Живя в пригороде Парижа, работая в его центре, не имея нужды (в границах воображения) ни в чём, волей неволей можно заскучать. Поездки на Полинезийский архипелаг не завлекают, Венецианский вояж в честь дня рождения друга семьи напоминают только о снобизме его жены, а дорогущее украшение нет охоты надевать только по причине бунтарского характера. Рано или поздно бытие подливает под ноги подсолнечное масло и, начиная скользить, чтобы сохранить равновесие, могут полететь головы близких, случайно, или не очень. Тогда старуха в финале пушкинской сказки будет казаться самой удачливой на свете дамой.
Вуди Аллен, как много в этих буквах, и, казалось бы, всё сказано-пересказано, а надо. Есть мнение, в определённых кругах пустившее глубокие корни, что старик снимает одно и тоже кино всю свою жизнь. Это распространённая, хотя, разумеется, дилетантская точка зрения. Проведя не самую глубокую ревизию его фильмографии, в отчёте будут фигурировать все основные кинематографические жанры, от мелодрамы, до трагедии, от мистики до триллера. Интеллектуальные диалоги всегда отличают его картины, они вызывают идиосинкразию у жлобствующего населения, от того и нанесён на его фильмы штамп «одинаковая нудятина». Но если разобраться, это потрясающие образцы киноискусства, где все составляющие аудиовизуальных элементов вкалывают эталонно. Равно как в Великой иронии.
Аллен снял сатирический триллер, где учит уму разуму оба пола. Одних - особенно не зажраться и слушаться маму, она часто бывает права, если не суёт нос в каждую трещину, тем паче. Других не становиться наивными чудаками на букву «М», не нестись стремглав в пучину повелений, отдаваемых органами ниже пояса, тем более, если объект приятной ломоты замужем. Третьим грозит умудрённым перстом, мол, каким бы ни был ты скользким типом, и на твою голову найдётся шальная охотничья пуля. Делает это Маэстро с лёгкостью французского флирта, ни к чему не обязывающего, тем не менее, запоминающегося на всю оставшуюся.
Можно сколь угодно рассуждать, оперируя интеллектом, выпячивая глубину образования, но наши поступки имеют ограниченный вариативный ряд и за фасадом эрудита всегда хранится стандартный набор чувств, которые могут окрылять, а могут сделать из нас дурака, который, не подозревая, может совершить одну роковую ошибку. Вуди говорит и показывает больше полвека тому, он всегда знал, сейчас особенно, устройство системы химических реакций организма и их влияния на поступки индивидов. Он не поучает, боже избавь, лишь с хитрым прищуром намекает, делает это так, что поймет каждый ребёнок, но воспримет ли?
Картина открывает часть той стороны Мастера, которую он, пожалуй, так откровенно не смел обличать ранее. И теперь всё сошлось, думается, Аллен долго этого ждал, когда на родине ему с всё большим трудом будут давать работать, в силу разных причин, а Франция именно то место, куда и Джонни Деппа приглашают, не смотря ни на какие катаклизмы, и живому Классику дают снимать без оглядки на новые правила этики.
Великая ирония потому воспринимается, словно пуховая перина, на неё можно смотреть без отрыва, что она не сдержана постоянно меняющимися ограждениями бесконечного лабиринта под названием «Культура отмены». Кино, при всей легковесности непринуждённого трёпа, коего навалом как всегда, очень едко подмечает глупость всех сторон дурацкого любовного треугольника, объединяя все стереотипы об адюльтере, всю злость, выраженную в мечтаниях мести и страха потери, что становится уникальным пособием для всех, у кого зудит найти новых ощущений, которые, если разобраться, никому не нужны. И финальная иллюстрация иронии, которую сначала можно найти в исчезновении первой константы триединой связи, затем второй, в действительности воплощена в поразительной наивности и простоте, с которой третья фигура воспринимает свершившееся. Она, таким образом, дала окончательный ответ на вопрос, в чём наличествует эта самая Ирония.
Жизнь мудрее всех нас, но это совсем не означает, что можно прозябать весь путь до великого может быть, а всё-таки барахтаться, взбивать через сусло бытовухи некую твердь, основанную на мудрости глупцов и паре-тройке непоколебимых принципов.
