Когда в семье появился Лёшенька, Ника поначалу даже не задумывалась о пользе или вреде прививок, и поставила нужные сразу после рождения ребёнка, как было завещано врачами. Потом, после выписки, ещё было несколько, пока не случилось то, что заставило её обратить внимание на этот вопрос.
Когда Лёшеньке было четыре месяца, они вместе с мужем отправились на очередную порцию «счастья» с иглой, и вернулись домой испуганными и нервными. Поначалу было всё, как обычно: в процедурном кабинете медсестра набрала в шприц лекарство и поставила плачущему ребёнку. Крик разорвал тишину и был таким сильным и долгим, что становилось не по себе.
Лекарство закончилось, а вот крик всё продолжался. Лёшенька покраснел, посинел, закатил глаза, не переставая кричать, и молодая мама застыла в ужасе на, не зная, что делать. Она испуганно переводила взгляд с ребёнка на мужа и медсестру, а потом сын замолк и не подавал признаков жизни.
И тут уже недетский крик послышался из кабинета, а потом ноги Ники подкосились, намереваясь уронить хозяйку на пол, но муж вовремя успел подхватить её, а молоденькая медсестра стояла с округлившимися от ужаса глазами, не понимая, кого следует спасать. Она всё же похлопала ребёнка по лицу, прислушиваясь к его дыханию, и поняла, что жив.
- Жив, жив, успокойтесь, - повернулась к матери, приходившей в себя, и подала мальчика, который уже открыл глаза и выглядел обычно.
И тогда Ника узнала, что это был аффективно-респираторный синдром – эпизодические кратковременные остановки дыхания у детей, развивающиеся при интенсивном эмоциональном возбуждении. Приступы апноэ появляются на пике плача, сильной боли, испуга после удара, падения. Аффект внезапно прекращается, ребенок не может вдохнуть, замолкает, синеет или бледнеет, тонус мышц падает. Иногда возникают судороги, обмороки.
Причина тому была не в прививке, а в боли, но Ника боялась повторения. Их направили на обследование, чтобы посмотреть, как обморок повлиял на головной мозг. Осмотр невролога, ЭЭГ, кардиолога не выявили никаких патологий, и ребёнок вёл себя, как обычно, но внутри матери уже зародилась какая-то боязнь. Она постоянно прислушивалась к его дыханию, смотрела и боялась повторения, а потому отказалась от прививок и прочего вмешательства хотя бы на ближайшее время.
Они посещали процедуры и невролога и, кажется, опасность миновала.
Это снова повторилось спустя полгода, когда Лёшенька научился ходить и упал. Плач снова разнёсся по площадке. Ника оказалась перед ним на коленях, принимаясь дуть в лицо. Так её учили. Следовало или брызнуть в лицо водой, которой под рукой не было, либо подуть или похлопать по щекам. Внимание ребёнка должно было переключиться на мать. Это могло сработать, но не сработало.
И вновь Лёшенка покраснел, посинел и закатил глаза, показывая белки, вытягиваясь в струну, а потом обмяк, а Ника испуганно звала сына по имени, тормоша его, потому что это было очень страшно. А зеваки смотрели испуганно, не зная, что делать.
Он довольно быстро пришёл в себя. Щёки принимались наливаться краской после побледнения. Будто выходил из сна, и снова занимался привычными делами. Повторное обследование ничего не выявило.
- Так бывает, - говорили врачи. - Вы просто попали в 5% детей, с которыми случается подобное. Нужно просто перетерпеть и пытаться контролировать его эмоции, со временем пройдёт.
- Когда? – задавала она вопрос неврологу.
- Обычная практика до трёх лет.
И Ника собралась на ближайшие два года, за которые её ждали гипотетические повторения. Она смотрела на ребёнка со страхом, отчего он и сам начинал бояться своего плача, и, когда научился говорить, кричал.
- Мамочка, я не могу остановиться!
А она успокаивала своего подрастающего мальчика и продолжала ждать, что скоро всё закончится.
Он словно умирал на её руках раз за разом, и это повторялось снова и снова. Она боялась всего: падения, случайной боли, разочарования от неудавшейся попытки и не понимала: для чего ей дано подобное испытание. Ведь каждая несущественная мелочь способна была привести к потере сознания.
Не смертельно, говорили врачи, и были правы. Но страхи поселились под кожей и заставляли бояться.
И вот однажды, когда в очередной раз ребёнок не смог справиться с синдромом, они легли на обследование. Нике казалось, что в её жизни происходит что-то ужасное, страшное, что они не заслуживают этого. Но то, что она увидела на четвёртом этаже детского неврологического отделения, изменило её отношение к реальности.
Здесь были другие дети. И смотря на них Ника плакала внутри себя, она чувствовала, как поднимаются волосы на голове каждый раз, как один из мальчиков внезапно вскрикивал. Он не контролировал себя, его беспричинные подёргивания и выкрики пугали людей. Ника видела, как его маме неловко, когда, играя с её ребёнком, другие дети в ужасе шарахаются каждый раз, когда мальчик вскрикивает. Но что она могла сделать с недугом? Лишь только быть рядом.
В ту ночь Ника не спала. Она смотрела на своего ребёнка и тихо плакала. Раньше ей казалось, что боль поселилась в её семье, теперь же она осознала: то, что происходит у них имеет хотя бы надежду на исцеление.
Ника поняла, если они не покинут больницу, лечиться придётся от другого. Даже её взрослая психика не справлялась. И она попросилась на выписку.
И вот Лёшенька шагнул за порог трёхлетнего возраста, а Ника была настороже. Она продолжала ждать и набирала побольше воздуха в лёгкие, если ребёнок начинал плакать. Это зачастую помогало. Не всегда, но чаще выручало.
Всё проходит. Врачи оказались правы. Лёшенька перерос и научился справляться со своими эмоциями. Но того мальчика из больницы Ника помнит даже спустя десять лет. Такое не перерасти, и родители, которые до последнего держат за руку своих детей, любят их не за какие-то заслуги, а просто за то, что они есть, достойны самой высокой награды.