Багиров решил позвонить другу, капитан-лейтенанту Алексею Петрищеву. Он служил на крейсере, был холостым, и говорили, что у него водились деньги. Николай позвонил ему и попросил взаймы. Тот, конечно, сразу пообещал, спросив:
- Что, Ленинград дорого стоит? Небось, девочки, рестораны?
Николай усмехнулся:
- Ну, вроде того. Так ты пришлешь?
- Конечно, пришлю.
Багиров не стал разуверять приятеля в том, что девочки и рестораны тут ни при чем.
- Слушай, говорят, что твоя бывшая тоже там? Вы не встретились? – полюбопытствовал приятель.
- Встретились, - просто ответил Николай. – Но это не то, что ты думаешь.
- Да ладно тебе, мне ведь все равно. Я сегодня же вышлю тебе деньги.
- С зарплаты верну.
- Когда будут, тогда вернешь, - ответил приятель. – Отдыхай, наслаждайся свободой!
- Ну, свобода относительная...
- Все равно, не в море и не на корабле. А мы собираемся.
- Далеко?
- Далеко.
- Завидую тебе.
- Не завидуй! Вернешься – свое возьмешь! И отдашь!
...Антонов собирался в море. Он шел на флагмане, командиром соединения кораблей, выходящих на учения. Он не любил осенние выходы, но служба есть служба, и планы учений нужно выполнять.
Идя домой, он заглянул в почтовый ящик и вынул конверт, в котором был согласие на удочерение. Он показал его Надежде. Она некоторое время смотрела на бумагу, в ее душе шевельнулось что-то, похожее на обиду за детей: Андрей с легкостью отказался от них. Но она помнила, что сама просила его об этом.
- Как только я вернусь с моря, я сразу займусь этим, - сказал Александр.
- Ты надолго? – спросила Надежда. – Мы будем скучать.
Корабль шел, разрезая носом серо-зеленые волны, оставляя за кормой бурлящую воду, отсвечивающую и темно-зеленым, и иногда бирюзовым. Александр всегда удивлялся тому, что цвет морской волны в разных морях разный. В южных она светлая, от бесцветно-прозрачной до ярко-голубой, в северных – темная, зеленоватая, иногда даже похожая на бутылочный. И хотя он уже знал, от чего это зависит, все равно, глядя в море, испытывал восхищение.
Выйдя на мостик, Александр смотрел на бесконечное море, в котором не было ничего, на чем можно было бы остановить взгляд, но он смотрел на него, как всегда – с каким-то волнением и даже восторгом. Штурман сказал, что впереди – усиление волнения, небольшой снежный заряд.
- Это первый этой осенью, и мы встречаем его в море, - сказал командир корабля. – Я не люблю снежные заряды на берегу – они устраивают там слякоть, сырость, а здесь они в своей стихии, как и мы с вами.
Александр не ответил, но он был совершенно согласен с ним.
Матрос-рулевой, смотревший вперед, вдруг воскликнул:
- Товарищ командир, смотрите – радуга!
Александр взглянул на приближающуюся тучу, в которой будто запутались последние лучи осеннего солнца, и увидел не очень яркую, но вполне различимую радугу. Она соединила тучу и поверхность моря и скоро исчезла, поглощенная снежным зарядом.
- Осенняя радуга – к удаче, - проговорил командир. – Первый раз вижу ее осенью.
Александр улыбнулся: такую же радугу он видел тогда, когда только познакомился с Надеждой. И вот теперь опять, снова радуга сопровождает его в походе.
... Наташа, встретив Андрея вечером, не решалась спросить его о том, что сказала ей мать. Она решила подождать, что скажет он сам. Будет ли он говорить об этом с ней?
Андрей привычно поцеловал ее в щеку, прошел в комнату. Наташа спросила, как всегда:
- Как дела?
- Начались учения, - ответил Андрей, - так что я теперь могу задерживаться на службе. Ты не волнуйся, если я приду позже. Ты ведь понимаешь, что служба есть служба.
Наташа не решалась спросить его, правда ли, что он отказался от своих детей, но она спросила его о возможном переводе:
- Андрюша, ты говорил о том, что собираешься куда-то переводиться. Почему ты хочешь уехать отсюда? Или тебя переводят без твоего согласия?
Андрея этот вопрос вдруг рассердил:
- О каком переводе ты говоришь? Я еще ничего не знаю! Еще никто мне не говорил об этом! И хватит болтать о том, что тебя не касается!
- Как это не касается? Ведь ты сам вчера спросил, поеду ли я с тобой.
В голосе Наташи послышались слезы. Андрей понял, что переборщил, он подошел к жене, обнял ее.
- Я очень устал, извини. Давай не будем об этом говорить раньше времени.
Наташа поняла, что он не собирается обсуждать с ней отказ от детей.
... Елена сказала Виталию, что ей нужно наконец обратиться в милицию по поводу утери паспорта. К тому же, чтобы получить новый, нужно сфотографироваться. Лицо уже более или менее готово к этому. Но у нее нет денег на это. Виталий обещал дать ей деньги на паспорт, когда отец получит зарплату. А у него пока их нет, ведь они с друзьями купили какие-то особенные платы для их вычислительных машин.
- Институт не может сейчас выделять столько, сколько нам нужно, поэтому мы покупаем за свои. А если у нас все получится, что мы задумали, то нам вернут их, и даже дадут премию.
Елена даже позавидовала ему: у него есть дело, на которое он тратит свои деньги и не жалеет. Но жить с таким человеком она не хотела бы, ведь он не думает о том, как обеспечить семью, а тратит деньги на что-то, что, может быть, и не принесет прибыли.
Вечером после ужина она приняла душ, и когда вышла из него – снова свежая румяная – Виталий посмотрел на нее таким взглядом, что она поняла: он снова хочет, чтобы в спальне они были вместе. И когда он пришел туда к ней, она не стала сопротивляться...
...Виталий встал, закурил, подойдя к форточке. Елена видела его силуэт на фоне окна, спросила:
- А если у нас будет ребенок?
Вопрос застал Виталия врасплох. Он думал, что Елена вполне знающая женщина, которая не допустит того, что не нужно.
- Ребенок? А почему ты заговорила об этом? Ты хочешь ребенка?
- А ты? Мы живем с тобой, как муж с женой, а ты не думал, что от этого бывают дети?
- Думал, но я предполагал, что мы пока воздержимся от детей...
- Пока?
- Лена, тебе плохо со мной? Мне с тобой хорошо, но я не готов...
- Понятно, не продолжай!
Она сама испугалась этого разговора: а если Виталий скажет, что она не нужна ему в качестве матери его детей? Куда она денется? Ей нужно сначала получить паспорт, а потом решать, как жить дальше. Если б можно было прожить две жизни: одну на черновик, а другую набело! Но она вспомнила, как Георгий Яковлевич проговорил:
-Два века не проживешь!