Дом душевной боли Канадал был городом в городе. Там действовали свои законы, мало зависящие от происходящего в Думграде. Самым известным помещиком за всю историю психушки был пожилой Бакен. В прошлом году ему перевалило за 79, а жил в Канадале он, по слухам, уже двадцать пять лет. Юбилей дедуля встречал, как и все предыдущие дни рождения, у окна своей палаты, в одиночестве. В городе не осталось никого, кто бы помнил Бакена свободным, поэтому даже поздравить его было некому. Впрочем, если бы кто-то и захотел его поздравить, не смог бы – Канадал показывался только сошедшим с ума и своим служащим. Для остальных это был просто выгоревший баннер, болтающийся на каких-то руинах красного кирпича.
Пьяница Пити служил в Канадале третий год. Он любил повторять, что в доме боли можно спокойно работать либо если ты пьешь, либо если сам псих. Однако кое-кому удавалось совмещать работу здесь с трезвым и ясным рассудком.
Директора психушки никто и никогда не видел, служащие лишь получали от него распоряжения по телефону, а вот зама знали очень хорошо. В его кабинет с утра до ночи тянулась вереница работников с самыми разными делами – от вопросов снабжения до личных забот отдельных помещиков.
В понедельник, после оперативки, Пити задержался в коридоре у двери с табличкой «заместитель дир-а Кемарин О.В.» Он собирался выпросить отпуск уже пару недель, но шеф был не в духе, и Пити не решался завести разговор. Сегодня же после отчета Рамаля об успехах лечения в отделении сатурнации Кемарин сиял, как начищенный ботинок, и, кажется, был готов раздавать выходные.
– Ну что, Пити, в запой собрался? – весело спросил замдир после того, как Пити промямлил свою просьбу.
– Н-нет, шеф, просто устал.
– Смотри мне, устал он, – Кемарин погрозил пальцем санитару, но улыбаться не перестал, – Ладно, даю тебе неделю. Не вернешься к следующему вторнику… Убью!
Кемарин хлобыстнул плотной папкой об стол, Пити подскочил от неожиданно громкого звука.
– Работать некому, сам понимаешь, – пояснил свою угрозу Кемарин.
Пити подобострастно кивнул и попятился к выходу. Он понимал, что «убью» значило вовсе не смерть, а нечто более неприятное – работу в палате Бакена. Дед сводил с ума, некоторых и буквально, своим мерзким характером. За много лет в Канадале он перебрал все доступные развлечения и скатился в банальные издевательства над персоналом. Размазывание испражнений по стенам считалось безобидной выходкой. Санитары из уст в уста передавали мифы и легенды про сумасшедшего деда, медсестры подхватывали эти байки, украшали их эмоциональными вензелями и несли в город, чтобы там подарить каждому встречному.
– А как он умеет притворяться! – восторженно вещала в продуктовом магазине сестра Рика, – Храп изображает виртуозно! Вот вроде спит, храпит, можно быстренько убраться в палате, ан нет – только ведро поставишь, как этот хрыч завоет!
– Завоет? – переспрашивала продавщица, от любопытства вылезая из-за прилавка на полтела.
– Да! Как дикий волк, – расширив глаза, подтверждает Рика, – Будь я проклята, но этот дед исчадие ада.
– Тьфу, безумие, – крестилась продавщица, – Следите там за ним получше, чтоб побег не устроил, нам тут только деда шибанутого не хватает.
Алиса тоже неоднократно слышала истории про Бакена, но с каждым новым рассказом подробности становились все гротескнее и вычурнее. То деда представляли вампиром, то оборотнем, иногда в его старческие чресла вселялась нечеловеческая мощь, и он проламывал сухим кулачком толстенный подоконник, выл, пел голосом сирены, говорил на древнеарамейском. В общем, народное творчество не знало пределов. Все любители страшилок безоговорочно сходились лишь в том, что Бакен загремел в психушку из-за своих многочисленных попыток попасть в Первый дом. Стекляшка стала его идеей фикс. Он предпринял несчетное количество попыток проникнуть туда, на чем его крыша, в конце концов, и сдвинулась безвозвратно.
Как бы то ни было, Алиса перестала верить россказням, а потом и слушать их. Не факт, что дед вообще существует, да и сам Канадал вполне мог быть такой же байкой.
Она зашла в магазин как раз, когда Рика, выжав до капли свое вдохновение рассказчика, выходила на улицу с пустыми руками.
Взбудораженная продавщица еще охала и прижимала пальцы ко рту. Ее воображение явно не собиралось останавливаться и продолжало рисовать картинки полудеда-полуволка с окровавленными клыками.
– Здравствуйте! – громко сказала Алиса.
– Ох! Привет, привет… – рассеяно ответила продавщица и засуетилась, – Чего желаешь?
– Соль, – коротко ответила Алиса.
– Так-так-так, я чего-то не знаю?
– Ну чего ж тут непонятного, раз люди начали покупать соль, значит что?
– Так никто, кроме тебя, не покупал сегодня.
– Значит, с меня начнется, чего удивительного? Вы как первый день в городе. Давайте мне все, что есть. И советую заказать побольше про запас, скоро точно от покупателей не будет отбоя.
Забрав всю имеющуюся на складе соль, Алиса медленно, как груженый мул, пошагала к дому. На этот раз она догадалась захватить сумку на колесиках, чтобы в очередной раз не надрывать спину, однако ноша все равно оказалась нелегкой. Через метров пятьсот Алисе пришлось остановиться передохнуть. Она постояла возле бетонной арки, которая давала начало спуску к реке. Широкая серая лестница ступенями ныряла в воду глубоко, сколько видел глаз, будто до самых покоев Посейдона. На противоположном берегу бухты гудел порт, грузчики, словно реактивные муравьи, сновали от баржи к двум огромным грузовикам. Перетаскивали груз в пятнадцать раз больше собственного веса. Только этим муравьям выдали в помощь тележки.
– Что, готовишься в порт пойти работать? – услышала Алиса голос из-под арки. Из-за бетонной опоры выглянул Прохожий.
Алиса опешила и нахмуренными бровями задала немой вопрос.
– Ну, таскаешь вон что-то тяжелое, прямо как те ребята, – Прохожий кивнул в сторону порта.
– Да это соль.
– Однако! У тебя небывалый урожай огурцов?
– Дурак, – улыбнулась Алиса и добавила грустно: – Просто мне страшно.
Прохожий подошел к ней, обнял за плечи и повел под арку. Они вышли на ступени и присели где-то посередине лестницы. Прохожий ласково сказал:
– Милая, ты когда-нибудь видела, чтобы здесь кто-то умирал?
– Ну… В буквальном смысле нет.
– Так чего ты боишься?
– Как чего? Исчезнуть. Сойти с ума.
– Этот город лишь сложная загадка, задачка из высшей математики. Чем больше неизвестных ты вычислишь, тем ближе решение.
– К чему ты клонишь?
– К тому, что все, кто исчез, просто перешли куда-то в другое место. И не факт, что оно хуже Думграда. А в Канадал ты и сама не веришь.
– Это все пустые слова, чтобы меня успокоить.
– Иногда надо посмотреть в пустоту, чтоб обрести спокойствие. А на холодную голову и задачи решать проще.
Алиса смотрела на него недоверчивым взглядом, когда позади них раздался звук трущейся о гравий резины. Кто-то отчаянно тормозил. Одновременно обернувшись, они услышали скрежет, звук падения, матерную тираду, и увидели взметнувшиеся ноги в кедах.
– Черт! – закричала Алиса. Но ее беспокоил не рухнувший велосипедист, а собственная сумка с солью. Та катилась по склону набережной и через пару секунд должна была неминуемо плюхнуться в воду. Алиса набрала столько соли, что даже не смогла закрыть замок, поэтому пачки выскакивали из сумки на лету и поодиночке прыгали в реку.
– Мать твою, какая тупица оставляет вещи посреди дороги?! – велосипедист оказался велосипедисткой, – Мои джинсы! Мой велик!
– О, Минаж, твой Тур де Франс закончился раньше времени, – засмеялся Прохожий, – Добро пожаловать в аутсайдеры!
– Тебе смешно?! Я сейчас тебе рожу начищу, шутник хренов! Будешь знать, как чемоданы по дорогам разбрасывать, – Минаж угрожающе пошла в их сторону, схватив с земли какую-то железяку. Алиса отвлеклась от судьбы своей сумки и выскочила навстречу девушке:
– Тише, тише, Минаж, это я. Моя сумка. Прости Бога ради!
– Какого такого бога? – Минаж переложила арматурину из левой руки в правую и повертела ею в воздухе как заправский ниндзя.
– Любого, в какого веришь, – сказала Алиса, – Это моя вина, с меня новые джинсы.
– Да брось, подруга. Я уже остыла, – смягчилась Минаж, затем ткнула арматуриной в сторону Прохожего, – Хотя этому шутнику все еще не прочь навалять.
– Тем более, что ты уже сошла с велодистанции, – засмеялся тот, – Пора переходить к боям без правил, может в них тебе больше повезет.
Минаж вспыхнула и, поджав губы, метнула железку прицельно в голову Прохожему. Он легко увернулся, не переставая смеяться:
– Ух, горяча!
– Господи, ты его чуть не убила! – крикнула Алиса. Минаж пропустила ее окрик мимо ушей, и, жаря взглядом Прохожего, прошипела:
– Смотри не обожгись, клоун.
Она величественным жестом откинула за плечо белые волосы и вернулась к своему велосипеду. Бедняга сильно пострадал от падения, и ехать на нем было невозможно. Минаж взялась за руль и покатила велик рядом с собой.
– Ну почему мне так не везет? – Прохожий услышал голос Алисы и оторвался от удаляющейся Минаж.
– Ты чего? – спросил он, оборачиваясь.
Алиса смотрела на воду. На краю набережной, зацепившись колесиком, висела ее многострадальная сумка. Даже на расстоянии было понятно, что сумка совершенно пуста.
– Ох, милая… – Прохожий не знал, что сказать, поэтому спустился к воде, чтобы убедиться в очевидном. Он аккуратно поднял сумку, теперь это можно было сделать без усилий. И вдруг замер.
– Элис, а ты купила соль в бумажных коробках?
– Чего?
– Подойди сюда.
– Какая разница, в какой она была упаковке? Теперь ни соли, ни… – Алиса остановилась рядом с Прохожим, и они оба уставились на воду, по поверхности которой расплывалось огромное белесое пятно. Над пятном сверкал невесомый туманчик, очень похожий своими отблесками на мерцание снега.
– Точ-в-точь как в ванной, – сказала Алиса.
– Ну, так это ведь та же вода, неудивительно, – хмыкнул Прохожий, – Вот тебе и подтверждение моих слов. Еще одна неизвестная разгадана.
– Думаешь, в реке она будет действовать так же как в ванной?
– Я почти уверен.
– И что будем делать?
– Будем делать из реки море.