Аннушка. Глава 50.
Через несколько дней на небольшом полустанке прощались Анна и Лукерья, вновь ставшими подругами за те дни, что жили они вместе в ожидании поезда. Лиза всё это время безвылазно просидела в избе, слезами омывая свою обиду. Вот и сейчас она стояла в стороне, желая только одного, как можно быстрее уехать из этого ненавистного ей места.
С мужем она больше не виделась и на все предложения свекрови поговорить с ним отвечала отказом. Окончательно и бесповоротно вычеркнула она его из своей жизни, как предателя и изменщика и слышать о нём ничего не хотела. А вот названной матери пришлось вызвать сына на разговор и не раз. Сурова была Анна, отчитывая взрослого мужика, как нашкодившее дитя. Бранила за распущенность и желание прикладываться к бутылке, упрекала в безответственности и легкомыслии.
Но что слова человеку, который сам себя потерял, запутался, словно муха в липкой паутине и не знал, как выбраться. Шоком стало для него и признании Лукерьи Демьяновны в том, что она является настоящей его матерью. В его сохранившихся детских воспоминаниях она была лёгкой и нежной, с облаком волос, окружавшим её красивое лицо.
Он многое помнил из той жизни, от того отторгало его сердце эту серую, изможденную женщину с рабским заискиванием перед ним и всеми. Не воспринимался им образ нынешней матери с тем, что он сохранил в своей памяти, от того и общаться с ней не желал, сторонился и избегал.
-Лукерья говорила, что наследство мне полагается, передавала она тебе кое-что, когда бежали мы из Кургана, - спросил он у Анны, зашедшей справиться о здоровье роженицы и малыша.
-Было такое, в голод сменяла на еду-спокойно ответила женщина, вышедшему проводить её сыну, -помнишь муки привезли тогда, крупу, мясо.
-И Настьку.
-Да, и Настю тоже.
-Выходит променяла ты моё будущее на жратву да девку безродную.
-Вознестись легко, да падать больно, Васенька, если ты вдруг подзабыл, так я напомню, жратва, как ты выразился нам всем жизнь спасла, тебе в том числе, а что Насти касается, так она, неродная по крови, дочерью мне стала, как и ты сыном-сердито ответила ему мать, - не в том ты богатство своё ищешь! Богатство в семье, да детках, в родителях живых, в здоровье собственном. Только, как я погляжу, тебе не до этого, ты почаще на дно бутылки заглядывай может там твоё счастье притаилось?
Она вышла со двора Ульяны и пока шла до дома Лукерьи Демьяновны всё думала о том, что не зря её мать предупреждала: «Если детям с детства угождаешь, потом плакать будешь». Всё тешкала она Васю, да лелеяла, казалось и так досталось парнишке и вроде как парнем нормальным вырос, а поди ж ты, мурло откуда-то вылезло, скалится, хвостом щелкает. Был бы рядом, живо успокоила бы, а так не наездишься, остается только надеяться, что хорошее начало, да продолжение, заложенное родной матерью и ею, возьмёт вверх, образумиться сын, станет любимым Васенькой, милым, ласковым, как в детстве.
-Ты на сына не серчай,-шепнула она Лукерье Демьяновне, прижимая ту к себе, прощаясь,- он добрый у нас, отмякнет, вот увидишь! И не плачь, свидимся ещё не вижу при каких обстоятельствах, но недоброе чую, ты вот, возьми деньги, бери-бери, придержи их немного, понадобятся скоро. Зубы начала я терять, Луша, а с ними сила моя уходит, знать бы где упасть, соломки подстелила-бы, а так не вижу, но знаю, недоброе на нас что-то надвигается, не война, не сражения, уж не голод ли? Картошки посади побольше, она завсегда выручит! Ну, не поминай лихом, Лушенька!
-Спасибо, Аннушка, за сына, в неоплатном долгу я перед тобой-вытирая слёзы ответила ей Лукерья.
-Свои люди-сочтемся,-пыталась отшутиться Анна, но добавила посерьёзнев, -тяжела твоя ноша, нести да не вынести, главное руки не отпускай и помни двери моего дома для тебя всегда открыты!
Долго стояла серая, как много раз постиранная простынь, женщина, на маленьком перроне глядя в сторону уходящего поезда, увёзшего Анну и Лизу. Оглянувшись вокруг, нет ли кого поблизости, перекрестила его вслед и поспешила в Антоновку.
После нескольких дней в пути путники вернулись в Елошное, где к слову сказать было всё в порядке и чуть отдохнув, Анна не без помощи Нюры приступила к лечению зятя. Уже осенью Антип приступил к работе в местном колхозе, получив трактор занялся привычным ему делом. Техники не хватало, как и рабочих рук, люди трудились до темноты, выполняя план заготовок зерна, спущенный сверху, отдавая государству всё.
Многие колхозники рассчитывали получить на заработанные трудодни зерно, но его не было, поэтому в зиму уходили практически без запасов, картошка уродилась мелкой, сена для скотины заготовить не удалось, летняя жара высушила степи и лесные поляны.
Измотанная работой, заботами, лечением зятя Анна кулем валилась в бессилии на кровать, но и ночью не находила она успокоение, кошмарные сны преследовали женщину.
Зимой 1947 года в Елошное снова пришёл голод. Он был не таким, как раньше, наученные горьким опытом елошенцы сделали запасы и собрали даже самую мелкую картошку, понимая, что засуха и недород приведут к лишениям. Анна тихонько радовалась тому, что удержала Аполлинария Поликарповича, рвавшегося назад, в Ленинград.
-Обожди немного, не спеши, только война закончилась, дай Костику окрепнуть на деревенском воздухе, не готов он к возвращению, слаб. Да и к Зине присмотрись, не век одному куковать, ребёнку мать нужна. Не качай головой-то, не качай, Ниночка твоя упокоилась, хорошо ей сейчас, спокойно, храни её в памяти, а сам жить начинай, коротка она, жисть-то наша, оглянуться не успеешь, а уж Костик большой и своих лялек ростит. Зина хорошая, худо ей в деревне-то, не место ей здесь, вот и заберешь с собой- внушала она постояльцу.
Аполлинарий к словам её прислушался, внял да и переселился в комнатку к Зине, но пустой малуха, в которой они с Костиком жили у Анны, не осталась, перебрался туда Антип с Настей. С возвращением Антипа дела в их доме повеселее пошли, всё ж мужик, да к крестьянской работе приучен, подкосили они с Семёном сена, припасли соломы для коровушки.
Только ей и спасались в голод, хотя молока с голодухи, она давала мало, но и то спасение, с вареной картохой самое оно. В доме остались ещё Нюра с дочерью, да Лиза с внуками, большая семья, держась друг за дружку, словно репей за одёжу, экономно используя запасы без потерь прошла через голод, сохранив, самое главное, детей.
Прошло два года.
На улицах Елошного ещё лежал снег, но весёлые ручейки уже пробивали себе дорогу к озеру и вороны истошно носились над возвышающимся над селом куполом с блестевшим в небе крестом. Высокое, голубое небо кружило голову, а под жаркими лучами весеннего солнца хотелось стоять, зажмурившись, поднимая к нему лицо.
Многое изменилось в доме Анны.
Настя и Антип перебрались в свой дом в Лебяжье, освободив малуху для Лизы. Аполлинарий и Зина, забрав детей, уехали в Ленинград. Прощаясь с Аннушкой, мужчина не удержал слёз:
-Самые близкие люди вы для нас теперь, ближе не бывает! Не знаю, свидимся ли мы ещё, но знайте, доброту ваше и милосердие вовек не забуду!
-Баба Аня, деда Семён, -заревел следом подросший и вытянувшийся Костик, -я приеду! Обязательно приеду! Вот только подрасту чуток,- прошептал он, прижимаясь к теплому плечу Анны, гладившей его по голове.
-Не плачь, Костик, обязательно приедешь! Главное помни про своё обещание! –ответила ему Анна, -не забудешь? Мальчишка мотнул головой из стороны в сторону, мол нет, не забуду.
-Никто вам не скажет этого,-вступила в их разговор Зина, - я скажу. Вы святые, правда-правда, не спорь,- остановила она Анну, пытавшуюся ей возразить.
- Вы приняли меня, словно родную, в тяжёлое для всех время, помогали, опекали. Помнишь Семён, как я первый раз затопила печь? Дым в комнату, я в слёзы, а ты взял меня за руку и всё-всё показал. Вы, простые, деревенские люди, на которых держится наш мир! Если бы я только могла, я бы осыпала вас всеми благами, шелками, подарила бы вам тысячу коров!
-Ну, Зина, с тысячей ты загнула, это сколько же сена для них требуется? –попыталась пошутить Анна, понимая, о чём она пытается ей сказать, -иди ужо я тебя обниму! Твой –то знает? –шепнула она в ухо женщине, заметив, что Аполлинарий обнимается с Семёном.
-Нет ещё, боюсь сказать-шёпотом ответила ей Зинаида, лет- то мне сколько? Вот то-то же.
-Тю, дурочка, девочка у вас будет, славная, а на возраст не смотри, родишь сама, здоровенькую. Ниночкой назовите, хорошее имя! Ну ступайте, с Богом! - она поцеловала собеседницу и перекрестила, сунув в руки мешочек с травами, -надеюсь помнишь, как я учила? Заваривай не бойся, да береги себя в дороге,- не скрывая слёз смотрела она как пегая лошадка тянет по чуть раскисшей дороге сани, увозя в далёкий Ленинград людей, ставших такими близкими ей.
-Ну, что, Сёмушка, разлетаются наши птенчики, пришло и их время, а мы что ж? Мы жить будем, внуков ростить, ведь страшное уже позади, так ведь родненький мой? -от избытка чувств она топнула здоровой ногой по снежной мяше. Брызнули в разные стороны яркими искрами капли подтаявшего снега.
На кусте сирени, что выросла в палисаднике, тут же залилась песней, словно подтверждая её слова, малая пташка, звонкими колокольчиками рассыпались по улице её чарующие трели.
-Перезимовали, слава Богу,-подумала Анна, глядя на то, как неугомонный муж ломиком долбит лёд, чтобы дать выход весенней воде.