Практика обмена заложниками с целью обеспечения исполнения условий определенного договора была известна многим народам с самого раннего времени. В нашей и ряде окружающих стран с ордынской эпохи таких людей называли аманатами. Чаще всего, аманатов брали после того, как был подписан мир, соблюдение которого они гарантировали своей жизнью.
Во время вон на Кавказе Российская империя широко применяла эту практику. Однако, в связи с общим смягчением нравов при нарушении горцами достигнутых договоренностей аманатов уже не отправляли под нож, а просто ссылали в дальние крепости, где их забривали в солдаты. Или даже вовсе возвращали родственникам. И лишь Ермолов начал вешать их пачками – это только способствовало обострению отношений, и после его отставки такая политика прекратилась.
Но и тогда условия их содержания были тяжелыми. Об этом рассказал Пушкин во время своей поездки на юг в 1829-м году, где он встретил черкесских «… резвых и красивых мальчиков. Они поминутно проказят и бегают из крепости. Их держат в жалком положении. Они ходят в лохмотьях, полунагие, и в отвратительной нечистоте. На иных видел я деревянные колодки».
Однако, к детям имама Шамиля, которые в разное время побывали в русском плену, со стороны властей было совсем иное отношение. Им старались дать надлежащее европейское воспитание, чтобы склонить на свою сторону и добиться прекращения сопротивления горцев. Отчасти, такой подход увенчался успехом: отношения с Кавказским имаматом не всегда сводились к упорной войне, они знали годы взаимовыгодной торговли и относительно прочного мира.
Шамиль в разное время был женат на восьми женщинах, имел от них, по крайней мере, шестерых сыновей и пять дочерей. Некоторые из них рано ушли из жизни, другие выросли и прожили достаточно долго. Известно, что имам был любящим отцом и мужем и искренне заботился о своих близких.
Его первенец Джамалуддин в 1839-м году был передан в аманаты русским в девятилетнем возрасте. Впрочем, Шамиль использовал это, как передышку и в скором времени возобновил борьбу. Он знал, что с сыном ничего не случится – и действительно, Николай I решил оставить его в покое. Мальчик получил надлежащее содержание, был зачислен в кадетский корпус для детей-сирот из семей военных, ему дозволили носить там горскую одежду, а за его моральным обликом следил мулла.
Джамалуддин окончил полный курс гимназиста, более всего любил математику. Ему нравились танцы и гимнастика, о чем юноша сам написал отцу. По выпуску парень был зачислен в уланский полк, хотя не сильно стремился к службе, поскольку из-за русской пули, полученной в детстве, у него плохо работала одна из рук.
Все эти годы отец пытался изыскать способ вернуть своего первенца на родину. Несколько раз он захватывал высокопоставленных пленников, но россияне сочли, что они для обмена недостаточно знатные. Лишь когда в плен к Шамилю попала княжеская семья Чавчавадзе, император дал добро на возвращение Джамалуддина.
В то время тот в чине поручика находился в Польше. У него спросили, хочет ли он сам вернуться на родину, и после долгих сомнений молодой человек ответил утвердительно. Он попрощался с сослуживцами, взял с собой атласы, чертежный набор, бумагу и краску, кучу русских и французских книг.
Встреча с родственниками была очень теплой, но когда Джамалуддин решил применить свои армейские знания на практике, отец сказал: «Сейчас не пером работать, а мечом рубиться надо!» Тем не менее, поручил сыну административные дела и предписал заняться организацией вооружения горцев.
В это время не велось активных военных действий против русских, даже экономическая блокада Кавказа была снята. Тем не менее, семью вскоре перестала устраивать пророссийская ориентация Джамалуддина, он был подавлен из-за этого и корил себя, что решил вернуться. В скором времени первенец Шамиля подхватил чахотку и ушел из жизни во цвете лет.
Гази-Мухаммад был его вторым сыном и считался наследником, когда его старший брат находился в России, а отец заболел. Он активно участвовал в военных действиях, и вместе с папой попал в плен в 1859-м году при взятии аула Гуниб, после чего всех отправили в Россию.
В это время Гази-Мухаммад был уже взрослым мужчиной, а потому не попал под влияние русской культуры, как это случилось с его старшим братом. В каждом из городов, которые в разное время назначили имаму для поселения, его семья жила очень замкнуто, общаясь только с некоторыми офицерами.
Шамиль стал просить императора о дозволении совершить хадж в Мекку, и тот в конце концов решил его отпустить. Перед этим он вместе с двумя сыновьями принес присягу на верноподданство, текст которой был специально отредактирован так, чтобы это устраивало верующего мусульманина. После этого бывший лидер горцев вместо со своими близкими отправился в Турцию, а Гази-Мухаммад и его брат Мухаммад-Шапи остались, чтобы гарантировать возвращение своего отца.
В Мекке имам заболел, о чем сообщил в Россию. После некоторых колебаний царь дозволил Гази-Мухаммаду отправиться туда, чтобы позаботиться об отце. Но когда он добрался до священных мест, Шамиль уже ушел из жизни. Его наследник тогда отправился в Киев, получил пенсию от правительства, вновь приехал к семье в Османскую империю, после чего более не вернулся. Там он перешел на военную службу, что было явным нарушением данной присяги, участвовал в очередной русско-турецкой войне, в момент отставки получил звание маршала.
Мухамад-Шапи жил в Калуге вместе с отцом и братом. Но через два года плена поступил на русскую военную службу, изучил иностранные языки, успешно рос в чинах и званиях. Он совершил несколько поездок за границу по армейским делам, получал государственные награды. После начала войны с турками просил об отправке в войска, но из-за брата, который воевал с другой стороны, его решили оставить в тылу. В отставку вышел в чине генерал-майора, жил в Казани.
Остальные дети имама не успели проявить себя из-за юного возраста. А его дочери по кавказской традиции либо рано вышли замуж, либо находились при отце. Те из них, кто вместе с Шамилем отправился в паломничество, домой так и не вернулись, и ушли из жизни за пределами родины.
