Ни один из сыновей Василия Павловича жениться так и не собрался, однако, с планом о строительстве дома хозяин семейства не расстался. Брёвна на дом продолжали подвозить, да решили поторапливаться с этим – по снегу-то оно гораздо легче их из леса подвозить. Хоть и не шибко далеко он находится от села, всего вёрст двенадцать ежели по прямой минуя другие сёла, да только брёвна-то хозяин выбрал добротные, чтобы не одно поколение потомков могли в нём жить, поэтому и доставляли их поштучно.
Василий Павлович понимал, что подобные дома придётся строить всем сыновьям, а то и дочке придётся помочь с этим, но первый дом он решил построить особенным всем на зависть. А кто поселится в нём, пусть сами решают…
Аннушка шла с коромыслом по недавно протоптанной тропинке в сугробе. Расчистить её то ли не успели односельчане, то ли решили не тратить силы на это, так как всё равно протопчут в скором времени. Всю ночь бушевала метель, а теперь прояснились небеса и яркое Солнышко играло снежинками, заставляя их переливаться при ярком свете всеми оттенками, которые только существуют в цветовой палитре.
Порой игра Светила слепили глаза, приходилось их зажмуривать и останавливаться, чтобы при ходьбе втёмную не оказаться в сугробе.
Набрав воды в глубоком колодце, девушка отправилась в обратный путь. Теперь было гораздо легче, хотя и с полными вёдрами, но Солнышко теперь светило в затылок и не мешало благополучию в пути.
В хозяйстве у них имелся свой колодец на подворье, однако воду из него использовали только для хозяйственных нужд. Да и вода из общего сельского колодца была совсем другая на вкус. Он был вырыт на месте родника который каким-то образом сумел пробиться на поверхность сквозь такую толщу земли.
Аннушка смотрела только себе под ноги, боясь оказаться в глубоком сугробе вместе с вёдрами и не заметила как из-за поворота улицы ей навстречу вышел парень. Он ещё издали обратил внимание на статную девушку с коромыслом на плече. Ему казалось что она не идёт, а плывёт по тропинке. Солнце слепило ему глаза, но он так и не смог отвести от неё своего взора. Восторгу не было предела, он не узнавал её, словно никогда не видел. Только приблизившись к ней понял чья это дочь.
Девушка очень изменилась за те несколько месяцев что он её не видел. Она стала несколько выше, стройнее, приобрела женственную фигуру. Парень стоял на тропинке не в силах сдвинуться с места.
Аннушка подняла на него взор совершенно чёрных глаз, парня обдало жаром.
– Чего встал поперёк дороги? – услышал он требовательный голос. – Дай, пройти!
При этом она легко качнула коромыслом в его сторону и тот боясь, быть окаченным из ведра водой, шагнул в сторону с тропинки и тут же провалился в сугроб гораздо выше колен. Не смог устоять на ногах, плюхнулся на снег, но при этом не сводил взгляда с удалявшейся ладной фигурки девушки в хорошо сшитом белом полушубке.
Она продолжала плыть по тропинке при этом так плавно, что ни одно ведро висевшее на коромысле даже не качнулось.
– Вот это красота… – выдохнул Стёпка, приподняв шапку, вытер со лба выступивший пот. – Всё равно моей будешь! – уверенно воскликнул он, по-прежнему не отводя взора от молоденькой односельчанки. Она уже скрылась за поворотом, а он всё ещё смотрел в ту сторону, словно надеялся, что девушка покорившая его сердце снова появится на тропинке.
Парень выполз на дорожку, поднявшись на ноги ещё раз оглянулся в ту сторону и уже почти бегом продолжил свой путь к дому.
Только с тех пор его не покидало странное душевное состояние на которое даже отец обратил внимание.
– Ты чего это, Стёпка, таким чудным стал? Ай втрескался в кого без памяти? – с хитрым прищуром отец смотрел на собственного сына.
– От выдумал, тятя, так выдумал, – смущённо пряча глаза, отозвался сын, хорошо хоть он не смотрел на отца, а ещё прилежнее начал бросать сено на сеновал. Запасти нужно было его на случай затяжной непогоды.
– Ну, ну… Выдумал так выдумал. Только ты зря смущаешься время к тому пришло. Хочешь не хочешь, а жениться пора подошла, – совершенно серьёзно произнёс Фёдор Степанович. – Вон уже и Дуняшкой интересуются. Намедни мужик из соседнего села интересовался: «Есть ли у тебя желание со мной породниться?».
– А ты что же? – наконец, повернувшись в сторону отца, радуясь изменению темы разговора, спросил Степан.
– А, что я? Мне что ли за него замуж идти? Пусть Дуняша сама и решает.
– Как она решит, если парня в глаза не видела! – воскликнул сын, всё же смущённо глядя на отца.
Тот улыбнулся.
– А ты, однако, в кого-то всё же втрескался! – весело засмеялся Фёдор Степанович в упор глядя на сына, наблюдал как его лицо заливает румянец. – Не хочешь пока говорить так и не надо. Когда решишься я всегда готов побеседовать с тобой на эту тему.
– А с Душяшей что же?
– А что с Дуняшей? Я не замечал чтобы она на посиделки рвалась, знать сердечко её свободно, но и притеснять её не буду каким-либо требованием, – он немного помолчав, добавил, – равно как и тебя, – глубоко вздохнув, нехотя произнёс, – если только ты не в дочку Василия Павловича влюбишься…
Хозяин дома даже не предполагал какую боль он принёс в душу сына заключительными словами, но он не заметил как изменился взгляд Степана, уже выходил из сарая наружу.
Фёдор Степанович Савельев не был сильно зажиточным человеком, но и больших трудностей в средствах существования не испытывал.
Он как и большинство жителей села добросовестно трудился на своей земле, добывая хлеб насущный. Иногда откликался на просьбы Василия Павловича и ему подобных жителей села, трудился и на их землях или, где-то ещё. Лишняя копейка, да и провиант не помешают, хотя семья его не многочисленна по нынешним мерка, но и её кормить-одевать требовалось.
Всё бы хорошо только была на его сердце тягость – вряд ли он сможет сыну построить добротный дом, если только избушку подобную той в которой они с Дарье поселились, когда обвенчались и живут в ней с семьёй до сих пор.
Время шло своим чередом, вот уже и Масленица незаметно приблизилась, а там и большой пост предстоит пережить, после него начнётся посевная, незаметно подойдёт время сенокоса… Так и идёт жизнь круг за кругом…
Возвратившись из церкви всё семейство, готовилось к трапезе, которая пока состояла из не постной пищи, да блинов Марфуша таких аппетитных напекла с раннего утра, что грешно сказать, Василий Павлович стоя на службе нет-нет, да и вспомнит о них.
Сняв с себя праздничную одежду, глава семейства проследовал за женой в комнату, где та с дочкой накрывали на стол.
– Марьюшка голубушка, а может сделаем исключение, да начнём трапезу с блинов твоих чудесных! – воскликнул мужчина, глядя улыбаясь на свою половинку.
Та стояла в замешательстве.
– Как же так-то… Я ведь старалась… угодить всем…
– Так не пропадут твои старания! Мы всё съедим за ужином, а сейчас я так хочу блинов отведать, да с мёдом, да с маслицем!
Она оглядела собравшееся своё семейство и по их довольным лицам поняла, что они согласны с отцом.
– Хорошо! Если вы все так хотите то… Аннушка убирай всё со стола, будем блинами угощаться.
На радостях не только дочь, но и сыновья бросились помогать матери убирать всё со стола. Взамен появилась высокая стопка блинов на красивом блюде, горшочек с ароматным топлёным маслом, маслёнка со сливочным собственного приготовления, крынка с холодным молоком и большая миска с топлёным молоком на котором красовалась очень аппетитная румяная пенка, расставили по столу небольшие плошки с разными лесными ягодами засахаренными и мочёными.
– Ух! – воскликнул Василий Павлович оглядывая всё это великолепие. – Вот это я понимаю трапеза! Отведаем, по молясь!
После угощения вся семья вышла на улицу, постояв немного у крыльца, полюбовались на сказочно выглядевшую занесённую свежим снегом улицу, решили пройти на задворки, где после огородов начинались луга с небольшими холмами. Если есть желание можно устроить веселье катаясь на деревянных санках, да хоть просто на куске льдины, если есть на то желание.
День подходил к концу, постепенно переходя в вечер… Смеркалось… Но повзрослевшие дети так развеселились, что не замечали этого, забыв о том, что предстоит много работы в хлеву.
Василий Павлович с женой немного постояв и с улыбкой понаблюдав за резвящимися вполне взрослыми детьми, вернулись в дом, решили немного отдохнуть за праздной беседой…
– Время-то как быстро летит… – подытожила Марфа, взглянув на иконы в «красном» углу, перекрестилась. – Слава тебе Боже, за всё!
– Пора за работу, – отозвался муж, но вставать со своего места не спешил, словно его что-то волновало. – Как ты думаешь, Марфуша, стоит ли нам тёлочек и дальше растить или же на базар свести?
– Жалко как-то на базар-то, Василий Павлович, от молочных коровок они. Вот надумают сыновья жениться, можно будет в их хозяйства передать.
– Оно, конечно, можно, только что-то они не торопятся с этим, а пора бы уж задуматься.
– Слышал, как Петруша сегодня на звоннице чудесные звоны выдавал, – неожиданно перевела разговор на другую тему Марфа.
– Слышал! Молодец! Я заметил, что его приглашают то хоругви держать во время службы, то читать Священное писание… то вот оказалось он звонит в колокола чудесно. То ли Отец Михаил прилежность его заметил, псаломщиком хочет сделать, наш-то дядюшка Иван совсем стар стал.
– Думаю ничего плохого в этом нет, если и так. Он не был замечен ни в каком-либо непотребстве. На службы ходит с радостью. Потому и к богослужению его привлекает. Только я думаю, Василий Павлович, тебя не это беспокоит больше всего, а что-то есть ещё, – произнесла Марфа, глядя в глаза мужа, пыталась догадаться о причине его беспокойства.
– Заметил я, Марфушка, такую особенность во время сегодняшней службы… Похоже наша Аннушка многих парней покоя лишила.
– Я-то думала, что ты только на службе, а оказывается и за происходящем в церкви успеваешь следить! – воскликнула женщина, улыбнувшись белозубой улыбкой (у большинства баб её возраста в их селе зубы уже или полностью отсутствовали, или имелись во рту в малом количестве, а в роду Марфы это было их особенностью). Что плохого если на хорошенькую девчонку парни внимание обращают? Где же они ещё её могут увидеть?
– Так-то так… Но мы сначала с сыновьями должны разобраться, а уж затем и её черёд подойдёт, – проговорил мужчина, в его голосе слышались недовольные нотки. – Вот жди их, когда они жениться надумают. Все парни сейчас на игрищах, а они с горки катаются! Вишь им и там хорошо!
– Да пусть катаются, зато не подерутся ни с кем, спать спокойнее будем, – пыталась успокоить мужа Марфа.
– Ты мать! Тебе возле себя всех держать охота, а мне определить их всех требуется. Жильё построить, надел определить… Да внуков дождаться. Жизнь-то она нас не спрашивает: «Чего ты, Василий Павлович, успеть желаешь?»
– Вася, ты чего это? – на глазах женщины заблестели слёзы. – Ты, что уже о смерти думаешь?
Василий Павлович, обнял жену за плечи, улыбнулся.
– О ней, дорогая моя Марфуша, думать не надо, надо всегда помнить, что она у каждого за плечами стоит. Потому человек жизнь правильную должен проживать и успеть дел богоугодных больше сделать.
– Ты меня не пугай своими словами о смерти… Мы всё успеем и молодцы наши женятся в своё время, а для Аннушку хотелось бы мужа достойного. Кого ты приглядел сегодня? – говорила женщина, вытирая концом платка слёзы.
– Никого я не присмотрел, скажешь тоже! – словно сердясь на жену воскликнул Василий Павлович. – Вот ежели парни до осени за ум не возьмутся, то дом зятю отдам! И построю его всем на зависть и мельницу обещанную сыновьям ему передам! Пусть их потом локти кусают! – проговорил мужчина, а жена поняла, что он не шутит.