В предыдущей части:
Нодзоми решает рассказать Сатору, чем она руководствуется в своих поисках Гэндзи. Сатору реагирует странно. Нодзоми пытается подавить в себе раздражение и агрессию, напоминая себе, что она уже на свободе, а тюремный опыт должен остаться в прошлом.
***
Нодзоми и Сатору вошли в низенькую дверь закусочной, настолько низенькую, что Сатору пришлось согнуться в три погибели. Нодзоми по привычке направилась к стойке.
– Давай сядем за столик, – вдруг остановил её Сатору.
Она удивлённо вскинула брови, но спорить не стала – просто прошла вслед за ним в дальний конец зала.
***
Официант отошел, пряча за пояс планшет с бланками заказов. Сатору отхлебнул холодной воды и виновато посмотрел на Нодзоми. Та сидела напротив, спокойно озираясь и не обращая внимания на просительные взгляды.
– Я думаю, что мы не поняли друг друга. Тебе показалось, что я не заинтересован. Но это не так. Просто от удивления такая реакция. Понимаешь? – снова начал прежний разговор Сатору.
– Да, – равнодушно отозвалась Нодзоми и со скучающим видом сложила руки на груди.
– Я готов помогать. Скажи, куда мы едем дальше? Можно будет лучше спланировать наши ночёвки, а не хватать первый попавшийся отель.
Эти слова наконец-то подействовали так, как он и рассчитывал. Нодзоми вздохнула и полезла в сумочку.
Сатору склонился над столиком, внимательно глядя, как Нодзоми водит пальцем по очередному списку, в этот раз состоявшему из названий городов и сёл.
– План такой: спускаться всё западнее и южнее. Видишь! У меня всё расписано до Окинавы[1], – пояснила она, бросая на собеседника напряжённые взгляды.
– Каждый день новый город? – уточнил он.
– Ну да. По факту, нам нужно проверить только пару заведений. Поэтому не вижу смысла задерживаться дольше.
– Значит, к концу недели будем уже в Кансае[2]? – Сатору с озабоченным видом ткнул куда-то в середину списка.
– Ну да.
– А как же Хоккайдо[3]?
– Оставила напоследок. Думала, что возвращаться с Окинавы ни с чем, будет слишком грустно.
– Видишь! Ты и сама не веришь, что мы его найдем.
Он ухватился за эту мысль. А Нодзоми против обыкновения не стала спорить. Она тихо и грустно сжала губы и ещё раз пытливо посмотрела на свои записи, словно именно в них крылся ответ на волнующий её вопрос.
– Нодзоми, ты ведь понимаешь, что наши поиски могут кончится ничем?
Она потрясла головой, как будто желала отогнать от себя эту мысль
Сатору почувствовал, что оседлал правильного конька.
– Особенно если он не хочет, чтобы его нашли. Зря ты говоришь, что он никогда бы не сбежал. У нас у всех однажды наступает такой момент, когда хочется просто сбежать. Разве нет? – он постарался придать своему голосу хладнокровия, словно, говоря это, руководствовался одной лишь трезвой логикой.
Нодзоми нервно сглотнула и закрыла блокнот. Похоже, слова Сатору попали в цель. Но она попыталась ухватиться за соломинку:
– Да. Но ведь и все мы ошибаемся. Может быть, он совершил ошибку, а теперь не знает, как всё исправить. Я не знаю, но я хочу в это верить. Мне нельзя взять и всё бросить. Тогда я буду думать, что сделала недостаточно. Понимаешь?
– А Ито?
– С ней всё в порядке. Передавала тебе привет сегодня.
– Нет. Я имел в виду, как она относится к твоим поискам? Разве она не беспокоится, что мать пропадает неизвестно где. А ведь она ждала тебя целых пять лет. Отец инвалид, мать в тюрьме. Ей нелегко пришлось. А теперь она снова одна. Тебе её не жаль?
Сатору нашёл новую болевую точку и умело надавил на неё. Нодзоми смешалась и в сильнейшем волнении отвернулась, как будто это могло скрыть её эмоциональную реакцию.
– Подумай об Ито! – с особым нажимом проговорил он, решив немного усилить эффект.
Но, похоже, он перестарался. Нодзоми вдруг захлопнула блокнот и, поспешно сунув его назад в сумку, порывисто встала.
– Мне расхотелось ужинать. Пойду в отель. А ты не спеши!
С этими словами она бросила ему пару смятых купюр и вышла из-за стола.
– Завтра Хокуто[4]? – успел прокричать ей вслед Сатору.
Нодзоми остановилась, но ничего не сказала.
– Хокуто? – уточнил он.
– Да, – не обернувшись, сухо ответила она.
Но по её губам скользнула улыбка: несмотря на все возражения, он всё же внимательно отнёсся к её списку.
***
Нодзоми опустилась в горячую ванну и попыталась расслабиться.
Жалеет ли она, что решила поделиться с Сатору своими зацепками? Сейчас она и сама толком не понимает. С одной стороны, Сатору отреагировал чрезвычайно странно. Возможно, она всегда предчувствовала, что искреннего отклика её признания не получат, а потому и молчала. Но с другой стороны, он готов и дальше помогать ей. И если раньше её время от времени терзали угрызения совести за то, что она использует его, но при этом остается с ним холодна и даже срывает на нём злость и раздражение, то теперь ей есть, чем себя успокоить. Она пошла навстречу его просьбам, завела с ним более откровенный разговор, доверилась ему. Не её вина, что услышанное ему не понравилось.
Он опять попытался отговорить её от поисков и бил по самому больному.
Нодзоми почувствовала, что начинает заводиться. И поспешила напомнить себе, что хотя слова Сатору ей и были неприятны, но она сдержалась и не устроила очередного скандала. К тому же и он пошёл на попятную. А самое главное, она не уступила его давлению и не рассказала, откуда взяла те самые пресловутые названия.
Нет, не стоит раскрывать ему всех карт. Во всяком случае пока. Мало того, что Сатору почти наверняка увидит в этом ещё один повод, чтобы начать её отговаривать. Гораздо хуже будет, если он по своей необъяснимой проницательности выскажет вслух все её самые жуткие опасения. Нет, он и так много всего ей наговорил. И ей до сих пор становится не по себе, когда она прокручивает в памяти их последний разговор.
Удивительно, как он умеет выводить её из себя, тянет из неё всё злое и тёмное. Он словно антипод Гэндзи, который всегда знал, как её успокоить, как пробудить в ней любовь и нежность. Поэтому он так и ненавидит Гэндзи! Вечно не упускает случая сказать о нём гадость. «Сбежал!» Он сказал, что Гэндзи сбежал! Вот мудак! Всех по себе судит.
Гэндзи не такой. Она знает его лучше. Все вокруг считали их отношения несерьёзными. Муж («Бывший муж!»), дочь, сестра. Нана не стеснялась в выражениях.
***
– Да ты хоть представляешь, сколько пёзд и жоп он отполировал. У него же весь причиндал в мозолях был бы, если бы на хую мозоли вскакивали.
– Нана! – Нодзоми укоризненно посмотрела на сестру. – И вообще, это всего лишь его работа. Не будь ханжой!
– Меня его работа не парит. Он по жизни такой: каждый месяц новую бабу ебёт. Бывшие в соцсетях его постоянно полощут. Почитай: прямо-таки живописуют его блядство.
– Слушай! Ты не могла бы?
Нодзоми давно привыкла к грубоватому тону Наны, но всему же есть предел. Тем более когда они сидят в ресторане и люди за соседними столиками начинают проявлять нездоровый интерес к их беседе.
– А что я такого сказала? – сразу же возмутилась Нана.
– Просто не надо. Не обязательно ругаться. Я и так тебя прекрасно понимаю.
– Если бы понимала, то давно завязала бы со своими поблядушками. Он явный мудак!
– Нана!
– А у тебя от ебли с ним совсем мозги снесло. Теперь пизда за тебя думает?
– Прошу тебя! У меня уже уши вянут!
– Ладно! Не манди, – немного остывая, ответила она уже более мягким тоном и заела свое раздражение сочным куском стейка.
Нана неисправима. Но её можно понять. Когда-то она была против замужества Нодзоми и оказалась права. Впрочем, против она выступала не потому, что хорошо разглядела истинный характер Наото. Нет, она в целом мужчинам не доверяет.
Однажды её очень жестоко предали. Её гордость была настолько уязвлена, что и спустя много лет не позволяла ей быть до конца откровенной даже с сестрой. И Нодзоми до сих пор так и не узнала, кто же был тот мужчина. Она знала лишь, что он провёл с Наной одну только ночь и больше никогда с ней не общался. Это разбило ей сердце и отложило отпечаток на всю её дальнейшую жизнь. Она редко заводила длительные отношения, а замуж, похоже, вообще не собиралась. Воспоминания о том, что случилось более 20 лет назад, казалось, не оставляли её ни на минуту и изводили день за днём.
– Такого траха у меня не было ни до, ни после. Он буквально боготворил мое тело. Тебе, сестричка, и не снилось, поверь! Волшебные оргазмы. Пять раз за ночь. И никакая-то заурядная долбёжка нос к носу с кроличьим пыхтением в придачу. Нет! С выдумкой, с фантазией. Не секс, а настоящее искусство наслаждения. Я растаяла, как последняя сучка.
Как всегда! После пары бокалов вина Нана впадала в сентиментальность и припоминала чуть ли не в деталях ту самую, одну единственную ночь.
– Я ведь давно была в него влюблена. Мечтала о нём. Дура! Представь мое счастье. Я даже не задалась вопросом, почему он сразу полез ко мне в трусы, минуя формальности, так сказать.
– Прости, Нана! Я ничего не замечала, – Нодзоми попыталась вклиниться в поток самобичеваний, так как знала, что закончится всё рыданиями и истерикой.
– Ты-то здесь при чём? Это же он поупражнялся на мне в художественном семеизвержении. Понимаешь, к чему я? Хороший ёбарь ещё не значит хороший человек! Я, вообще, среди хуеносцев хороших людей не встречала. Пока.
– Прости, Нана! Я виновата, что не уделила тебе внимания, не поддержала тебя.
– А! – она махнула рукой и наполнила себе третий бокал. – У тебя были свои проблемы. С этим, как его там?
– С Кадзуки, – подсказала Нодзоми и горько усмехнулась.
***
Да, она отлично помнила тот день. Хоть и больше 20 лет прошло.
Тогда они c Наной ещё жили в родительском доме и устроили в нём для однокурсников, друзей и приятелей летнюю вечеринку с барбекю, бенгальскими огнями и светлячками в саду. А часов в одиннадцать предполагалось полюбоваться с веранды на фейерверки, что каждый год запускали в это время на противоположном берегу реки.
Это должна была быть вечеринка примирения. Незадолго до того Нодзоми в пух и прах разругалась с Кадзуки, но надеялась, что в ночном саду они найдут укромный уголок, поговорят по душам и всё уладят. Но Кадзуки пришёл на вечеринку с другой девушкой. Вот так сразу. Как будто только и ждал их ссоры, чтобы переключиться на другую. Нодзоми сдерживалась весь вечер, стараясь не пересекаться с парочкой. Но в один прекрасный момент она всё-таки столкнулась с новой подружкой Кадзуки, когда они обе полезли в холодильник за колой.
– Так ты и есть та самая Нодзоми? – со смешком спросила она.
Нодзоми не удостоила её ответа и лишь гордо вскинула голову.
– Да... Теперь я вижу, что ты ещё та сучка. А я-то Кадзуки не верила!
Он ещё и обсуждал с ней наши отношения! Значит, они уже давно общаются.
– У тебя тут всё в порядке? – заботливо побеспокоился внезапно появившийся на кухне Кадзуки и мягко обнял подругу за плечи.
Этого Нодзоми уже выдержать не смогла. Она бросилась на второй этаж, по пути едва не сбив с ног растерянного Сатору. Нана увязалась за ней. Но Нодзоми сейчас не хотела, чтобы её жалели. Как только сестра вошла за ней в спальню, Нодзоми выскользнула на крышу через окно и, перебравшись на козырек крыльца, спустилась по витому столбику на ступени. Заглянув в прихожую, она выхватила из завала разнокалиберной обуви свои босоножки и устремилась к калитке.
– Ты куда, Нодзоми? – окликнул её Наото.
Кажется, это был приятель Кадзуки с матфака. Нодзоми его почти не знала, но парень он был вроде бы неплохой.
– В комбини, – соврала она, надеясь, что в темноте не видно её заплаканного лица. – Напитки кончаются.
– Давай подвезу. Одна ты всё равно много не унесёшь.
Она кивнула, и он поспешил к своему мотоциклу. Нодзоми окинула грустным взглядом полутёмный дом, ярко освещённый сад и весёлую компанию, суетившуюся у мангала. Откуда ей было знать, что сейчас у сестры разыгрывается своя драма.
Не уйди она тогда, не брось её одну...
Сколько же ошибок она совершила! И ладно бы она одна страдала от последствий!
***
«Сколько же ошибок!» – горько повторяла про себя Нодзоми, сидя на истёртых циновках и стараясь сосредоточиться на разговоре, что увлечённо вели её соседки. Сейчас они, перебивая друг друга, старались доказать, что история Харуки совершенно неправдоподобна.
– Зачем бы я стала выдумывать?! – обиженно басила та, потрясая своими необъятными формами. – Это Мао приврать любит.
Мао, кстати, всё ещё не вернулась, хотя прошла уже неделя. И в течении всего этого времени, как и обещала Фуми, соседки «морозили» Нодзоми. Выражалось это в том, что общались с ней крайне сухо и крайне редко. Никогда не приглашали в общие беседы и развлечения. Не интересовались её мнением или самочувствием.
К концу седьмого дня Нодзоми начала понимать, что нервы её сдают. Она так и не решилась обратиться к Мурате по поводу своего желания вести уроки английского. Ей претила мысль, что придётся унижать себя просьбами, к тому же не хотелось чувствовать себя в долгу. Изоляция и безделье действовали угнетающе. Нодзоми уже готова была забиться в какой-нибудь дальний уголок и разрыдаться. Единственное, что её хоть как-то поддерживало были одобрительные взгляды, которыми не забывала награждать её Фуми да её же ничего не значащие, но вполне дружеские фразочки о еде, погоде, природе, которые она бросала, когда они оставались друг с другом наедине.
Именно поэтому сейчас Нодзоми изо всех сил крепилась и снова, как и в первый день, сидела с заинтересованным видом, наблюдая за всеми со стороны, правда, в этот раз она точно знала, что её мнения никто не спросит. Плюсом было то, что тема обсуждалась сама по себе любопытная, и если бы не косноязычие участников дискуссии, то можно было бы даже получить удовольствие, оставаясь всего лишь праздным слушателем.
Как-то о чем-то рассуждая и перекидываясь досужими банальностями в ожидании отбоя, женщины вдруг набрели на особо волнительный вопрос: а существует ли идеальный спонтанный секс? Вообще, разговоры о сексе в комнате велись постоянно, но чаще это были унылые шутки о чьих-то достоинствах и недостатках. А сегодня женщины со всей доступной им художественностью принялись наперебой делиться сокровенными воспоминаниями. Но некоторые, увы, не смогли придерживаться исключительно суровой правды жизни. Особенно когда после первых двух историй планка эротизма была поднята достаточно высоко.
Мурата с подкупающей простотой поведала о том, как ещё ученицей старшей школы на дневном сеансе в кинотеатре соблазнила своего спутника оральными ласками. Пикантность случившемуся придавало одно обстоятельство, которое Мурата как бывалая рассказчица раскрыла лишь под конец: её спутником был её отчим. Комната посмаковала этот эпизод с должным вниманием, но без единого слова осуждения.
Рика, иногда забывавшая отзываться на свое имя, пятидесятилетняя деловитая и боевитая подруга Мураты, рассказала трогательную историю об эротической фотосессии, предсказуемо пошедшей не по плану. Но соль крылась далеко не в сюжете, а в занимательных подробностях: живописные позы и ракурсы, а также нестандартное использование фотооборудования.
Харука, как самая молодая жительница комнаты, взявшись посостязаться с мэтрами, оказалась в заведомо проигрышном положении. Видимо, поэтому она и рискнула выдать за реальную сцену, явно подсмотренную в порнофильме: симпатичный незнакомец целый час преследовал её по торговому центру, а потом в примерочной у них случился анальный секс, который Харука изо всех своих скудных сил довольно-таки коряво живописала в самых романтических и возвышенных тонах.
Комната встретила финал истории дружным смехом.
– Харука, деточка, – наставительно высказалась Мурата. – Если у тебя никогда в жизни не было какого-то секса, то лучше не суди о нём по фильмам для взрослых.
Стокилограммовая деточка насупилась, но больше не спорила. Впрочем, и обиду она не стала долго держать. Отчитал её не кто-нибудь, а сама Мурата. И тут приходилось только смириться.
Пока женщины потешались над незадачливой деточкой, Нодзоми невольно задумалась. Для неё секс и желание всегда шли в связке с чувствами.
Как странно, что для кого-то обстановка и ситуация могут сыграть гораздо большую роль!
Нодзоми попыталась представить, что под влиянием момента или случайно нахлынувших эмоций она сблизится с человеком ей незнакомым, безразличным или даже отталкивающим.
Нет, она бы не смогла расслабиться и довериться. Она бы постоянно ждала подвоха и неловкости. Если человек любим, то ему многое можно простить и принять. В ином случае даже малейшая оплошность сразу же ставит крест на любой возможности получить удовлетворение, не говоря уже об удовольствии.
Или она просто слишком закрыта для экспериментов? Возможно ли, что двое без предварительной притирки и подготовки могут быть совместимы друг с другом чисто физически, не испытывая любви, не имея ни душевной, ни духовной близости?
Нодзоми чудилось какое-то нездоровое лукавство в том, как женщины хвастали своими похождениями. А недалёкая Харука даже попыталась обмануть только ради того, чтобы предстать перед другими раскрепощённой, умудрённой и искушённой в сексе.
Тем временем соседки Нодзоми, всласть нашутившись, принялись приставать с просьбами к Фуми. Она, как ни странно, не горела желанием предъявить на суд публики свою историю. Однако женщины не отставали, и Нодзоми скоро поняла почему. Фуми отличалась редким природным даром. Ей, очевидно, не хватало образования и эрудиции, но в остальном её речь была правильной, плавной, а рассказ увлекательным.
– Это случилось у нас с Нэцу, – начала она.
– Ах, Нэцу! – незамедлительно прокомментировала Харука и мечтательно облизнулась.
– Наверное, не стоит снова рассказывать о нём. Вы уже сто раз...
– Стоит-стоит! Я и на сто первый раз послушаю.
– Мы познакомились в ночном клубе, – с обречённым вздохом продолжила Фуми. – Он первый заметил меня и сам подошёл. И как только я взглянула на него, то сразу поняла, что пропала, с головой, как была.
– Девчонка потекла! – похабно хихикнула Харука.
Но тут Мурата бросила на неё холодный взгляд, и больше деточка уже не встревала в повествование со своими похотливыми ремарками, а в самых напряженных моментах лишь молча строила страстные гримасы и дико вращала глазами.
– Представьте себе типичного плохого парня: в руках постоянно крутит складной нож, подчищая им ногти, в уголке рта неизменно торчит недокуренная сигарета, вечная небритость, нахальный взгляд и безбашенная дерзость. Даже внешность у него была до боли узнаваемая: раскосые, чёрные, как ночь, глаза, крутые скулы, хищный нос и развязная походка. И он был именно тем, кем хотел казаться – опасным и бесцеремонным типом из якудза[5].
Меня это не смутило, наоборот взбудоражило, как инъекция адреналина. И с ним я постоянно была на адреналине. Он мог сорвать меня в любое время дня и ночи и махнуть со мной на другой конец Канто[6], или в Тохоку[7], или даже в Кансай. Иногда мы просто гнали на мотоцикле по шоссе, рискуя расшибиться в лепешку. А иногда он привозил меня на рыбалку. Представьте, этот бесноватый мог часами спокойно сидеть с удочкой, как какой-то древний дедок. Смех да и только! Впрочем, насмешек над собой он не терпел. Даже намёк на насмешку приводил его в бешенство.
А ещё он дико ревновал и любил мне указывать, где, когда и с кем. Можно подумать, я была какая-то беспомощная девочка, нуждавшаяся в его опеке и надзоре. И мы постоянно цапались. Как мы орали друг на друга! Кидались вещами и отвешивали друг другу пощёчины так, что искры из глаз летели. Я вопила, что ненавижу его и посылала ко всем чертям. Он уходил, хлопая дверью так, что косяк трещал, но всё равно возвращался. И совсем не как побитая собака, а триумфально, как победитель: мерил меня снисходительным взглядом и делал вид, что я таки заслуживаю его прощения.
Я любила его до дрожи в коленях и готова была убить за его надменность и желание помыкать мной.
Сменив замки после очередной ссоры, я кричала в телефон, чтобы он и носа не смел ко мне сунуть. Как сейчас помню: сижу в ванне, расслабляюсь, перебираю в голове все наши стычки и склоки и в тысячный раз обещаю себе завязать. И с ним, и с веществами. Да, он не забыл меня подсадить. И самым большим моим страхом было залететь под кайфом. Перспектива стать матерью-наркоманкой меня совсем не прельщала. Я на собственной шкуре со своей матерью-алкоголичкой испытала, каково это.
Расслабляюсь, начинаю клевать носом и уже сквозь сон слышу, как грохочет входная дверь. Он приволок монтировку и просто выломал замок. Вваливается ко мне в ванную. Весь в чёрной коже, разит табаком и виски. Глаза мечут молнии.
– А ну-ка вон отсюда! – начинаю вопить я, как ошпаренная.
Но не тут-то было. Не снимая одежды, он плюхается ко мне в ванну.
– Дай отдохнуть! – нагло, но беззлобно отзывается он.
Я, конечно, подскакиваю, вылезаю из воды. Но стоит мне повернуться к нему спиной – не поворачивайтесь спиной к хищнику! – как он хватает мои бёдра и беспардонно прижимается своей жёсткой щетиной к ягодицам. Покусывает их, мнёт, а потом требовательно похлопывает меня ладонью по спине.
Умом я понимаю, что оставаться нельзя, но тело уже хочет его, и я делаю лишь слабую попытку высвободиться. Нерешительно дёргаю бёдрами, а он лишь легонько встряхивает меня и снова хлопает по пояснице.
Как сопротивляться?! Я выгибаюсь навстречу его губам. Кляну себя и не могу не ждать следующего прикосновения. А он словно в наказание медлит, затем назидательно и звонко шлёпает меня по заду. Я ахаю и скулю, и только тогда он углубляется в меня. Впивается сзади в мою влажную щель, щекочет языком, проникает. Одной рукой он всё ещё крепко держит меня за бедро, а другой начинает ласкать мой живот, мой пах.
Теперь я уже окончательно теряю голову. Сама направляю его пальцы, и ещё сильнее подаюсь навстречу его горячему искусному языку. Мне кажется я вот-вот достигну пика и от нахлынувшей волны возбуждения едва стою на ногах. Приходится склониться, упереться рукой в стену. А Нэцу удачно пользуется моментом.
Переводя дыхание, я слышу как лязгает пряжка его ремня, и в следующий миг он входит в меня пронзительно и резко. Мне не больно лишь потому, что я совершенно мокрая, податливая и размякшая. Я вся в его власти, такой грубой и такой искушающей. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Подчиняюсь его ритму, бьюсь ягодицами о его пах, и сочный чмокающий звук перекрывает мои стоны. Мне хочется поскорее кончить и не кончать никогда. Так и жаться к нему похотливой сучкой, угождать его неуёмному желанию, вторить его толчкам. Раз! Раз Раз! И когда он хватает меня за шею, я почти ничего не соображаю от переполняющего меня вожделения. Реву, и вою, как животное, и насаживаюсь на него с нарастающим ожесточением и наслаждением.
Нэцу кончает с бурной судорогой и так сильно прижимает меня к себе, что почти лишает дыхания. А его последний рык заставляет меня задрожать ему в унисон.
Мы редко кончали одновременно. Но то был какой-то особенный момент. Нэцу даже поцеловал меня нежно в шею, перед тем, как окончательно отпустил, позволил осесть, упасть и распластаться в бессилии по полу ванной. Приходя в себя, я беспомощно наблюдала, как он невозмутимо натягивает брюки, выбирается из воды и, не взглянув на меня, уходит.
«Ты не надел резинку, сволочь! И кончил в меня!» – напрасно проорала я ему вслед.
Полминуты, разомлевшая в мечтах, комната отрешённо молчала, словно каждый сейчас перебирал в памяти свои драгоценные моменты исступленной любви и ненависти.
– Нэцу... Вот я бы объездила этого дикого жеребца! – смакуя слова, протянула наконец Харука.
– Объездила уже одна, – горько усмехнулась ей в ответ Рика, бросив осторожный извиняющийся взгляд на Фуми, а та лишь махнула рукой, «да ладно, говори, мол, мне уже всё равно».
– А зачем она ему наврала? – брезгливо скривив губы, возразила Харука, но сейчас же пожалела о сказанном.
– Завали! А! Ты мне уже, как и он, остопиздела! Знаешь, а я, и правда, хочу, чтобы ты в моей шкуре побывала, прочувствовала бы, что значит жить с таким ебанатом. Да, я сказала, что сделала аборт. И это было не его дело. И да, я сказала так, чтобы его помучить. И этот козёл показал себя во всей красе. Знаешь, деточка, желаю, чтобы и тебя парень методично избивал в течении нескольких часов, искусно выбирая самые болезненные приёмчики, но заботливо сохраняя тебе жизнь и сознание. На что уж мое тело было привычно к побоям от маманьки, но тут уж и оно отказало! Зато аборт бесплатный получила. А я даже рада сейчас, что я так и не родила от этого гада и он знает, что собственными руками прикончил своего ублюдка.
Представляете, ему хватило наглости прийти ко мне в больницу! «Я тебе хуй вместе с яйцами отрежу и на твоих глазах раздавлю!» – сказала я ему вместо приветствия. Он поверил. Больше я его не видела. Но вообще-то из больницы я сразу под суд загремела. У меня ведь дома много чего было. Нда...
Но его в свою жизнь я больше не хочу! Забирай, деточка! Он как тот царь из сказки, только наоборот. Забыла имя. Тот всё в золото превращал (Нодзоми прикусила губу, чтобы не встрять с подсказкой – «Мидас!»[8]). А это хуйло всё, к чему ни прикоснётся, превращает в дерьмо. Так что забирай и расхлёбывай!
Харука набычилась. В комнате повисла тягостная тишина.
И тут Рика огорошила всех внезапным хохотом.
– Представляю! Нэцу прикасается к Харуке, и она превращается в кучу дерьма. Сто килограммов дерьма. Ему по горло хватит!
Женщины зашлись в истерическом смехе.
Одной Харуке было невесело.
– Вообще-то во мне всего 98 килограммов, – пробубнила она себе под нос.
Продолжение следует.
Читайте часть IX здесь.
Примечания.
[1] «Окинáва» (яп. 沖縄本島 «окинава-хонто») – самый крупный остров японского архипелага Рюкю, расположенный приблизительно посередине между Кюсю и Тайванем. Площадь острова равна 1207 км². Является самым большим островом в префектуре Окинава, Япония.
А также самая южная префектура Японии (яп. 沖縄県 «окинава-кэн», на окинавском языке – «утина-кэн»), которая состоит из сотен малых островов, образующих архипелаг Рюкю протяженностью более 1000 км. Площадь префектуры составляет 2276,49 км², население – 1 411 964 человека (1 августа 2014), плотность населения – 620,24 чел./км². Административный центр – город Наха (312,539 жителей).
[2] «Канса́й» (яп. 関西地方 «кансай-тихо», «регион на Запад от заставы») – регион западной Японии на острове Хонсю. Другое название – регион Ки́нки (яп. 近畿地 «кинки-тихо», «пристоличный регион»). Центр региона – префектура Киото.
[3] «Хоккáйдо» (яп. 北海道 «хоккайдо») – префектура Японии, расположенная на одноимённом острове Хоккайдо, втором по величине острове Японии, и малых близлежащих островах. В настоящее время является единственной среди 47 префектур губернией (яп. 道 «до»). Административный центр – город Саппоро (1,958,942 жителей).
[4] «Хóкуто» (яп. 北杜市 «хокуто-си») – речь идёт о городе в префектуре Яманаси. Площадь города составляет 602,89 км², население – 43,275 человека (1 сентября 2023 года), плотность населения – 76,25 чел./км².
[5] «Яку́дза» (яп. ヤクザ, やくざ) – традиционная форма организованной преступности в Японии, группировки которой занимают лидирующее положение в криминальном мире страны. В отличие от других преступных образований мира, якудза не имеет чётко определённых территориальных зон влияния, она не опирается на родственные связи как на структурную основу своей организации и не стремится держать в тайне свою внутреннюю иерархию, численность или состав руководства (большинство группировок якудза имеют свои официальные эмблемы, не скрывают местонахождение штаб-квартир и имена боссов, кроме того, многие из группировок зарегистрированы под видом различных патриотических или ультраправых ассоциаций и объединений).
[6] «Канто́» (яп. 関東地方 «канто-тихо», букв. «регион на восток от заставы») – регион острова Хонсю, наиболее высокоразвитая и урбанизированная часть Японии. В нём находятся столица государства – Токио, резиденция императора и правительство Японии. Регион объединяет 7 префектур: Гумма, Тотиги, Ибараки (подрайон Северный Канто), Канагава, Сайтама, Тиба и Токио (подрайон Южный Канто).
[7] «То́хоку» (яп. 東北地方 «тохоку-тихо», «северо-восточный регион») – регион восточной Японии на острове Хонсю. Центр региона – префектура Мияги. В регион входят 6 префектур: Акита, Аомори, Ивате, Мияги, Фукусима и Ямагата.
[8] «Мида́с» (др.-греч. Μίδας) – в мифологии, фригийский царь, правивший до Троянской войны. Одна из легенд гласит, что Мидас в награду за услугу, оказанную богу Дионису, получил «золотой дар». Мидас попросил Диониса, чтобы всё, к чему он ни прикоснётся, обращалось в чистое блестящее золото, и это пожелание было тотчас же исполнено. Когда Мидас вернулся ко двору и взялся за еду и питьё, то они тоже превратились в золото, отчего он не мог ни есть, ни пить. Мидас, боясь умереть с голоду, пришёл к Дионису и умолял его взять назад этот дар. Дионис сжалился над ним и приказал Мидасу искупаться в реке Пактол, отчего река до сих пор несёт в своём течении крупицы золота, а Мидас избавился от своего дара.