Он никогда не умел подстраиваться, льстить, быть удобным власти. Делать все в противовес, производить эксперименты над собственной судьбой – в этом был весь Замятин. Никогда не имел склонности к точным наукам – из чистого упрямства поступил на один из самых сложных факультетов Санкт-Петербургского политехнического института – кораблестроительный. Неоднократно попадал в ссылки за революционную и антивоенную пропаганду, а 1922 году его арестовали уже большевики как «скрытого, заядлого белогвардейца», даже не вспомнив о революционном прошлом будущего литератора.
Но сказочно везло! Царским правительством прямо из ссылки был командирован в Англию, где успешно применял свой инженерный талант при постройке российских ледоколов – «Святой Александр Невский» (позже переименованный в «Ленин»), «Святогор» (после революции - «Красин»), были спущены на воду при непосредственном участии Евгения Замятина. Как могла бы сложиться жизнь кораблестроителя, который просто обожал свою профессию?
«Как Иванушка-дурачок в русских сказках, ледокол только притворяется неуклюжим, а если вы вытащите его из воды, если посмотрите на него в доке - вы увидите, что очертания его стального тела круглее, женственнее, чем у многих других кораблей» - с восторгом вспоминал инженер.
Но именно те два года, прожитые в Великобритании, и послужили толчком к самореализации в большой литературе, Замятин всячески стремился понять и проанализировать проявления тоталитарного режима, зачатки которого он замечал:
«Все улицы, все жилые дома — одинаковые», «Город большой, но скучный непроходимо... Тоска».
И в 1920 году рождается величайшая антиутопия XX века – «Мы». Будущее, 2500 год, Единое государство-город со стеклянными стенами. У граждан государства нет имен и права на индивидуальность, вместо имен – личные «нумера», каждую минуту жизни граждан контролируют «хранители»… Счастье и свобода несовместимы – основной постулат, выраженный Благодетелем государства. Какие параллели с описанным режимом могли быть проведены спустя три года после революции, после только что отгремевшей кровопролитной Гражданской войны? Тем не менее, к публикации в СССР роман допущен не был, а самого Замятина начали публично травить, особенно после выхода произведения в Чехии.
«Мы» — отчаянно плохая, неоплодотворённая вещь, гнев её холоден и сух», – отозвался о романе буревестник революции Максим Горький. «Вы – худший доносчик, ибо вы прежде всего доносите на себя: если «грамотные» люди читают меня, то в большей степени они читают вас», – писал о Замятине в 1922 году один из литературных критиков.
«Е. Замятин должен понять ту простую мысль, что страна строящегося социализма может обойтись без такого писателя», – разразилась гневной отповедью «Литературная газета».
В 1931 году Евгений Замятин пишет письмо Сталину, замечая: «я знаю, что у меня есть очень неудобная привычка говорить не то, что в данный момент выгодно, а то, что мне кажется правдой», и просит разрешения уехать из СССР. Сталин милостиво позволил, сохранив литератору советское гражданство и даже удовлетворил просьбу Замятина о принятии его в члены Союза писателей СССР.
«Выехал за границу, где не опубликовал ничего значительного», – гласит статья в Литературной энциклопедии 1970 года. В Россию Замятин больше не вернулся...
Из сочинений Евгения Замятина:
Красота — в гармонии, в стиле, пусть это будет гармония безобразного — или красивого, гармония порока — или добродетели.
Дети — единственно смелые философы. И смелые философы — непременно дети.
Секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, а уже никак не наоборот.
Если бы аэроплан откуда-нибудь из стратосферы падал вниз в течении двух месяцев, через два месяца — конец, но на третий — на четвертый день падения пассажиры бы уже привыкли, дамы стали бы мазать губы, мужчины — бриться... Так и весь мир теперь, привык падать, привык к катастрофе...
Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные, благонадежные чиновники, но отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики.
Я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: её прошлое.
Чтобы взволновать, художник должен говорить о великой цели, к которой идет человечество.
Я спрашиваю: о чём люди — с самых пелёнок — молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье — и потом приковал их к этому счастью на цепь.
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!
