Книга была новая, праздничная, напечатанная на хорошей бумаге. Она шелестела таинственной сказкой, которую я читал дочери Эвелине.
Здравствуйте, милая тётушка! Прости, что очень долго не писала. Сначала я просто не хотела жить, а потом закрутилась в заботах. Ты знаешь, наверное, что мой принц меня предал, выгнал, нашёл другую любимую. Я плохо помню, что было после этого, я жила как в бреду. Однажды я решила утопиться. Да, не смейся, эта нелепая мысль пришла мне в голову. И в воде я нашла своего нынешнего мужа. Он бывший пират, кок, человек, который готовил еду на корабле для матросов. В тот день его списали на берег, он напился и тоже, представляешь, решил утонуть. Но заснул, не успев захлебнуться водой из нашего солёного моря. Так и плавал, похрапывая, пока не приплыл ко мне. Наверное, это моя судьба — вытаскивать из воды человека, чтобы потом полюбить. Он инвалид. У него нет половины ноги и одного глаза. Зато у него есть удивительный попугай! Мы поженились и открыли таверну на берегу моря, рядом с теми самыми красивыми красными храмами, откуда доносятся песни, которые ты когда-то любила слушать. На жизнь нам хватает. Мой муж, конечно, не принц. Он невоспитанный, грубый, бьёт меня иногда. Но я верю, что он меня любит и никогда не предаст. Я тоже люблю его. А вот детей, к сожалению, у нас не было очень долго.
Совсем недавно мой бывший принц приходил ко мне. Плакал, говорил, что никогда и никого так не любил, как меня. Что его обманули, наговорили про меня всякие гадости. Что он расстался со всеми своими жёнами и хочет вернуться ко мне. Конечно, я не поверила. А мой муж обозвал его "чахоточным осьминогом" и жестоко избил. Некоторое время мы боялись, что нас будут преследовать, что король не простит позора своего сына. Но обошлось.
Глядя на своего бывшего принца, жалкого, окровавленного, умоляющего его не бить, я поняла, что люблю его до сих пор. Но потом мне стало ясно, что эта любовь закончилась — здесь и сейчас, что я не хочу его знать, что я опять хочу жить! Жить со своим мужем! В ночь после этого случая я забеременела. Старая Анна, соседка, говорит, что у меня будет дочь. Поэтому я и пишу тебе, тётушка. Я очень боюсь, что малышка будет похожа на меня. И что о ней некому будет позаботиться. Ведь мне не удастся стать прежней, слишком много прошло времени, поздно уже для любого колдовства. Я писала отцу и сестрицам, но они молчат. Наверное, до сих пор обижаются на меня.
Как чувствуют себя твои плавники? Надеюсь, их не ломает от радикулита? Мои ноги по-прежнему болят. Чем тяжелей становится мой живот, тем больше боли, даже когда не ходишь. Зато я могу разговаривать. Муж купил мне специальный аппарат, он говорит за меня моими мыслями.
Общаешься ли ты до сих пор с дедом и бабой? Как они поживают? Если бы у нас с мужем была телега, я бы обязательно съездила их проведать.
Пиши! Любящая тебя, Русалочка.
— Николай! Вы опять читаете этот бред? Нашли великую русскую сказочницу! Немедленно на боковую!
Жена кипела от негодования. А нам с дочкой сказки этой писательницы очень нравились.
— Мамочка! — заканючила Эвелина. — Мы ещё немножечко почитаем, и спать!
И мы затихли в ожидании грома и молнии. Но их не последовало. Тяжёлые шаги жены удалились в сторону входной двери. Хлопнула дверь.
— Полундру пошла кормить! — прошептала дочь (Полундра — это тёщина кошка). — Давай, читай дальше.
Здравствуй, Русалочка! Очень меня обрадовало твоё письмо и новые обстоятельства твоей жизни. И хвост, и плавники мои болят перед каждым штормом, но я креплюсь. Пью горькие водоросли, это помогает от радикулита. Баба и дед живут мирно. Только иногда баба, объевшись белены, бьёт деда коромыслом. Домик у них по-прежнему старенький, а корыто — треснутое. Они ничего не хотят менять. Я их иногда подкармливаю, подбрасываю деду рыбу в невод.
Мои глаза уже плохо видят. Поэтому, извини, что письмо короткое. Твои новые обстоятельства очень меня обрадовали. Нет ничего важнее икринок для обитателей моря. Не волнуйся, если девочка родится русалкой, я о ней позабочусь.
Любящая тебя, Золотая Рыбка, твоя тётушка.
Последние слова дочитывали уже на возвращающиеся шаги жены.
— Опять?! — спросила она сердито.
— Спокойной ночи, доченька, — торопливо проговорил я.
— Спокойной-ночи-сладких-снов! — скороговоркой прошептала Эвелина.
Укрыл дочь одеялом, поцеловал в лобик, погладил тонкие волосики.
— Завтра дочитаем…
Потом напустился на жену:
— Ты чего на ребёнка психуешь? Хорошая книжка!
— Так спать давно пора, — удивилась жена. — Ночи холодные. Ты греть меня собираешься?
А вот шутить в ответ нельзя. Совсем! А то точно гром и молния будет.
— Только не в моём доме! — из противоположной комнаты нашей бревенчатой постройки послышался голос тёщи.
И ветхий диванчик мы застилали уже под её громкое ворчание.
— У самих дочь взрослая, а всё никак не успокоятся! Варвары!
— Ты — мой варвар! — нежным шёпотом сказала жена.
— А ты — моя Вар-вар-ра! — тихо ответил я ей.
— Мебель ломают, а пользы от них никакой! — продолжала ворчать тёща.
Тут даже жена не выдержала.
— Мама! — закричала она. — Коля же починил этот трухлявый диван!
— Починил?! — возмутилась невидимая тёща. — Да нормальный мужик выкинул бы его и купил новый. И забор бы ещё покрасил!
Тёща, вообще, у меня сносная, терпеть можно. Это по вечерам на неё находит. Жена считает, что это потому, что наш приезд лишает её личной жизни.
— Варь, надо, в самом деле, новый диван купить, — тихо сказал я. — Давно предлагал.
— Ещё чего, — ответила жена. — Сначала этот доломать надо. А почему ты забор не покрасил?
— Немного покрасил, — ответил я. — Но у меня только две руки и дочь. Помогла бы нам завтра.
— Ещё чего! — вновь сказала жена. — Я к маме отдыхать приехала. Хватит болтать! Холодно! Ложимся спать уже. Я — под стенку.
Конечно. Понимаю. Там ковёр и тепло от печки. С одной стороны. А с другой стороны — тепло от меня. Только предлог это всё, в это время года совсем не холодно…
А вот прекрасней раннего утра в деревне нет ничего на свете. Уже не темно, но солнышко встанет ещё не скоро. Тишина. Лёгкий незаметный ветерок. И атмосфера! Яростный запах природы, жизни, лета! Тепло. В рубашке необходимости нет. Шелест травы под босыми ногами, мелкие камушки, скрип крыльца… Два зелёных умоляющих кошачьих глаза уставились на меня — пусти, мол, в дом.
— Нельзя, Полундра! — отвечаю я. — Тёща будет ругаться.
Не слушает. Трётся о мою ногу, мурчит. Громко-то как! Того и гляди — муравьёв разбудит. Они, заразы, опять под крыльцом хоромы свои воздвигли. Опять им надо кипятком контрастный душ устраивать.
— Стой здесь! — командую кошке. — Сейчас принесу твою кашу.
Это я так кошачий корм называю. Не-ет, если уж мы приехали, то кошка у нас абы чем не питается. На всякий случай заглядываю в комнаты. Жена раскинула руки на весь наш диван. Сопит тихонько. Вар-вар-рочка моя! Любимая! Спи!
А дочь? Вот это номер. Исчезла! И постель холодная уже. Бегу в "предбанник", который между крыльцом и собственно домом. Ага, удочек в углу нет! На рыбалку ушла, неугомонная. Сам виноват, научил на свою голову. Впрочем, это и хорошо. Вдруг улов будет! От жареной плотвички в сметане я бы не отказался.
В одну миску накладываю кошачьей еды, в другую — наливаю Полундре молока. Выхожу на крыльцо: в зубах — книжка, в руках — кошачья кормёжка. Плюхаюсь в гамак. Благодать! Полундра, перекусив, запрыгивает ко мне. Устраивается на моём животе. Мурчание — на пол-улицы.
Наверное, моя безмятежность длилась около часа. Хлопнула дверь, на крыльце появилась тёща.
— Доброе утро! — поприветствовал я её.
— Какое же оно доброе? — напустилась она на меня. — Кто банку от молока спёр?
— На заборе всегда висела, — удивляюсь я. — Кому она нужна?
— Висела, — соглашается тёща. — А сейчас спёрли! Искать надо!
Вот ведь радости — банку искать! Кому она нужна? Пропала — и пропала! Неужели никакой другой ёмкости в доме нет?
— Кто у нас сыщик? — ворчит тёща, направляясь к ванне с водой. — Герой-инвалид!
В ванне с водой, которая стоит около забора, мы умываемся. Сыщик, герой и инвалид — это я. Сыщик — по профессии, по образованию, по работе. Благодаря ей и героем стал. И инвалидом одновременно. Неудачное стечение обстоятельств, не люблю вспоминать.
— Это ещё что?! — слышу заполошный вопль тёщи. — Кто сюда запустил эту мерзость?
Вынимаю себя из гамака, подхожу к ней. В ванне много-много рыбы. Слишком много, я бы сказал. Три четверти ведра, не меньше. Неужели доченька так лихо порыбачила? И когда она успела её сюда навалить? Утром никакой рыбы не было, я же тоже из этой ванны умывался. Неужели я задремал и ничего не услышал? А сама она где? Опять рыбачить ушла?
— Я вам сейчас из колодца воду принесу, — пытаюсь я как-то успокоить мамашу жены.
— А морду мыть как? А жрать готовить?
Ничего не отвечаю. Стараюсь даже не слышать. Иду в дом за ведром. Если разбудить жену и заставить её почистить рыбу, то у нас будет отменный завтрак.
— И банку из-под молока спёрли!
Далась ей эта банка проклятая!
Жену будить не стал. На требование тёщи искать пропажу сначала хотел не обращать внимания. Но, поставив рядом с ванной ведро с водой, вдруг увидел подозрительный блеск в траве, за забором, со стороны улицы. Вышел сквозь скрипучую калитку (петли надо смазать!), подошёл к скамейке. Знатная скамейка притулилась к нашему забору. Сам её делал, ещё когда здоровый был. Так и есть — вот она, жердина, на которой обычно банка из-под молока сушится, а внизу, прямо под ней — блестит здоровенная гайка. Знакомое дело! Пётр Фёдорович! Выпивали, значит, вчера на нашей скамеечке! Расположение у неё очень правильное, ни из одного соседского дома её, нашу скамейку, не видно. А целый кулёк гаек сосед наш Пётр Фёдорович всегда с собой носит. Они у него в креозоте изгвазданы и предназначены для закуски. То есть он, когда выпьет стопарик, гайку достаёт — и занюхивает. Обычай такой у него. Железнодорожный, по его словам. Только та гайка, что я нашёл под забором, совсем без следов креозота оказалась. Словно её бензином вымыли. И вот что это значит? Что Пётр Фёдорович нашу банку из-под молока украл? Но зачем она ему? А гайку он зачем от креозота отмыл? Или это не его гайка?..
Слышу странные звуки.
— П-сс, п-сс! — не то шипит, не то зовёт кто-то.
Оглядываюсь. Родная дочь из кустов на другой стороне дороги высовывается, рукой мне машет и шипит:
— П-сс, п-сс!
Подхожу к ней.
— Эвелина, — говорю. — Ты почему неприличные звуки издаёшь?
— Да тише ты, — шепчет она. — Мне помощь твоя нужна. Помоги вот ведро вывалить.
Смотрю — а у неё ещё чуть ли не полное ведро рыбы! Откуда? Дотащил до нашей ванной, вывалил. Соседей придётся звать — столько рыбы самим съесть невозможно. Несу Эвелине ведро обратно.
— Так чего ты в кустах сидишь и пысыпаешь? — пытаю дочь.
— Ты с рыбами разговаривать умеешь? — спрашивает она в ответ.
— А-а-а! — сообразил я.
— Пошли тогда, — командует Эвелина и исчезает в кустах.
Ломлюсь вслед за ней. Догадался! Там, среди рыбы, щурёнок был. Его на удочку не поймаешь! И рыбы слишком много. Значит…
— Значит, ты бредень соседских рыбарей поймала? Рыбу в нашу ванну вывалила, а меня на разборки с сердитыми ребятишками ведёшь?
Рыбари — это жители соседней улицы. Улица Рыбаря, так и называется.
— С этой малышнёй я и сама разберусь! — пренебрежительно хмыкает Эвелина. — К тебе у меня дело серьёзное.
И ведь не шутит, что разберётся. Мою дочь вся деревенька Атаманшей зовёт. Жалуются часто, что не от вредителей надо яблони охранять, а от моей дочери. Но уважительно жалуются. Она, говорят, не простая хулиганка, а особенная. Вот если мы за продуктами поедем, то она всех соседей обойдёт, на всех список составит — кому чего купить, кто сколько денег дал. И мучаюсь я потом с переполненными пакетами и сумками, и весь багажник старенькой моей "копейки" оказывается забит до отказа. Но всю бухгалтерию Эвелина сама ведёт, никто в этом плане на неё не жаловался — всё чётко. Потом, когда в деревню возвращаемся, она берёт тачку садовую — и развозит заказы. Вот и как её не уважать после этого? И яблок этих, которые сотнями на деревьях растут, для неё никому не жалко на самом деле.
— Что за дело? — переспрашиваю.
— Серьёзное! — повторяет Эвелина. — Ты по-рыбьи говорить умеешь?
— Бог миловал! — шучу. — Никто этого не умеет. Только дельфины по-нормальному разговаривают, на ультразвуке. Но я и их языка не знаю.
— Чё-орт! — восклицает Эвелина. — Как же мне с этой рыбиной договориться?
— Дочь, не чертыхайся! — ругаю я её. — Это неприлично.
— Ну, бли-ин! — исправляется Эвелина. — Извини, пап. Так как с рыбами разговаривать?
А вот мы уже и дошли до рыбачьего местечка моей дочери. Метра три песчаного пляжа, а рядом мостки длинные построены. Почти до середины реки крючок с них докинуть можно. Всё аккуратно от чужих глаз кустами и деревьями скрыто. Наше местечко, прикормленное. Давно я его уже нашёл и использую.
— С какими рыбами? — уточняю я.
— Сам посмотри, — говорит дочь, кивая на белоснежный песок.
Так вот кто банку из-под молока украл! Родная внучка у родной бабушки её умыкнула, оказывается! Банка стояла на траве. А в банке… сидела… рыбина. Аквариумных золотых рыбок видели? Вот такая же красотища, только огромная по размерам, сидела в трёхлитровой банке и пучила глаза. Может быть, это сон? Поморгал, ущипнул себя тихонько, как полагается. Ничего не изменилось.
— Ты откуда это взяла? — поразился я. — Это в нашей реке водится?
— Да как обычно, — объяснила дочь. — На червя клюнула. Наживку съела, а крючок выплюнула. Но я её на берег успела выдернуть. Представляешь, она верещала, как курица. Но когда я её в воду засунула, затихла.
— Это что же за сорт или вид такой? — мне стало очень интересно. — Никогда такой рыбы не видел.
— Не узнал, что ли? — удивилась дочь. — Это же золотая рыбка. Тётушка русалочки, про которую книгу вчера читали.
— Э-э-э, — поражаюсь я её причудливой фантазии. — Золотая рыбка, дочь, она как бы — сказка. Её, как бы, и не бывает совсем. Ещё её дед в невод ловил, и она колдовать умеет.
— Так а я о чём тебе говорю? — возмутилась Эвелина.
Она подошла к банке и очень невежливо пнула её ногой.
— Эй, ты! — прокричала она. — Рыбачить!
А дальше произошло совсем непонятное. Рыбка высунула голову из воды и явственно что-то проверещала. Река немедленно забурлила. Из неё начали выскакивать разные рыбки и рыбины и плюхаться на песок. Сами!
— Не понял! — выразил я своё отношение к происходящему.
— Что тут непонятного, папа? — спросила Эвелина, ловко собирая выкинувшуюся из реки рыбу в ведро. — Волшебная же! Рыбалку по команде организовать может! Мне с ней поговорить надо. Она же три желания обязана выполнить. Вот и пусть выполняет.
Я уселся перед трёхлитровой банкой и стал пристально разглядывать сидящее в ней существо.
— Здравствуй, Золотая Рыбка! — сказал я на всякий случай. — Ты настоящая?
Рыба тоже уставилась на меня. Поразили её глаза. Даже не глаза, а словно лампочки в фонарике, спрятанные за мутным стеклом. Они даже светились, кажется. И вдруг я абсолютно чётко увидел, что это свечение стало ярче. Потом опять тусклее. Опять ярче. Опять тусклее…
— Я, пап, — произнесла Эвелина. — Сначала подумала, что она азбукой Морзе разговаривает. Но она постоянно одно и тоже сигналит — две точки, две тире, две точки, две тире. А должно быть три тире и три точки, я помню.
— Это SOS, — машинально пояснил я.
— То есть просьба о помощи у космонавтов и мореплавателей, — согласилась дочь. — А у рыб, как ты думаешь, может быть какой-нибудь другой условный сигнал?
— Сомневаюсь, — растерялся я.
— Но она же явно из банки выбраться хочет, — убеждённо заявила дочь. — Вот и пусть желания выполнит, тогда я её отпущу.
Я опять посмотрел на странную рыбу.
— А что у тебя за желания? — спросил я.
— Во-первых, — начала перечислять Эвелина. — Двадцать миллионов лайков у моего канала. Миллион подписчиков. И море просмотров.
— Море — это сколько? — уточнил я.
— Море, — снисходительно пояснила дочь. — Это очень много. Почти бесконечность, папа. Она рыба, она про море всё знать должна.
— Ага, — констатировал я. — Второе желание?
— Хочу, чтобы мой канал был безбанный.
— Это как?
— Ну-у, чтобы забанить или отменить мою трансляцию нельзя было. Сетевой иммунитет называется.
— Понял! А третье желание?
— Третье… — смутилась дочь и сказала совсем-совсем тихо. — Третье желание — это кукла.
— Какая кукла? — поразился я. — Ты же уже не маленькая!
— Так это не для малышей! — воскликнула Эвелина. — Это кукла для взрослых девочек. И она дорогая. Её в угол дивана сажаешь, и она там сидит, словно твоя семья. Мода сейчас такая. Одежда к ней всякая. Обувь. Ты не поймёшь.
— Ну-у-у, если мода такая, — усмехнулся я. — То, может быть, и пойму.
— Не поймёшь ты, — надулась Эвелина. — Никогда!
— Ладно, — закончил я разговор.
И опять стал разглядывать существо в банке. Рыба тоже уставилась на меня. Внезапно у меня в голове что-то щёлкнуло. Сначала это было вроде мимолётного помутнения сознания, а потом так ясно стал всё видеть и понимать, что даже удивительно.
Это была не рыба. Точнее, был. Это существо, оказывается, мужского пола. Или ближе к мужскому полу, так я это как-то понял. Из тех, которые ухаживают за потомством, но не приносят его. И к нам на планету он попал по ошибке. Или из-за аварии. Здесь опять не очень понятно. То есть он был обычным инопланетным существом. Глупым и любопытным, это я тоже непонятно как понял. Пока его космическая барракуда в ремонте, он решил на разведку сплавать. Планета наша под запретом посещений для их цивилизации, поэтому ему стало интересно — что тут у нас и как. А почему наша планета под запретом? Чтобы не мешать! Считается, что цивилизация здесь только развивается, даже до варварского уровня развития ещё не дошла, хотя универсальную речь, как выяснилось, здесь уже понимают.
Это же, получается, что мы с этим существом как бы мыслями говорим? Общаемся. Интересно!
А мы, люди, чем им не цивилизация? В космос уже летать научились. Чай, не звери какие (вот чуть про рыб такое не сказал!), которые, кроме как для еды, и не нужны низачем. А этот лупоглазый мыслит, что у нас, сухопутных, оказывается, потенциала для развития нет. Мы, типа, тупиковая ветвь. Как динозавры? Ну да, про динозавров он тоже знает. Или даже видел — я не очень понял. Короче, будущее есть только у рыб! А в космос сейчас только неумёхи летают. Зачем, если можно путешествовать по пространству?! И поедание себе подобных нормально. Зубастым — это как щуки наши — им тренировки и живая пища требуется. Чтобы они всегда были в форме! Единственное, в чём наши мировоззрения сходятся, это икринки. Дети — это святое, это всем понятно.
И о чём с ним говорить после таких заявлений? Сколько он ремонтироваться будет? Неделю по нашему времени? Ага…
Ещё подарок у него есть для глупой маленькой бабы. Это он мою дочь так назвал?! Вот ведь крендель инопланетный! Мы им не цивилизация, а подарки дарить — так только представительницам противоположного пола. Мне вот почему-то ничего подарить он не захотел!
Эвелине презентовали круглую серую коробочку, очень похожую на маленькую хоккейную шайбу. Она просто выскочила из банки и покатилась по песку. Дочь немедленно её схватила и стала рассматривать. С одного круглого торца виднелся круг поменьше и посередине торчал штырёк-пимпочка. Ни надписей, ни огоньков. И что это? А это, оказывается, "универсал". Такое название-назначение. Вещь, необходимая для любой цивилизации. Собственно, цивилизация и признаётся настоящей и существующей, только если у неё есть такая штука в научных изобретениях. А как это работает? Для чего нужно? А об этом мы и должны догадаться, если цивилизацией себя считаем. Он, эта недорыбина, мол, даёт нам шанс! Хотя во Вселенной и не существует цивилизаций, которые жили бы на суше, но шанс они всем дать обязаны.
А теперь — не могли бы мы поместить его в речку? Ему пора. Долг он свой выполнил. Разведку провёл. Их меньшие братья и сёстры, пусть и на примитивном уровне, но универсальный язык понимают. То есть — развиваются по плану. Интересные думающие существа на нашей планете появились. Причём — не растения, как в прошлые посещения, а животные. Жаль, что барракуда его маленькая, и мы с Эвелиной в неё не поместимся. А то бы он нас увёз для изучения. А ещё у него где-то икринки заботы требуют. Словом, сушите вёсла, пока-пока!
— Ну что, дочь, — спрашиваю у Эвелины. — Детки голодные у этой рыбины в гнезде сидят. Переживает она. Отпустим?
— Де-етки, — насупилась дочь. — А как же мои желания? Исполнила бы их, и валила бы к своим деткам!
— Да не может она их исполнить! Это вообще не она, а он.
— А-а-а! — разочарованно протянула дочь. — Мужик! От жены своей волшебной удрал! Ничего не умеет, кроме рыбалки! Ещё и врёт, небось, что о детях заботится! Знаю я их! Обманщики!
— Да этот, вроде, и в самом деле беспокоится, — заступился я за собрата по полу. — Но точно это никто сказать не может. А желания твои, дочь, мы сами с мамой исполним. Два подписчика, два лайка и два просмотра мы точно можем тебе гарантировать! И куклу купим, если она так нужна.
— Да она стоит как паровоз! — воскликнула Эвелина. — Это на море придётся не ехать! Хотя я туда и не хочу.
— Значит, не поедем, — отрезал я. — Кукла важнее.
Дочь застыла в сомнениях.
— Тогда пусть хоть порыбачит напоследок, — решилась она. — С паршивой овцы, как говорит бабушка, хоть шерсти клок!
И Эвелина вновь решительно пнула банку с золотой рыбкой. Слишком сильно пнула. Банка упала. Инопланетный рыб, пыхтя (вот так и было на самом деле!) и шустро работая плавниками (они у него железные, похоже) начал передвигаться к воде.
— Стой! — крикнула Эвелина. — С шайбой твоей мне что делать?
Но рыб ничего не ответил. Прав был Пушкин — чешуёй мелькнула, хвостиком махнула — и сгинула в пучине. Словно её здесь и не было. Или — его. Только выброшенная на берег рыба осталась. Зубастых, типа щучек, и тех, кто помельче и в ведре не поместился, я выкинул обратно в реку.
— Может, эту коробку надо учёным отдать? — нерешительно спросила дочь, вертя в руках рыбий подарок. — Для опытов…
Учёным отдать можно, конечно. Они что-то, вероятно, даже поймут. Оружие жуткое придумают или из людей рыб делать будут. Раз все на свете цивилизации — рыбные. Когда-нибудь это всё равно, наверное, произойдёт. Прогресс неостановим, как известно. Только пусть это будет без нашего участия…
— Оставь её себе на память, — посоветовал я. — Может, и придумаешь — для чего она может пригодиться…
Поднял ведро, собираясь домой, ухватил его поудобней и, вслед за дочерью, вцепившейся в свой подарок, зашагал обратно к нашему домику.
— Папа, ты обещал! — напомнила мне Эвелина, когда мы уже почти пришли.
— Конечно, дочь, — вздохнул я. — Пойдём, обрадуем маму. Не будет у нас в этом году никакого моря.
— Да и не нужно оно, — заявила дочь. — Ты только перед тем, как про деньги говорить, поцелуй её. Я заметила — мама очень любит с тобой целоваться. Я, вот, этого не понимаю. Между людьми, по-моему, должны быть серьёзные отношения.
— Потом поймёшь, — снова вздыхаю я.
Вот уже и наш забор неокрашенный виднеется.
— Варвары! — слышу голос тёщи. — Никакого от вас толка! Куда вот эту рыбу теперь?!
— Полундру накормим, — хмыкнул я тихо.
— Правильно, — поддержала меня Эвелина. — Должна же от моей рыбалки быть хоть какая-то польза.
Автор: АВ Романов
Источник: https://litclubbs.ru/articles/50856-evelina-i-zolotaja-rybka.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
