«Песенка о солдатских сапогах» (1957).
Я её разбирал тут. Получилось – об изменах женщин ушедшим на фронт мужьям.
А что у Финкеля?
«Начнем с названия: «Песенка о солдатских сапогах» <…> Приведу фрагмент из статьи «Обувь в Красной Армии 1940–1945 гг.»:
«В начале войны советские солдатыносили на ногах упрощенную и облегченную обувь — ботинки с обмотками. Военнослужащие использовали трофейную и подходящую гражданскую обувь. Пытались при любом удобном случае обзавестись хорошими сапогами. В итоге единственным незыблемым принципом остался только приоритет на выдачу сапог для офицеров. Остальные военнослужащие могли иметь разношерстную обувь в течении всей войны».
Отсюда следует, что солдатских сапог в Красной Армии, да еще в самом начале войны, попросту, не было!» (https://nkontinent.com/tragicheskaya-sharada-bulata-okujavy/).
Теперь читаем статью с тем же названием сами (увеличенным шрифтом я обозначу куски текста, правильно процитированные Финкелем):
«…порядок выдачи её личному составу. В очень упрощенном виде все их можно свести в такой список:
1)Сапоги яловые или кирзовые выдаются автобронетанковым войскам, ВВС, парашютистам и конным артиллеристам. А также всем офицерам.
2) Сапоги кирзовые или ботинки яловые с обмотками всем остальным родам войск.
Но дефицит материалов в целом и обуви в частности, а также не всегда своевременное снабжение войск вносили свои корректировки в эти правила. Военнослужащие использовали трофейную и подходящую гражданскую обувь. Пытались при любом удобном случае обзавестись хорошими сапогами. Носили обувь поставленную по программе «Ленд Лиз». В итоге единственным незыблемым принципом остался только приоритет на выдачу сапог для офицеров. Остальные военнослужащие могли иметь разношерстную обувь в течении всей войны. Однако подавляющая масса военнослужащих всё же была снабжена положенным именно им типом обуви.» (https://broneboy.ru/%D1%83%D0%BD%D0%B8%D1%84%D0%BE%D1%80%D0%BC%D0%B0-%D0%B8-%D1%81%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%8F%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5-%D1%80%D0%BA%D0%BA%D0%B0/%D0%BE%D0%B1%D1%83%D0%B2%D1%8C-%D1%80%D0%BA%D0%BA%D0%B0/).
То есть в итоге Финкель просто врёт. Ещё большим шрифтом я выделил слова, это подтверждающие. То есть могли уходящие на фронт солдаты быть обуты в сапоги.
Вот, какие картинки выдаёт поисковик на запрос: «фото уходящих на фронт 1941 года»:
Далее Финкель пишет вытекающее из первоначального вранья следствие:
«Стало быть «Песенка о солдатских сапогах», да еще в начале войны, это песенка о немецких сапогах!».
Интересно, когда он это писал, ему было стыдно или нет?
Мне в подобном случае было стыдно. – В страшные 90-е я устроился на работу конструктором в филиал АН Украины с окладом, втрое превышавшем оклад на прежнем месте работы. Но быстро понял, что это…Слова не подберу… Шайка воров. Мы делали вид, что разрабатываем новый вид батареек, а на самом деле это были старые, документацию на которые купили в Питере. А одна, самостийная, не должна была работать в принципе, что я установил, понёсши её на спасательную станцию пляжа «Дельфин» (дело было в Одессе). – Я перечерчивал купленные чертежи и чертил собственные и злость на самого себя (что не увольняюсь) изливал тем, что особенно чётко исполнял чёртёжные правила. Но, когда пришлось подписывать фальшивый протокол положительных испытаний первой батарейки, я аж в животе что-то чувствовал мерзкое. Еле себя заставил.
И Финкель пишет, предварительно процитировав, как абсолютно все немецкие солдаты были обуты в сапоги:
«Вы слышите: грохочут сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки?
Вы поняли, куда они глядят?
Совершенно понятно теперь, что речь идет о наступающих немецких войсках («грохочут «немецкие» сапоги»). Перед ними по всему фронту «птицы ошалелые летят». А еще подальше стоит женщина, понимай, «женщины». Между фронтом наступающих немцев и женщиной(нами) никаких советских войск нет. То есть мобилизация еще не объявлена, а, стало быть, речь идет о самом начале войны. Что может чувствовать в этих условиях незащищенная женщина? — Ужас, страх перед будущим, зыбкость и ненадежность существования. Окуджава спрашивает: «Вы поняли, куда они глядят?». Ответить на этот вопрос затруднительно, но думается, что они со страхом смотрят в сторону наступающих фашистов. Некоторые, пережившие и осознавшие кровавость сталинского режима (репрессии 1937 года, голодомор, коллективизацию, издевательства над кулаками и деревней в целом), возможно, надеются на «добреньких» немцев».
Неправда тут и то, что «мобилизация еще не объявлена».
На самом деле она была объявлена Указом «Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 года» (https://aif.ru/society/history/tyazhelo_strashno_no_nado_istoriya_mobilizacii_1941_goda) в 14 военных округах.
Если честно, дочитав до этого места, я решил писать эту статью, притворяясь, что пишу параллельно со чтением, как я это частенько делаю. И мне противно читать такую лабуду дальше. Разве что оправдать себя любопытством, что там ещё можно мерзопакостного наворотить?
«Вы слышите: грохочет барабан?
Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней…
Уходит взвод в туман-туман-туман…
А прошлое ясней-ясней-ясней.
«Грохочет барабан» — вы помните «Красный барабанщик»? — означает, что объявлена мобилизация и между женщиной и наступающими немцами появился взвод, т.е. советские войска. Взвод этот идет навстречу врагу, но ждет его «туман-туман-туман…». Что касается прошлого, которое «ясней-ясней-ясней.», то, возможно, это мысли ушедших солдат и, зачастую, таящаяся, гнездящаяся в них ревность, но вполне вероятно, это мысли женщин. С одной стороны, это могут быть обиды на ту же ревность, а не исключено и греховные мысли о долгожданной свободе от ушедшего на фронт мужа… А между тем, захваченная врагом территория растет».
Идигот! - хочется сказать по-папановски. «Туман» – это вероятность смерти, а «ясней» – как ценила мужа до войны.
«А где же наше мужество, солдат,
когда мы возвращаемся назад?
Его, наверно, женщины крадут
и, как птенца, за пазуху кладут.
.
А где же наши женщины, дружок,
когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
но в нашем доме пахнет воровством.
.
А мы рукой на прошлое: вранье!
А мы с надеждой в будущее: свет!
Этот блок является главным в стихотворении и в центре его — Женщина, но в разных ипостасях. Первые две строки означают, что взвод (советские войска) движутся от фронта к дому: «мы возвращаемся назад». Но это не окончание войны, а процесс отступления. И это будет очевидно в следующем блоке. Окуджава иронизирует: «А где же наше мужество, солдат,/ Его, наверно, женщины крадут/и, как птенца, за пазуху кладут.». Поскольку отступление началось не сегодня и не вчера, оно не добавляет уважения к солдатам со стороны женщин! И может, частично, объясняет произошедшее дальше».
Да нет же! Это возвращение на время краткосрочного отпуска, репетиции возвращения после победы.
«А дальше следует апогей, вызывавший негодование ханжей и лицемеров всех мастей и рангов, и идеологов, в мундирах и без:
А где же наши женщины, дружок,
когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
но в нашем доме пахнет воровством.
В чем, собственно, дело? Есть семьи, в которых верность является законом, но есть и другие, в которых она не соблюдается. Да, это не хорошо, да, это, конечно же, безнравственно, да, это грубое нарушение морали. Но это существует даже в мирное время. Безусловно, степень безнравственности измены растет в немереные разы в годы войны, когда муж рискует жизнью, находясь на фронте. Измену в военное время, конечно же, нельзя простить, но можно понять. Ведь рухнул мир, обвалились небеса, светопреставление наяву… Человек холодеет от страха… Забыться бы на день, хотя бы на час… Окуджава ничего не придумал — он просто отразил реальность в поэтической форме».
Ерунда! Это образ империи Лжи, как её позже назвал Рейган. Построили-то не социализм (с отмирающим государством и соответствующе развивающимся взамен местным самоуправлением), а лжесоциализм.
«А мы рукой на прошлое: вранье!
А мы с надеждой в будущее: свет!
то, что может сказать вернувшийся солдат? Ведь он не вернулся с войны победителем! Нет! Он, пока что битый, забежал домой, отпросившись у командира отступающего и потрепанного в боях взвода. Забежал на считанные минуты повидаться… Более того, он должен был отступать и дальше, бросая жену, детей и родной дом…Он говорил пустые, успокаивающие, в первую очередь, его самого, слова. Боюсь, что говорил он их, не понимая глаз… «.
Опять плохо. Это стыд за трусливую мирную жизнь в социальной лжи, а не семейной в разлуке. Настоящие художественные произведения пишутся всегда о своём времени.
«Между тем, вторая-четвертая строчки говорят о том, что война продолжается: «а по пятам война грохочет вслед./И снова переулком — сапоги,/и птицы ошалелые летят», немецкие войска наступают по пятам советских войск и линия фронта уже совсем рядом.
А вот и последняя, завершающая, коронная фраза Окуджавы: «и женщины глядят из-под руки…/В затылки наши круглые глядят.». Заметьте, когда взвод шел навстречу врагу, была фраза «и женщины глядят из-под руки?», но второй части этой фразы не было — была надежда! Сейчас, когда взвод (понимай, войска) отступают, они бросают своих женщин и детей на произвол судьбы! В спину им летят беззвучные крики боли, страха и негодования и, конечно же, проклятия! Но все это про себя — услышь отступающие — могут и застрелить. Женщины молчат, но… глядят, и глядят не совсем обычно: «В затылки наши круглые глядят».
Возникает важный вопрос: что значит «круглые»? Ответ грустен и прост: полные идиоты, полные дураки, полные кретины! Почему полные? Да потому, что один из синонимов слова круглый — это «полный, совершенный»! Что вы творите? Вы угоняете весь колхозный скот на восток, а родных, любимых людей бросаете? Подлецы вы! Трусы вы!».
А ты кто, Финкель? – Затылки круглые, потому что при мобилизации солдат стригли наголо.
Кто такой Виктор Финкель? – Это учёный, профессор, специалист по физике твёрдого тела, в начале 90-х эмигрировал в США и стал… как назвать? Политическим вруном.
Единственно полезные слова его такие:
«Облик милой песенки, и подлинный замысел и подтекст — трагическая шарада Окуджавы — это день и ночь!».
В нашем случае «подтекст» – грусть о лживости лжесоциализма.
В свете самого последнего моего (см. тут) разбора его песен получается, что я не могу «подтекст» переназвать подсознательным идеалом настоящего социализма (с вырождающимся в самоуправление государством). Окуджава был против не только лже-, но и настоящего социализма. То есть у него замысел сознания: сказать «фэ» социализму вообще. – Жаль. Тогда это прикладное искусство, второсортное как по мне, эстетическому экстремисту.
Или не надо так круто, а? Ведь и правые шестидесятники (которые за возврат к капитализму) вряд ли были политэкономами, и этот капитализм для них был – чтоб долго не задумываться – «социализмом с человеческим лицом» или просто чем-то аморфно другим, чем советский социализм.
И тогда можно вернуть Окуджаве первосортность? А нас, левых шестидесятников, обожавших его, можно не осуждать, мы-то «аморфно другое» подсознаниями нашими «понимали» это за настоящий социализм (с отмирающим центральным государством).
Наверно, так надо судить.
А Окуджава первосортность утерял по мере осознавания, что именно капитализм, вот-вот наступающий, он хочет. Но не в 1957-м.
Вот, что он написал в год своей смерти.
Через два поколения выйдут на свет
люди, которых сегодня нет.
.
Им будут странными страхи мои,
искаженный овал моего лица.
Ниточка неразделенной любви
вонзится пулею в их сердца.
Им будет робость моя чужда,
они раскованней будут и злей...
Зависть, ненависть и вражда
взойдут над просторами их полей.
1997
Здесь нет ничего скрытого, недопонятно, чем отличается произведение, рождённое подсознательным идеалом, бессловесным и сознанию не данным. Он честно признаётся в том, что мне, как я выше написал, открылось: что он притворялся левым шестидесятником, во всяком случае позволял в движении КСП (клубы самодеятельной песни) считать себя знаменем левых, против правых с Галичем на знамени. И осознаваемым идеалом будущих, пророчит он, будет вседозволенность – сатанизм. Что мы и наблюдаем воочию 17 лет спустя на Западе.
20 января 2024 г.
