Иконописец и реставратор Анна Луцай — о работе, религии и вдохновении
Наш собеседник — удивительная девушка, посвятившая свою жизнь древнему искусству. Будучи начинающим художником, она прикоснулась к удивительному миру иконописи и осталась в нём навсегда. Может ли реставратор вносить изменения в икону? Что значит религия для иконописца? Есть ли в этой работе мистическая составляющая? Об этом — в нашем материале.
— Как вы решили стать реставратором и иконописцем?
— Я родилась в Орловской области, Ливенском районе, в далекой деревеньке за 550 километров отсюда, в достаточно простой семье. Мама — учитель русского языка и литературы, а папа —рабочий. Ясного представления, что я стану реставратором и иконописцем, у меня, конечно, не было. Первое учебное заведение — художественная школа— дорога к которой из-за расстояния доставляла много хлопот. Родители помогали мне во всём, папа ждал каждый учебный день по часу в машине.
Я не очень талантливый человек и легко мне никогда ничего не давалось, но благодаря усердию и труду к 14 годам у меня появились первые успехи. Очень приглянулся АХПК им. В. М. Васнецова, который находится в Хотькове. С первого посещения этого учреждения я жила только одним желанием — стать художником. После завершения колледжа я поступила в Академию художеств им. Репина, которая находится в Санкт-Петербурге. Я ходила в храм, и понимала, что хочу развиваться шире и глубже. Как-то во время визита в Русский музей увидела Икону Божьей Матери, которая меня так поразила, что после встречи с ней все вопросы о дальнейшем развитии в профессии отпали. В этом решении близкие и преподаватели меня не поддержали. Но я очень остро чувствовала, что это моё, и что я иду правильным путём.
— Ваши близкие сейчас согласны, что вы сделали правильный выбор?
— Постепенно родители приняли его. Они видят, что я счастливый человек, что у меня горят глаза, когда я занимаюсь своим любимым делом. Мне кажется, они поняли, что у меня есть определённый запрос на профессию, в которой должен быть смысл. Не в заработке больших денег или решении личных вопросов, а другой, более глубокий.
— Как вы считаете, работать с иконами может только верующий человек?
— Все, кто трудятся сейчас реставраторами, иконописцами, — это люди, которые прошли достаточно большой путь как художника, так и христианина. В их жизнях в определённый момент появился Бог. Если человек пока не участвовал в таинствах церкви, то ему будет сложно этим заниматься, потому что на самом деле красивый тонкий образ, который написан с молитвой, он виден и чувствуется.
— Насколько сильно религиозное чувство влияет на вашу работу?
Для того чтобы работать над иконой, нужно много сил: физических, творческих, духовных. Я понимаю, что если происходят какие-то события, которые меня смущают, то следует обратиться к молитве: только тогда я смогу работать с иконой, иначе работа не пойдёт. В этом есть некая духовная составляющая, без которой иконы не может быть.
— Как проходит процесс реставрации?
— Перед тем, как восстановить образ, нужно провести большую работу. Она длится год, иногда более. Есть механический процесс: где-то что-то очистить, убрать гвозди, восстановить поверхность. Но вместе с этим происходят и химические процессы. Если их не знать, в критическом случае можно уничтожить красочный слой. Мы не дописываем икону, а лишь осуществляем процесс тонировок, восстанавливаем целостное восприятие древнего образа, не искажая его. Благодаря моему куратору, преподавателю по реставрации отцу Ермогену (Дмитрию Сырову), у меня стала проявляться любовь к этому занятию. Это очень интересный и умный человек, который в свое время много трудился в музеях, в частности в Абрамцеве. Он прошел путь художника-реставратора, а сейчас помогает всем нам, молодым и зелёным, расти, постигать тонкости и восстанавливать древние иконы.
— А что насчёт икон, которые вы пишете самостоятельно, откуда черпаете вдохновение?
— Я любуюсь древними иконами, часто посещаю музеи. Если куда-то еду, то стараюсь узнать,где в этом городе экспозиции с иконами. Люблю византийскую икону, меня вдохновляет итальянская живопись, но больше всего дороги наши, русские иконы. Особенно вдохновляют работы Феофана Грека, обладающие особым мастерством и силой. В них, как будто, вместе соединились русская и византийская традиции.
— Как вас находят заказчики?
— Сейчас это больше сарафанное радио: люди, которым я прежде писала иконы, могут меня порекомендовать. Бывает, люди узнают, чем я занимаюсь, им может понравиться, и тогда они ко мне обращаются.
— Есть ли у вас самая любимая работа или наиболее запомнившаяся?
— Работая над иконой, очень серьёзно погружаешься в детали, в молитву, в работу над образом. Чувствуешь, что в этой иконе есть часть тебя. Конечно, среди работ есть особенно запомнившиеся. Например, Икона Спаса Нерукотворного, которую я писала в частную коллекцию одному русскому кинорежиссёру и продюсеру. Сейчас я работаю над иконостасом, и здесь уже происходит более сложный процесс — создание ряда, чтобы живопись звучала не в одной иконе, а в пяти. Это захватило всё моё внимания. Не могу выделить любимую икону, для меня это та, над которой я тружусь сейчас.
— В вашей работе присутствует мистика?
— Я чувствую больше некий трепет, сакральность, тайну, историю, которая приходит вместе с иконой. Миссия реставратора заключается в том, чтобы икона как можно дольше прожила после реставрации. В этом заключается и сложность, и ответственность одновременно.
У меня был опыт работы с иконой конца XVI века с образом Святителя Николая Чудотворца. Потрясающая икона, очень красивая и древняя. Когда я её увидела, удивилась, насколько образ, что называется, намоленный. Я чувствовала, что через эту икону многие люди обращались к святому. Когда работаешь с древними иконами, всегда помнишь и о том времени. Соприкасаясь с ним, чаще благодаришь Бога за то, что можешь хоть немного помочь иконе не разрушиться и сохранить её для следующих поколений, чтобы наши потомки могли её увидеть, обратиться к святому и удивиться.
Владимир Бензик
