от опасного соседа.

Через час планер произвел отцепку от самолета и бесшумно продолжил свой полёт в назначенный квадрат. Приземление было достаточно мягким, если не считать нескольких ссадин на руках и лицах десантников.

Внезапно командир разведгруппы выхватил оружие и двумя выстрелами из "люгера" (пистолет РО-08, применяемый в разведподразделениях Абвера) ликвидировал того самого садиста. Всё произошло неожиданно. Никто даже не успел среагировать... Когда он снял защитные очки, Зинаида, охнула.

- Валдис? Но как?

Только сейчас она увидела под маскировочным комбинезоном китель офицера Абвера...

- Спокойно, нам сейчас главное - не ввязываться в бой. Слишком ценная информация у нас, - по-русски сказал Вацетис. Затем повернул голову в сторону застреленного диверсанта и добавил:

- Он был слишком опасен. Его задание мне известно лишь частично. Нам бы сразу не нарваться на патруль. Зина, настраивай рацию. Передавай сигнал о начале операции. У нас есть ещё пара часов.

Диверсанты шли быстро и осторожно. Едва не нарвавшись на патруль, они смогли выйти к расположению штаба дивизии.

У шлагбаума стояла пулеметная точка и двое часовых мерно прохаживались вдоль ограждения.

- Андрей, Роман. Аккуратно снимаем часовых. Огонь не открывать. Ножи не применять. Оглушить, связать и убрать в канаву, - скомандовал Валдис.

- Почему нам не пойти прямо? Документы у нас в порядке. Валдис, зачем так? - спросила Зинаида, боясь, что диверсанты переусердствуют с часовыми.

- Нам нужно попасть сразу в штаб. К командиру или начштаба. Так надо!

Часовой у входа в штаб спокойно наблюдал, как со стороны КПП приближалась миловидная женщина в гимнастерке с сержантскими нашивками, чётко приветствуя старших по званию.

За ней двое красноармейцев вели немецкого офицера с повязкой на глазах и связанными за спиной руками.

Он даже залюбовался красивым сержантом в юбке, на несколько мгновений вспомнив довоенную жизнь...

- Сержант Серёгина из спецотряда Колыванова, - четко представилась Зинаида и, не давая часовому прийти в себя от натиска её красоты и уверенности, приподняла полевую сумку и добавила:

- Здесь срочное донесение командиру. Пленный - офицер Абвера. Где командир? Быстро отвечать!

Часовой встал по стойке "смирно" и молодецки доложил:

- Второй этаж, направо, кабинет второй... ой, третий справа.

Зинаида очаровательно улыбнулась, изобразила губами поцелуй, подмигнула часовому и скомандовала остальным диверсантам:

- За мной!

Часовой стоял довольный. Ещё бы... такая женщина ему подмигнула, да ещё вот так вот... губами.

- Надо бы после смены её разыскать. Уж больно красивая. Да и я понравился ей, - мечтательно рассуждал простой деревенский парень почти двухметрового роста. Тем паче, что был он первым парнем на деревне...

Спустя минуту группа диверсантов оказалась у кабинета командира дивизии. Зина громко постучала и открыла дверь.

- Разрешите войти?

Над картой, разложенной на широком столе, стояли, согнувшись три человека: командир, начштаба и начальник разведки дивизии - тот самый Колыванов.

Вопросительно подняв глаза, все трое с недоумением смотрели на вошедших.

- Серёгина? Зина? - пробасил Вано, как его с любовью называли подопечные.

Через мгновение на офицеров смотрели четыре ствола.

- Валдис Вацетис, второй отдел Абвера, - доложил Валдис, развернул пистолет рукояткой от себя и положил его прямо на карту, сдвинув его в сторону опешивших советских офицеров.

- Лейтенант Романов Андрей Александрович, командир взвода шестнадцатого погранотряда.

- Младший сержант Дорофеев Роман Николаевич, полковая разведка.

- Красноармеец Серёгина Зинаида Николаевна, радист спецотряд Колыванова.

Все трое, представляясь, положили оружие на стол и встали по стойке "смирно".

- Господин полковник, имею информацию особой важности. Прошу остаться наедине, - обратился Валдис к комдиву.

- Вы из Прибалтики? – поинтересовался начальник штаба.

- Всё верно, родом из Риги.

- Кто из Вашей группы ещё владеет этой информацией? - задал вопрос комдив Сотников.

- В полном объёме только я и Серёгина. Романов и Дорофеев – частично, - ответил Вацетис.

- Иван Фёдорович, проверь гостей,- распорядился комдив.

По этой команде двое диверсантов самостоятельно отстегнули ремни со снаряжением и из сапог извлекли по ножу.

- За мной, - скомандовал Колыванов и вывел из кабинета двоих диверсантов.

- Романов и Дорофеев, сидеть вот здесь. Ждать. И без глупостей тут! Сизов! Ко мне!

К нему подбежал красноармеец с автоматом.

- Стеречь этих, а сюда - никого не впускать.

- Товарищ майор, извините, - к Колыванову обратился один из диверсантов, смущенно улыбаясь.

- Там, на КПП двое в канаве. Оружие в кустах. Извините. Так уж вышло, - развёл в сторону своими ручищами младший сержант Дорофеев.

Колыванов поднёс к его носу огромный кулак и вышел в коридор.

- Трошкин, ко мне! Берёшь троих и на КПП. Там в канаве двое наших лежат. Пусть ещё поваляются. Для пользы дела. Оружие в кустах. И смотри мне... чтобы ни одна зараза не проскочила!

- Разрешите? - обратился к комдиву Колыванов.

- Заходи.

- Нет, разрешите... не по уставу, - пробасил Вано и показал глазами на Зинаиду.

- Валяй, - сказал командир и показал Валдису на стул, приглашая присесть.

Колыванов в два огромных шага подлетел к Зинаиде и заключил её в медвежьи объятия.

- Иван Фёдорович, а не боитесь, что особисты затаскают. Может она - враг народа, - осторожно предупредил начштаба и поймал на себе такой свирепый взгляд начальника разведки, что поёжился...

- Что ж, докладывайте кратко и по существу, - обратился к Вацетису комдив.

- Здесь вся картотека школы Абвера в Виннице. Здесь..., - Валдис не договорил.

В кабинет к командиру дивизии ворвался особист с двумя военнослужащими из контрразведки и завопил:

- Вы что себе позволяете, товарищ полковник! Устроили здесь маскарад! Взять! - капитан указал глазами на Вацетиса. И эту тоже! - презрительно поглядев на Зинаиду.

- Отставить, капитан Прокин! - рявкнул комдив .

- Вон отсюда! Раскомандовался... у себя там будешь руководить. А здесь я командир!

Капитан попытался выхватить пистолет, но через несколько мгновений лежал на полу со скрученными за спиной руками. Вацетис восседал над особистом и протянул изъятый пистолет начальнику штаба. А двоих его сопровождающих Колыванов схватил за шкирку и шлёпнул лбами друг о друга. Тихонечко так... Даже нежно. От такой «нежности» оба присели на пол, прижавшись спинами к стене, и опустили головы.

Начштаба от ужаса взялся за голову.

- Вы с ума сошли! Он вам этого не простит.

И он оказался прав. Прокин этого не забудет...

"Крота" взяли через час после этих событий. За что комдиву лично объявил благодарность командующий Юго-западным фронтом маршал Советского Союза Тимошенко.

Вацетиса доставили в Москву. О его судьбе никто из героев этой истории не знал.

Предполагали, что он первое время работал со "смершем", вскрывая агентурную сеть, а затем в ГРУ. Но это были всего лишь предположения...

Романов и Дорофеев после нескольких месяцев проверок были назначены в штрафной батальон. Оба с ранениями выжили, были амнистированы и продолжили свою службу в системе подготовки советских разведчиков.

А Зинаиде достанется пройти через множество испытаний...

Но русская женщина - символ несгибаемой воли и силы духа! При этом она остаётся все той же ранимой, любимой и в сердце хранимой!

. . . . . . . . . . .

- Иван, а мы с Вами никогда раньше не встречались? - спросил хозяин дома Семён Семёнович и погладил по кудрявой головке Настю.

Девочка с аппетитом уплетала кашу, ловко орудуя ложкой. Время от времени она угощала свою куклу Танечку, перемазав её носик и щечки. При этом не забывала ворчать на неё за то, что та очень неаккуратно кушает.

- Всё может быть, - тяжело вздохнув, ответил Иван и с нежностью посмотрел на девчушку. Она ему напомнила его дочку Настеньку, такую же кудрявую, проворную и ласковую.

-Ей уже шесть лет, - подумал Иван. Егорке четыре... Они с Зиной так и не смогли найти их. В Алма-Ате не оказалось тёти Глаши по старому адресу. А теперь и Зина исчезла".

- Иван, а где сейчас твоя жена?

- Мы встретились после взятия Берлина. Решили искать детей порознь, а затем условились в Виннице найти друг друга через комендатуру. Бывшие и действующие военнослужащие там становятся на учёт.

Планирую туда обратиться…, может, есть какая-нибудь информации, - Иван тяжело вздохнул.

Не мог он знать, что Зина прибыла в комендатуру, встала на учет, старалась навести справки про него. Уже на крыльце она столкнулась с Прокиным... Тем самым, что пытался её и Валдиса арестовать тогда, в кабинете командира дивизии.

Прокин мерзким взглядом окинул её с ног до головы и пробурчал:

- Ну-ну…

Вечером в дом, где она временно остановилась, вошли три "смершевца" и приказали следовать за ними...

Она сидела на холодном полу со связанными за спиной руками. Голова гудела, а тело ныло от побоев. Прокин лично проводил "беседу".

Память у него была хорошая и он не мог забыть то унижение, когда его, особиста с двумя помощниками, да ещё при женщине, уложил этот подозрительный тип – Вацетис и мужлан Колыванов - любимчик комдива Сотникова, а ныне заместителя командующего войсками округа.

Подумаешь, герой... Попробовал бы он здесь, в тылу найти шпиона, разоблачить его, да ещё доказать его виновность.

А он, Прокин, умеет это делать блестяще. Тем более, у него появился великолепный шанс отомстить этой красотке и доказать ей и не только, что он настоящий спец. И ничего, что приходится прибегать к таким методам.

Она сама виновата. Она враг народа, а к врагу пощады быть не должно!

Он снова надел перчатки, чтобы сохранить свои ухоженные пальцы и не травмировать их...

Эта дрянь никак признаваться не желала. Как жаль, что у неё пропали дети! Зацепить её нечем. А может и хорошо, что пропали! Поделом ей! Нечего тут изменникам Родины плодить потомство...

. . . . . . . . . .

Иван поблагодарил Ирину Николаевну и Семёна Семёновича за их гостеприимство и попросил присмотреть за Настенькой.

- Я в комендатуру. Может быть, Зину смогу найти. Настенька, иди ко мне на ручки.

Маленькая принцесса взяла свою любимую куклу и подбежала к отцу. Иван взял её на руки, поцеловал в щечку и носик, а Настенька протянула свою куклу и пролепетала:

- Папочка, ты же за мамой идёшь? Возьми с собой Таню.

Так он и шёл по улице с куклой в руках.

Прохожие порой улыбались. Они радовались тому, что закончилась война, что чей-то папа несет родной дочке куклу, что мирная жизнь возвращается к людям...

Иван поймал на себе взгляд человека, с которым он, похоже, когда-то встречался. Мужчина натянул кепку на глаза. Остановился и отвернулся, делая вид, что рассматривает здание.

Иван прошёл мимо и через несколько шагов обернулся. Мужчина таинственным образом исчез... Неприятное чувство быстро сменилось на мысли о предстоящих заботах. Несколько кварталов осталось позади. Практически везде люди разбирали завалы, тут же шла стройка. Город приходил в себя...

- Ваня! Иван! - прогремел знакомый голос, - как там тебя? Данилыч!

Иван опешил. К нему, распахнув объятия, нёсся Поднебесный Иван, тот самый командир зенитчиков.

Мужчины обнялись...

- Ты как здесь? Какими судьбами? Слушай, Вань, пойдём ко мне в кабинет, там и поговорим, - пробасил Поднебесный.

Иван вопросительно посмотрел на тёзку. Поднебесный улыбнулся, взял его за плечи и повёл с собой.

- Я здесь военкомом работаю. Комиссовали по ранению, а форму снимать жаль. Вот, обложился бумагами и делаю умный вид.

Они прошли КПП, Поднебесный продолжил:

- Тот дальний подъезд - комендатура. Средний - "смерш" занимает, а мы вот тут расположились.

Какое-то тревожное чувство овладело Иваном, и он обернулся. У среднего подъезда стоял "воронок".

- Вань, ты чего? - спросил военком.

- Да… так, показалось…, - растягивая слова, ответил Иван, и они вошли в здание.

На самом деле Ивану не показалось. В «воронке» сидела ... его жена, Зинаида Николаевна Серёгина. Между ними было всего несколько десятков метров.

Зинаида повернула голову и увидела родную фигуру своего Ванечки, который скрылся за дверью. Она попыталась его окликнуть, но разбитые губы не слушались, в горле пересохло, и лишь горькие слёзы покатились из её прекрасных глаз...

. . . . . . . . . .

Военком поднял трубку телефона и четким голосом поставил задачу найти Серёгину Зинаиду. Становилась ли на учёт и где проживает. Положил трубку и широко улыбаясь, обратился к Ивану:

- Ты чего такой хмурый? Найдём мы её. Пара пустяков. А ты чего это с куклой ходишь? Любишь в дочки-матери поиграть?

- Вчера я нашёл потерявшуюся девчушку. Три годика ей... Представляешь - меня папой назвала и имя у неё Настя, как у моей родной дочери... Потеряли мы своих детей, Ваня. Зина в действующую подалась, в плену побывала…

Смерш её крутил вдоль и поперёк, всё искали шпионский след. Благо, что разведчики вовремя вмешались... Колыванов там был такой. Представляешь, особиста лицом в пол уложил прямо в кабинете комдива. Комдив сейчас где-то наверху. Генералом стал.

- Колыванов, говоришь? Хм... есть у меня один такой знакомый. Герой Советского Союза. Мы с ним в Кремле вместе ордена получали. Здоровый такой. Одного роста со мной. Кстати, тоже Иван. Не зря нас фрицы Иванами называли... Вань, хорошо, что мы с тобой встретились. Помнишь тот бой на станции? Теперь есть все основания…, - он не договорил.

В дверь постучались, и в кабинет вошла девушка в звании сержанта.

- Товарищ комиссар, - она увидела Ивана и замолчала.

- Говори, Тамара, что у тебя? - пробасил Поднебесный.

- Товарищ комиссар... Серёгина Зинаида Николаевна прибыла в Винницу десять дней назад. Встала на учет. Адрес проживания - Садовая, дом 15.

Иван радостно вскочил...

- Но её..., - сержант запнулась... Её арестовали. Статья очень тяжелая – измена Родине. Ведет дело майор Прокин...

Кукла выпала из рук Ивана.

- Ваня, ты «воронок» видел? Она там. Я чувствую это! – произнёс он.

- Спасибо, сержант, идите! - военком проводил её взглядом и после того, как дверь закрылась, тихонько сказал:

- Плохи дела, Ваня... Этот Прокин, еще та нечисть... Трус и подлец. Мне до него не добраться! Но у меня есть одна мысль...

Иван до хруста костяшек сжал кулаки.

- Ваня, прошу тебя об одном. Не пори горячку. Я тут тоже без дела сидеть не буду. Возвращайся домой. Вот мой телефон, - Поднебесный размашистым почерком написал номер телефона и протянул Ивану. Они попрощались, крепко пожав руки.

А Ивана искали фашистствующие недобитки... Провал карательной операции, когда ему удалось спасти сельчан и уничтожить эсэсовцев, ликвидация старосты, подрыв нескольких эшелонов, а главное - разгром бандеровского подразделения - это не полный список "злодеяний" Ивана, за которые его было решено наказать. Наказать жестоко...

В городе действовала группа бандеровцев. И руководил ими хорошо подготовленный специалист. Выйти на его след никак не удавалось.

Бандеровское подполье работало эффективно. Имея своего человека в комендатуре, бандиты были прекрасно осведомлены обо всём, что касалось жизнедеятельности войск, да и города, в целом.

Взрыв на станции трёх цистерн с горючим в момент прохождения эшелона с войсками, возвращающимися из Германии..., пожар на продовольственном складе, уничтожение посевного зерна, покушения на партийных и военных руководителей... Все эти хорошо спланированные акции подтверждали наличие четкого руководства диверсантами.

Когда Иван вышел из комендатуры, "воронка" на месте не оказалось. Стемнело. Улочки становились безлюдными. Редкие фонари освещали некоторые перекрёстки.

Иван подходил к своему дому и ощутил на себе чей-то взгляд. Он резко обернулся и увидел того самого человека в кепке, с которым встретился ещё утром. Тот смотрел на Ивана с недоброй усмешкой...

. . . . . . . . . .

- Товарищ генерал, разрешите войти?

- Входи, Иван Фёдорович, – заместитель командующего поднялся из кресла и вышел навстречу Колыванову. Боевые товарищи обнялись.

- Павел Дмитриевич, это подполковник Поднебесный, военком из Винницы.

- Наслышан, подполковник, о вашей области. Сложная там у вас ситуация.

Генерал протянул руку, офицеры поздоровались.

- Чего задумали, товарищи Герои Советского Союза? Давай, Ваня кратко и по делу, как ты это умеешь.

После убытия офицеров, генерал поднял трубку телефона и набрал номер. В кабинете начальника контрразведки округа прозвучал звонок.

- Пётр Сергеевич, здравствуй. Мне нужна твоя помощь...

. . . . . . . . . .

Прокин до сих пор был майором. Его не устраивало звание, должность, количество наград, денежное содержание. Он вёл сложную игру. И очень грязную...

Организовал сеть доносчиков и через них "приглашал" к себе подозреваемых в "измене Родине" и выбивал из них показания. Кто мог откупиться - приносили ему деньги и потом навсегда исчезали. Кто не сознавался - шли по этапу…

Зинаида попала в число вторых...

Вдоволь наиздевавшись над ней и не получив никаких выгод, Прокин передал материалы в трибунал, где было указано, что Зинаида Серёгина была членом бандеровского подполья. А это - расстрельная статья...

Между тем, Прокин сам начал сотрудничество с бандеровским подпольем. Его уже "вели" контрразведчики. Речь пока не шла о реабилитации или освобождении тех, кого этот оборотень подвел под расстрел или отправил в лагеря.

На кону была целая сеть диверсантов и предателей, главарь и "крот", что обеспечивал оперативной информацией бандеровцев и фашистов. Что, впрочем, аналогично...

Главарь по кличке "Одер" был завербован ещё в начале войны. Обладающий недюжинной силой и невероятной жестокостью по отношению к соотечественникам, которая поражала даже гестаповцев, он успешно руководил целой сетью агентов в западной Украине. Считался неуловимым и необычайно везучим.

Несколько операций, проведённых "смершем" по ликвидации бандформирований, всегда завершались его исчезновением и обязательным карательным ответом.

"Одер" оставлял за собой кровавый след в виде растерзанных женщин и детей, изувеченных подростков и стариков.

"Визитной карточкой" этого изверга всегда оставался нож, воткнутый в детскую игрушку. Иногда лезвие втыкалось в дерево или мебель, иногда в растерзанное тело очередной жертвы…

Однако в этот раз что-то пошло не так. Прокин сам того не ведая, спровоцировал ситуацию, когда во время телефонного разговора с «Одером» поведал о своём желании «выйти из игры».

Такое не прощалось, и Прокин попросту стал скрываться в своём кабинете, полагая, что здесь его не достанут.

Ситуация была патовой – с одной стороны бандеровцы готовы к его ликвидации, с другой стороны – свои же упрячут за решётку, и это в лучшем случае…

. . . . . . . . . .

"Полковник Леонов. Штаб округа".

Дежурный принял строевую стойку и отдал воинское приветствие высокому полковнику в форме госбезопасности.

На предъявленное полковником удостоверение бросил короткий взгляд, не решаясь задерживать представителя структуры, имеющей безграничные полномочия.

"Проводите меня к майору Прокину", - распорядился полковник.

Дежурный козырнул и пропустил вперёд офицера, указав рукой направление движения.

В коридоре второго этажа полковник внезапно наклонил голову, снял фуражку и отвернулся к стене. Достал носовой платок и вытер пот со лба.

Два проходящих мимо офицера взяли под козырек, приветствуя старшего по званию. Один из них сделал несколько шагов и резко оглянулся. Фигура полковника ему показалась знакомой…

- Товарищ полковник, Вам плохо? - с участием спросил старшина.

Тот помотал головой и, надев фуражку, снова зашагал по коридору.

- Слава, а ты не узнал полковника? - спросил товарища старший лейтенант…

- Я его где-то видел… Точно видел! А вот где?

- Валера, ты давай шагай, а то Колыванов не любит, когда опаздывают…

- Точно, я вспомнил. Это же "Одер»! Слава, это точно он!

- Для начала доложим Колыванову. Он знает, что дальше делать!

- Заходите, гвардейцы! - Колыванов поднялся навстречу офицерам.

- Чего такие озабоченные? "Одера" встретили?

Офицеры с недоумением переглянулись.

Колыванов улыбнулся:

- Порядочек, друзья! "Одер" сейчас у Прокина. Пока я уговорил генерала установить прослушку у Прокина – сошло семь потов. Пускай немного пообщаются. Нам это на руку…, - он посмотрел на часы.

- Через 10 минут отряд Ярового будет уничтожен. Да и нам пора к Прокину наведаться.

В кабинет Прокина вошли три офицера. Колыванов был впереди и направил пистолет на полковника.

- Ну, здравствуй, "Одер"! Вот мы и встретились. Держи руки, как и держал. А то лишняя дырка в твоей голове не нужна ни тебе, ни мне…

Через несколько секунд наручники щёлкнули замками и сомкнулись на запястьях "Одера". Держался он уверенно, даже вызывающе.

А Прокин сразу же раскис. Увидев перед собой того самого Колыванова, он сжался в жалкий комочек и заскулил, как щенок...

. . . . . . . . . .

Зинаиду вывели из камеры. Она повернулась к остальным осужденным и взглядом попрощалась с ними. Молча шла по мрачному коридору, вспоминая свою жизнь, прокручивая те самые счастливые моменты, когда казалось, что её семье ничего не угрожает.

Ваня только вернулся с финской войны, хоть и с ранением, Настенька перенесла тиф, но выжила, Егорка родился на радость всем...

- Направо, лицом к стене, - прозвучал голос конвойного. Загрохотал замок и металлические двери, распахнувшись, открыли тёмную бездну, из которой никто из приговорённых к расстрелу уже не возвращался...

"Виллис" нёсся по улицам города, отчаянно сигналя и разгоняя случайных прохожих. До расстрельного места оставалось всего несколько кварталов…

- Стоять, - прозвучал голос.

- Именем ..., - дальше слова были совсем неуместными, да и запоминать их уже не было смысла, - ... приговор привести в исполнение!

Щёлкнул затвор...

Зинаида подняла вверх глаза и прошептала:

- Господи, не оставь меня в эту минуту. Спаси и сохрани моих детей, Ванечку и меня, если можешь...

Прогремел ... голос:

- Отставить! Оружие на предохранитель!

На плечи Зинаиды легли огромные ладони её командира, настоящего офицера - Колыванова Ивана Фёдоровича...

- Ну-ну, чего ты? Всё хорошо, Зинуля. Всё теперь будет хорошо, - приговаривал Колыванов, придерживая её за плечи.

Она уткнулась в его широкую грудь и разрыдалась. Огромная ладонь гладила её поседевшие волосы. Колыванов слегка отстранил Зинаиду от себя и достал белоснежный носовой платок.

- Так…, слёзы заканчиваются, моя хорошая. Всё уже позади. Мы сейчас выходим отсюда, и нас ждет светлая и счастливая жизнь…, - он бережно вытер слёзы и шутливо зажал шмыгающий нос.

Зинаида с трудом улыбнулась. Буквально несколько минут назад до смерти оставался всего лишь один миг, одно мгновение... всего лишь одно нажатие на спусковой крючок…

Через полчаса она стояла в кабинете Колыванова и смотрела в окно, вспоминая свою семью, детей, своих родных и близких…

- Зиночка!

Она обернулась на родной голос. В дверях стоял её Иван, держа за руку кудрявую девчушку.

А за их спинами, как бы прикрывая собой, стояли два огромных Ивана. Два Героя, два Офицера, два Человека...

Настенька подбежала к Зинаиде.

- Теперь ты моя мама? - спросила она и протянула свою любимую куклу...

. . . . . . . . . .

Молва людская порой настолько бывает жестокой и несправедливой. Правда превращается в ложь, а подвиг - в предательство...

А иногда – наоборот. Да ещё и приобретёт удивительные оттенки.

Некоторые жители соседних деревень до сих пор считали Ивана предателем, полицаем и негодяем.

Ко всему прочему, и Зине досталось. Плен, побег, НКВД, допросы, избиения, расстрел...

Но самое страшное - им так и не удалось разыскать ни свою Настеньку, ни Егорку.

А ещё надо же такому случиться - через два года после победы приёмную Настеньку нашла её мама. Трудно было расставаться с этой маленькой феей. Она озаряла своей улыбкой весь дом, а её весёлый голосок, как щебетание весенней птички наполняло всю округу, будь-то яркое солнце или грустный осенний дождь...

На прощание Иван и Зина подарили девчушке крестик с серебряной цепочкой. Перекрестили их, удаляющихся от дома.

Настенька то и дело оборачивалась, махала ручкой и отпускала воздушные поцелуи.

А Серёгины стояли, прижавшись друг к другу, и с тяжёлым камнем на сердце молчали... С особой остротой опять возникла боль потери своих детей...

. . . . . . . . .

Прошли долгие годы...

Егор с Артёмкой вернулись домой. Оба не произнесли ни слова. Артёмка готов был расплакаться от обиды, что только начало клевать и тут его папа забрал и увёз. Он даже Данилычу руку не успел пожать...

А Егор переживал встречу с тем самым предателем, о котором ему рассказывали в школе. И надо же так - это предательство произошло совсем рядом с тем озером, куда они с Артёмкой ездили на карасиков.

И Данилыч такой вроде мужик положительный, добрый, дети к нему тянутся. Артемка вообще с первого дня к нему на руки пошел...

"Настенька, покорми Артёмку. Я не буду ужинать", - сказал он супруге, приобняв за плечи, и поцеловал мимолетом. Пока Артёмка уплетал за обе щёки самую вкусную мамину "кафу", Настя посмотрела в глаза Егору и едва заметным движением головы спросила:

- Что случилось?

- Помнишь, я рассказывал о предателе, что жил в моём селе? Я его вчера встретил. Это оказался тот самый "Данилыць", о котором тебе все уши Артемка прожужжал...

- Егор, этого не может быть! Артёмка к плохому человеку не пойдёт. Ты же помнишь, он с роддома чувствовал, кто его на руки берёт?

Егор помолчал. Он вспомнил несколько таких моментов. Это было необъяснимо... Но факт оставался фактом.

Из роддома их встречали. Водитель такси попытался взять на руки Артемку, чтобы помочь родителям уложить коляску и вещи. Малыш тут же проснулся и залился громким плачем. Мужчина сунул младенца в руки матери и захлопнул дверь.

Когда Артёмке было полгодика, он заболел воспалением лёгких. Настя просила соседку побыть с ребёнком, чтобы самой вызвать врача. Стоило той взять мальчика на руки, Артёмка весь заходился в плаче и начинал задыхаться от кашля. Пытался выворачиваться из рук этой самой тёти Наташи, такой миловидной женщины с хорошими манерами...

Через некоторое время стало известно, что водитель несколько лет назад в пьяном виде сбил пешеходов и скрылся..., а тётя Наташа, оказывается, выгнала из дома своих родителей и отвезла их к дому престарелых, заявив, что нашла этих немощных стариков случайно. И кто они такие - она не знает.

Тогда этих два старичка поддерживали друг друга за руки, опустили свои седые головы и тихонечко плакали...

От обиды, от боли, от ужаса. От того, что они никогда бы в жизни не могли даже в страшном сне предположить, что так может с ними поступить родная дочь, их Наталка...

А сейчас Егору не хотелось признавать, что он погорячился, когда наговорил грубостей Данилычу. Ему хотелось сказать жене, чтобы она меньше верила в мистику, колдунов и прочие сверхъестественные вещи...

Но он промолчал, понимая, что с двумя Настями ему не справиться. Вторая Настя - его старшая сестра. И они так с его женой породнились, что даже стали его по очереди клевать по-женски. То за не покрашенный балкон, то за командировки, то за службу его в спецназе, где нет покоя ни днём, ни ночью, то за рыбалку каждые его редкие выходные.

У сестры была прекрасная семья, две девочки - погодки, муж капитан дальнего плавания. Они семьями собирались вместе, отмечали праздники, помогали друг другу, чем могли.

Однажды даже немногословный Егор сказал, что сама судьба свела их всех вместе.

Знал бы он тогда, что эти слова окажутся пророческими...

Росли они с сестрой одни, без родителей. Отца немного помнила только Настя. Помнила она и то, что мама уходила на фронт. Красивая такая, статная, в военной форме. Обещала скоро вернуться.

А их добрую тётю Глашу через полгода после начала войны скосила болезнь и детей на воспитание взяла незнакомая семья. И не только их...

Перед сном Артёмка сидел на руках у отца и просился опять на рыбалку, к "Данилыцю"...

Егор посмотрел внимательно на сына, затем на своих Анастасий и пообещал снова съездить на их любимое озеро, как только появится время.

Стояла теплая августовская погода. Данилыч сидел на берегу с удочкой и полавливал карасиков...

Рядом сидела жена, его любимая Зинуля и накрывала импровизированный стол. Расстелив широкий рушник, она доставала из корзинки нехитрую пищу, аккуратно раскладывала её, отломила по ломтю хлеба и затем взяла кувшин с молоком...

Сзади подъехала машина.

Первым вышел Егор, посмотрел тяжёлым взглядом на старика и повернулся к Артемке.

- Сынок, давай-ка мы разденемся, а панамку снова наденем...

Артёмка в это время всё рвался к своему взрослому другу.

- Данилыць! Данилыць! - кричал мальчишка и помчался стремглав, широко раскинув руки...

- Егор, и ты хочешь сказать, что Данилыч плохой человек? Смотри, как Артёмка к нему несётся, - произнесла сестра.

Зинаида поднялась, держа двумя руками кувшин с молоком... Её сердце готово было выскочить из груди. Там, у машины стояли обе Насти и Егорка. Совсем взрослый, даже слегка поседевший.

Данилыч, увидев своего маленького рыбачка, поднялся и поковылял к нему навстречу. Что-то до боли знакомое было в походке этого пожилого человека... Насти стояли в недоумении.

Артёмка оказался на руках старика и обнимал его за шею. Затем немного отстранился и пролепетал:

"Данилыць, а я скакучився"...

Глаза Ивана Даниловича заискрились каким-то лучезарным светом. Широко улыбаясь, он рассматривал маленького рыбачка и неожиданно замер. На груди Артемки был тот самый крестик, а на шее та самая серебряная цепочка, что они с Зиной подарили на прощание Настеньке...

Кувшин выпал из рук Зинаиды. Ноги подкосились, и она обессилено опустилась на траву. Зинаида смотрела то на крестик на груди у Артемки, то на своих детей.

Они стояли в полном недоумении.

Затем шаг за шагом все быстрее и быстрее обе Насти бросились к ней. Егор медленно шел следом...

- Дети... дети мои, - шептала Зинаида. Ванечка, они нашлись.

Нет таких слов ни в одном языке мира, чтобы описать ту самую неправдоподобную, невероятную, но такую долгожданную встречу.

Трое их детей, обнявшись, стояли перед родителями, а внуки, как ни в чём не бывало, резвились, носились друг за другом.

Пускай прошло столько лет, столько было пролито слёз и потрачено нервов, но теперь Семья Серёгиных была вместе. И глава её Иван Данилович, поцеловав крестик на груди у внука, поднял вверх глаза, перекрестился первый раз в своей жизни и прошептал:

- Господи, спасибо тебе...

ПОВОРОТ СУДЬБЫ

Он шёл по извилистой тропинке в сторону хутора. Огромный двухметровый человек, косая сажень в плечах, косматая борода и добрые василькового цвета глаза. На плече у него был армейский вещмешок, а за поясом - внушительных размеров топор.

Собаки, завидев его, прекращали лаять, и даже самый злющий на хуторе пёс Жорик завилял своим мохнатым хвостом, обогнул покосившийся забор и направился к человеку.

Вид у Жорика был свирепый. Больше всего на свете он не любил мартовских котов, пьяных мужиков и незнакомцев... Но этот огромный человек излучал такую уверенность и доброту, что даже ему захотелось почувствовать на своей холке эту огромную мозолистую руку.

Сельчане с интересом и нетерпением ожидали, что пёс сейчас, по сложившейся уже традиции, устроит незнакомцу забег с препятствиями, но человек шел уверенной походкой, а Жорик... неожиданно для всех сел перед ним и немного вильнул хвостом.

Великан протянул руку и, нагнувшись, погладил собаку по голове и потрепал по холке. Жорик в ответ лизнул ладонь незнакомца...

Люди переглянулись... зашептались между собой. Тут Митрич - самый любопытный и весёлый хуторянин обратился к незнакомцу:

- Куда путь держишь, мил человек?- и, ехидно прищурив правый глаз, добавил:

- Да ты не боись, ходь сюды, бить не буду!

Хуторяне прыснули от смеха. К Митричу подошёл незнакомец выше его на полметра и протянул свою огромную руку. Представился:

- Тимофеич.

- Мммитрич, – заикаясь, представился шутник-балагур и пожал гиганту два пальца... На большее у Митрича руки не хватило.

Тимофеич снял вещмешок с плеча и громко поздоровался с хуторянами. Те стали сходиться к нему, как к памятнику. Разговор был недолгий.

Раздался грохот и из соседней хаты выскочили двое крепко подвыпивших мужиков. Увидев незнакомца, они быстрой и шатающейся походкой направились к нему с угрозами и бранью.

Когда до Тимофеича оставалось метров пять-семь, мужики остановились, молча оценили разницу в размерах, в один голос пробормотали "всё нормально" и, не спеша, поплелись восвояси, обнимая друг друга.

Ускорение им придал Жорик.

Подбежал сзади и гавкнул так, что первые несколько шагов мужики совершили в воздухе, не касаясь земли, и мгновенно протрезвели!

Дальше все, как обычно. Порванные штаны и пара добротных синяков на пятой точке...

Затем Жорик с чувством собственного достоинства и исполненного долга, подошел к Тимофеичу и прижался к его ноге.

- Наш человек - сказал Митрич, бросив оценивающий взгляд на великана, - пойдем, милок, к столу. Бабы, а ну ка давайте сюда, на веранду накрывайте. А мы с моим другом пообщаемся.

Пока женщины хлопотали, накрывая на стол, Тимофеич обнял за шею Митрича и сказал:

- Пойдём ка со мной, - и достал из-за пояса топор.

Митрич взмолился:

- Каюсь. Грешен! Но я так больше не буду. Честное слово, не буду! Это Наташка меня с панталыку сбила!

Тимофеич, улыбаясь, посмотрел на Митрича сверху вниз, и прогремел своим басом:

- Ты сегодня перед сном возьми икону и перед ней покайся...

Затем добавил:

- Держи вот так!

И принялся выправлять забор у соседей. Через несколько минут сказал:

- Порядок, - и, снова обняв за шею приунывшего балагура Митрича, направился на веранду.

Тимофеич остался на хуторе. Приютили его, как родного. Не так часто встречается такой огромный добряк, да ещё столь мастеровитый.

Пытались с ним о жизни потолковать, да он всё отмалчивался.

Когда его про семью спросили - он как-то сразу осунулся, помрачнел... Один он остался на этом свете...

А причина всему - ПРЕДАТЕЛЬСТВО..., этот человеческий порок сродни лжи, убийству, если не страшнее.

Огромная рука Тимофеича легла на голову Жорика, потрепала его за уши. Пёс прижался сильнее к своему новому хозяину, лизнул руку и положил свою морду на колено.

Тимофеич посмотрел в глаза псу и кивнул головой. Тот вильнул хвостом и снова лизнул руку хозяина.

Каждый вспомнил о своём…

Хозяин про школу, военное училище, свою не успевшую создаться семью, спецназ и ... предательство бывшего друга. И это ранение оказалось страшнее тяжёлой контузии, десятка осколков и нескольких пуль в его теле...

А Жорик тоже вспоминал счастливое детство, свою ласковую хозяйку, доброго хозяина, его злющего пьющего брата и ... тоже предательство.

Появился Жорик на хуторе вполне себе случайно.

Хозяин увидел щенка на улице в городе. Этот милый клубочек, дрожа всем телом, сидел у дороги и не мог её перейти. Его пугали эти страшные чудовища на круглых лапах. Рычащие, издающие странные звуки.

Очень хотелось кушать. А там, за дорогой, стояла какая-то штуковина, к ней подходили люди, затем держа в верхних лапах что-то вкусное, уплетали за обе щеки и шли в разные стороны.

Голод оказался сильнее страха, и щенок осмелился сделать несколько шажков через дорогу. Прозвучал визг и страшный вой. На него неслась страшная громадина на огромных круглых лапах. Ещё немного и одна из них раздавит несмышлёныша. Он от ужаса прижался к асфальту...

Страшная громадина оказалась автобусом, из которого выскочил двуногий зверь и схватил его за шкирку. Было не так больно, как страшно и щенок завизжал, что есть мочи. Теплая рука его будущего хозяина накрыла голову, и щенок тут же почувствовал себя в безопасности.

Они зашли в автобус. Люди с умилением смотрели на этого пушистого и такого обаятельного зверька. Вдруг какая-то тётя прокричала, дескать, собак нельзя в автобус. Люди зашумели на неё и та успокоилась.

Автобус тронулся и с разных сторон стали появляться вкусные запахи. Какие-то круглые и продолговатые предметы появились на полу, и щенок стал их сметать со скоростью пылесоса.

- Вот обжорик какой, - сказала какая-то добрая женщина и протянула ему ещё что-то вкусное. Он с радостью ухватился зубами и нечаянно прикусил ей пальцы.

- Ой, Жорик, да ты чего кусаешься? - произнесла женщина и улыбнулась. Это была его будущая хозяйка. Она-то и дала ему такое имя.

Жорик рос не по дням. Пёс непонятной породы становился огромным и весьма дружелюбным. Единственное - он не мог спокойно относиться к брату своего хозяина.

Тот не только пил безбожно, но и при любом удобном случае, пытался то пнуть ногой Жорика, то бросить в него что-нибудь.

Однажды его добрые хозяева уехали в город и больше не вернулись. Прошло несколько дней. Жорик лежал на пороге дома и скулил. От еды отказывался. Пил иногда воду и с тоской смотрел в ту сторону, куда ушли его любимые хозяева и больше не возвращались...

Ночью случился пожар. Горел дом, в котором остался жить этот страшный человек - Егор, брат его хозяина.

Жорик громко лаял, затем умудрился пролезть в дом, схватил за штанину пьяного мужчину и дотащил его до дверей. Тот даже не понял ничего, только мычал.

Когда пожар уже потушили, Егор увидел, что штанина у него порвана и на ноге раны от клыков Жорика, взял лопату и наотмашь ударил собаку в знак благодарности за своё спасение.

Жорик упал на бок и стал вздрагивать всем телом. Пьяница размахнулся ещё раз, чтобы совсем добить пса, но люди упели его остановить. Отобрали лопату и отвели подальше от пепелища.

Жорик лежал на боку, из пасти струилась кровь... Хуторяне накрыли пса полусгоревшим одеялом, полагая, что возиться с ним уже бессмысленно после такого жестокого и чудовищного удара.

Наутро на месте не оказалось ни Жорика, ни Егора...

Впоследствии выяснилось, что Егор оттащил Жорика в лес и там его бросил, хотя тот скулил и просил о помощи. А сам подался к своим корешам - собутыльникам в соседнее село.

Через несколько дней к хутору подошел Жорик... весь в каких-то колючках, грязный, в запекшейся на груди крови.

Но это был уже совсем другой Жорик, не тот добрый и ласковый пёс. Он стал злым, порой даже свирепым. Почти никого к себе не подпускал. На хуторян не кидался, но зато пришельцев гонял со всей своей собачьей свирепостью. А ещё от него доставалось тем, кто чрезмерно пил. Хотя Егора никто перепить не смог.

Да уже и смысла не было. Нашли его ближайшей зимой замерзшим в сугробе... От судьбы не уйдёшь!

А Жорик остался жить среди хуторян. Все понимали, что стало причиной его злости. Старались угостить пса чем-нибудь вкусным. Даже будку ему соорудили на краю хутора, где он частенько, как часовой, преграждал путь непрошеным гостям.

В этот день было всё иначе. Увидев незнакомого человека, приближающегося к хутору, Жорик оскалился, придал себе свирепый вид, вздыбив шерсть на холке, и с достоинством дожидался очередного быстро убегающего типа. Но не тут-то было. От этого огромного человека веяло уверенностью и добротой...

Жорик посмотрел на хозяина. Тот в ответ кивнул головой, прикрыв на секунду свои васильковые глаза, погладил своего верного друга и посмотрел вдаль...

Как яркие вспышки салюта, перед ним всплывали события многолетней давности...

Вот они, трое друзей, занимаются рукопашным боем, подтягиваются на турнике до изнеможения, бегают до потери сил. Все трое поступали в военное училище. Все ухлёстывают за одной и той же красавицей, а она выберет одного из них. Все трое принимают присягу...

И никто не знал тогда, что один из них станет предателем и подлецом, другой исчезнет без следа, а третий потеряет в жизни, казалось бы, всё, кроме своего огромного доброго сердца и настоящего человеческого облика...

А сейчас в его памяти ярко всплыла картинка: стоящие в строю трое гренадёров - сын секретаря обкома, сын генерала и сын простого сельского учителя... Разные люди, разные судьбы...

2

Жорик тихонечко заскулил и отвлёк хозяина от воспоминаний.

- Прости, друг. Ты совсем проголодался? Пойдём, пообедаем, - произнёс Тимофеич и вытянулся во весь свой двухметровый рост.

Жорику досталась огромная миска гречневой каши с тушенкой. Это была его любимая пища. Ну, кроме там косточек разных, хрящиков от холодца и кусочков сахара.

Правда, хозяин его журил за то, что тот брал сахар без его ведома из рук мальчишек.

А Жорик попросту в зубах стал приносить кусочек сахара, вернее, его остатки, к хозяину и класть у его ног.

-Хитрец, - говорил ему Тимофеич, гладил по холке и непременно разрешал доесть. А что там было доедать, когда сахар сам виноват. Лежит в пасти и тает. Причём, сам тает!

Сегодня был праздник. 15-е февраля. Годовщина вывода войск из Афганистана. Хотя праздником трудно назвать завершение войны без победы, где гибли десятки тысяч солдат, выполняя волю недальновидных и засидевшихся в своих креслах правителей.

Эта война возникла совершенно неожиданно. Предполагалось, что афганцы будут счастливы принять помощь от всемогущего Советского Союза. Рассчитывали, что введут войска, прогонят моджахедов, терроризирующих мирное население, и в стране воцарится социалистический мир.

Так оно и получилось… почти.

Но так было только в самом начале. А затем закрутился смертельный водоворот, из которого, казалось, уже не выбраться. На одном конце поселения наших солдат встречали с улыбками, на другом конце поджидал фугас, пуля или острый клинок…

И наши ребята с честью прошли это испытание. Да и не только ребята. И женщинам доставалось сполна.

Но каждый, кто там побывал и вернулся живым, хоть и не всегда невредимым, считал этот день светлой датой.

Тимофеич побрился, начистил обувь. Поставил на стол тарелки, закуску и графин водки. Одновременно с ударом графина о стол в дом вошел Митрич, тот самый шутник и балагур. Чутьё его не подвело...

- Заходи, Митрич! Спасибо, что заглянул! - сказал Тимофеич.

Жорик заворчал и направился к Митричу. Тот остановился, двумя руками показал ладони и пробормотал:

"Всё, я снимаю обувь! Людоед несчастный!"

Повернулся и обомлел - Жорик стоял рядом и в зубах держал тапочки...

Митрич поблагодарил собаку осторожным прикосновением к носу и присел на скамейку у стола.

Тимофеич поставил три стакана, налил туда по трети водки, один из них накрыл куском хлеба...

- Ну, что, Митрич, давай за праздник?

Они чокнулись, опрокинули содержимое, немного помедлили и потянулись за закуской.

- Ты чего такой мрачный сегодня, Тимофеич. Как хоть твоё имя?

- Митрич, вот ты скажи, - как бы ни услышав вопроса, произнёс хозяин дома.

- Вот ты воевал. Воевал на своей территории. Неужели и у вас были предатели в отряде? Откуда они берутся, отец!?

- Эка ты завернул. Предатели были всегда. Как только появились первые деньги - появились и эти Иуды! - гость нахмурил брови.

- Наливай! По чуть-чуть. Вот… так нормально будет, а то Жорик мне точно отметину оставит, – улыбаясь, сказал Митрич и продолжил рассказ.

- В ту, Великую Отечественную…, был в нашем отряде один персонаж. Правильный такой весь, идейный. На партсобрании красиво говорил. Верили ему. Он гневно клеймил тех, кто струсил. А чего греха таить? Кто не трусил на войне? Тот, кто уже в землице лежал, аль тот, кого в армию не взяли по справке липовой. А нормальному человеку боязно, очень боязно... Боялись все, но шли в бой.

Митрич выпил, закусил хлебушком и луком, взял кусочек сала и отправил его в рот. Прожевав, продолжил свою мысль:

- И нам было страшно, когда шли ночью на станцию закладывать мины под вагоны. Уже и работу закончили. Пора возвращаться. Тут слышим, из вагона плач раздаётся. Мы притихли. Прислушались. Точно - плач и тихие голоса. Представляешь? Полный вагон женщин и детей! А мы соседний эшелон заминировали и этот собирались... Вот когда я действительно испугался, да и не я один!

Жорик подошел к Митричу и положил морду на его колено. Похоже, что даже ему было интересно узнать, а что же было дальше? Митрич потрепал его по холке и продолжил:

- До взрыва остаётся минут десять. Снять взрывчатку не успеем. Вагон в центре, не отцепить. Да и часовые на вышках. Патрули каждые пять минут шныряют. Вот и пришлось нам угнать состав. Благо, машинист наш оказался. Да паровоз стоял под парами.

Сняли часовых с поста на стрелке, её переставили. До взрыва минут пять - не больше. Тронулись. На станции не сразу поняли, что что-то неладное творится. А когда открыли огонь, уже паровоз стрелку-то и прошёл...

Митрич достал сигарету и стал её крутить в руках. Вновь переживал он эти минуты страха. Не за себя, за тех, кто в вагоне...

А Жорик продолжал внимательно слушать и даже глаза прикрыл, как будто старался представить ту трагическую картину на станции...

- Машинист предупредил, что навстречу нам идёт эшелон с каким-то очень важным грузом и до столкновения минут может двадцать... или чуток больше.

Тут прогремел взрыв, и нас качнуло так, что попадали мы в паровозе. Зарево, вой сирены. Уцелевшие прожектора пронзают небо. Зенитки заработали. Немцы-то решили, что бомбёжка началась.

Отошли мы от станции на пяток километров, а там кругом лес. Фашисты боялись туда соваться. Открыли мы вагон с нашими. Плач, крики радости, стоны, причитания - всё сплелось...

Оказалось там более сотни человек. Женщины, детки малые. Отбежали мы от путей и дали очередь вверх - это был сигнал машинисту. Отказался он с нами бежать. Решил подальше отвести состав от нас и на полном ходу встретить тот, секретный эшелон... Своего помощника он силком к нам отправил.

Минут через десять раздался грохот, взрывы и пламя до самого неба. Светло было, как днём. С двух сторон от нас полыхали пожары...

Митрич встал и нервно зашагал по комнате. Жорик сначала следил за ним взглядом, а затем стал ходить по пятам. Будто переживал...

- К утру добрались мы до отряда... Людей разместили, накормили. И, казалось, что все позади. Наши в это время наступали. Иногда зарево с востока поднималось, хотя звуки не долетали. Далековато было...

Однажды над отрядом появилась "рама". Очень уж она долго над нами кружила. Хоть и маскировочка у нас была - будь здоров, мы постоянно ждали авианалёта. Но беда пришла с другой стороны, откуда и не ждали!

Митрич глубоко затянулся, подошел к столу и налил немного себе и Тимофеичу.

- Давай, не чокаясь.

Тимофеич встал. Помолчали, выпили.

Жорик влажным носом боднул Митрича в руку, дескать:

"Продолжай"...

- Под утро началась бомбёжка... Пару налётов минуты по две каждый. Досталось, но не сильно. Раненых было немного, люди в основном в землянках находились. Командир приказал уходить и уводить людей... А накануне из отряда исчез тот самый, который правильный... Иуда с партбилетом!

Митрич затушил сигарету о край пепельницы и замолчал. Тишину нарушил Жорик. Он как-то жалобно заскулил и спрятал голову в ногах у Митрича, как будто искал себе убежище. Тот потрепал его по холке и с трудом выдавил:

- Не стало нашего отряда. Полегли почти все... Но женщин и детей смогли вывести. Через сутки уже наши войска подоспели. Опоздали немного. Из-за этого Иуды полегло столько людей!

Потом уже мы узнали, что ушел он с немцами. Стал старостой где-то там, под Минском. Получил от немцев сотню дойчемарок, а от наших разведчиков - пулю...

Они ещё немного посидели в тишине. Каждый думал о своем. Жорик, вероятно, думал, что Митрич - классный мужик, и он не будет сегодня рычать на него за то, что тот выпил.

Митрич прокручивал в голове события той страшной войны. Голод, лишения, героизм и предательство...

Тимофеич вспомнил тот бой, когда потерял свою группу, своего друга и свою семью.

3

Разведчики проверяли маршрут на предмет мин, растяжек и возможных секретов, откуда мог вестись огонь.

Все проходило спокойно. Даже слишком спокойно... Сергей, почувствовав неладное, поднял вверх руку и подал знак "внимание". Отработанными жестами показал рассредоточиться и усилить наблюдение.

Над головой группы парила хищная птица, явно побеспокоенная непрошеными гостями.

"Командир, вижу движение" - прозвучало в наушниках.

- Коля, займи позицию. Дима, следи за грузом.

Грузом был "Стингер" - переносной зенитный ракетный комплекс. ГРУ Генштаба давно охотилось за этим смертоносным оружием, от которого авиация несла большие потери. Требовалось захватить ПЗРК и доставить его в Центр. Там предполагали, что изучив его, удастся найти способы борьбы с комплексом или хотя бы снизить его эффективность.

. . . . . . . . . .

- Ладно, Тимофеич, пойду я. А то Наташка меня вместо ужина грызть будет, - сказал Митрич, пожал руку хозяину и посеменил на выход.

Пёс проводил его до выхода и зарычал. Митрич прикрыл руками пятую точку, зная манеру Жорика так наказывать подвыпивших мужиков. Но ничего такого не произошло.

Митрич осторожно повернулся и увидел Жорика, сидящего на полу, и протягивающего ему лапу.

- Жорик, ну тебя к лешему! Я уж думал - решил ты мне массаж пятой точки сделать своими клычищами, - произнёс Митрич и пожал протянутую ему мохнатую лапу.

Пёс повернулся и пристально посмотрел на хозяина. Тот сидел, прижавшись спиной к стене, слегка поднял голову и смотрел в одну точку, почти не мигая. Жорик посмотрел туда же, ничего интересного для себя не увидел и тихонько поплёлся в свой угол, не мешая хозяину побыть наедине с собой.

Тимофеич закрыл глаза и снова перед ним, как в кино всплыла та трагическая картина...

. . . . . . . . . . . .

Их группу должна была встречать вертушка в назначенном квадрате. Для отвлечения внимания душманов в соседнем ущелье устроили боестолкновение, перед которым авиация отработала бомбами, создав несколько завалов.

Операция проводилась блестяще. Отлично подготовленная группа спецназа очень аккуратно ликвидировала охрану склада в одной из пещер и тихо уходила с ценным грузом. Оставалась пара километров и полтора часа до встречи с группой прикрытия.

Всё шло штатно. Душманы поначалу действительно стали стягивать свои силы к тому аулу, где разгорался бой. Но горы в любой момент могут преподнести неприятный сюрприз, начиная от "случайного" камнепада до смертоносного кинжального огня.

В штабе группировки, что называется, "держали руку на пульсе". Группа встречи находилась у вертолёта. Вторая вертушка в качестве "крыши", как её называли разведчики, а затем и лётчики, стояла рядом.

В это время рука предателя получала две пачки стодолларовых банкнот...

О планах операции и ходе её проведения стало известно врагу.

Никто из группы Сергея Селиванова и тех, кто готовился к ним на поддержку, даже не предполагал, что буквально через час пополнятся списки "двухсотых" и "трёхсотых" - так называли погибших и раненных.

Что будет сбита вертушка прикрытия и весь изрешечённый Ми-8 майора Николая Ивановича Малышева, произведёт посадку в самое пекло того страшного боя... и, всем смертям назло взлетит, оставляя за собой шлейф дыма, и, увозя ценный груз.

Впрочем, это был бесценный груз..., за который отдали жизни столько молодых парней и уже взрослых полных сил и жизненных планов мужчин в погонах.

Кинжальный огонь со всех сторон обрушился на группу Селиванова. Несколько выстрелов из ручного гранатомёта, разрывая ушные перепонки, вызвали камнепад. Снайпер ранил в плечо Сергея и сам был сражен метким выстрелом Коли Лапина.

"Лапа", как его называли, был виртуозом в стрельбе. Да и не только. Мог и каменюкой в форточку попасть. Снайпер, одним словом, с большой буквы "С". И человечище, каких немного.

- Командир, отходи, я прикрою! Дима, давай с командиром, - прозвучал в наушниках голос Коли.

- Я вернусь! - добавил "Лапа" и прозвучал ещё один выстрел. Последний...

- Лапа, приём! Лапа, ответь! Дима, как ты? Как груз? - Сергей заменил магазин своего "калаша" и услышал в ответ:

- Командир, груз нормально. А я готов, похоже...

Разведчики шли на выручку к группе Селиванова. Оставалось с полсотни метров. Каких-то полсотни метров... 50 метров дороги жизни или смерти. Дороги доблести или предательства. Каждый выбирает свою...

. . . . . . . . . . .

Тимофеич тяжело поднялся из-за стола и вышел на улицу. Присел на крыльцо, закурил. Прохладный воздух немного бодрил. Ночное небо было бескрайним. Такого огромного количества звёзд видеть ещё не приходилось.

Вот одна, сорвавшись с неба, полетела вниз, оставляя за собой едва заметный след. Полетела она кому-то на погон, а может это чья-то жизнь пролетела красиво и достойно.

Но это точно звезда героя, а не та, что порой падает на погоны паркетных генералов и офицеров, позабывших о чести, совести, долге.

Тимофеич поёжился от холода и в это время ему на плечо легла косматая и теплая морда Жорика.

Хозяин прижал её рукой к себе, повернул голову и поцеловал своего верного друга прямо во влажный нос.

Жорик тоже умел целоваться и своим огромным языком лизнул хозяина прямо по виску и правому глазу.

Так они и сидели рядом. Лишь ночная птица что-то тревожно прокричит, да ветерок сорвёт оставшиеся на деревьях пожелтевшие листья, чтобы ими украсить разноцветный ещё осенний ковер, припорошенный первым снегом.

Тимофеич вновь поднял глаза к небу.

А сколько их там…, тех, кому пришлось оставить эту грешную Землю? Теперь они наблюдают за нами, поддерживая в трудную минуту, и ожидают очередного обращения к себе, к звёздам, что начинают мерцать ярче, если о них помнят с любовью и падают с неба, если о них забывают...

4

Прошло немногим более полугода. Жизнь шла своим чередом.

В этот день на хуторе стало неспокойно. Автобус, что приезжал всегда по расписанию, не прибыл. Несколько человек ожидали его, нервно переставляя вещи с места на место. Прошло уже полчаса, а автобуса всё не было.

Тимофеич с Жориком, своим верным и надёжным другом, провожали Митрича с женой в город.

Митрич, как обычно, балагурил без умолку, за что получал от своей Натальи то легкий толчок в бок, то укоризненный взгляд.

Люди начали волноваться... Вспомнили, что вчера приезжал наряд милиции с бойцами внутренних войск с райцентра и спрашивали про посторонних людей.

Оказалось, что четверо беглых зеков, убив часового, захватили автомат и исчезли где-то в их районе. Была уже поздняя осень, срывался снежок, по ночам холодно, а беглецам нужно было где-то укрываться. Вот и предупредили, чтобы хуторяне были начеку.

Когда беда или опасность где-то далеко, то и бояться её нет смысла - так обычно рассуждают люди...

Появился автобус... Но ехал он странно. Петлял, цеплял кустарник и наезжал на придорожные камни... Из-под капота клубился пар. Видимо, пробили по дороге радиатор.

Тимофеич почувствовал неладное. За рулем автобуса сидел незнакомец. В салоне было несколько человек. Когда автобус остановился, из него вышел человек с автоматом наперевес и приказал всем встать на колени.

Жорик ощетинился и начал скалиться. Митрич смекнув, что перед ним один из тех самых беглецов, сделал шаг вперёд и попытался что-то высказать бандитам.

Негоже ему, участнику войны кланяться и на колени становиться перед всяким сбродом.

Но Тимофеич его удержал, тихонько сказав:

- Митрич, делай, что говорят!

Тот хотел было возразить, но с трудом сдержался. Все встали на колени, понимая, что лучше подчиниться требованиям этих нелюдей.

Встал на колени и наш великан - Тимофеич. Никто из бандитов не подозревал, что они зря это сделали. Опустив руки вниз, бывший спецназовец нащупал рукоять охотничьего ножа, по привычке находившегося на правой голени... Нужно лишь выбрать подходящий момент и понять, кто из пассажиров был в той зловещей четвёрке.

Вот они, все четверо, чувствуя свою безнаказанность, вышли к людям. Митрич не выдержал и вскочил на ноги.

- Сиди! - сказал Тимофеевич, но было уже поздно. Один из зеков ударил старика по лицу и замахнулся на него сверху.

Дальше всё произошло молниеносно. Короткий взмах снизу и охотничий нож вонзился в грудь бандита с автоматом. Тот рухнул на колени, выронил автомат и завалился набок. Жорик в два прыжка кинулся на зека, что ударил Митрича, и свалил его с ног. Оскалился и впился ему клыками в шею. Двое оставшихся бандитов сделали неуклюжую попытку овладеть автоматом и напасть на Тимофеича.

С ними наш великан не церемонился. Через несколько мгновений оба лежали в глубоком нокауте, а Тимофеич, подняв с земли автомат, промолвил:

- Вояки. С предохранителя нужно снимать!

- Жорик, ко мне! - скомандовал он и закинул автомат на плечо.

Жорик с неохотой отпустил свою жертву. И оказалось, что напрасно. Резкий взмах руки и, сверкнув на солнце, клинок по самую рукоять впился Жорику в тело. Пёс взвыл от боли и упал на бок.

Бандит вскочил на ноги и стал судорожно размахивать перед Тимофеичем окровавленным ножом.

Люди в ужасе наблюдали за происходящим. Лишь Тимофеич оставался невозмутимым и, сняв автомат с плеча, сделал резкий шаг навстречу и немного в сторону. Бандит разрезал ножом воздух и мгновенно получил прикладом по затылку.

Кто-то стал помогал Митричу, поднимая его с земли, кто-то связывал преступников, кто-то попросту убежал, а Тимофеич встал на колени перед своим верным другом и зажал ему рану рукой.

Жорик скулил и тяжело дышал. Силы его покидали...

- Митрич, быстро за руль! - скомандовал Тимофеич и добавил:

- Этих стеречь. Ждать милицию. Если что - обухом по голове.

До больницы оставалось с полкилометра, когда автобус заглох. Тимофеич взял своего верного друга на руки и понёс, переходя на бег.

Лапы и голова Жорика повисли плетьми. Признаков жизни он уже не подавал.

Забежав в больницу, Тимофеич пробасил:

- Врача! Срочно!

Персонал и посетители стали с любопытством наблюдать за происходящим. Молодая высокая рыжеволосая женщина в белоснежном халате и колпаке скомандовала:

- За мной, в реанимацию! Света, вызови Петра Савельича! Быстрее!

Жорика положили на стол.

- Всем выйти из помещения, - громко распорядилась рыжеволосая красавица. Ловко вскрыла инструментарий и сделала укол. Жорик даже не вздрогнул.

Затем она подняла глаза на Тимофеича, стоявшего у двери и прошептала:

- Серёжа...

Скальпель непослушно выскользнул из её руки... Она внутренне собралась и продолжила спасать животное.

- Что за безобразие! Забирайте своего шакала и вон отсюда! - в реанимацию влетел тот самый Пётр Савельич. Но Тимофеич перегородил ему дорогу и тихонько сказал:

- Доктор, спасите моего друга! Прошу Вас!

- Вон отсюда, - истерически завопил доктор.

Тимофеич положил свою огромную ладонь на плечо главврача, нажал под ключицу и тот медленно сполз по стенке и встал на колени.

- Хорошо, хорошо..., так бы сразу и сказали, что это Ваш друг.

- Танечка, пульс! Оля, кубик преднизолона, - с трудом выдавил Пётр Савельевич, держась за плечо, и направился к операционному столу.

… Операция завершилась.

- Мы сделали всё, что смогли, - развёл руками главврач.

Тимофеич опустил голову. Ему не хотелось ни с кем разговаривать, он смотрел на своего верного друга и понимал, что теряет его... Снова боль потери, словно клещами сдавила его огромное и доброе сердце.

Он вышел в коридор. Прошёл несколько шагов и повернулся к реанимации, где лежал его Жорик. На него смотрели огромные зелёные глаза рыжеволосой красавицы. Она отвела взгляд, привычным движением поправила маску и снова зашла внутрь, прикрыв за собой дверь...

Проснулся Тимофеич от какого-то непонятного звука. Он поднял глаза и увидел неподвижный взгляд Жорика. Тимофеич вскочил на ноги и подошёл к своему другу. Погладил его по голове, Жорик застонал, как человек и ... лизнул руку своего хозяина.

Огромный двухметровый человек стоял на коленях перед своим верным псом и тихонько с ним разговаривал.

Неожиданно на плечо Тимофеича легла легкая женская рука. Он вздрогнул и резко обернулся. За ним стояла та самая рыжеволосая красавица, что вчера проводила операцию, и широко улыбалась. Тимофеич поднялся и выпрямился.

- Кризис миновал. Жорик будет жить, - сказала она и, глядя прямо ему в глаза, добавила:

- А ты совсем не изменился, Серёжа. Только вот поседел, - и провела рукой по его виску и щеке...

Тимофеич стоял ошарашенный. Кинолента с кадрами его жизни начала отматываться назад. Иногда рвалась, но вот они, те самые кадры:

... Трое друзей в новенькой лейтенантской форме стоят со своими отцами и фотографируются на память. Степан - с папой генералом Вороновым - в центре, слева Стас с отцом - секретарем обкома Дёминым и он, лейтенант Сергей Селиванов с отцом Тимофеем Васильевичем, сельским учителем.

На следующем кадре появилась красивая девчонка Русланка - студентка первого курса мединститута, которая держала Сергея под руку.

А чуть в стороне, запрокинув голову, стояла десятилетняя девчонка с рыжими косичками и глядела на Сергея.

Это была младшая сестра его невесты - Танечка-огонёк, как он её тогда называл.

Сейчас перед ним стояла великолепная стройная рыжеволосая красавица в облегающем платье и в туфельках на высоких каблуках. Тимофеич всмотрелся в её удивительные зелёные глаза. Перед ним стояла ... та самая Танечка-Огонёк...

5

На лавочке возле дома, держась за руки, сидели два самых счастливых на свете человека. И неизвестно, что было глубже - небо над их головами с огромным количеством звёзд или эти такие родные глаза, излучающие тепло, любовь и восхищение друг другом...

Это были Танечка-Огонёк и Сергей Селиванов, он же Тимофеич, которых судьба свела-таки вместе.

Они, как два прекрасных лебедя, были всегда рядом, дополняя друг друга: она своей красотой и грациозностью, нежностью и лаской, он - надежностью, крепкой мужской любовью и заботой о своей единственной...

Прихрамывая на правую переднюю лапу, Жорик кругами ходил вокруг, не решаясь побеспокоить дорогих ему людей. Но всё же подошёл к своей новой хозяйке и уткнулся носом в её колени. Добрая и такая ласковая рука спасительницы потрепала его по ушам.

- Ну, лапа моя, как ты? - спросила Татьяна. Пёс завилял хвостом и сел рядом. Татьяна поёжилась от холода.

- Что-то прохладно становится, - сказала она и прижалась к Сергею.

Жорик посмотрел на свою хозяйку и поплёлся куда-то. Через минуту он стоял перед ней и в зубах держал шерстяную кофту. Татьяна просто изумилась:

- Ты ж мой хороший, иди я тебя поблагодарю.

При этих словах Жорик улегся на спину и в ожидании, что его почешут, закрыл глаза.

- Сереж, а куда пропал Степан? Про Стаса..., - она сделала паузу, - я знаю, но не до конца... А что Степан? Я видела его родителей. Смотреть больно на них. Тетя Света мне сказала по секрету от мужа, что не верит в гибель сына. Не стала она генералу ничего говорить. Он не то, чтобы смирился, но принял смерть сына мужественно...

- Да, я был на его могиле. Там лежат ещё несколько наших ребят... Не верю, что Стёпки больше нет.

Невероятно, но ни Тимофеич, ни мама Степана не верили, что этого скромного и лучезарного, всегда улыбающегося и позитивного человека больше нет на этом свете. И оба оказались правы...

. . . . . . . . . . .

Вертушка зависла над сопкой. Экипаж подбирал площадку для высадки группы Степана. Она должна была встретить и прикрыть отход группы Сереги Селиванова, его друга - Тимофеича, как его назвали еще на первом курсе за огромный рост и силищу богатырскую.

Одного из троих... Не знали они, что в тот момент у них не стало третьего друга. Точнее, его не стало немного раньше, когда к нему подошёл человек азиатской внешности и с едва заметным акцентом заговорил с ним языком денег и назвал цену предательства...

Место высадки группы знали, как оказалось, не только в нашем штабе... Когда Ми-8 коснулся правой стойкой склона холма, и открылась дверь для высадки группы, по вертушке открыли шквальный огонь.

Десантники быстро покидали борт, но граната, выпущенная душманом из РПГ-7, взорвалась внутри вертолета, разнеся его в клочья - сдетонировали топливные баки и произошёл мощный взрыв. Почти вся группа и экипаж оказались под горящими обломками.

Острая боль в левом плече заставила Степана застонать и открыть глаза. Он увидел несколько бородатых лиц в чалме. Один из них нажал подошвой своего сапога на рану.

Через мгновенье душман был сбит с ног ударом Степана, но тут же несколько стволов уперлись ему в лицо, шею и спину...

Какой-то высокий человек в пуштунке, с хорошим произношением, по-русски задавал вопросы Степану, который сидел на табурете с завязанными за спиной руками. Кровь заливала ему глаза, и он никак не мог рассмотреть этого душмана и стоящего рядом с ним человека.

- Фамилия, воинское звание, кто командир, какое задание у группы? - продолжал допытываться незнакомец.

- Старший лейтенант Степан Воронов, командир роты спецназа - капитан Шилов, задание у группы - встреча разведгруппы Селиванова со "Стингером"...

Степан опешил. До боли знакомый голос назвал его фамилию и сказал то, о чём никому не позволено знать, кроме своих... Нет! Не может этого быть! Неужели ...?

- Развяжите его, я с ним поговорю, - прозвучал тот самый голос. Одним движением ножа верёвки на его запястьях были разрезаны, Степан поднял к лицу левую руку и вытер кровь на глазах. Перед ним стоял, улыбаясь, его друг…, его бывший друг - Стас...

Они смотрели друг другу в глаза молча, практически не моргая, и перед глазами у них проскочил короткий момент из их жизни, когда три лейтенанта - Степан Воронов, Станислав Дёмин и Сергей Селиванов обнялись на прощание...

Каждый ехал к месту назначения. Сергей - в ТуркВО командиром разведвзвода, Степан - в Киевский ВО... Хоть и не хотел он туда. Рвался в Афган, но его отца - генерала уговорила жена. Как любая мать она переживала за сына.

Отец тогда крепко пожал своему сыну руку и сказал:

- Прости, сынок! Не хотел, чтобы ты был привилегирован. Я во многих побывал боях. Никогда не проигрывал, но маму твою победить мне не удалось...

А Стас поехал в Москву, в центральный аппарат. Не сильно он сопротивлялся, да и отец не видел его в действующей армии на уровне рота-батальон, о чём не раз заявлял…

- Что с Серегой? - спросил Степан, держась рукой за раненое плечо.

- Не знаю про него ничего. Не встретились мы с ним. Ускользнула его группа, хоть и с потерями.

А я женился на Русланке. Помнишь? Она когда узнала, что Серега трус и его группа из-за него погибла - сама мне предложила...

Степан вскочил с табурета, но тут же несколько автоматов вскинулись в руках душманов и глядели на него своими смертельными чёрными глазами...

- Серёга никогда не был ни трусом, ни предателем! Мы с ним и за ленточку сколько раз ходили на караван, сколько всего повидали. Он меня собой закрыл. Из госпиталя после ранения сбежал. Командующий его даже под арест отправил, когда об этом узнал.

А ты, Стасик, ещё и подлец! Семью разрушил и продался за пять копеек! - сказал Степан и сжал кулаки.

Эх…, если бы те трое охранников были хотя бы с не взведённым оружием - уложил бы всех и до глотки предателя добрался...

- Скажем, не за пять копеек... и не продался, а просто мои услуги по-другому оценивают. А что там платят? Копейки. И на убой отправляют. Каждый день "чёрный тюльпан" то в Ростов, то в Свердловск "двухсотых" пачками возит. Тебе это надо? Да с твоим уровнем подготовки здесь тебя на руках носить будут, - пафосно произнёс предатель.

- Лучше на костылях и на Родине, чем на руках, да на чужбине, - отрезал Степан.

- Не сложился у нас разговор, а жаль! Я думал, что ты умнее будешь. Но тебе выбирать не приходится. Твои родители живут все там же! Тетя Света в траурном ходит. Иван Викторович молодцом пока... А могилка твоя очень даже ничего смотрится. Памятник такой аккуратный. И место рядом есть для... - Стас не успел договорить.

Страшный удар сбил его с ног. Как подкошенный он рухнул на пол, охранники опешили и не успели прийти в себя, когда Степан уложил их рядом с предателем.

Но не суждено Степану было покинуть этот злополучный кишлак.

Начался авианалёт. Бомбы ложились плотно, сотрясая всё вокруг и разрушая ветхие постройки. Одна из бомб попала в хранилище с боеприпасами, и… всё покрылось мраком.

. . . . . . . . . . . . .

Через несколько лет, уже в другой стране, по своему родному, но изменившемуся до неузнаваемости городу, твёрдой походкой шёл подтянутый мужчина. Лицо его было в многочисленных шрамах, которые плохо скрывала чёрная борода. Но глаза его по-прежнему искрились.

Он встречал знакомых и не знакомых людей и, улыбаясь им, здоровался. Многие оборачивались и глядели вслед этому странному человеку, у которого, казалось, выросли крылья за спиной.

Но чем ближе к родному дому он подходил, тем тревожнее было на душе и тяжелее поступь. Сердце готово выскочить из груди...

А утром этого же дня Светлана Семёновна сказала мужу:

- Ваня, давай не поедем сегодня на могилку Стёпы? Видела его во сне. Да и день рождения у него сегодня.

Мужчина повернулся к своей боевой подруге и тихонько ответил:

- Согласен. Светлячок, давай сегодня отметим этот праздник и постараемся не скорбить. Пойдём на кухню. Будем готовить его любимый лагман...

Помнишь, как Степке было четыре годика, и как он уплетал его за обе щеки?

А когда гуляли по Ташкенту, он все время искал где "ламана" написано и тянул туда покушать.

Оба заулыбались, в глазах заиграли огоньки, они нежно обнялись, как тогда, двадцать пять лет назад на пороге родильного дома. Тогда Стёпке было всего три дня...

- Пойду, китель свой проверю. В такой день я должен быть в парадной форме, - произнёс генерал жене и поцеловал её в совсем седой, но такой любимый височек.

. . . . . . . . . . .

До невероятной встречи оставалось пройти немногим более ста метров...

Вот он, родной балкон, родные окна на втором этаже, родной подъезд, лавочка и на ней все те же соседки, слегка постаревшие, но все так же проворно щелкающие семечки, всё и про всех знающие.

- Ты куда, милок? – не узнав его, спросила соседка из квартиры напротив.

- Домой, тётя Клава, домой! - сказал мужчина и вошел в подъезд.

- Господи Исуси, - пробормотала женщина и стала неистово креститься...

- Ой, кажись, Вороненок вернулся. Господи! Воскрес что ли? Ой, бабоньки, ущипните меня! - запричитала всезнающая тётя Клава...

Родная дверь! Мужчина погладил дверную ручку, провел рукой по откосу, положил палец на кнопку звонка и нажал. Раздался знакомый звук, похожий на трель соловья…

- Ваня, я открою!

Боже... самый родной на свете голос. Мама... мамочка. Распахнулась дверь и он увидел её, самую любимую и самую родную на свете женщину.

- Здравствуй, мама! Я вернулся… Поздравляю тебя с моим днём рождения! - прошептал Степан и протянул маме огромный букет её любимой сирени.

- Стёпушка..., сынок..., живой!

Они обнялись, находясь в состоянии, которое нельзя описать никакими чернилами, ни на какой бумаге.

Из комнаты вышел отец. С поседевшей, некогда чёрной, как смоль, кудрявой шевелюрой. В генеральском кителе, слегка располневший, но все такой же бравый.

- Стёпка! Сын!

Он бросился к нему навстречу и этих два сильных духом мужчины не смогли сдержать слёз. Обнялись до хруста в суставах. Отстранились, глядя друг другу в глаза, и снова обнялись.

Светлана Семёновна никогда не видела слёз на глазах мужа, но сегодня можно. Сегодня - их день! Сегодня - день настоящих победителей! Сегодня сам Всевышний позволил своим ангелам проронить слезу, радуясь за людей!

6

Иван Викторович налил по третьей...

- Давай, сынок, за тех, кого с нами нет!

Они встали, прислонили рюмки к столу, помолчали немного и, как по команде опрокинули горькую... Присели снова за стол.

- Ребята, я вам тут горяченького лагманчика ещё принесла, - промолвила Светлана Семёновна и по очереди поцеловала своих любимых мужчин.

- Сынок, а что с Серёгой? Где он? Про Стаса знать не хочу, - произнёс генерал и сжал до боли кулаки. Даже он не знал настоящую правду про Стаса - "предателя"...

. . . . . . . . .

Голова раскалывалась. Стас сел на пол, держась за затылок.

"Вот ведь Стёпка! Чуть не пришиб. Хорошо, что не добил", - пронеслось в голове, которая шумела, как водопад. Он огляделся. Разрушенный дом и тела душманов..., а где же Нурали? А Стёпка куда подевался? Одного из главарей душманов - Нурали, человека с множеством лиц и паспортов, он обнаружил под завалами.

Тот лежал лицом вниз и не подавал признаков жизни. Стас положил пальцы на шею и нащупал едва заметный пульс. Осторожно перевернул своего патрона и внимательно осмотрел. Вроде никаких ран. Гематома на затылке от удара его друга - Степана, да разбитый нос. Он ещё раз положил пальцы на шею в район солнечной артерии и убедился, что Нурали жив...

Сколько раз он хотел своими руками вцепиться в эту шею и задушить зверя! И не его одного. Сердце кровью обливалось, когда на его глазах резали наших парней.

Но раскрывать себя было нельзя…, ни при каких условиях. Это был приказ, выполнить который не каждому под силу…

Как же ему хотелось броситься к Степану в объятия. А пришлось вести эту сложную, до тошноты противную игру...

После бомбежки кишлака, а по сути - центра подготовки террористов, в живых осталось десятка полтора-два от двух сотен отъявленных головорезов. Были и выходцы из его страны.

Кто-то из трусости, кто-то из корыстных побуждений дал согласие на специальную подготовку для дальнейшей кровавой работы по всему миру.

Но разгром этого центра - лишь часть большой игры, которую затеяли на Лубянке, когда Стас только перешёл на второй курс военного училища.

Отличался он удивительной способностью к психологии, аналитике - мог просчитывать ситуацию на несколько шагов вперёд. Да и в шахматы играл виртуозно. Самого командира батальона обыгрывал "всухую", хотя тот был мастером спорта по шахматам.

Впереди ещё было много нужной, тяжёлой, порой тошнотворной работы, на которую он дал согласие в те далёкие курсантские годы.

Владимир Александрович - так назвался человек на заднем сидении новенькой "Волги", куда его пригласили присесть, был полковником КГБ и разрабатывал сложную операцию по Востоку. Пакистан, Афганистан… Сеть боевиков и наркотрафик.

Запутанная многоходовая операция рассчитывалась на несколько лет.

Стас понимал, что не один год ему придётся слыть в своих кругах сначала испорченным негодяем, то и дело высказывающим своё мнение по поводу "как хорошо на Западе", потом мерзавцем, по сути разрушившим семью.

А затем - предателем, когда ему придётся, выдавая себя за недовольного своим настоящим, встретиться с тем самым Нурали, который и предложит ему хорошие деньги за предательство.

Теперь оставалось сделать свою небольшую, но сложную работу в огромном комплексе мероприятий, спланированных одним из отделов КГБ...

И никто даже в страшном сне не мог представить, что буквально через два года не станет КГБ, не станет его страны, что на местах появятся "хозяева" республик, разрозненных и порой ставших в одночасье враждебными по отношению друг к другу.

Но задача была поставлена, и Стас шёл навстречу своей смерти. Он понимал, что выйти ему живым вряд ли удастся. Нурали его свёл с "большим" человеком, который заведовал так называемой картотекой агентуры по всему Союзу.

Эта информация нужна была Центру любой ценой. А любая цена - это, как правило, чья-то жизнь. И не одна!

. . . . . . . . . .

- Пап, я Тимофеича давно не видел. Последний раз мы с ним в Афгане пересеклись. Он после ранения сбежал из санчасти, за что "Батя" - наш генерал, отвесил ему трое суток ареста от имени командующего, - ответил Степан на вопрос отца.

- Это ты про Разуваева Дмитрия Степановича? - отец кивнул головой и продолжил:

- Молодец, Степаныч, я его с лейтенантских времён знаю.

Редкое сочетание ума, порядочности, смелости и заботы о подчинённых. Бывал на его занятиях. Видел, как он мальчишкам делал больно, до потери сознания. Некоторые даже плакали.

Я его как-то спросил, а не жестоко ли он с ними сейчас обходится?

Хотя и сам понимал, что он спецназовцев готовит, а не исполнителей бальных танцев. Знаешь, что он мне тогда Степаныч ответил? Хм...:

- Сейчас будет больно, зато потом не смертельно!

- Да, папа, и Савченко Василий Николаевич так же всё время говорил!

- Сова…, - генерал широко улыбнулся, - Василь был всегда отважным, но очень осторожным. Всегда умел держать эмоции при себе.

Кстати и у Разуваева сын в Афган сразу после выпуска из училища попал. Это у них семейное. Впрочем, как и у нас с тобой, сынок…

Степан согласно кивнул головой:

- А Серёге Селиванову - отдельное спасибо. Он меня собой закрыл... Пап, давай ещё по маленькой?

Генерал налил ещё немного горькой и внимательно слушал сына, гордясь им, и с болью в сердце вглядывался в его шрамы на лице, руках, пулевое под левой ключицей...

- Мы тогда двумя группами работали. Задачу выполнили, всё шло спокойно. Ликвидировали караван. Вроде бы всех зачистили. Героин подожгли. Пора была уходить. Неожиданно Серёга меня схватил за плечи и рванул в сторону. Ты же помнишь этого медведя! Силища просто запредельная. Выстрел и пуля попала ему прямо в грудь... От удара он застонал, упал на колени и захрипел.

А жизнь ему спас медальон. Помнишь, когда мы выпускались, рядом с Тимофеичем стояла Русланка и её младшая сестра?

- Рыженькая такая, глазастая, с косичками? Помню, её Серёга ещё как-то чудно называл...

- Огоньком, пап, - улыбнулся Степан и продолжил:

- Тогда, на память она подарила ему медальон, который достался ей от деда. Вот пуля и попала аккурат..., в тот самый медальон.

- Выходит, она спасла ему жизнь, эта девчонка? Дааа, это судьба, сынок!

Судьба... Такое ёмкое и удивительное слово. А насколько они разные, эти судьбы… Порой даже не верится, что такое может вообще произойти, а оно происходит...

- Сынок, а как же ты вышел оттуда? Понимаю, что тяжело об этом вспоминать и говорить, и в двух словах этого не расскажешь, но ты поведай…

Ведь только счастливая случайность могла тебе помочь выбраться. Кстати, мама всегда верила, что ты живой. Женщина - она сердцем чует! Пойдём её обнимем.

Они хитро переглянулись и два орла с обеих сторон, как огромными крыльями накрыли ручищами свою орлицу. И стояли так неподвижно, ощущая тепло и слыша каждый удар огромных любящих сердец...

7

- Серёж, прости... А всё же, что стало со Стасом? Я его часто видела с Русланой. Она стала пропадать на несколько дней из дома. Затем объявила маме, что выходит замуж... Я её тогда спросила - а как же Сергей? В ответ услышала, что я слишком ещё зелёная и всё равно ничего не пойму... Я и до сих пор многого не понимаю.

Он подошел к ней, взял за руки и тихонько сказал:

- Если в жизни всё понятно - жди сюрприза. Не бывает жизнь по одинаковому лекалу. Вот так и не иначе. Я тоже никогда не думал, что друг может предать, а любимая выйти за другого. И никогда не мог предположить, что вот это может спасти жизнь.

Он запустил руку во внутренний карман и извлёк ... погнутый пулей медальон.

Тот самый, что принял удар той хладнокровной девятиграммовой свинцовой убийцы...

Огонёк взяла в руки медальон, покрутила его и тихонько сказала:

- Серёж, это тебя любовь спасла..., с помощью медальона.

Жорик в это время сидел напротив них и вертел головой, то налево, глядя в прекрасные глаза своей хозяйки, то направо, восхищаясь своим лучшим в мире хозяином.

Вдруг он навострил уши, засуетился, тихонько тявкнул и убежал куда-то. Через пару минут вернулся, держа в зубах за шкирку неизвестно откуда появившегося котенка...

Мохнатый клубочек тут же оказался у Татьяны в руках... Стал тихонечко мяукать и полез куда-то наверх, вонзая свои острые коготки в кофту новой хозяйки. Успокоился лишь, оказавшись возле её шеи.

Она перехватила взгляд Сергея и тихонько сказала:

- Да я и сама очень хочу ребёнка! Но врач сказал, что шансов практически нет.

Она отвернулась немного в сторону, чтобы супруг не видел слёз, накатившихся на её прекрасные глаза...

- Танечка, всё будет хорошо! Поверь мне. Ты хотела узнать про Стаса? Мне бы тоже хотелось узнать, как он мог стать предателем. А ещё меня никак не покидают мысли о Кольке Лапине. Последние его слова "Я вернусь". А ведь он слово всегда держал.

. . . . . . . . . . . .

В лагере на границе с Пакистаном в зиндан к Степану бросили окровавленного человека. Степан успел его подхватить и аккуратно уложил на землю. Отодвинув в сторону камень, достал спрятанную за ним армейскую флягу и приложил её к потрескавшимся губам своего нового соседа. Тот не реагировал, но когда вода потекла по его губам, жадно схватил флягу и стал пить.

Глаза его были залеплены кровью, грязью и длинными прядями волос. Борода скрывала широкие волевые скулы. Степан налил немного воды в ладонь и промыл лицо незнакомца. Глаза его открылись, и вдруг тот схватил руку Степана и стал её выворачивать.

- Спокойно, свои!

Хватка стала немного слабее.

- Откуда вода? - с трудом прошептал незнакомец, затем добавил:

- Ты кто?

Степан, услышав голос, внимательнее всмотрелся в лицо друга по несчастью и узнал Колю Лапина.

- Лапа, это ты?

Коля поднялся на локтях и сел, облокотившись к стене зиндана.

- Допустим, а ты кто? Дай мне воды, пожалуйста. Как тебя?

Степан широко улыбнулся и ответил:

- Ворон, помнишь?

Коля потянулся к боевому товарищу с соседней разведгруппы, и они обнялись.

- Не буду расспрашивать о твоих делах. Сюда случайно не попадают. Воду мне тайком приносит Абдурахмон - парнишка из непримиримых. У меня ещё вот что есть, - Степан повернулся, сдвинул ещё один камень и достал из тайника маузер и кинжал.

- Не забыл, как этим пользоваться? - спросил Степан. Коля бережно взял оружие, покрутил его в руках и по-ребячески улыбнулся.

- Всю жизнь мечтал из маузера пострелять. Из всего стрелял, а из него не доводилось.

- Постреляешь ещё, - улыбнулся Степан.

Во время вечернего намаза Абдурахмон поднял тяжеленную решётку и бросил вниз верёвку. Разведчики, несмотря на множественные побои и боль во всем теле, ловко покинули зиндан и устремились за пареньком. Абдурахмон вывел их к лесному массиву. Из-под корней раскидистого дерева он достал большой мешок и протянул русским. Там была одежда и обувь.

- Шурави, урус, - обратился он к мужчинам и протянул сверток с хлебом. Затем на земле стал рисовать их маршрут. В одном месте парень несколько раз нарисовал круг и таращил глаза, лопоча что-то на фарси. Было понятно только одно - там человек с каким-то грузом.

Затем он показал большой палец вверх и повторил: "Шурави". Ткнул пальцем в Степана, показал один палец, затем в Лапу, показал два пальца. Сказал "Шурави", показал три пальца и ткнул прутиком в нарисованный им круг...

Беглецы поблагодарили Абдурахмона, крепко пожав ему руку, и растворились в темноте.

Привычными движениями, прикрывая друг друга, разведчики шли по тропе, вспоминая схему, нарисованную на земле тем парнишкой. Приблизились к месту, на которое обратил внимание Абдурахмон.

Затихли и стали наблюдать.

Послышались голоса. Разведчики разделились и аккуратно стали обходить с обеих сторон одинокую постройку.

Это был добротный дом с несколькими антеннами на крыше, охраной и вертолётной площадкой.

Разведчики снова объединились и заняли удобную позицию на выступе. Позади была пещера. В темноте разглядеть что-либо было сложно. Похоже, что пещера была пустая. Вокруг дома царило спокойствие, два охранника с автоматами неспешно прохаживались по периметру...

Внезапно тихий голос заставил их вздрогнуть:

- Тихо мужики, привет от Шила! Спокойно, свои!

До боли знакомый голос...

"Шило" - позывной командира их разведроты. Но столько прошло лет с тех пор. Кто мог знать их общего командира?

- Степка, Коля, привет.

Разведчики медленно оглянулись. Увидели едва заметный силуэт.

- Лапа, опусти маузер... Степка, не надо кинжал сжимать. А то в этот раз ты меня точно прикончишь.

- Стас? - первая реакция Степана была метнуть в предателя и этого подлеца кинжал, но требовалось соблюдать тишину.

- Слушайте внимательно и спокойно. На рассвете придет вертушка. Второй пилот - наш. Я отвлеку охрану. Если через минуту после того, как я войду в дом, меня не будет - уходите сами. Первого пилота я заберу с собой. Это передадите лично в руки генералу Разуваеву Дмитрию Степановичу. Здесь списки агентуры по всему бывшему Союзу.

- Почему бывшему? - в один голос спросили разведчики.

- Нет больше этой страны. И КГБ уже нет. А задание осталось. Оно выполнено. Давайте, ребята, обсудим детали...

Как можно за пару минут поверить тому, кого годами считаешь предателем!? Стас тем временем присел рядом. Протянул руку Степану, затем Коле. Оба отказались её пожимать.

- Ладно, я не в обиде. Степа, когда встретимся там, на Родине, обо всем потолкуем. Сейчас некогда. Светает...

Вертушка плавно коснулась площадки, двигатели заработали на малых оборотах. Стас подошёл к вертолёту, левый пилот открыл блистер и протянул руку. Мужчины поздоровались. Затем он снял гарнитуру и повесил ее на приборную доску. Встал, дал какие-то указания второму пилоту и вышел из вертушки.

Два охранника подошли к Стасу и вертолётчику, что-то показали руками, развернулись и вошли в дом. Крайним заходил Стас. Оглянувшись, он показал второму пилоту указательный палец. Тот понимающе кивнул.

Степан и Коля Лапин в несколько перебежек оказались у вертолета, огляделись ещё раз и заскочили в салон.

Второй пилот посмотрел на часы и через несколько секунд потянул рычаги. Вертолет плавно оторвался от земли и стал удаляться от площадки. Начал выполнять отворот в сторону от горного склона. Все смотрели на порог - не появится ли Стас.

Внезапно взрыв огромной силы буквально поднял на воздух крышу дома и разбросал осколки строения на десятки метров.

Ударная волна ощутимо подбросила вертушку, но пилот справился с управлением.

Дом продолжал гореть, а вертушка с курсом на север огибала горные вершины и увозила такой ценный, бесценный груз вместе с двумя спецназовцами, что до конца оставались верны своему долгу...

Задание было выполнено. Ценой... Очень дорогой ценой…

Уже на своей стороне друзья смогли вздохнуть полной грудью.

Подняв вверх глаза, увидели, как над ними с юга на север пролетали несколько лебедей. Они возвращались на родину, чтобы там, в своих родных краях продолжить род этих гордых свободолюбивых птиц...

Не знали тогда ребята, что их ожидает впереди. И какую встречу им преподнесёт судьба...

8

Пёс ощетинился и стал скалить свои клыки, издавая рычание.

- Жорик, что с тобой? - спросила Татьяна.

Пёс смотрел в сторону пригорка. Оттуда появились трое мужчин, идущих по направлению к хутору. Он не решался, как обычно, вскочить и ринуться навстречу к непрошеным гостям, прогоняя их.

Сейчас у него на передних лапах удобно расположилась Люсьен - та самая кошечка, которую ещё котёнком он несколько месяцев назад притащил в дом. Люсьен тщательно намылась перед сном, а теперь отдыхала, время о времени потягиваясь и запуская свои острейшие коготки в мохнатые лапы Жорика - своего лучшего друга. Ему было немного больно, но он терпел - очень уж не хотел будить свою трёхцветную красавицу и хулиганку...

Хутор уже показался на горизонте. Трое крепких мужчин продолжали свой путь. Один опирался на палочку, стараясь не отставать от своих попутчиков. Впереди их ожидала встреча, о которой они не имели права мечтать вслух. Лишь где-то, в глубине души, не признаваясь даже самому себе, в те минуты, когда их жизнь была на волоске... они мечтали и верили... верили изо всех сил. И они победили!

- Стас, вот ты мне только одно скажи..., - Степан сделал паузу и продолжил:

- Когда ты мне сказал про маму и отца, про мою могилу и место возле неё... ты не сильно увлёкся? Я ж тебя мог просто разорвать на куски. Вот ты, балда, честное слово!

Стас шёл, опираясь на палочку, и широко улыбался.

- Степа, ты был всегда прямым, как фонарный столб. Ты что же хотел, чтобы я тебе вот так взял и сказал, мол, тетя Света и дядя Ваня молодцом, что операция по поимке этого гада, что стоял рядом со мной, и добыванию списков боевиков идет успешно.

Ага, а рядом стоит тот самый Нурали и делает вид, что ничего не понимает...

Стас поднял палку и легонько стукнул по затылку Степана.

- Вот, кто у нас настоящая балда, - сказал он и все громко засмеялись. Приобнялись и продолжили свой путь...

Коля Лапин шёл молча и улыбался чему-то.

- Коль, а ты чего лыбишься? - спросил его Стас.

- Я вот представляю, как нас Серёга встретит... Стас, ты на всякий случай стань сзади, а то Тимофеич зашибёт ещё ненароком!

- Да…, а как же тебе удалось тогда выжить и вообще выйти после такого взрыва? Мы же со Степаном видели, как дом буквально на куски разорвало...

- А кто мог знать, что у них там боеприпасов на две армейские операции? Я растяжечку поставил на двери, а сам в подвал. А там у них ходов, мама дорогая…, больше, чем в муравейнике. Не думал, что они так быстро меня хватятся.

Метров на 30 отошёл. Тут и громыхнуло. Очнулся - позади завал. Нога не слушается. Прополз, сколько мог. А потом и выбрался на поверхность. Стало совсем невмоготу. Решил - будь что будет! Трем смертям не бывать...

Вижу - крадется кто-то так аккуратно, за ним второй, третий. Знаки показывают, как нас учили. Оказалось, что не одна разведгруппа работала по нашей теме.

Вытащили меня оттуда. Долго допрашивали. Пару подзатыльников даже отвесили. Расстрелять обещали... Ладно, потом как-нибудь расскажу...

- Ребята, а вот это уже страшно! – Стас остановился. На них нёсся огромный пёс с не очень гостеприимным видом...

- Серёж, там какие-то люди. Жорик сам не свой. Вот-вот сорвётся с места! – за несколько секунд до этого сказала Татьяна.

Тимофеич вышел во двор и увидел... знакомые фигуры. К нему приближались трое. Один из них - бывший друг. Но шли они рядом, весело обсуждая что-то...

Жорик не выдержал и сорвался навстречу незнакомцам. Вот он им сейчас задаст!

- Жорик, нельзя! Свои!

Пёс, услышав команду, пробежал мимо мужчин, облаял на всякий случай ту сторону, откуда появились эти люди, обогнал их и сел перед ними на дороге.

Когда мужчины подошли ближе, Жорик миролюбиво протянул свою мохнатую лапу и вытерпел три крепких рукопожатия. Встал на все лапы, встряхнулся и поплёлся рядом с ними, внимательно рассматривая каждого...

- Танечка, Огонёк... это мои ребята!

Они стояли, обнявшись... Молча. Слова тут были излишними. Четверо крепких молодых мужчин... за их спинами был трудный, порой смертельный путь... Но они его преодолели, и сейчас случилась та самая встреча, о которой мечтали многие, кому пришлось смотреть смерти в глаза...

- Ребята, проходите в дом! - раздался голос Татьяны. Мужчины вышли из оцепенения, но ненадолго. Подойдя к дому и, увидев Таню-Огонёк, куда-то пропала их смелость и удаль. Глядя на женщину редкой красоты, они поздоровались, потупив глаза, и прошли в дом.

- А цветы, я понимаю - Серёге? - спросила Татьяна и подарила им великолепную улыбку. Тут проснулись в них гусары и все трое, слегка склонив голову, протянули ей по огромному букету цветов...

- Спасибо, товарищи гусары, - произнесла Татьяна и добавила, - прошу к столу!

Стас ненадолго остановился и пристально посмотрел в глаза Огоньку.

- Стас, не сейчас. Потом всё расскажешь, если захочешь..., - хозяйка тихонечко коснулась его плеча и посмотрела на палочку. Стас кивнул и проковылял в комнату.

Разговор был спокойным, не торопливым. Вспоминали, поминали, смеялись... порой их лица мрачнели. Ночь пролетела незаметно.

Едва забрезжил рассвет, мужчины вышли на улицу и наблюдали, как огромное Солнце, начинало дарить свои лучи новому дню. Стояли они рядом, положив друг другу на плечи свои крепкие надежные мужские руки.

Жорик лежал неподалеку и внимательно наблюдал за происходящим. А Люсьен, спала на руках у своей хозяйки, прижавшись к её животику. Она вообще в последнее время любила там спать. На удивление, даже коготки свои не выпускала...

Татьяна вышла к мужчинам.

- Доброе утро, Танечка, - произнёс Тимофеич. Мужчины тоже поздоровались.

Огонёк лукаво посмотрела на Сергея и прошептала:

- Серёж, а у нас будет ребёнок...

Мужчины встали по стойке "смирно", а огромный Тимофеич медленно опустился на одно колено и прижался к животику своей любимой Танечки..., нежно поцеловал его и прижался ухом. Новым зарождающимся жизням было всего лишь восемь недель...

Через семь месяцев у роддома стояла розовая коляска, в которую счастливая мамочка укладывала новорожденную дочурку с такими же, как у неё огромными зелёными глазками.

- Привет семейству Селивановых!

Сергей и Татьяна обернулись... К ним шли Степан и Колька с цветами, шариками, шампанским и двумя плюшевыми медвежатами, а Стас катил ещё одну розовую коляску и виноватым голосом сказал:

- Ребята, извините, оставалась только такого цвета!

- Ничего, мы на неё голубой бантик повесим, - пошутил Колька Лапин.

Сергей протянул Танечке-Огоньку сынишку, посмотрел в её счастливые глаза и тихонько сказал:

- Спасибо тебе, родная!

А где-то там, высоко над головами, проплывали косяки белых журавлей. Они возвращались домой...

НИКТО, КРОМЕ НАС

"Никто, кроме нас"... - в один голос произнесли мальчишки, обнялись и помчались по домам. Им всего по пятнадцать. Прекрасное время строить планы и кажется, что всё по плечу, что ничто и никогда не остановит их, таких одержимых идеей защищать своих матерей, сестрёнок, девчонок во дворе, малышей в соседнем садике, одним словом - свою Родину...

Вот идёт старичок с килограммом картофеля и бутылкой молока в авоське. Ему уже трудно... За плечами огромная и непростая жизнь. В одной руке целый тяжеленный килограмм! А раньше пудовая гиря была пушинкой... И на стареньком поношенном пиджаке орденская планка немногим легче той самой авоськи...

Вот он, орден Красного Знамени под номером 1101, ордена Красной Звезды... вот она - медаль "За Отвагу", "За оборону Москвы", "За освобождение Киева", "За взятие Берлина"... Сколько их таких в своё время значимых, а сейчас никчемных и позабытых многими наград.

- Дед, уйди в сторону! - раздалось сзади, и несколько парней в чёрных кожаных куртках с огромной магнитолой, прошагали уверенной походкой. Один толкнул старика плечом, тот потерял равновесие и опрокинулся наземь. Бутылка разбилась, молоко разлилось, картошка рассыпалась по асфальту...

Огромные кованные берцы стали пинать ту самую картошку под хохот и ликование недорослей...

Дедушка сидел на земле и тихонько плакал. От обиды, от бессилия, от боли за всё происходящее.

- А ну-ка, стоять! - раздался звонкий и уверенный голос. Позади шпаны стояли трое мальчишек примерно такого же возраста.

Один наклонился и стал собирать рассыпавшийся картофель, второй помогал старику подняться, третий бесстрашно пошёл навстречу сверстникам...

Через несколько минут "недогерои" сидели на асфальте со связанными руками. Немного помятые, рядом стояла магнитола. Но из динамиков раздавался не дикий блатняк, а песня Булата Окуджавы "Бери шинель, пошли домой" - как раз передавали по "Маяку".

- Дедушка, пойдёмте с нами! Вы где живёте? - поинтересовались друзья.

- В этом доме, сынки. Как вы не испугались этих хулиганов?- тихонечко спросил ветеран.

- Если не мы, то кто? Никто, кроме нас!

Стал ли этот случай уроком для всех из той шайки подрастающих нелюдей - неизвестно, но один из них на следующий день выследил троих друзей и, взяв отцовское охотничье ружьё, пошёл "разбираться" с обидчиками. Они в это время возвращались из школы.

Рыжеволосый парень дрожащими руками поднял ружьё и злобно прохрипел:

- Убью...

Один вышел вперёд, руками отстранил своих друзей назад и направился навстречу этим двум чёрным глазам смерти...

- Если правда за тобой, то стреляй, - произнёс паренёк.

Рыжий опешил. Он ожидал, что увидит этих "героев" ползающими на коленях, молящими о пощаде. А оно вот как обернулось. Он пристально посмотрел в глаза вожаку бесстрашной тройки. А в это время двое друзей шагнули вперёд и закрыли грудью своего товарища.

Парень опустил ружьё, обессилено сел на землю, поник головой и ... тихонько заскулил. Словно щенок, оказавшийся в опасности и понимающий свою беспомощность перед огромными и злобными псами.

Друзья подошли ближе. Аккуратно подняли ружье, поставили его на предохранитель и по очереди протянули руки рыжему... Андрей, Вадим, Ддмитрий! Парень поднялся... ему было стыдно смотреть им в глаза. Он протянул свою руку и буркнул:

- Павел.

- Паша, скажи, чего тебе не хватает? - спросил Андрей. Он поднял ружьё и отдал Павлу. Отнеси его на место и никогда не трогай!

- Паша, ружьё - не игрушка, да и жизнь - нне игра "Ззарница", где все понарошку, - заикаясь от волнения, произнёс Дмитрий.

- Тебе пять минут. Ждём тебя здесь. И надень спортивный костюм. Пойдём мужчинами становиться, - приказным тоном произнёс Вадим.

Первое, что сделали ребята - зашли к тому самому ветерану.

- Давай, Паша, по-мужски!

Павел нажал на кнопку звонка и встал по стойке "смирно". Открылась дверь. Перед ним стоял тот самый ветеран.

- Николай Иванович, простите меня! Даю слово, я..., - Павел замолчал. Ком в горле не давал промолвить ни слова...

Ветеран посмотрел на паренька, потрепал его своей сухонькой рукой по рыжим волосам и тихо произнёс:

- Проходите в дом.

Несколько часов ребята с широко открытыми ртами и немигающими глазами таращились на деда Колю - фронтового разведчика и внимательно слушали его историю...

- Нам тогда было всего по 18-19 лет. Самый старший среди нас - Егор Сёмин. Нам он казался стариком. Ему было уже 22. Даже жениться успел. Правда в первый же день войны потерял младшего братишку и беременную жену - попали они под бомбежку...

Старик открыл ящик стола и из глубины достал пачку сигарет. Хитро улыбнулся:

- Это я от своей прячу. Ворчит, не разрешает курить...

Затянулся как-то особенно, по-фронтовому, пряча огонёк в ладошке, и показал на фотографию.

- Это мой первый прыжок с парашютом. Но не он самый страшный оказался. Второй был страшнее, затем привык...

Здесь мы взяли языка. Целый полковник приехал на проверку. А мы тут как тут. Пока тащили этого борова - троих потеряли. Прикрывали его своими спинами. И мне тоже досталось. Повезло, что навылет...

Старик отвернул ворот немного в сторону. Под правой ключицей давно затянувшаяся рана напоминала звезду... Он поймал взгляды мальчишек и пошутил:

- Меня после этого боя окрестили "звёздным". Санитар постарался. Зашил, как смог... Криворукий такой, руки дрожат, отворачивается, крови боится. Ничего - сейчас целый профессор, хирургом уже полвека работает.

А вот здесь, - старик ткнул пальцем в пожелтевший снимок, нас пытали. Предатели и трусы всегда были. Вот и нам довелось сполна хлебнуть предательского яда. Тогда нам удалось бежать, а заодно и папку с важными документами в штабе прихватили.

Нас уже никто за угрозу и не держал. Все в крови, избитые, один вообще ходить не мог - перебили ему гестаповцы ноги арматурой. Он-то и прикрывал наш отход. А когда фашисты его окружили, он их и себя подорвал. Георгий из Тбилиси. Всё нас в гости приглашал после войны...

Домой мальчишки шли в полной тишине. Павел нарушил молчание и твёрдо сказал:

- Я разведчиком стану. Как дед Коля.

Он попрощался со своими новыми друзьями и вошел в дом. Сестрёнка поёжилась, увидев своего брата, а он подхватил её на руки и прижал к себе.

- Танюшка, я тебя люблю! Опустил сестру на пол, поправил бант на её голове.

- Мамочка, так вкусно пахнет. Я проголодался. Пойду, руки помою, - и поцеловал маму в висок.

- Пап, ты завтра спокойно работай. Я после школы сам дрова наколю...

Родители сидели опешившие. Сын давно к ним так не обращался. И вдруг такие чудеса... А Павел смотрел в зеркало и видел в нём совсем другого человека. Вытирая лицо полотенцем, прошептал:

- Вовремя я этих ребят встретил. Никто, кроме нас…

Отец слышал последние слова. Перед сном зашёл к сыну в комнату и, протянув ему руку, сказал:

- Сынок, если это серьёзно, то ты становишься мужчиной. А это совсем непросто.

Мальчишки продолжали готовиться к своим новым победам. С трудом, с потом и кровью давались им уроки мужества. Но самые главные испытания им судьба уготовила впереди...

2

Говорят, что за несколько мгновений перед смертью человек видит всю свою жизнь. Возможно, что это и так...

На старте царило оживление, перемешанное с волнением и предвкушением чего-то нового, ранее неизведанного. Ещё бы - первый прыжок с парашютом!

Позади многочасовые тренажи по укладке парашютов, правильному приземлению, погашению купола после посадки, действий в случае не раскрытия основного парашюта, хотя такого на памяти инструкторов ещё ни разу не было. Д1-5, пожалуй, - самый надёжный парашют на свете...

Мальчишки, а впрочем, уже и не мальчишки, им по семнадцать-восемнадцать лет, стояли сосредоточенные на крайних указаниях инструкторов.

"На пра-ВО", - прозвучала команда руководителя.

"К самолёту!"

Старый надёжный Ан-2 или "кукурузник", как его называют обыватели, загудел и плавно тронулся с места. Всё шло штатно. Получено разрешение на взлёт. Инструктор опытным взглядом окинул своих птенцов...

Сегодня этим желторотикам предстоит сделать шаг вперёд, через раскрытую дверь самолёта, с высоты 800 метров. И полететь вниз... чтобы сделать ещё один шаг вверх.

Парадоксально, но ведь так зачастую и бывает. Чтобы подняться - полезно иногда упасть...

Курсанты сидели сосредоточенные. Каждый старался не выдавать своего волнения, страха, а порой и панического ужаса. Но они ждали этого момента. Это был их очередной шаг к мужеству.

"Приготовиться", - как гром среди ясного неба, прогремела команда выпускающего. По его команде курсанты встали, повернулись направо сидящие по левому борту, налево - по правому борту. Потрогали карабины на тросе. Всё нормально.

"Первый - пошёл!"

Легкий ободряющий шлепок выпускающего по спине и... вот он момент свободного падения: пара секунд и рывок. Глаза вверх - купол наполнился голубым небом.

"Ура!... парашют раскрылся! Так..., теперь спокойно. Садимся в подвесную. Вот..., всё, как учили".

Сердце готово выскочить из груди! Взгляд вниз, по сторонам. Немного вверх. Все девять куполов наполнены...

А как же прекрасна земля с высоты! Вон там учебные корпуса, вот стадион, а справа - город. Эх..., жаль, что всего пять утра и мало кто видит наши парашютные прыжки...

Неожиданно два купола стали сходиться между собой. Руководитель на площадке в мегафон стал подавать команды... "Первый, выбирай стропы вправо". "Первый, выбирай стропы..."

В диком восторге мальчишки не заметили, как неслись друг на друга. Казалось бы, мягкое касание ног о край купола, но тут же стропа, как змея обвилась вокруг сапога. Нижний купол стал угасать. Скорость начала расти. Ещё немного и второй купол станет закручиваться и гаснуть. А до земли ещё метров четыреста...

Павел посмотрел наверх и с ужасом отметил, как его белоснежный купол превращается в небрежно накинутую на забор огромную тряпку.

"Стропы, запасной парашют!" - донеслась команда с земли.

Паша выхватил стропорез и стал перерезать эти спасительные ниточки, связывающие его с жизнью. Иначе нельзя! Оба погибнем...

Резкий рывок и Павел полетел вниз. Скорость бешено росла, в ушах свистел ветер, а в голове промелькнула вся его короткая, но такая противоречивая жизнь…

Первое сентября, когда он дарил цветы своей первой учительнице, снова первое сентября, когда на его плечах сидела кудрявая первоклашка с огромными бантами и колокольчиком в руке..., плачущий дедушка, которого они со шпаной сбили с ног, потом ствол в его дрожащих руках, направленный на его теперь лучшего друга - Андрея.

А купол Андрея парил там, высоко в небе, стремительно отдаляясь от него...

Где же это кольцо запасного парашюта? Где же оно? Да вот же оно, зажато в руке...

До земли оставалось совсем чуть-чуть. Глаза у тех, кто за этим наблюдал со стороны, самопроизвольно зажмурились... НЕТ!

К месту падения парашютиста уже неслась санитарная машина...

- Никто, кроме нас! - прокричал Пашка и яркий оранжевый всполох ослепил его. Удар...

Запасной парашют в нескольких десятках метров от земли с громким хлопком наполнился...

Вот она земля. Ноги чуть согнуты в коленях, ступни вместе... Удар о землю и Павел, сгруппировавшись, выполнил кувырок через голову и вскочил на ноги. Активно потянул на себя стропы, лежащие на земле. Оранжевое пламя запасного парашюта погасло...

Сердце, похоже, остановилось. Павел спокойно огляделся, убедился, что Андрей благополучно снижается, стал восьмёркой собирать стропы и купол парашюта.

Из санитарки выскочила молодая врач и кинулась Павлу на шею.

- Дорогой ты наш! У тебя всё на месте? - в шоке спросила она. Теперь уже настоящий парашютист широко улыбнулся и тут же пошутил:

- В небе точно ничего не осталось.

Оба засмеялись.

- Да ну, тебя, - промолвила врач и тут же распорядилась, чтобы он бросил парашют и прошёл в санитарный автомобиль.

Со стороны "столов" - так называют место для укладки парашютов после приземления, бежали несколько человек.

Через несколько минут, обнявшись, стояли все четверо: Андрей, Вадим, Дмитрий и Павел.

Для этих ребят только начинались настоящие испытания...

Испытания любовью, войной, деньгами, славой...

3

- Гляди, какие красотки! Вон та с косичками и ребёнком вообще хороша! Сизый, давай отдохнём, как люди..., - хриплым голосом прорычал человек со шрамом на лице. Ствол пистолета тут же оказалось у его виска.

- Я тебе отдохну! От вертухаев ушли. Ты думаешь, нас мусора не разыскивают? Сядь и завянь! И волыну поставь на предохранитель, а то пальнёшь ненароком.

Остальные ехидно захихикали...

Четыре студентки, весело щебеча, радовались погожему деньку, прекрасной природе, отличному настроению. Позади сессия. Экзамены, курсовые. А впереди целых три недели отдыха.

Алёна держала за руку трёхлетнего братишку и рассказывала весёлые истории, поправляя другой рукой маленький рюкзачок. Подруги весело хохотали и даже не подозревали, что в нескольких десятках метров из зарослей густого кустарника за ними наблюдали вооружённые люди, совершившие не одно тяжкое преступление...

- Предъявите документы! - голос прозвучал громко и угрожающе. Друзья переглянулись и протянули милицейскому патрулю свои военные билеты.

- Ммм... курсанты. В отпуск, что ли приехали? - прозвучал тот же голос.

- Так точно! Товарищ старший лейтенант, а что произошло? У вас усиление? - спросил Андрей.

Милиционер поднял на ребят покрасневшие от усталости глаза.

- Третьи сутки на ногах. Сначала побег из зоны в соседней области, затем совершено нападение на наших коллег из ГАИ. Оба в реанимации. Сегодня - убийство двоих инкассаторов. Пятеро преступников и теперь они все вооружены. Три автомата Калашникова, три ПМ и два Стечкина на руках...

- Нормальный такой арсенальчик, - присвистнул Павел и повертел головой.

- Вот именно. Вооружились до зубов, гадёныши, - произнёс старший лейтенант и вернул документы, - держите. Товарищи курсанты, если случайно что-то подозрительное увидите - сразу же сообщите. Хорошего отдыха!

Патруль продолжил движение.

- А фотографии преступников есть? - неожиданно спросил Дмитрий. Милиционеры обернулись. Сержант достал карточки и протянул их Вадиму. Тот внимательно посмотрел на фото преступников и вернул их обратно.

- Неужели всех запомнили? - улыбнулся старший лейтенант.

- А у него фотографическая память. Он у нас вообще вундеркинд,- пошутил Павел.

- Сержант, оставь фото этим вундеркиндам. Может быть, ещё пригодятся, - приказал старший лейтенант.

А сержант протянул снимки и через несколько секунд, глядя вслед курсантам, добавил:

- Не дай Бог ..., что же смогут сделать эти десантники без оружия, если вдруг...

- Ладно, не будем об этом. Сержант, проверь документы у тех двоих прохожих.

В городском парке было многолюдно. Аттракционы работали в полную силу. Громко играла музыка, поднимая настроение отдыхающим.

Друзья заметили четырёх красавиц и маленького мальчика с ними. Поглядывая на девчонок, ребята отстрелялись в тире, получив призы в виде мягких игрушек. Затем Дмитрий попросил выстрел и забрал ещё один приз - игрушечный автомат.

Курсанты представились прекрасным девушкам: "Андрей, Вадим, Дмитрий, Павел" и протянули каждой по мягкой игрушке. А мальчишке достался автомат. Он посмотрел на таких огромных дяденек и протянул свою ручонку:

- Серёжа.

Каждый пожал ему руку, а Павел взял его на руки. Через несколько минут они разговаривали, как старые приятели...

Прекрасный день отдыха близился к своему завершению. Алёна с Пашей и Серёжкой шли немного позади трёх создавшихся пар. Молодёжь резвилась. Всех ожидали ещё несколько недель отдыха.

Постепенно знакомясь, девчата проникались доверием к молодым, сильным, уверенным парням, которым через год предстояло окончание военного училища. А это ещё так далеко...

Попрощавшись с девчатами и озорным Серёжкой, друзья направились к своему жилищу. Что-то заставило их обернуться и пристально посмотреть на этот двухэтажный деревянный дом, где остались на ночлег их новые знакомые. Невысокий забор, несколько построек по соседству с домом и неподалеку водонапорная башня. А чуть дальше небольшой пустырь и за ним густая роща.

- Пашка, а ты так и пойдёшь вооружённым до зубов? - пошутил Вадим. В руках у Павла остался Серёжкин автомат.

Друзья весело засмеялись... Андрей с Дмитрием остались на месте, закурили, а Павел и Вадим направились к дому.

Со стороны пустыря навстречу им вышли двое. Поравнявшись с курсантами, один из них толкнул плечом Вадима, пробормотал:

- Прости, браток! Закурить не найдётся?

- Мы не курим, - ответил Вадим. Вон те двое курят - спроси у них. Они угостят...

Незнакомцы как-то злобно ухмыльнулись и пошли дальше.

Вадим тихонько шепнул:

- Пашка, эти двое в розыске... те самые!

- Ты уверен?

- Паша, это они! - сказал Вадим и громко крикнул друзьям:

- Андрей, Дима! Дайте гражданам прикурить. Сигары от Степаныча, - и показал жестом знак внимания.

Бандиты, видимо, почуяв неладное, выхватили оружие, но не успели направить стволы на Андрея и Дмитрия.

Через несколько мгновений незнакомцы, корчась от боли, лежали лицом вниз...

- А вот и они, два Стечкина, - пробормотал Дмитрий.

- Ребята, этих убираем. Если нас видели - худо. Мы сейчас на мушке. Уходим в кусты, - скомандовал Андрей.

- Вашим бабам каюк. И вам не жить, - сплёвывая кровь, прорычал один из бандитов...

- Паша, Дима! Следить за домом. Вадим, давай в милицию...

. . . . . . . . .

- Ну, что девочки, развлечёмся? - раздался хриплый голос. В дверях стояли трое преступников с автоматами.

- Сизый, а моя краля здесь, помнишь та, с косичками? Вот она...

Девушки с ужасом смотрели в глаза убийцам. Алёна прижала к себе братишку. С надменным выражением лица к ним приближался бандит с автоматом...

. . . . . . . .

- Красавчик, потом наслаждаться будешь, - сказал "Сизый". Давай-ка посмотри, куда эти двое подевались", - распорядился он и подошёл к перепуганным девчонкам.

Протянул руку к Серёжке. Алёна сильнее прижала братишку к себе.

- Отпусти его, - прорычал "Сизый".

Девушка с ужасом смотрела на свирепого бандита и, дрожа всем телом, прошептала:

- Не троньте мальчика!

"Сизый" силой вырвал малыша из рук сестры и наотмашь ударил её ладонью по лицу...

"Красавчик" достал нож и провёл им Алёне по щеке, которая уже зарделась после удара.

- А ты красивая..., - сказал он и, поймав на себе взгляд старшего, прохрипел:

- Жди меня, красавица, не скучай! Я скоро...

Гадко улыбнулся и вышел из комнаты.

Серёжка сначала заплакал, но тут же укусил бандита за палец.

- Ах ты, су...нок,- вскрикнул от боли "Сизый" и замахнулся на мальчишку.

Бандит по кличке "Ангел" перехватил руку "Сизого" и пристально посмотрел ему в глаза:

- Отпусти мальчонку..., - тихо сказал он.

- Ты тут чего раскомандовался, - прошипел "Сизый", срывая рукой автомат с плеча... но Серёжку отпустил...

Девчонки сидели, прижавшись друг к другу, и с ужасом ждали продолжения этого кошмара.

- Вот бы этих ребят сюда. Они бы нас спасли,- прошептала белокурая Варвара.

- Да что они смогли бы сделать голыми руками против..., - Алёна не договорила...

- А ну-ка, цыц там! - рявкнул на них "Сизый", - ещё одно слово услышу - пущу в расход!

Серёжка сидел на руках у сестры и плевался.

- Малый, ты чего плюёшься? - спросил "Сизый".

- Палец невкусный, - ответил Серёжка и рукавом вытер губы.

"Ангел" прыснул от смеха, но тут же сделал серьёзный вид и пробормотал:

- Сизый, что-то мне не нравится всё это. Красавчика долго нет, да и эти двое слишком долго за водкой ходят. А вдруг они соскочить решили?

- Без этого? - "Сизый" пнул ногой инкассаторские сумки, - сомневаюсь.

. . . . . . . . .

Вадим, переводя дыхание, доложил Андрею о планах милиции штурмовать здание, не вызывая спецназ. Лично начальник райотдела решил возглавить штурм. Дал час на сборы.

- Час!? - Андрей посмотрел на часы. У нас есть 23 минуты.

Вадик, я тебя прошу. Останься с этими,- Андрей кивнул на связанных бандитов. Надо же их передать в ласковые руки наших ... внутренних органов. Оба хмыкнули.

- Андрей, тут такая тема. Начальник райотдела майор Шведов докладывал наверх, что все пятеро беглецов уничтожены. Из них двое - лично им. А денег при них не оказалось. Я случайно услышал это. Меня дежурный выпроваживал из отделения, а я решил вернуться и попросить начальника подойти тихо, без мигалок всяких и сирен. Насчет денег я не очень понял. Скорее всего, они у бандитов. Но те ведь ещё живые. Про двоих задержанных он знает.

У них начальник розыска - классный мужик. Афган прошёл. Капитан Расторгуев, из наших... Советовал не лезть на рожон. Когда узнал, что мы ..., точнее, вы с Димкой, двоих уже взяли и "стечкины" на руках, просто сказал:

"Действуй, как в бою". А затем хлопнул меня по плечу и показал свой огроменный кулак. Андрюх, вот такой же, как у тебя...

Извини, подслушивать нехорошо, но я так больше не буду. Короче, я Расторгуеву всё рассказал. Всё, что слышал из разговора Шведова. Он сжал свои кулачищи и сказал:

- Прорвёмся!

Андрей, я полагаю, что нужно самим действовать.

- А мы уже действуем. Дима на башне, периметр держит. Эх, ему бы СВД... (снайперская винтовка Драгунова - прим. автора).

- Ага, и поддержку артиллерии, - пошутил Вадим и тут же заработал лёгкий подзатыльник от товарища.

- Да ладно, если что, он из "стечкина" не промахнётся,- подытожил Андрей.

- Пашка уже около дома. Все занавески задёрнуты. Один раз криминальная рожа в окне появилась. Но пока тихо... подожди...

Входная дверь приоткрылась. Появился ствол автомата, за ним выглянула голова бандита. Тот по-звериному огляделся и вышел на крыльцо. Для чего-то передёрнул затвор и стал спускаться по ступенькам. Мелькнула тень и у бандита подкосились ноги. Павел подхватил его и аккуратно положил на землю...

- Минус три, - тихонько сказал Андрей. Вадим, остаёшься здесь. Этих, если что, уложи спать.

Андрей вытащил "стечкина" из-за пояса и снял с предохранителя.

- А Пашка что, без оружия?- удивился Вадим.

- Уже с "калашом" - ответил Андрей.

Теперь самое сложное. Девчонки и Серёжка. Всё, бывай, - он хлопнул по плечу своего друга и аккуратно, перебежками, добрался до забора.

В этот момент завыла сирена, из громкоговорителя раздался голос того самого начальника райотдела.

Павел успел скользнуть в дом…

В комнате начался переполох. "Сизый" подлетел к окну и, увидев мигалки, заорал нечеловеческим голосом:

- Обложили, волки позорные! Ну, всё, считайте трупы! Он схватил за волосы первую попавшуюся девушку, приставил к её виску пистолет и, выбив стекло, потребовал к себе старшего.

В ответ раздалась команда "Огонь".

Пули разбивали стёкла, цокали о стены, мебель. Девушки упали на пол. Алёнка и Варвара накрыли собой Серёжку.

Андрей громко крикнул:

- Прекратить огонь! В доме заложники! И тут же получил пулю в плечо. Он упал на спину, зажав рану, снова крикнул:

- Не стрелять!

В этот момент ему в грудь уперся ствол автомата...

- Ты кто? - задал вопрос крепкого телосложения милиционер. Курсант Сизов... Андрей.

- Капитан Расторгуев, - представился офицер. Вот что, Андрей. Лежи тихо. Мои стреляют поверх окон. Тебя зацепило случайно. Как ты?

Андрей поморщился и выдавил из себя:

- Нормально. На башне - Дмитрий, у него "стечкин". В посадке Вадим, там с ним двое задержанных. Третий под крыльцом. Его Пашка...ммм...больно как... Пашка уже в доме, у него автомат.

- Ээээ, парень, ты не выдумывай. Давай-ка держись за меня, поднимайся тихонечко. Волков, ко мне! Помоги раненого к машине дотащить.

Стрельба прекратилась... Кольцо вокруг дома стало сжиматься. Первые милиционеры осторожно входили в дом. Стали подниматься по лестнице на второй этаж. Прикрываясь ими и согнувшись от страха, Шведов трусливо выглядывал и вздрагивал от каждого шума...

Павел держал автомат на уровне глаз. В него целился "Ангел", а "Сизый" стоял впереди и, прикрываясь девушкой, держал ствол у её виска.

- Ирина, всё будет хорошо. Отпусти девушку, - потребовал он у "Сизого".

Неожиданно "Ангел" опустил ствол автомата и нанес удар прикладом по своему подельнику. "Сизый" пошатнулся и рухнул на пол.

"Ангел" сел на пол, положил рядом автомат и обхватил голову руками.

Павел взял его оружие, отстегнул магазин и поставил автомат на предохранитель. В этот момент в комнату ворвалось несколько милиционеров и раздался голос Шведова - начальника райотдела:

- Стоять! Руки за голову, всем к стене!

Павел повернулся к нему:

- Товарищ майор, так все ж лежат. Заложники живы.

Милиционеры переглянулись, сдерживая улыбку. Шведов рявкнул:

- Поумничай мне! Забирайте этого, - и показал рукой на "Ангела".

Пнул ногой "Сизого" и поинтересовался:

- А этот готов?

Затем его взгляд скользнул в угол комнаты - там лежало несколько инкассаторских мешков.

- Так, всем выйти из дома! - распорядился майор.

Павел протянул свой автомат одному из милиционеров и подошёл к Алёне.

Девчонки в шоковом состоянии смотрели на своего спасителя, а затем, как по команде бросились его обнимать. Серёжка оказался у Павла на руках.

- Пойдёмте, нам здесь делать нечего…

Шведов проводил недобрым взглядом молодых людей и дал команду одному из подчинённых:

- Зайцев, передай Расторгуеву мои указания. Пускай сворачиваются и в отдел. Беглецов всех сюда. Выполнять!

Расторгуев, выходя из дома, поднял глаза и увидел Дмитрия на водонапорной башне. Показал ему знак "внимание". Тот кивнул в ответ.

Андрею сделали перевязку. Он сидел с бледным лицом, прижавшись спиной к колесу милицейского Уазика.

Павел и Вадим стояли рядом с другом. Девчонки, чуть поодаль, обессилено опустились на траву и со стороны наблюдали за происходящим. Рядом с ними стоял милиционер и успокаивал, как мог:

- Девушки, туда нельзя. Все живы. Продолжается операция. Потерпите. Сейчас всех вас допросят и отпустят по домам.

Капитан Расторгуев подошел к друзьям и пошутил:

- Андрей, держи нос бодрей. Как ты, Андрюха, шомпол тебе в ухо!?

Ребята заулыбались, понимая, что этот грозный капитан в совершенстве владеет армейским юмором.

- Нормально, товарищ капитан! До свадьбы заживёт…, - ответил Андрей, морщась от боли.

- Шутишь – это хорошо! Держись, боец…

Расторгуев огляделся и уже с серьёзным видом тихонько продолжил:

- Не всё так просто, ребята. Говорю, как своим. Майор Шведов не даёт нам работать. За полгода только взятки за развал дел и постоянные доносы в Москву. У него там высокий чин в покровителях. Ваш, как его, Дмитрий, что ли? Как он стреляет?

- А зачем? Думаете, что придётся?

- Отвечайте на вопрос, любознательные вы мои! Шведову нужны деньги и пять трупов. Я не знаю, как он будет действовать...

- Димка у нас чемпион Вооружённых Сил по стрельбе. Мастер спорта...

- Значит, я не зря его оставил на позиции. Нам приказано сворачиваться. Я потяну время, как смогу. Уходили бы вы, ребята отсюда. А завтра ко мне в кабинет. Дорогу помнишь? - капитан хлопнул рукой Вадима по плечу. Тот в ответ кивнул головой...

- На минутку…, - Расторгуев отвёл курсанта немного в сторону.

- Послушай, Вадим. Как пройдёт операция – я не знаю. То, о чём мы с тобой говорили, не должен знать никто. Если что вдруг со мной – передай всю информацию полковнику Рыкову. Запоминай. Рыков Андрей Николаевич. Начальник заречного РОВД в столице. Я ему доверяю. Служили вместе…, ещё в Афгане…

- Запомнил, товарищ капитан. Не переживайте! Не подведём!

Расторгуев кивнул головой и подал знак своим сотрудникам…

. . . . . . . .

"Сизый" лежал без сознания. Шведов снова пнул его ногой и направился в угол комнаты. Четыре инкассаторских сумки были наполнены до отказа. Сердце бешено колотилось, ладони вспотели. Трясущимися руками он уложил мешки в диван и сел на него. Теперь оставалось всех беглых положить здесь и деньги его!

Он в упоении представил, как шуршат купюры. Как он уже в Москве, в центральном аппарате. Да, кстати, один мешок придётся туда отвезти своему покровителю.

А тот, что поменьше - раздать своим, чтобы молчали. Вот только Расторгуев со своими сыскарями, да ещё несколько придурков идейных могут помешать. Нет, всё будет нормально. Сейчас этих беглых приведут и я их в расход. Расторгуев к тому времени уже уберётся отсюда.

Шведов не выдержал и снова открыл диван. Встал на колени и начал гладить мешки с деньгами.

- Руки в гору, - раздался простуженный голос "Сизого". В затылок упёрся холодный ствол.

Шведов вздрогнул и запричитал:

- Нннне убивай! Здесь всем хватит! Мы сможем уйти. Я дам команду!

"Сизый" вдавил в затылок пистолет и прорычал:

- Только дёрнись, легавый! Мешки в машину. Остальных можешь в расход. Сам - за руль. Предупреди посты. И не дай Бог, кто-то дёрнется за нами!

Шведов срывающимся голосом вызвал своего верного подчинённого и объяснил ему, что нужно сделать. В комнату зашёл Зайцев и ещё один из милиционеров.

- Оружие на пол! На пол, я сказал! - заорал "Сизый". Теперь мешки в машину. Выходите первыми. Мы за вами. И чтобы без фокусов...

Входная дверь распахнулась.

На пороге стояли два милиционера с инкассаторскими сумками. За ними Шведов с пистолетом у виска. Другой рукой "Сизый" автоматом подталкивал одного из милиционеров.

- Не стрелять! - скомандовал Расторгуев.

- Оружие на землю и пять шагов назад! - заорал "Сизый".

Капитан поднял ладонь вверх и медленно положил автомат на землю, отошёл назад. Остальные милиционеры сделали то же самое.

Расторгуев встретился взглядом с Дмитрием и незаметно кивнул...

Палец привычно коснулся спускового крючка. Мушка легла на цель. Но в этот раз не мишень, а живой человек был в прицеле. Сердце стало бешено колотиться. Дмитрий задержал дыхание, поймал-таки паузу между ударами сердца и плавно нажал на спуск.

Раздался выстрел. "Сизый" опустился на колени, а затем рухнул навзничь. Шведов выхватил из рук бандита пистолет и выстрелил в него.

- Умри, гад! - заорал Шведов.

В эту секунду прозвучал ещё один выстрел. Пистолет выпал из рук Шведова, и он, схватившись за ладонь, упал на землю и стал по ней кататься, корчась от боли.

Расторгуев поднял взгляд на Дмитрия и показал ему руками крест.

Тот "взял под козырёк" и встал из своего укрытия. Сунул "стечкина" за пояс и стал спускаться с водонапорной башни...

. . . . . . . . . . .

Отпуск незаметно подошёл к концу. На перроне было людно. Провожающие и отъезжающие спешили сказать самое главное, порой повторяясь и лихорадочно поглядывая на часы.

Девчата и Серёжка с гордостью и грустью смотрели на курсантов. Ещё десяток минут и поезд тронется…

- Слава Богу, успел! – раздался голос капитана Расторгуева.

Он посмотрел на часы.

- Две минуты есть! Дорогие и прекрасные девушки, я поздравляю вас с тем, что встретили вы настоящих мужчин, защитников, героев. Если свяжете свою дальнейшую судьбу с ними - вам будет не очень спокойно, но очень надёжно! Ребята, а вас поздравляю с ведомственной наградой и благодарностью самого министра.

Награды привезу в училище лично. Там и поговорим. Сейчас уже не время. Прощайтесь, ребята…

Он крепко пожал руку каждому курсанту и отошёл в сторону, не мешая молодёжи попрощаться и сказать друг другу важные слова.

Через несколько минут вагон тронулся. Молодые парни прильнули к стеклу и широко улыбались, прощаясь со своими новыми знакомыми.

Девчата и Серёжка махали руками, едва сдерживая слёзы. А капитан Расторгуев в воинском приветствии приложил руку, отдавая честь тем, кому ещё не раз предстоит доказать, что они не ошиблись с выбором своей профессии – Родину защищать.

«Никто, кроме нас…»

(Герой Советского Союза, Командующий ВДВ генерал армии Маргелов Василий Филиппович, он же «Батя»)

Если повести Вам понравились - можете поставить лайк, буду признателен Вашим комментариям, подписке на канал и рекомендациям его для друзей. ЭТО ОЧЕНЬ ПОМОЖЕТ РАЗВИТИЮ КАНАЛА.

Данная книга уже выпущена типографией. При желании оказать помощь в издании других авторских трудов можно произвести перевод на карту 2202 2016 8023 2481

Все совпадения имён и фамилий являются случайными. Развитие событий и их описание является художественным вымыслом автора)))
Искренне Ваш Позитивчик (Николай Беляков)

Честь имею!

#армия и спецслужбы #люди и судьбы #рассказы и повести #приключения #мужество и героизм