- Ты ж моё дитятко горемычное, ты же кровиночка наша, ну, встречай свою тётушку родную, - женщина крупных размеров ввалилось в коридор Полиной однушки так, словно по ней тут точно скучали долго и безутешно страдали в её отсутствие.
Тётя Люба старательно натягивала улыбку во весь рот, чтобы племянница видела всю её любовь и нежность, накопленную годами. Она притянула Полину к себе, обдавая её запахом резких духов, от которого у хозяйки дома засвербело в носу. Смачно чмокнув молодую девушку в обе щёки в порядке очереди, она сняла на мгновение свою улыбку, повернувшись назад, опираясь на ручку двери и выкрикивая в подъезд.
- Арсюша, где ты там? Давай уже пошевеливайся, да сумки матери отдавай, будем нашу Полюшку домашними харчами баловать, - выкрикнув всё это в дверной проём, она повернулась обратно к племяннице, возвращая на своё круглое лицо натянутую улыбку, - ну как ты тут, обжилась? А я дай, думаю, заеду, да посмотрю, как наша кровиночка родная тут поживает. Одна тут совсем. Как тебе в новой квартире то? Мебель уже приобрела или пока нет?
Тётка Люда не прекращала тараторить, словно и не ждала она ответов на все свои вопросы, а разговаривала больше сама с собой, чем с Полиной. Наконец-то появился тот самый Арсений, которому она выкрикивала призывные реплики в подъезд. Молодой человек в одной руке держал спортивную сумку, в другой у него был телефон.
- Вот, брат твой двоюродный, - Люба кивнула головой многозначительно, так, словно представляла девушке какого-то очень особенного человека, она провела по спине и груди своего сына, а затем скомандовала, - Сеня, поздоровайся с Полиной.
- Привет, - молодой человек поднял голову вверх, кивнул головой и опять опустил свой взгляд в телефон.
- Эх, молодёжь, всё в телефонах своих копошатся, оторваться не могут на минуту, - проворчала тётка, не переставая давить свою улыбку, растягивая губы от одного уха к другому, - ты-то как, Поля? Чего молчишь-то? Али не рада родственникам? Уж больно у тебя их немного, так что родниться нужно, не забывать тётушку, тем более, что я тебя так любила маленькую. Какая же ты лапочка была, красотулька ты наша.
Женщина потянула свои толстые руки к Полине, хватая её своими пальцами за обе щеки и сотрясая ими. Затем она опять повернулась к Арсению, отдав тому указание, чтобы он отнёс всё драгоценное содержимое сумки на кухню.
- Ну, показывай, как ты тут обустроилась, - не дожидаясь пока её пригласят, женщина прошла внутрь, осматриваясь вокруг.
- Да, пока скромно, - Полине удалось всё же вставить своё слово. Она смотрела удивлёнными глазами на пожаловавшую неожиданно ранним, субботним утром тётушку, которую не видела лет десять.
- Да, мать твоя, бедняжечка, не дожила до этих дней, не порадуется уже за тебя, разве что сверху, - она взглядом указала на потолок, а затем стала рассматривать скромное убранство единственной комнаты, - диван вижу с креслами прикупила, да телевизор. Ну, а что ещё нужно? Нормально обустроилась. Поди все деньги пустила на мебель?
- Нет, диван с креслами мне соседка отдала, они новую мебель приобрели, а мне эту отдали, - тут же отчиталась Поля.
- Хорошо быть сиротинкой, все жалеют. Соседи вон мебель подогнали. Государство квартиру и деньги, да ещё что-то получаешь, наверное, сейчас.
- Сейчас уже ничего, - тихо произнесла Поля.
- А моим вот ребятишкам никто и ничего не даёт, не то, что сиротам.
Арсений, которого в разговоре только что упомянули, показывая в его сторону головой, установил сумку на кухне, расположив её на стул, сам же отправился в комнату, продолжая смотреть в телефон. Он плюхнулся в кресло, стоявшее возле балкона, так и не обратив никакого внимание на разговаривающих дам.
- Ой, у тебя ещё и балкон есть? – удивлённо произнесла Люба, тут же отправляясь посмотреть на вид с него, - красота, всё же в городе жить хорошо. Вышел себе на балкон, да посмотрел, что в миру делается. Ой, пойдём, я тебе же засолки свои привезла, такого в городе ты не купишь.
Тётка пошла вперёд, переваливаясь будто бы гусыня, ей видно было не так легко шевелить своими полными ногами, поэтому быстро ходить она не могла. Полина стояла, разинув рот, будто бы она с этой, вломившейся в её квартиру дамой, поменялась местами и теперь тётка Люба хозяйка тут.
- Вот помидорки, - она вытащила грязную банку на стол, с гордостью указывая на неё своей ладонью, - таких ты ни у кого и никогда не ела точно. Вас там в детском доме поди ерундой всякой кормили.
- Нет, нормально кормили, я не жалуюсь.
- Ой, да чего тебе жаловаться, откуда же ты знаешь вкус домашней еды. Мамка твоя сроду не любила готовить. Слушай, а глаз у тебя на месте, - Люба, хлопая своими редкими ресницами, которые она видимо растеряла с годами, уставилась на Полину, - только сейчас увидела. Откуда он у тебя появился?
- Мне операцию сделали в детском доме, установили искусственный на то место, где было пусто, - Поле был неприятен назойливый взгляд тётки, но сказать она ей ничего не решилась.
- Вот это да, как новый, - она вновь вернулась к своей сумке, доставая оттуда ещё одну банку, но теперь уже с огурцами, - ой, да какая же ты маленькая была хорошая, да красивая. В платьице тебя нарядит мамка и прогуливается по деревне. Ты плясать любила особенно под гармошку. Дед Ефим всё играл помню, мамка твоя хлопала, а ты плясала. Так ручками возьмёшься за подол и давай кружиться.
- Вы меня помните маленькой? А я вас совсем не помню, разве мы с мамой к вам приходили? Вы же в соседней деревне жили, - вставила свою фразу Полина.
- Ну, встречались мы, что я свою родную племянницу, что ли не видела? Обижаешь, – тётка Люба махнула рукой, натягивая свою улыбку вновь, - ой, я так за тебя переживала, когда тебя забрали в детский дом. Вот всем рассказывала нашим, что взяла бы тебя, но ты же знаешь, у меня своих двое детишек, их бы поднять. А времена такие тяжёлые были, что не так-то и легко всё было в стране. Сама понимаешь. Ну, что я о грустном, давай чай пить, али и не угостишь тётушку родную?
Женщина убрала сумку со стула и присела за стол, в ожидании предстоящего застолья. Полина засуетилась, хватая чайник с подоконника. Она отправилась к крану, чтобы налить воды.
***
Полину забрали в детский дом, когда ей было девять. Мать она помнит, но смутно. Почему-то те детские годы, проведённые в родном доме, словно пеленой были покрыты. Иногда всплывали некоторые воспоминания, но они были частичными и не отражали полных событий того времени. Её психика будто бы защищала от переживаний и страданий.
А вот первые дни в детском доме она помнит, как и первую встречу с воспитателем. Некоторое время Поля была в больнице, где чувствовала себя не так-то уж и сладко. Ко всем приходили родители, бабушки и дедушки, а у неё не был никто, ни разу.
Жанна Тимофеевна, воспитательница, что первой встретила девочку в день приезда в детский доме, протянула руки к Поле и прошептала ей на ушко: «Ты дома, теперь ты наша».
Вот эти удивительные слова и теплоту объятий посторонней женщины Поля помнит и сейчас, а вот лицо матери вспоминается смутно. Есть один момент, который девочка старательно забывала долгое время, но он так и свербит в её голове, будто бы гвоздь забитый.
Мальчишки кричат, кидают что-то в неё и мать, а та всё лежит у дороги, вся вымазанная и грозит кулаком на них. Этот хохот, стоящий вокруг в тот момент, Поля слышит в своих ушах и по сей день. Как ей было тогда стыдно, она была готова сквозь землю провалиться, ну или сбежать ей хотелось, но было нельзя. Не бросит же она мать на дороге.
Поля тогда плакала, старательно поднимала пьяную, не в силах справиться с собой женщину. Никогда не была её мать примерным и любящим родителям. Что такое есть сырники на завтрак со сгущёнкой, девочка узнала только в детском доме.
- Из-за тебя всё, вот если бы не ты, нахлебница, я бы устроила свою личную жизнь и укатила бы в город, а ты мне всю жизнь искалечила. Как же я тебя ненавижу, - такие слова мать произносила пьяной, это говорила в ней водка, но девочка вовсе не понимала этого, действительно думая, что так всё плохо в их жизни с мамой из-за неё.
Она убегала часто из дома, поднимаясь на крышу сарая и там пряталась от мамки и всех проблем. Поля смотрела в небо, где парили птицы, они были свободны и независимы и могли улететь куда угодно. А вот Поля не могла, она должна была жить с ней, с матерью.
Когда впервые её положили в больницу на чисто застеленную кровать, Поля удивилась. Как же было приятно лежать на мягком матрасе и обнимать подушку, не сбитую всю в комьях, а совсем приятную.
В школе девочку звали одноглазка. Когда потеряла глаз, она не помнит, это было, по рассказам матери, года в два. Поля, конечно, спрашивала, как так получилось, та ответила, что была девочка с несносным характером, всюду лезла, вот и ударилась глазом.
Ей пытались сделать искусственный глаз ещё в совсем юном возрасте, она даже лежала как-то в больнице, но мать забрала её и перестала привозить на лечения.
Умерла женщина тихо, она просто сгорела от пьянки. Утром, когда Поля старалась растолкать её и не смогла добудиться, побежала к соседке, а та уже поняла, что на этом мучения закончены.
В детском доме было хорошо, хоть и пытались её там обижать поначалу. Пройдя сквозь унижения и оскорбления в своей деревне, Поля была готова к тому, что её могут не любить и не принимать, поэтому просто не обращала внимания на выпады сверстников, а то могла и постоять за себя.
Вечерами девчонки в спальне вспоминали родителей, идеализируя их в своих представлениях, кто-то просто выдумывал, другие и правда видели и помнят что-то хорошее о матерях и отцах. Дети мечтали попасть домой, мечтали, что родители одумаются и вспомнят о них. Те, кто никогда не видел родных или их вовсе нет в живых, мечтали попасть в хорошую семью, где их будут любить. А Поля молчала, она знала, что реальный мир жесток и нет любви, никто не станет любить её – одноглазку.
То ли по причине постоянных выпадов матери в её сторону, то ли из-за того, что всё детство росла она с одним глазом, но Поля была готова к тому, что её никто не полюбит и не ждала этой милости.
Отца своего Поля никогда не видела, он погиб совсем молодым. На девочку государство выделяло деньги её матери, вот их-то благополучно пропивала женщина, не заботясь совсем о ребёнке.
Были у Полининой матери две сестры и брат, их она увидела на похоронах. Тётка Люба тогда уже была полной, она по-хозяйски осматривала все угодья и постройки умершей сестры, разводя руками.
- Ой, даже и не знаю, что тут можно сделать. Дом-то родительский как испохабила Нинка и не продашь теперь за хорошую цену. А девчонку сдать нужно, кто же за неё возьмётся, столько хлопот с чужим дитём, у меня своих забот полон двор.
Так и попала Полина сначала в больницу, где над ней долго колдовали врачи, старательно пытаясь исправить недостаток, а затем и в детский дом, где наконец-то она встретила первого человека, кто к ней проявил свою доброту.
- Ты не серчай на мать, - успокаивала как-то её Жанна Тимофеевна однажды, заметив плачущей на окне, - ты ещё не знаешь, как тебе повезло. Разве тебе тут плохо?
- Хорошо, но у меня нет никого. Ко всем приходят, а ко мне нет. Я никому не нужна, - хмыкнула носом Поля.
- Ну ты даёшь, тут столько народу, ты нам нужна, - женщина помолчала, а после произнесла, - а хочешь ко мне домой в выходной?
Так и стала она ходить к своей воспитательнице в гости. Жанну Тимофеевну звали мамой многие, да и Поля стала её так называть.
***
- А знаешь, чего мы с Арсюшей к тебе приехали? – не дождавшись какой-то реакции от племянницы, тётка тут же и ответила на свой вопрос, - денег займи родственникам. Мне немного нужно. Сеньке то восемнадцать стукнуло, учиться совсем не хочет, вот его с училища выперли, да в армию призывают, а там сама знаешь, как тяжко. Ну представь мой Сеня там будет, не накормят толком, спать не дадут. Тяжко там будет ему, вот я и подумала его отмазать от армии. Мне нужно-то двести тысяч, а я тебе как-нибудь отдам потом. У тебя же есть деньги, тебе же дали? Я слышала, детдомовским выделяют, когда они взрослеют. Должна же ты помочь родственникам. Мы же тебе не чужие.
Тётка Люба заискивающе смотрела на Полю, ожидая её точное согласие, а та и кивнула, наливая чай в бокалы и выставляя вафли на стол.
- Ну вот и славно, Сенька, вон тебе сестра двоюродная поможет, всё нормально, - крикнула она в сторону комнаты, но оттуда никто не ответил, - я так и думала, что на тебя можно положиться. Всё же я тебе тётушка.
- Не против я, сейчас чай попьём и пойдём к нотариусу, - произнесла Полина, присаживаясь на стул.
- Зачем к нотариусу? – тётка наморщила лоб, возвращая свои губы наконец-то на место, собирая их в кучу, - а что там делать?
- Ну как же, нужно же составить договор. Я вам отдаю определённую сумму, а вы укажите, когда отдадите. На полгода подходит срок? – она посмотрела на тётушку, которая от злости уже закипала, будто бы чайник.
- Ах, ты вот так, с родной то тётушкой, которая заботилась о тебе? – она и бокал не взяла в руки, чтобы отпить чаю, с ненавистью глядя на Полину, - это вот твоя благодарность?
- Спасибо тётушка Люба, только за что? За то, что меня бросили? – Поля продолжала сидеть спокойно, хотя внутри у неё сильно колотилось сердце, ей было страшно от грозного вида женщины напротив.
- Да кому ты нужна, одноглазка? Ты такая же паршивая и некрасивая, как в детстве. С родной тётки расписки брать, да как язык то повернулся? Всегда тебя не любила, ты всегда была противная. Грязная вечно, нечёсаная бегала, да что ещё могло получиться от Нинки-то. Такая же бестолочь, как мать выросла. Думаешь, что путное от тебя будет, получила квартиру и радуешься. А моим вот детям не дали квартиру, как тебе. Радуйся, пока можешь, обижай родную тётку. Вас сироток все жалеют, вон диван бесплатно дали, а мне думаешь дал кто-то за жизнь хоть копейку? Всё своим горбом пришлось добывать, не то что тебе, сиротке. Вот так нам не сыпется ничего с неба.
- А что же вы с дядей Геной не умерли и вашим детям бы повезло. Да дом бы свой при жизни бы пропили, чтобы у них жилья не сталось.
- Знаешь, что? – тётка уже пыхтела, готовая вот-вот взорваться, разлетаясь от злости на мелкие куски по всей кухне, - Сеня, собирайся, нас тут не любят, оказывается.
Она схватила свои банки, всё ещё стоящие на столе, убирая их в сумку, затем, переваливаясь, пошла в коридор, куда уже и сынок её подоспел.
- Мамка была твоя непутёвой с детства, нашла себе этого доходягу Петьку, да и осталась одна. Замуж её городской парень хотел взять, да из-за тебя не забрал. Не нужна была ему женщина с ребёнком. А глаз это она тебе выбила, пьяная была, ткнула вилкой, потому что ты к ней лезла. Так тебе и надо. Родниться она не хочет, расписки с тётки брать, да где это видано. Бессовестная!
Тётка всё ещё распылялась, находясь уже в подъезде. Поля не стала ей отвечать, а что она поймёт? Повезло ли ей? Лучше ли её судьба сложилась, чем у детей этой самой тётки Любы?
А может и повезло. Только там в детском доме, она поняла, что и её могут любить, и с ней могут играть дети, и её может забирать Жанна Тимофеевна домой, да и подруга у неё появилась именно там, в детском доме. Поэтому и правда нужно сказать тётке спасибо за то, что не оставила у себя.