Провал лекций
Но мне все-таки стоило немало душевных сил восстановить душевное равновесие после этого инцидента. Странно, давно за собой замечаю такую герновину: не спасовать по ходу дела, но зато потом, когда начинается внутреннее «последействие», как-то размякнуть, подвергнуться страхам и неуверенности.
Да нет у меня в душе какого-то душевного монолита. А может, прост душа моя никогда не сможет спокойно примириться с насилием над человеком, в какой бы форме оно не осуществлялось? Но это все-таки оправдание. Мне, может, придется участвовать и не в таких переделках. И я должен не только быть в них тверд, но и после – тверд и спокоен.
Как бы в помощь этому внутреннему восстановлению вгрызнулся в подготовку новых лекций по марксизму-ленинизму. Из данной мне на эту тему Ткобцовым книги выписал даже себе в дневник такой пассаж:
«Для руководителя рабочего класса необходимы особые качества: революционная решительность и смелость, обусловленные самим характером исторической миссии пролетариата; теоретическая сила, определяемая тем, что борьба рабочего класса опирается на научную теорию; тесная связь с партией и массами, способности и опыт организаторской работы в массах, вера в творческие силы трудящихся, умение не только учить массы, но и учиться у них…»
Есть ли что у меня из этого? Пожалуй, кроме теории – все остальное очень сомнительно.
Может, еще только-только начинаю учиться у людей…
Но надо-надо бороться, нельзя сдаваться, нужно продолжить борьбу. И через те же лекции. Ведь они – как некий оселок моей «профпригодности». Смогу ли я найти «тропочку» к сердцам «массы»?..
Однако идея лекций по основам марксизма-ленинизма все-таки потерпела неудачу.
Вторая лекция называлась «Как развивается человеческое общество. Сущность исторического материализма».
И ведь мог бы предположить, что все будет слишком сложно и трудно – так и случилось. Народ на все эти законы диалектики с «отрицанием отрицания» уже откровенно зевал и начинал переговариваться, так что штабной лейтенант Табачков, главный по комсомольским делам, такой пухленький здоровячек, которого ко мне приставил Ткобцов (его самого не было), вынужден был время от времени наводить порядок.
Но, видимо, доложил Ткобцову, что все было хорошо, и тот на ближайшем комсомольском собрании заявил, что создает «молодежную лекторскую группу при политическом отделе части», куда кроме меня он еще включил Санька Веляева и Андрея Веремеева.
А тут, через неделю вернувшийся из командировки Табачков, зайдя ко мне в караул, с каким-то бахвальством сообщил, что он в Волгограде на каком-то там войсковом «активе» рассказал, что «один солдат сам готовит и разрабатывает лекции». Мол, я теперь известен во всем южном военном округе и добавил:
- Ты смотри, готовь дальше, а то приедут – посмотрят…
Меня уговарить не надо было. Я, было, с рвением бросился дальше, но – увы! - третья лекция оказалась полным провалом. Как какой-то рок меня влек в дальнейшие теоретические дебри, и я озаглавил ее «Классы, классовая борьба и государство. Общественный прогресс».
И это было что-то. Мало того, что мало кто слушал, еще и Табачков куда-то слизнул минут через 10 после начала лекции – и пошло-поехало.
Сначала потихоньку стал нарастать шум. Если прошлый раз народ засыпал под мои разглагольствования, то сейчас спать никому не хотелось – и народ стал пользоваться случаем посудачить друг с другом.
Затем потекли смешки, кое-где прерываемые коротким хохотом. Стали образовывать группки «по интересам». По интересам своего собственного зубоскальства. Я все пыжился, пытался всех перекричать, хоть как-то возвратить к себе внимание.
Но – чем? Соотношением роли личности и общественных масс в историческом прогрессе?.. Или конфликтом между «базисом» и «надстройками», когда «низы» не хотят, а «верхи» не могут?..
Собственно, я сам и оказался в такой ситуации. «Низы» не хотели меня слушать, а я «сверху» никак не мог справиться с этим нежеланием.
Меня уже откровенно не слушали, болтали во весь голос между собой и если откровенно не издевались и не прерывали, то только из опасения, что могут зайти офицеры. Я даже не стал доводить лекцию до конца – смысла никакого не было.
Так провалилась идея просвещения марксизмом-ленинизмом «солдатских масс» изнутри.
Странно, но у меня еще в этот неудачный день произошла и примечательная стычка с Пулеминым.
Смотря программу «Время» перед отбоем, я присел на его койку. Тот стал меня прогонять, я заартачился, и в конце концов наша разгоревшаяся полемика завершилась таким его выпадом:
- Ты только прикрываешься высокими словами. Да, ты – родину предашь!..
Странно, уже второй человек (первый был, помнится, Вахтеев) ни с того ни с сего мне заявляет нечто подобное в глаза. Что бы это значило? Почему я им кажусь каким-то потенциальным предателем? Может, и вправду, много слов, а дел мало? Или это просто от зависти? Или просто сказать нечего, а уколоть побольнее хочется?.. Гм?
Но неприятно это все равно сильно.
(продолжение следует... здесь)
начало - здесь