Местность возле Старого Яра была овражистая, лесистая. Река петляла через каждую сотню шагов, то теряясь в лесной чаще, то выныривая из нее, образуя порой очень живописные изгибы и заводи, поросшие кувшинками. Вода в реке была темной, а дно – глубоким, таким, что порой и не достать, и не измерить. Река протекала позади дома Блюмендорфов, под обрывистым берегом. Александр знал, что, если пройти немного вдоль реки, да продраться сквозь заросли, можно было попасть на чудесную зеленую лужайку, с которой открывался великолепный вид на реку и противоположный лесистый берег. На том месте было особенно удобно и приятно созерцать закат. Любила ту лужайку и Настасья – Александр помнил это, и все мечтал, что когда-нибудь проводит уходящий день там вместе с нею.
Прошло несколько дней с момента его визита к соседям, и ему безумно хотелось оказаться там снова. И он сделал бы это… когда-нибудь. Но одно обстоятельство заставило его ехать незамедлительно.
От Блюмендорфов прибыли с просьбой срочно приехать в Старый Яр, и непременно с лекарем для младшей господской дочки. Ужас пронзил Александра, когда услыхал он имя Настасьи.
Вне себя от волнения приказал он немедля сыскать Данилу – деревенского парня, что занимался врачеванием. Бабка Данилы, пока была жива, слыла по всему уезду лучшей знахаркой, ибо лечила все болезни, какие только знало человечество. Исцеляла она людей природными средствами: с помощью трав, настоев, отваров. Помогала знахарка и в других вещах, но этим Александр никогда не интересовался. Он знал только, что вот уже несколько лет, после смерти своей бабки, Данила продолжает ее лекарское дело. В народе говорили, будто он даже превзошел свою бабку в искусстве врачевания, и что проку от его лечения гораздо больше, чем от советов городских докторов. Данила помогал и отцу Александра – тот писал ему об этом, пока еще в силах был держать в руках перо. Старый барин хвалил молодого лекаря за толковость. Александр знал, что отец всегда больше доверял деревенским лекарям, нежели ученым докторам. Только вот лекарство от старости еще не удалось изобрести никому из смертных…
Александр украдкой смахнул слезу. Через четверть часа перед ним предстал Данила – высокий, статный, светловолосый, в холщовой подпоясанной рубахе. Он неуверенно переминался с ноги на ногу на пороге господской гостиной.
- Случилось что, Александр Николаич?
- Да. Едем в Старый Яр. Сейчас же. Там… барышне помощь нужна.
- Дочери господина Блюмендорфа?
- Да, Настасье Михайловне.
- Настасье…? – голос Данилы оборвался. – А что случилось?
- Не могу знать, едем. Кажется, у нее лихорадка.
Данила опустил глаза, чтобы скрыть явное беспокойство. Но Александр на него не смотрел – его собственные мысли были далеко, уже в Старом Яре.
- Я мигом соберу все необходимое, - коротко бросил Данила и опрометью бросился вон.
У Настасьи был жар. Как стало известно, она лежала в забытьи уже около суток, и никакое средство ей не помогало. Ни растирания настойками и медом, ни компрессы, ни ягодные морсы не могли привести в чувства бедную девушку. Настасья металась в бреду по подушкам; коса ее растрепалась, взгляд был мутным, а с горячих губ то и дело срывались бессвязные речи. Александр понял только, что кто-то столкнул бедняжку в реку, и как смертельно напугана она была холодной и темной водой.
- Она бредит, - говорил Петр Платонович. – Просто оступилась на обрыве, и упала. Кто мог ее столкнуть? Кто посмел бы? Не волнуйся, Александр. Настасья сильно напугана, ведь она едва не утонула. Слава Богу, ее крики услыхали и подоспели вовремя.
Александр почему-то подумал, что случилось все именно на том обрыве, где так любила бывать Настасья, и ему стало не по себе.
Наконец, Софья увела отца из спальни, и Александр смог обратить внимание на Данилу, сидящего возле ее постели.
Лекарь уже совершил все необходимые процедуры: провел растирания своими снадобьями, приготовил примочки и объяснил кухарке, какой нужно подать отвар. Почему-то Александру показалось, что после появления Данилы Настасье стало хуже: ее сильнее пробила дрожь, а речи стали еще бессвязнее. Данилу же было не узнать: он не замечал ничего и никого вокруг, кроме Настасьи. Вопросов ровно не слышал, и отвечал с запинкой. Его мысли, глаза и уши были только возле Настасьи, возле ее постели.
Оно и хорошо, подумал Александр. Настоящий лекарь обязан все силы и душу вкладывать в свое дело. Зная способности Данилы, он был уверен: поставить Настасью на ноги ему не составит большого труда.
Прошло несколько дней. Это время Александр и Данила провели в доме Блюмендорфов. Настасье, казалось, стало заметно лучше: жар спал, она больше не бредила и много спала. В ее комнате постоянно кто-то находился: оставлять бедняжку без присмотра пока не решались. Данила готов был день и ночь не отходить от больной, но сидеть там без лишней необходимости ему не позволяли. Кроме того, остаться наедине с Настасьей ему ни разу не удалось: за всеми его действиями неусыпно следил кто-нибудь из прислуги. Это, казалось, еще больше смущало бедного парня.
Александр также старался как можно чаще проведывать Настасью – настолько часто, насколько позволяли приличия. На третий день вечером он в очередной раз собрался осведомиться о здоровье девушки. В дверях ее комнаты Александр столкнулся с Данилой. Лекарь как-то неловко прикрыл за собой дверь и опустил глаза.
- Ну что Настасья Михайловна? – спросил Александр. – Ей лучше?
- Лихорадка прошла. Но она еще очень слаба. И у нее начался кашель. Это беспокоит меня. Кашель необходимо быстро вылечить, чтобы воспаление не ушло дальше.
- Все так серьезно? – нахмурился Александр.
- Барышня, видно, сильно замерзла в воде – нынче уже октябрь, холодно.
- Она что-нибудь говорила? Ты слышал? О том, кто это сделал?
- Виновного она не называла…
- Но повторяла, что ее столкнули в реку?
- Да, так.
Данила отвел обеспокоенный взгляд.
- Кто же мог это сделать?!
- Не могу знать, барин. Знаю только, что Настасье Михайловне уход нужен. При хорошем уходе недели за две можно справиться. Если мне будет позволено здесь остаться…
- Я поговорю с Петром Платоновичем. Утром будет видно...