Два близнеца сидели на стульях у доски в классе. Урок проходил оживлённо. Дети спрашивали Киру и Мишу о том, дружат ли они, правда ли то, что они могут чувствовать настроение друг друга на расстоянии, как сильно привязаны друг к другу.
Мальчики отвечали, казалось, довольно искренне.
— Мне кажется, я чувствую какую-то связь. Но Мишка не то чтобы очень приятный человек, — сказал Кира.
Весь класс засмеялся.
— Да что ты такое говоришь? На себя посмотри, — откликнулся Миша.
Они весь урок слегка переругивались, но сильного напряжения Людмила Игоревна не заметила.
Интересно, интересно… Что же там было такое про справедливость?
Когда вопросы от учеников кончились, Людмила Игоревна решила сама спросить близнецов.
— У вас в жизни действительно все поровну? Или не совсем?
Миша кивнул:
— Да, у нас все одинаково. И родители любят тоже, кажется, одинаково.
Кира что-то пробормотал.
— Кирилл, ты хочешь что-то добавить? — спросила Людмила Игоревна.
— Не хочу, — буркнул Кирилл. — Но не всё справедливо.
— Как это не всё? Я же тебе половину денег отдаю, — вспылил Миша.
Людмила Игоревна в замешательстве уточнила:
— Какие деньги?
— Деньги от конкурса, от выступлений, — ответил Миша и осёкся.
Карина подняла руку и спросила:
— Миш, а почему вы делите деньги от выступлений? Это же ты один поешь. Или у вас договорённость какая-то?
Миша опустил голову.
— Кирилл, зачем тебе половина гонораров?
Кирилл бесцветным голосом сказал:
— Я не буду отвечать на вопросы без моего адвоката.
— Очень смешно, — улыбнулась Людмила Игоревна. — Он прав. Ребята, мы не можем заставить их отвечать на наши вопросы.
— Но нам же интересно, — послышалось из класса.
— Если мальчики не хотят говорить, то и не будут.
Но после урока Людмила Игоревна подозвала близнецов к себе:
— Спасибо вам за то, что пришли и не испугались этого своеобразного интервью.
— Да он привычный, — бросил Кира.
— Понимаю. Популярность… Я сказала на уроке, что мы вас не можем заставить говорить, и это правда. Но у меня есть свои соображения. Мне кажется, что-то происходит между вами и это очень нездорово, неправильно. Вы скрываете что-то, и мой опыт подсказывает мне, что потом это обернется всем во вред. Я ведь расспрашивала о вас в школе.
— Справки, значит, наводили?
— Можно и так сказать. Видишь ли, я поняла, что один раз вместо тебя в школу пришёл Кирилл. А ты для него разобрался с его одноклассниками. Это правда?
— Ну да, — ответил Миша.
— А ещё мне сказали, что ты так поступил не просто от желания помочь, а что за тобой какой-то должок. И все эти ваши слова про справедливость меня взбаламутили. Расскажите уж, что происходит.
Мальчики молчали.
— Это останется между нами.
Кира поджал губы:
— Я не имею права рассказывать. Если Мишка захочет, он может.
— Вы точно никому не скажете? — спросил Миша.
— Обещаю. Я никому не скажу, потому что это не мое дело. Ничего противозаконного вы не совершили, поэтому все останется как было. Однако я могу дать вам совет, если вы потом захотите.
— Хорошо, — начал Миша. — Из-за этого дурня мама потеряла руку. Он сильно поссорился с мамой несколько лет назад. Кира же такой, кажется, тихий, а как упрётся, ничего его не сдвинет. Кажется, речь была о том, чтобы не ехать на какую-то тусовку, но я точно не помню. Кира заупрямился и продолжал настаивать, что поедет, а мама волновалась за него. Тогда он просто ушёл. Хлопнул дверью, мама выбежала за ним и попала под машину.
Людмила Игоревна ахнула:
— С ней же все в порядке?
— Я бы не сказал. Но она жива. В этом смысле все в порядке. Мама потеряла руку, пришлось ампутировать. И в этом виноват Кира.
Кирилл молчал, а Миша продолжил рассказывать:
— Я тогда был вне себя. Злился на него, мы дрались.
— А почему мне никто не говорил про аварию? — спросила Людмила Игоревна.
— Про неё никто не знает. Мама очень стесняется. Я постоянно обвинял брата. Именно тогда родители нас развели по разным школам. Дома папа пожертвовал своим кабинетом. У нас разные комнаты, мы с ним почти не пересекаемся. И я его не простил. Но Кира сказал, что искупит свою вину. Перед мамой он уже никак не оправдается. Да и мама не сердится на него. А мне он отдаст мне свой голос, чтобы я его простил.
— Это как?
— А вот так. На конкурсе Кира пел, не я. Если он надевает мою одежду, все верят, что это я, а мы просто меняемся местами. Он поёт за меня, а всю славу получаю я: интервью, фанатки, популярность. Деньгами, я, правда, делюсь, отдаю ему половину, иначе совсем уж гадство какое-то получается.
— Кирилл, и ты с этим согласен? — спросила учительница.
— А что ещё делать? — вдруг взорвался Кирилл. — Как я могу быть не согласен? У меня нет прав. Я хочу, чтобы все было как прежде, хочу с Мишкой играть.
— Разве получается?
— Нет, но по крайней мере он, — Кира кивнул на Мишу, — держит слово и не орёт на меня целый день. И вон в школу за меня сходил, поставил на место эту шайку идиотов.
Людмила Игоревна пристально посмотрела на Киру и задала главный вопрос:
— Но все же ты считаешь, что это несправедливо?
— Точняк. Несправедливо же! Я всё отдаю и почти ничего в ответ не получаю. Никакого хорошего отношения. Разве я виноват, что мама тогда за мной побежала? Я, что ли, сидел за рулём той машины? Маму жаль, я сам переживаю. Конечно, я тоже виноват, но не настолько же.
И Кира заплакал. Миша смотрел на брата равнодушно:
— Раньше надо было думать.
Людмила Игоревна постучала карандашом по столу и сказала:
— С моей точки зрения, есть два варианта событий. Первый совсем печальный. Вы продолжаете так ещё какое-то время, а потом Кира не сможет дольше терпеть, эта злость в нём накопится. Она будет копиться, копиться и выплеснется наружу. И очень не хотелось бы присутствовать в этот момент рядом с Кирой. Я не знаю, что может произойти, но ничего хорошего. Второй вариант — вы останавливаетесь и всё откатываете назад. Больше не надо петь. Миша, ты скажешь, что потерял голос. Такое случается, у подростков голоса могут непоправимо сломаться. Никаких больше концертов и конкурсов. Вы живёте свою жизнь, никак не соприкасаетесь. Во многих семьях так дела и обстоят. У всех свои затаённые обиды, никто ни с кем разговаривает. Царит напускное безразличие и вялая злоба внутри.
— Оба ваши варианта грустные.
— Миша, есть и третий. Но я не знаю, справитесь ли вы.
— А что, если справимся? — дерзко сказал Миша.
— Тогда слушайте. Вы должны найти какой-то способ продолжать концерты, но при этом устроить это по-человечески. Абсолютную справедливость я вам в этом мире гарантировать не могу, я сама в это не верю. Но, может быть, Миша, ты найдёшь в себе силы простить брата. И тогда вы могли бы популярность тоже делить пополам. Кира тоже мог бы ходить на интервью. А ты вообще не умеешь петь?
— Умею, просто по-другому. Не так пронзительно, — ответил Миша.
— Может, вам вообще группу сколотить? Рассказать, что талант есть у второго брата тоже. Какая разница, как кого из вас зовут, в конечном итоге, — усмехнулась Людмила Игоревна. — В любом случае что-то надо менять, потому что картина, которую я вижу сейчас, мне очень не нравится. Пахнет отчаянием и болью. Попробуйте всё изменить.
— Попробуем, — мрачно ответил Кира.
Людмила Игоревна особенно не надеялась, что близнецы смогут договориться. Она поняла, в чем было дело и как общаются Кира с Мишей, но счастья ей это не принесло. Разгадка её не порадовала.
Она все спрашивала у мужа:
— Как думаешь, у них всё устроится?
— Даже не знаю. Я бы не справился, — отвечал Роман. — Я никого не прощаю.
Миша исправно ходил на уроки и по-прежнему МХК не интересовался. Но потом Людмила Игоревна заметила перемены в мальчике. Миша стал чаще улыбаться, а где-то через полгода подошёл к Людмиле Игоревне:
— Спасибо вам.
— Договорились всё-таки? — просияла Людмила Игоревна.
— Можно и так сказать. Мы постоянно меняемся. Группу решили не делать. Теперь по очереди в образе золотого мальчика российской эстрады. В кино с Кирой сегодня пойдём на боевик.
— Звучит обнадёживающе, — ответила Людмила Игоревна и улыбнулась.