Найти тему

Эх, Париж, Париж. Когда вокруг море соблазнов. От частного случая психического повреждения М. к общему философскому вопросу.

Среди потребителей веществ встречаются люди с высшим образованием. Причем натуры тонкие и возвышенные. Даже поэты бывают. Сразу после токсикологии к нам привезли в пятое (наркологическое) отделение уникального пациента. Он поэт и писатель, и философ, и еще Бог знает кто. Несколько лет прожил в Европе в т.н. "коммуне" - это когда все общее, бесплатное, когда "маргиналы усих стран гоп до кучи" (не путать с марксистско-ленинским "пролетарии всех стран соединяйтесь".

Два года он прожил в такой коммуне в Париже. Потом вернулся в Россию слегка расстроенным психически. Сработал закон, о котором в свое время предупреждал европейский психиатр Карл Юнг о том, что психика человека не может долго без вреда переносить полную свободу от запретов - проще говоря, раз-врат. Причем ра-зврат изощренный, многообразный и разноязыкий, как в случае с Михаилом. В общем, в коммуне этой он читал Маркса, Гете, Достоевского, размышлял с друзьями по "палатам" о высокой любви, при этом совокуплялся в открытую с представителями и представительницами самых разных народов, пил, курил, не только обычные сигареты. Баловался веществами, которые заряжают в шприц. В общем, жил в коммуне той, как все. Что-то вроде притона хиппи, получается. И уварился в этом котле настолько, что стал видеть танцующих ангелочков на кончике инъекционной иглы. Стал считать их, думая посостязаться с древними учеными-схоластами, но они не считались. Как только он доходил в подсчете до ста, как они вспархивали и улетали. Потом снова собирались на кончике иглы и начинали танцевать. Примерно в таком растерзанном душевно состоянии он и вернулся в Россию. Родители пытались лечить его частным образом. Связались с известным психотерапевтом, профессором. После курса сеансов гипноза и психотерапевтических бесед Михаил, наконец, вернулся в себя и больше никаких ангелов на кончиках иглы не видел. Устроился работать. Прошел курсы программистов и начал зарабатывать с помощью интернета.

Однако же та вольная безграничная жизнь оставила в нем сильнейший след. В этом плане с Юнгом не поспоришь. Невозможно без последствий для психики выдержать такую жизнь. Сорвался Михаил, стали его мучать чудовищные сны с такими сюжетами, от которых кровь в жилах стынет. Хотелось сбежать, раствориться, сгинуть, пропасть без следа. Тут еще сказалось, что там в Европе в коммуне он притуплял раз-врат с помощью веществ, а тут оказался (по его собственному живописному признанию, как "одетый на ну...стском пляже") - стыдно, нелепо, противно. Все ходят без комплексов, а он как человек в футляре. Веществ не достать. Только алкоголь под боком. Наш, что называется, отечественный. А у Михаила психика уже заточена под другое. После недельной пьянки у коммунара крышу сорвало основательно. Патрульный наряд был вызван ночью на территорию храма. Позвонил церковный сторож, который заметил ночью у бочки, в которой сжигают после церковных треб записочки от прихожан, метущуюся фигуру. Пошел разбираться, а там увидел Михаила в одних трусах. Михаил запалил в бочке свою одежду, прыгал, как язычник, и кричал, что на его одежде полно бесов, что он предает их священному огню, иными словами, нес околесицу, смотрел не на сторожа, а мимо сторожа, сквозь него. Очевидно, что ничего, кроме тех чертей, которых решил сжечь почему-то в бочке за церковью, не видел.

Михаила доставили к нам ночью из УВД, когда там убедились, что человек находится в острой невменяемой фазе. Сразу "зафиксировали" с помощью простыней, сделали укол успокоительного.

В себя он пришел только на третий день. Лечащий врач к тому времени успел пообщаться с его родителями, выяснил детали его жизни. После чего стало понятно основное - расстройство произошло на почве злоупотреблений всех видов личных свобод. И. Сирин называл такие свободы невежественными и грубыми, ведущими к произволу и рабству. Но это уже из области психологии и духовной литературы. Психиатра же интересовало, почему Михаила потянуло именно к церкви и именно к той бочке, где сжигают записки, в том числе, видимо, и с перечислением неких грехов. Тут была и мистика, и вполне логичное объяснение. Скорее всего, "ангелы", танцующие на кончике инъекционной иглы в коммуне, были предвестниками глубочайшего повреждения психики человека с русской душой, у которой, по словам ФМД, "широта с излишком" бывает. Широк человек, слишком даже широк, я бы его сузил. Вот эта широта и вошла в столкновение с внешними т.н. свободами, то есть с раз-вратом. Реакция оказалась вполне религиозной, наверное, православной даже, так как выяснилось, что предки Михаила были людьми набожными, были в роду священники. Что это? Родовая память? Наследственность? Однозначного ответа никто дать не сможет. Кроме, наверное, самого Михаила, которого смогли за три недели стационара привести в нормальное состояние. Человек-то не глупый. Иное дело, как бы ему в этой нормальности устоять. Трудно будет. Факт. Но кто сказал, что будет легко?

Вот такая коротенькая, но многозначительная и поучительная история вышла с поэтом, философом, программистом. Ох, уж эта Европа, скажете вы? Думаю, что Европа тут не при чем. Внешняя свобода благо, если ей правильно пользоваться. А может ли всякий человек пользоваться внешними свободами во благо? Вопрос. Я бы сказал - основной вопрос бытия. Иногда такая свобода, по И. Сирину, прямо оборачивается рабством какой--нибудь мании. Однако, это вовсе не повод во всем обвинять свободу. Она (свобода) есть благо. Другое дело - человек. И то, как он этой свободой воспользуется.

А вы, друзья, как думаете? Способен ли наш человек не потонуть в раз-врате и веществах, и пьянстве, если ему предоставить полную внешнюю свободу? Не превратимся ли мы отчасти в зверей?

Вопрос не столько психиатрический, сколько философский.