Найти тему
Московские истории

Модные 1950-е: Папа-инженер ходил в шляпе и шикарных по тем временам костюмах

Стиляги

Елена

В Денисовском переулке (между Токмаковым переулком и Бауманской улицей), в барачном поселке, который называли "Денисовский кремль" прошли детство и юность моих родителей. Они уехали оттуда в 1957 году. Им было по 20 лет. Поселок принадлежал 1-й автобазе города Москвы (впоследствии 1-й автокомбинат).

Вся моя родня, весь наш многочисленный род сгруппировался на этом пятачке. Оба моих деда приехали из деревень в голодные 30-е и устроились работать на ту самую автобазу. Им дали комнаты в бараках.

Папа и его друг. У входа в барак. Из архива автора.
Папа и его друг. У входа в барак. Из архива автора.

Поселок жил достаточно автономно. Посередине, огороженная заборчиком в две доски, располагалась танцплощадка, куда выносили патефон, крутили пластинки и танцевали. Дети висели гроздьями на этих досках - наблюдали за танцами. Там и складывались семейные пары.

В основном на танцах танцевали как? В деревенском стиле, поскольку большинство было из деревень. Но не мой папа и его друг. Они танцевали «стилем»! Знаю, что, когда они приходили, народ расступался, и они выдавали сольный танец под какую-то свою музыку. Молодежь была в основном рабочая, кое-кто заканчивал профтехшколу (ПТШ), как мама, а папа - техникум, за что получил в поселке плюс к «стиляге» прозвище «профессор».

Мой папа - стиляга. Из архива автора.
Мой папа - стиляга. Из архива автора.

Елена Головань

На углу Вадковского переулка и Новослободской улицы, где стоял двухэтажный корпус, в котором я жила, была территория Женского православного Скорбященского монастыря. Главный вход в монастырь был со стороны Вадковского переулка. Деревянные ворота, утоптанный, как проселочная дорога, двор. Справа дом в два этажа. В нем раньше жили монахини. Высокие двери. Лестница на 2-й этаж, там чужое пространство. А вот мое — за этой дверью.

Монастырский двор. Из архива Елены Головань.
Монастырский двор. Из архива Елены Головань.

Длинный коридор, тянущийся во всю длину здания, делила уборная, отгороженная дощатой стеной. Отдельно для мальчиков и для девочек. Никаких унитазов, просто дырки в полу. Наша половина направо, она покороче, на 8 комнат. Левая часть, комнат, наверное, на 12, заканчивалась помещением-пристройкой, где была огромная кухня на 8 плит. Из нее вела дверь в чулан, там монахини когда-то хранили метлы и лопаты. В чулане жил дурачок Ныныка. Взрослый, а вел себя, как маленький. Ходил по двору и дудел марши.

Наша комната была шестой по счету. Жили там мама, папа, я (младшая) и три брата. Разница между мной и старшим - 15 лет.

До войны тут было общежитие Тимирязевской академии. В нем и жил папа. Мама приехала в Москву в 1928 году.

Папа и я. Из семейного архива.
Папа и я. Из семейного архива.

Папа был инженер, ходил в шляпе и шикарных по тем временам костюмах, мама за этим очень следила. Для соседей он был авторитет - единственный человек с высшим образованием. Когда я родилась, папе было 46 лет. Мы им гордились, но ближе, конечно, была мама. Как-то я спросила, где он работает. Оказалось — инженер на майонезном заводе. Меня это поразило: мой папа и какой-то майонез!

Светлана Ашуркова

Мой папа одет по моде 1950-х годов. Фото 1956 года у забора на Сущевском валу, дом 3/5.

Из архива Светланы Ашурковой.
Из архива Светланы Ашурковой.

Ирина Жежерун/Понемногу обо всём

Где могли в 1950-х годах познакомиться учёный и молодая барышня? Конечно, в Доме культуры Курчатовского института. Мой папа был на 22 года старше мамы. Но внешне это было почти не заметно. Сказывалось отсутствие вредных привычек и увлечение спортом. К тому же он очень хорошо танцевал - вальс, танго, фокстрот.

Папа. Из семейного архива Ирины Жежерун.
Папа. Из семейного архива Ирины Жежерун.

Зимние пальто в те годы были не только из сукна и драпа, но и из ратина. Именно такое пальто было пошито моему папе, к нему была сделана меховая подстёжка из дохи, подаренной папе в поверженном Берлине спасённым им от голода немцем-профессором.

-7

На фото папа в в том самом ратиновом пальто, которое он носил до самой своей смерти в 1997 году, а затем оно нашло себе нового хозяина, уверена, что до сих пор ему сносу нет.

Здесь полностью семейные истории авторов: