Остап, не стесняясь, прошел в гостиную, где сидели Петр Платонович, Александр и Софья.
- Добрый вечер, господа! – заплетающимся языком проговорил он. – Что наш Феликс? Ему лучше?
Блюмендорф с беспокойством глянул на сына.
- Ступай, Остап, к себе. Утром будет разговор.
- Нет у меня такого желания!
Остап уселся на диван и окинул всех наглым взглядом.
– Давайте выпьем вина за здоровье Феликса!
- Угомонись, сын, - тихо проговорил Петр Платонович. – Иди спать.
- Хватит помыкать мной, как маленьким! – разозлился Остап. – Я уже вырос, отец. И делаю, что хочу. Пойду проведаю братца…
Софья попыталась удержать его, но Остап нетерпеливо стряхнул с плеча ее руку.
Добравшись до комнаты Феликса, Остап ввалился в нее без стука и застал там Данилу.
- А-а, наш лекарь! – усмехнулся он. – Ты снова здесь! Что, угробил мою сестрицу, теперь за брата взялся?!
Данила вскочил на ноги, побледнев.
- Что молчишь, оборванец?! – злился Остап. – Чего тебе тут надо в моем доме? На Софью теперь заришься?!
- Я пытаюсь помочь барину…
- Да неужто? Знаем мы, каков ты помощник! Убирайся вон! А то я тебе за Настасью-то припомню…
Остап кинулся было на Данилу, но споткнулся, не удержался на ногах и повалился на пол. Это еще больше разъярило его. Поднявшись, он снова бросился на лекаря.
- Ах ты, собака! Ты, ты ее убил! Гнить тебе теперь на каторге всю жизнь! Ненавижу тебя!
Данила повалил Остапа на пол. Второй раз подняться тот уже не смог, и остался лежать на полу, сквозь зубы расточая проклятья. В это время подоспел Александр.
- Я… не хотел, барин! – начал Данила, но Александр остановил его.
- Знаю! Давай отнесем Остапа в его комнату. Быстрее!
После этого случая Данила стал еще более угрюмым. Но Александр чувствовал, что лекарь в душе был благодарен ему за возможность принести пользу, помочь Феликсу. «Обелить» себя в глазах господ Данила не старался. Про Настасью никто ему не напоминал, однако сам он ни на мгновение не забывал произошедшего. Тоска и отчаяние глодали его изнутри постоянно.
Александр несколько раз посещал могилу Настасьи. Знал он, что и Данила там бывал.
Остап сторонился общества кого бы то ни было. Он или не выходил из своей комнаты, или сгинал куда-то из дома на целый день.
Феликс довольно быстро встал на ноги благодаря стараниям Данилы. К нему начал возвращаться здоровый цвет лица, рана практически затянулась. Александр, успокоенный благополучным исходом, начал собираться домой.
- Приезжай к нам как можно скорее, - говорил на прощание Феликс, - мне будет не хватать твоего общества.
- Как и мне! – добавила Софья.
Александр посмотрел на нее: нет, ничего у них не было общего с Настасьей. Цвет глаз, черты лица, волосы – все, все разнилось, и, тем не менее, Софья уже не казалась ему чужой. Что-то невнятно в нем говорило: скоро многое изменится. Он пообещал:
- Я обязательно приеду.
Но Блюмендорфы сами навестили Александра прежде, чем он успел подумать о визите. Уже выпал первый снег, погода окончательно испортилась, и Александр был удивлен, что Петр Платонович сам удостоил его своим посещением. Обычно в такое сырое холодное время он переставал выходить из дома.
Софья, приехавшая с отцом, казалась довольной, веселой и как будто похорошевшей. Александр предложил им выпить чаю с дороги, а сам распорядился насчет ужина. Его немного огорчило отсутствие Феликса – но, по заверениям Петра Платоновича, тот был в отъезде по неотложному делу.
Гости остались у него на ночь, и перед сном Александр пригласил Блюмендорфа в библиотеку погреться у камина и выпить рюмочку-другую настойки.
- Я рад, что ваше здоровье позволило вам меня навестить, - сказал он. – А я, признаться, как раз собирался на днях в Старый Яр.
- Я стар, Александр, и здоровье мое все то же. Только забот к старости меньше не становится. Вот и думаю я… что после меня в семье будет. Беспокоит это старика, понимаешь?
- Как не понять, Петр Платонович! Отец тоже мне так говорил.
- Вот именно. Мы с тобой ближайшие соседи, дорогой мой. С батюшкой твоим были лучшими приятелями. Теперь ты один остался, и, поверь, для меня – как сын. Твоя судьба мне далеко небезразлична. Хочу рассказать тебе кое-что. В последние пару лет, пока ты жил в Москве, мы редко виделись с твоим отцом. Здоровье каждого из нас оставляло желать лучшего. В последний раз он приезжал ко мне под Рождество. А потом слег… и нам уж не довелось более свидеться. Так вот, в последнюю нашу встречу мы с ним говорили о вас.
- О ком же?
- О вас, наших детях. О тебе, о Софье, обо всех. Вы росли вместе. Знаете друг друга вдоль и поперек. И, нам думалось, лучшей пары, чем моя Софья, тебе не найти.
- Но… Петр Платонович… я как-то не задумывался об этом.
- Вот и пришла пора подумать, Александр. Ты уже достаточно пожил для себя. Повзрослел, стал обладателем обширного поместья. И хозяйка тебе нужна. Я ведь нарочно заранее повел об этом речь. Чтобы у тебя было время хорошенько все обдумать.
От неожиданности Александр не нашелся, что ответить. Душа и сердце его еще были полны мыслей и воспоминаний о Настасье, но признаться в этом Блюмендорфу он не решался.
- Обещай, что поразмыслишь над моими словами, - настаивал тот. – Помни: твой отец желал этого. Только, видимо, не успел тебе об этом рассказать…
- Хорошо, - ответил Александр, - я обещаю подумать.
- Ну и слава Богу. А теперь позволь старику отправиться в постель. Кости мои уже разнылись не на шутку.
Провожая Петра Платоновича из библиотеки, Александр чувствовал себя загнанным в угол зайцем.
Наутро гости уехали. Софья была говорлива и шумна, точно канарейка, и настойчиво приглашала Александра в гости. Петр Платонович вторил ей.