(«Туапсинские отклики» № 24) (близь Туапсе, Черноморской губ.)
Данный материал получен в Российском Государственном Историческом Архиве г. Санкт-Петербург. Трудами группы "Возрождение" православного прихода храма святителя Алексия м. Московского г. Туапсе.
История и судьба Иверско-Алексеевской общины
Жизнь общины начинается с 1905 года. Основатели общины – старец Софроний, Мавра Макаровская – начальница, в постриге Мариам, и Ф.М. Макаровский.
Старец Софроний, в мире Сергей Павлович Шевцов – мещанин г. Екатеринодара. Его мать, Гликерия Шевцова, по указанию Оптинского старца Амвросия, переселилась в Шамардинский монастырь, где и скончалась монахиней, приняв имя Геронтии. На 20 году жизни будущий старец вместо семейного брата поступил на службу солдатом в Уланский полк, где необычайная сдержанность солдата Шевцова и способность привлекать к себе не только товарищей, но и людей со стороны – подала повод к подозрениям сектантства. Однако, расследование этого не обнаружило и доброе имя Шевцова сохранилось, а эскадрон получает шутливое название «монашеского эскадрона». Ещё в полку Шевцов носил вериги. По окончании службы его командир Нирод выдал ему заслуженную аттестацию. На родине Шевцов отказался от приготовленной ему матерью невесты и удалился в Глинскую пустынь, в которой провёл 7 лет. Из Глинской пустыни он переселился в Оптину пустынь к великому старцу Амвросию и прожил здесь как келейник около пяти лет, заболел и, по совету старца, отправился на юг, на Кавказ и, потом, в Старый Афон, где принял монашество. После 3-х летнего странствования по Кавказу и Востоку Софроний вернулся в Оптину пустынь и остался здесь до кончины Амвросия. В осиротевшей пустыни отношения товарищей к Афонскому монаху внушили Софронию снова направиться в 1893 году в Глинскую пустынь, где в скиту он ревностно участвует в составлении устава по образцу Оптиной пустыни, а отсюда в 1897 году возвращается в Екатеринодар к брату своему, Даниилу Шевцову, мещанскому старосте этого города. Это возвращение на юг вызвано было вернувшимся недугом Софрония. В Екатеринодаре тот час же около Софрония формируется кружок почитателей, жаждущих лучшей жизни и здесь, окружённый общим почётом и любовью, старец прожил около 4-х лет.
В числе почитателей большую преданность выражало семейство мещанина Степана Макаровского и Софроний становится членом этой семьи. Макаровский – отец, душою преданный Софронию, завещал ему заботы о семействе своём – жену, сына и троих дочерей и, после смерти Макаровского, старец остаётся духовным отцом этих сирот. К семье Макаровских одна за одною приходили девушки – подруги дочерей, главным образом Мавры, будущей настоятельницы. Сюда же затем пришли и братья: Григорий и Фёдор Папаковы.
Поведение неудачника – сына Макаровского Ивана, впоследствии утонувшего, подало мысль матери Макаровских, законно усыновить Г. и Ф. Папаковых, которые, оставаясь на службе в конторах заводов, душою отдались влиянию старца и матери и стали истинными детьми и братьями принявшей их семьи.
Таким образом, формируется духовная семья будущих устроителей Иверской Общины, главными деятелями которой становятся: старец Софроний, младшая дочь Макаровских Мавра и Ф.М. Макаровский. За Маврою следуют: её сестра Пелагея и подруги – Мария Ковалёва, Феодора Шелест и Мария Покора. Житейские невзгоды и распущенность казачьей жизни, сближают семью и порождают мысль о поисках лучшего, сначала исключительно личного. Старшая дочь Макаровских Иульяния, по совету старца, отправляется в монастырь Св. Нины, Григорий Макаровский уходит отшельником в окрестности Сухума к таким же разбросанным жизнью в лесах Кавказа (их более 200). Наконец уходят отшельницами и девушки: Мавра Макаровская и Феодора Шелест, в Латы, где поселяются в заброшенном домике. Если Григорий Макаровский бросает ради отшельничества обеспеченное положение, то девушки примыкают к Мавре и уходят в лес от специальных ужасов Кубанских «табачных плантаций», поражающих своим развратом.
Всё это было до 1905 года, когда в мыслях старца зародилось решение собрать разбитую семью и устроиться где-нибудь в уединении. Знакомый с Черноморским побережьем Софроний и много странствовавший Г. Макаровский останавливаются на долине реки «Туапсе», где и покупают у поселянина д. Георгиевской в 17 верстах от п. Туапсе так называемый потомственный участок мерою в 27 десятин. В октябре 1905 года совершена была купчая на имя Мавры Макаровской и сейчас же на эту землю переселяются: старец Софроний, бр. Макаровские и Мавра с сестрами и подругами - Шелест, Ковалёвой и другими. В дикой местности заброшенного края, лишённого путей сообщения, зарождается культура, на которую не решались владельцы огромных участков – расчищаются леса под посевы и огороды, устраивается кирпичный завод. Старец вносит собственные средства и доброхотные пожертвования друзей, сочувствующих этому делу, сюда же вкладываются личные сбережения Макаровских и Ф. Шелест, а Ф. Макаровский, преданный Софронию, становится его поверенным, подаёт начинаниям неутомимое усердие и опытность бухгалтера. Только близко знающие условия жизни нашего злополучного края могут оценить деятельность этой семьи в борьбе с природою и невзгодами того времени. Первые шаги увековечиваются и первой могилой – здесь умирает больная старшая сестра Мавры – Иульяния, пришедшая сюда из монастыря Св. Нины. Через год в Юной обители числится более 20 сестёр и Мавра Макаровская ходатайствует у епископа Сухумского Кириона о преобразовании частного общежития в монашескую общину, на что и получается епископское благословение.
Епископ Дмитрий, заместивший Еп. Кириона и лично ознакомленный с обителью, поручает туапсинскому благочинному отцу А.Г. Богданову иметь тщательное наблюдение за будущим народившейся обители. Он же о. Богданов становится духовником и благочинным общины и остаётся им до официального открытия обители, совершённого еп. Димитрием 10 октября 1910 года, с освящением домовой церкви, при чём строительница приняла от владыки постриг с наречением имени Мариамы. Одновременно епископ утверждает Мариам по единогласному приговору всех сестёр в должности и. д. начальницы, выражает полное благоволение, даёт отеческие наставления руководителю ст. Софронию, строительнице и их сотруднику Ф. Макаровскому, а старцу, кроме этого, выражает пожелание принять священство и остаться в обители духовником. Обласканная и счастливая Мариам тот час же приступает к подготовительным работам - передачи по дарственной всего имущества её обители, что и совершилось 20 июля 1912 года при вновь назначенном епископе Андрее и при посредстве нового благочинного священника Н. Смирнова, заместившего о. Богданова. Имущество, переданное по дарственной Мариамою общине, выразилось в сумме свыше 103.000 рублей, и при составе зарегистрированных 54 сестёр и около 8-10 испытуемых.
Юная обитель завоевала добрую славу, ей оказывали поддержку не только друзья устроителей, но и далёкие почитатели Софрония посылали сочувствие и средства. Уверенными шагами опытного строителя шёл Софроний к цели устроения приюта для всех страждущих и обременённых; посещавшие уносили душевный мир, а посещали обитель не только обездоленные странники, но и лица светские и духовные, искавшие отдохновения, сюда же приходили из других монастырей и мятущиеся сёстры.
Казалось бы труды устроителей и особливо Мариамы, завоевавших дикую местность, привлекших обездоленных, заслуживших любовь их, в течение восьми лет заботившихся о благе юной обители, закончены и будущее процветание обеспечено; казались близкими к осуществлению мысли устроителей о школе, о больнице, о призрении сирот, о пользе окружающим не только духовной и нравственной, но и в смысле общей культуры дикой местности, оживающего края, однако судьба готовила им вместо награды тяжёлые, непостижимые для мирянина испытания и гонения, смысл и суть которых до сего времени остаются непонятными при выясненных лучших качествах учредителей и чистоте обители, начавшихся роковым нападением разбойников.
1-го мая 1912 года, за 3 месяца до дарственной, на обитель напала шайка разбойников, ворвалась в храм, кощунствовала и требовала денег. Сбежавшиеся сёстры просили грабителей пощадить их начальницу и разбойники, забрав деньги, с выстрелами в храме удалились. Пережитый ужас подорвал силы Мариамы и она, по совету врачей и благословению еп. Андрея, уехала в Москву. Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна явилась душевным врачом и ласкою восстановила силы пострадавшей. В Москве Мариам пробыла около 2 месяцев.
С этого момента, со времени 1-го погрома, со времени передачи обители церкви начинается и та смута, которою так искусно воспользовался «враг рода человеческого», которого, в свою очередь, обнаружил впервые еп. Андрей сухумский, обвиняя себя в неусердных молитвах о процветании обители.
В её, начальницы, отсутствии одна из сестёр, Дарья Иванова, обиженная отказом Мариамы взять её вторично в Москву и, не смотря на то, что Мариам возложила на неё обязанности начальницы Общины, примкнула к недовольной Марии Лебедевой, именующей себя «Митродорой», и сделали попытку возмутить сестёр против их начальницы. Однако к этим двум примкнуло лишь четверо безразличных сестёр, а требования их сводились к обвинению Мариамы в самовластии и попустительстве, указывая, между прочим, на то, что туапсинская усадьба Макаровского должна принадлежать не ему, а составлять часть имущества Общины – как подворье. Усадьба эта куплена на личные средства старца и Макаровского при помощи банка, была завещана общине, потом была приготовлена к передаче её и лишь чудом сохранилась от такой передачи, как последнее имущество гонимых – Софрония, Мариамы и её сестёр-сотрудниц. Предшествовавшие переговоры о назначении Лебедевой и Ивановой на должности начальницы и казначеи, отчего начальница уклонялась, основываясь на общей антипатии к ним сестёр, даёт повод заключить, что именно это и побудило Лебедеву и Иванову поднять смуту. Неурядицы, вызванные интригами этих двух сестёр и внесшие в мирную жизнь общины тревогу, вынудили остальных сестёр подать доклад начальнице с просьбою освободить их от смуты и удалить тех, кто внёс её.
Доклад этот был подан 1-го декабря 1912 года, а 2-го декабря Начальница сообщила благочинному и представила самый доклад, желающих мира сестёр. В это же время Иванова и Лебедева самовольно отправились в Сухум с новыми жалобами к еп. Андрею.
Слухи о беспорядках проникли в общество и породили несправедливые толки тех, кому судьба обители безразлична, кто волею или неволею удалился от интересов церкви, и сомнения верящих в Бога истины. Епископ Андрей предписал благочинному священнику Н. Смирнову произвести строжайшее расследование, что и было исполнено этим благочинным совместно с духовником Общины св. Порай-Кошицем. Расследование это обнаружило клевету и озлобленную несправедливость обвинений. Предписанием епископа «бунтарки» должны были смириться, испросить прощения или оставить обитель. Раскаяние их начальницей было принято. Однако, умиротворённые наружно первым расследованием, Иванова и Лебедева (4 их сообщницы выбыли из обители) продолжали смуту, составляя новые жалобы Владыке, самовольно отлучались из обители и нашли поддержку в лице вновь назначенного в Туапсе священника С. Краснова. С появлением этого священника в Туапсе начинаются неустанные, непостижимые для мирян гонения и жестокость по отношению к старцу и к семье Макаровских, а распоряжения и меры еп. Андрея выражают непостоянство и колебания, милости и строгости чередуются. С этих пор обитель 60-ти скорбящих сестёр, как бы не существует, гонения принимают личный характер против учредителей.
19 апреля 1913 года по поручению свящ. Краснова другой туапсинский священник Глаголев, привёз в обитель некую г-жу Стригалову, якобы родственницу еп. Андрея, командированную водворить в общине полный мир и благоустройство, а также способствовать восстановлению Богослужения, за месяц до этого прекращенного по повелению епископа Андрея; чем вызвано такое жестокое распоряжение – остаётся непонятным. Обитель оставалась без священника после того, как вольнонаёмный иеромонах Ефросин, оскорблявший своим безнравственным поведением сестёр, по общей их просьбе, был удалён благочинным Смирновым. Просьбы о назначении в обитель нового священника, еп. Андреем были отвергнуты и совершение Богослужения запрещено. Запрещение тесно связывалось с изгнанием Ефросина, примкнувшего к Лебедевой и руководившего дальнейшей смутой. В таком положении, без Богослужения, обитель переживала Великий пост, Пасху и Троицу. Жестокая мера против общины и паломников, во множестве собравшихся на говенье и встречу Пасхи в эту обитель. Подчиняясь распоряжениям св. Краснова, Мариам приняла г-жу Стригалову и посвятила её в дела обители. Стригалова образовала комитет умиротворения и, в присутствии свящ. Глаголева, восхищённого разумом прибывшего с ним умиротворителя и родственника владыки, преподала наставления и, между прочим, пользоваться содействием старца Софрония только как добывающего средства, но не как духовного наставника. Ф.М. Макаровский должен был ехать в Москву по делам обители для восстановления подорванного к ней доверия, а обителью должен был править составленный ею комитет.
Представляя еп. Андрею протокол заседания этого комитета, начальница препроводила заключение о неприменимости многих положений, изложенных в протоколе. Постановление этого протокола (12) отвергнуть духовное общение со старцем-основателем повергло сестёр в полное недоумение, что ими было выражено в особом рапорте, поданном своей начальнице. Поездка г-жи Стригаловой в обитель и в Сухум была оплачена общиной. Кроме этого была вручена требуемая г-жёю Стригаловой особая сумма. Умиленные священники С.И. Краснов и А.Г. Глаголев, горячо рекомендовали начальнице руководствоваться преподанными г-жёю Стригаловой указаниями и с этого времени разрешены были прерванные Богослужения.
На рапорт начальницы владыка Андрей ответил, что г-жа Стригалова родственницей его не состоит, что никаких полномочий он ей не преподавал. Богослужения были снова прекращены.
3-го июня 1913 года, владыка Андрей посетил обитель. Окружной благочинный свящ. Н. Смирнов встретил епископа специальной речью, в коей просил о водворении мира и любви в страдающей семье. Епископ ответил речью, заповедал просимый мир и любовь и предложил старцу Софронию, до рукоположения его в иеромонахи, удалиться из обители в свою пустынь, матушке Мариам быть всегда в послушании у епископа, а Ф.М. Макаровскому – жить в Туапсе и продолжать заботы о помощи обители.
Предписания владыки были в точности исполнены. Но мир не приходил. Тотчас же за владыкою в обитель прибыла, по назначению епископа, ревизующая монахиня Моквинского монастыря, Иеронима, произвела расследование и, после двухмесячного пребывания, дала заключение, что в обители царит полный образцовый порядок. Однако, в донесении Иеронимы была допущена неточность. Макаровский не проживал на соседнем участке, как было донесено, а находился на излечении в Горячем ключе, откуда и был вызван Иеронимою, что засвидетельствовано вызовом Макаровского к ответу.
11 октября 1913 года, приняв от св. Н. Смирнова благочиния над общиной, св. Краснов в храме сказал «слово», поразившее сестёр, о существовании правой и левой партии и о тяжёлом состоянии обители, вытекающим от несправедливости сестёр и, сейчас же в доме, при обсуждении дальнейшего хода жизни, сообщил начальнице волю владыки – удалять какого бы то ни было священника, могущего явиться в обитель для совершения богослужения. На это со стороны сестёр последовал вновь приговор об удалении Митродоры – Марии Лебедевой. Сёстры видели две партии – клевещущих – 2 и оклеветанных – 60. Приговор оставлен без рассмотрения, а св. Краснов уведомил начальницу о резолюции владыки, коей предоставлялось Митродоре оставаться в общине. За несколько дней до оставления Сухумской кафедры, еп. Андрей поручил св. Краснову подыскать на место Мариамы подходящую начальницу. Св. Краснов выбрал Серафиму, бывшую гостью обители (неграмотную и галлюцинирующую). Священником - того же изгнанного Ефросина. Свидание между вновь прибывшим еп. Сергием и удалявшимся еп. Андреем, после переговоров его с Красновым, состоялось в Новороссийске, где и было предрешено «убрать Мариам». Тотчас же по прибытию в Сухум, еп. Сергий, лично не проверивший состояние дела обители, направляет избранных Красновым Серафиму и Ефросина, поручив начальнику туапсинского округа, водворить назначенных, что и было исполнено при усиленном наряде стражников. Ни просьбы, ни вопли сестёр оставить их мать и старца не были услышаны, св. Краснов приказал служить благочинным молебен, а мольбы сестёр им были истолкованы, как ослушание власти владыки. Вместо пения были рыдания, а Мариам передала начальствование назначенной Серафиме. Недоумевающая, оскорблённая и униженная Мариам, незнающая за собой вины, лишённая всего имущества, недоумевающая от приказания «или смириться», или «идти на все четыре стороны», умоляет о новом пересмотре дела её обители, умоляет Великую Княгиню, владыку Экзарха, содействовать этому пересмотру. К просьбам о новом расследовании присоединяются: черноморский губернатор, начальник туапсинского округа, частные лица, знающие чистоту обители, ценящие заслуги старца, Мариамы и Макаровского, знающие первое следствие св. Смирнова и ревизию монахини Иеронимы. Еп. Сергий назначает новую комиссию в составе иеромонаха Драндского монастыря Илиана, сухумского св. Смарагдова и сочинского св. Ильинского. Эта комиссия опросила одно частное лицо, характеризовавшее заслуги учредителей и чистоту их обители, начальника туапсинского округа, и 4 сестёр, просьбы остальных сестёр опросить их подобно первому расследованию эта комиссия отвергла, как лишний материал, ссылаясь на то, что ответы вопрошаемых могут «прогневить владыку». Вновь были опрошены Лебедева и Иеронима. Заключение такого следствия было предрешённое – неспособность Мариамы управлять обителью. Начальницею обители вместо Серафимы была назначена Иеронима, давшая ранее заключение о полном образцовом порядке в обители управляемой Мариамою.
К этому же времени иеромонахом Ефросином была принесена епископу жалоба об оскорблениях, причинённых ему 7-ю монахинями словами и действиями, на что последовало повеление владыки начальнику округа произвести дознание и, если жалоба подтвердится, удалить виновных. Дознанием жалоба Ефросина была опровергнута, как опровергнуты все нелепые обвинения о расхищении имущества, получения почты и др. На администрацию за не обнаружение не существующих непорядков в обители, духовною властью была подана жалоба высшей Кавказской власти.
Ни предшествующие опровержения искажённых фактов, ни это не удовлетворяло жаждущего жертвы «врага рода человеческого».
Отметая общение и любовь благочинного и духовника обители А.Г. Богданова с 1905 по 1912 год, духовников св. ст. Георгиевской – С. Шаганова, К. Порай-Кошица, В. Перминова, такие же отзывы иеромонахов: Феодорита, Паисия, Пармена, Пантелеймона, Оптинского казначея, протоиерея А. Кошица и др. такие же местной администрации, туапсинских граждан, окружных селений, следствие благочинного – Смирнова, «враг рода человеческого» обходит милостивое в течении пяти лет отношение к общине еп. Андрея, владыки строгого, обласкавшего обитель и её учредителей и замалчивает прощальное распоряжение еп. Андрея, должное положить конец испытаниям доведённой до отчаяния общины. Замалчивает, быть может потому, что, покидая обитель, в прощальной речи своей, владыка Андрей указал, что во всём виноват он, епископ, что плохо молился об избавлении томимых от козней его «врага рода человеческого», что обещал молиться усерднее. Пока молитвы эти не дошли до Бога истины, а Иверско-Алексеевская обитель остаётся на краю гибели.
Насколько проста и не сложна история этой скрытной женской общины, настолько непостижимо жестока судьба её. Кто не мимоходом смотрит на современное положение бесприютной женщины и особливо девушки, тот поймёт заслуги Софрония и Мариам, оценить значение их в Иверско-Алексеевской общины, учреждения глубокого смысла Богоугодного, не допустить мысли о возможности распада этой духовной семьи, - подруги Мариамы, пришедшие к ней и укрывшись от зол мирских сёстры – одна семья, заслуживающая глубокого уважения и сочувствия.
И. Кривенко
__________________________________________________________________
Исторический материал. РГИА г.Санкт-Петербург. Ф.796. О. 205. Д. 275_история и судьба общины. И. Кривенко
Расшифровку материала произвела Елена Ошарович
