Найти в Дзене
Олег Воинов

Часть первая (Куклы Тима Талера)

День шестидесятый, в который я отбыл из Венеции, сбился с толку, встретил на незнакомом пляже друга, а также барона, с коим ранее был знаком только на расстоянии. Позвольте послушать, так сказать, летнюю рождественскую историю, прежде, чем пароход отвезет меня обратно в Венецию, где за столиком на площади Святого Марка внезапно пахнуло серой. Заговоришь про чёрта и он явится, говорится в пословице. И когда человек настойчиво думает о людях, говорится в другой пословице, тогда он тоже встречает их. В моем случае обе пословицы были верны, когда посетив капитана на Лидо, я так задумался, что уехал на белом пароходе, не зная, куда он везет. Только когда вокруг поднялся шум, и пассажиры пришли в движение, покидая корабль, я осознал, что нахожусь на едва знакомом мне курорте на адриатическом побережье. Когда я наконец вышел, мне повстречался человек, который занимал все мои мысли. А когда я заговорил с ним о кое-ком другом, этот кое-кто другой не заставил себя долго ждать. Я шел вдоль набере
Оглавление

День шестидесятый, в который я отбыл из Венеции, сбился с толку, встретил на незнакомом пляже друга, а также барона, с коим ранее был знаком только на расстоянии. Позвольте послушать, так сказать, летнюю рождественскую историю, прежде, чем пароход отвезет меня обратно в Венецию, где за столиком на площади Святого Марка внезапно пахнуло серой.

Иллюстрация Рольфа Реттиха к первой части повести "Куклы Тима Таллера", 1979 г.
Иллюстрация Рольфа Реттиха к первой части повести "Куклы Тима Таллера", 1979 г.

Заговоришь про чёрта и он явится, говорится в пословице. И когда человек настойчиво думает о людях, говорится в другой пословице, тогда он тоже встречает их.

В моем случае обе пословицы были верны, когда посетив капитана на Лидо, я так задумался, что уехал на белом пароходе, не зная, куда он везет. Только когда вокруг поднялся шум, и пассажиры пришли в движение, покидая корабль, я осознал, что нахожусь на едва знакомом мне курорте на адриатическом побережье.

Когда я наконец вышел, мне повстречался человек, который занимал все мои мысли. А когда я заговорил с ним о кое-ком другом, этот кое-кто другой не заставил себя долго ждать.

Я шел вдоль набережной мимо разноцветных киосков и фургонов с мороженым, мимо болтающих на разных языках людей, когда кто-то окликнул меня: «Малой!»

Меня так называли когда-то в детстве, а теперь только в кругу старых друзей. Но я сразу понял, что обращаются ко мне. Поэтому я остановился, обернулся и сказал приближающемуся человеку: «Привет, Тим».

— Привет, Малой, — сказал парень. — Ты как будто знал, что увидишь меня! Неужели ты ничуть не удивился?

— Не очень, — ответил я. — Только что думал о тебе.

— Вот это совпадение, Малой. Но такое случается. Почему ты думал обо мне?

— Потому что я посетил старого капитана на Лидо.

— И какое отношение это имеет ко мне?

— Никакого, Тим. Я просто порасспрашивал его о легендарных Счастливых островах

— И?

— И он правда много рассказал про них, а потом направил к другому капитану. А этот капитан – и это уже имеет отношение к тебе – живет в Гамбург-Эвельгённе.

— Ага, — Тим откинул голову назад и поднял руки. Затем он повторил: «Ага, так появилось очаровательное слово Эвельгённе! Понятно, почему ты подумал обо мне».

— Я тебе больше скажу, я так задумался о тебе, — продолжал я. — И о рассказе про проданный смех, что сел не на тот пароход. И оказался здесь. Что ты на это скажешь?

— Сила притяжения подобных вещей, — озадаченно проговорил Тим. Затем, обрадованные встречей, мы медленно побрели по набережной.

И если вы спросите, кто такой Тим, я скажу так: Тим Талер — кукловод. Он создает мир из нитей, дерева и красок, театральный мир, похожий на тот, в котором мы живем. Когда он перемещает деревянные перекрестья, с которых свисают длинные нити, он перемещает и куклы, подвешенные за эти веревочки. Сам он стоит над сценой в темноте. А куклы на свету. Любой, кто наблюдает за их передвижением, знает, что кто-то стоит там, в темноте, припуская или укорачивая их нити.

Я знал Тима Талера много лет. На моем родном острове Гельголанд он гостил в доме у некой тети Джули, и тогда мы играли в алфавит [ABC, или алфавит — карточная игра, в которой игроки вращают стрелку и ищут карточки с буквами, соответствующие их полю — переводч..], складывали стихи и сочиняли рассказы. Позже в Лейпциге, в типографии, он рассказал мне историю о проданном смехе, историю про странного барона и мальчика по имени Тим Талер. Затем в Гамбурге, Риме и других местах он помогал девушке по имени Неле справиться с бароном. И вот, спустя несколько лет, я встретил его снова, в другой стране, в Италии, недалеко от прекрасного города Венеции, и он расспрашивал меня: «Как дела? Как поживает ваш маленький остров? Его восстановили? Что слышно о Неле?»

У меня было столько же вопросов, сколько и у Тима Талера. Поэтому мы пошли в маленькое круглое кафе в конце набережной, где было прохладно из-за жужжавших вентиляторов, и удовлетворили любопытство друг друга. Мы говорили о живых и мертвых, о городах и островах, а также о куклах. Тем временем официант принес холодный кофе и сказал: «Прего, синьори». Ужасно подстриженный пудель понюхал мои сандалии и побрел прочь. На набережной водитель скутера чуть не сбил перед нами толстую даму, но остановился прямо перед ней и, изящно свернув, тотчас же поехал дальше. Когда Тим рассказывал мне о своих куклах, пахло морем, кофе и большим количеством масла для загара.

Марионетки, которых я видел однажды под его руководством в пьесе «Принцесса, которая не умеет плакать», делали всё с помощью тех деревянных перекрестий и ниток, которыми управляет Тим.

— Куклы — мои создания, — сказал он.

— Значит, их движения, — спросил я. — точно предсказуемы?

— Да, Малой, они предсказуемы, если сбалансируешь центры тяжести кукол. Но мне удалось сделать кукол живыми и похожими на людей.

— Как это ты сделал? — с любопытством спросил я.

Тим через соломинку хлюпнул кофе со льдом из своего стакана и ответил:

— Я немного смещаю фокус.

— И что из этого выходит?

— Движения, которые не поддаются математическому расчету.

— Разве это не выглядит чудоковато, Тим? — спросил я.

— Да, иногда очень смешно, и заставляет смеяться, — получил я в ответ. — Но часто это еще и крайне беспомощно. И больше похоже на плач.

— А где и когда, Тим, ты показываешь кукол?

— Пока нигде, Малой, — ответил Тим. — Уезжаю в отпуск. А заодно напишу серию небольших пьес для своего театра.

— Что это будут за пьесы? — спросил я.

— Истории из тех времен, когда все считали себя богатыми, — сказал Тим, — истории из тучных лет процветания.

— Итак, истории из тех времен, когда все покупали всё, не обращая внимания, — сказал я.

— Да. — сказал Тим, — Мои произведения описывают именно этот отрезок времени.

За разговором мы любовались набережной. Мимо на велосипеде проехал мальчик, окинул беглым взглядом отдыхающих за столиками и резко нажал на тормоз с криком «Папа!»

Тим Талер поднял глаза и крикнул:

— Давай к нам, Крешо.

— Я сейчас буду, просто припаркую велосипед, — прозвучало в ответ. Мальчик лет десяти, с вьющимися каштановыми волосами, прислонил велосипед к стене за красным цветущим олеандром и подошел к нам. Это был сын Тима Талера Крешимир, которого я в последний раз видел, когда ему было лет шесть.

Мальчик знал меня только по имени. Я ведь написал историю о проданном смехе, в которой героя зовут Тим Талер. Мальчик показался мне несколько взволнованным.

Когда он подсел к нам, я спросил:

— Тебя в самом деле назвали в честь героя Крешимира?

— Конечно, — сказал он. — Вы же знаете эту историю. Вы сами ее написали. Вы не хотите написать продолжение?

На этот раз волнение в его голосе было неописуемым.

— Продолжение? — спросил я и посмотрел на Тима Талера. — Случилось что-то интересное?

— Ничего интересного, Малой, — сказал Тим Талер. — Я до сих пор ставлю кукольные спектакли тут и там.

— Но барон здесь, — выпалил Крешо. И сейчас стало ясно, почему мальчик был так взволнован.

Но Тим спокойно спросил:

— Барон здесь? Кто тебе это сказал?

— Мой напарник по теннису Гвидо. Он знает это от своего старшего брата, который ходит в море. По его словам, он до сих пор носит клетчатый костюм и огромные солнцезащитные очки.

Тим улыбнулся.

— Итак, барон снова где-то рядом. Я совсем потерял его из виду после истории с Неле. Похоже, что в последнее время он прячется за магазинами. А раньше он хвастался ими. Вот как меняются времена!

Крешо подозвал официанта и заказал ванильно-шоколадное мороженое на неплохом итальянском языке.

Когда официант ушел, я сказал Тиму:

— Я уже дважды натыкался на барона. Во время путешествия на яхте по греческим островам, в первый раз. И во второй — в записках, которые мне передали на острове Гран-Канария. Теперь, кажется, я снова сталкиваюсь с ним здесь, в Венеции.

— И снова со мной. Как тогда, когда помогали Неле, — спокойно сказал Тим. Крешо, казалось, был удивлен, что его отец был таким невозмутимым.

— Тебе не кажется, что барон следит за тобой? — спросил он вполголоса.

Тим рассмеялся, звонко и заливисто, но уже без захлебывающегося смешка, как в детстве и юности.

— Почему барон должен следить за мной? — спросил он. — У нас нет никаких общих дел. Но любопытно посмотреть, появится ли он. Когда люди говорят о черте, он обычно приходит.

В этот момент прямо перед нами на набережной нарисовался худощавый джентльмен в больших солнцезащитных очках. На нем был костюм, который можно назвать клетчатым, потому как это был черно-белый костюм с пересекающимися в сетку нитями.

— Он снова одевается как раньше? — озадаченно спросил я, глядя на Тима Талера. Тим посмотрел направо, кивнул, а затем вторым кивком головы поприветствовал худощавого джентльмена, который смотрел на него в солнечных очках и в ответ приветствовал Тима легким поклоном. Затем мужчина поспешно скрылся за киосками и людьми.

Крешо, который не дышал от волнения, теперь перевел дыхание и сказал:

— Значит, это был он.

— Я же сказал, — смеясь, заметил Тим, — когда говорят о дьяволе, он приходит.

Был еще ранний день, когда мы сидели. Море было голубым, а кусочек пляжа, который виднелся из кафе, был почти не занят и манил позагорать.

И поскольку я больше не мог спокойно сидеть на стуле, я предложил прыгнуть в море, а потом позагорать на песке. Плавки я уже надел, потому что после визита к капитану мне хотелось искупаться на пляже Венеции.

Им обоим мое предложение пришлось по душе. Я спустился на пляж с Тимом, а Крешо поехал на велосипеде в бунгало с банными полотенцами в аренду.

Потом, когда мы с Тимом лежали в плавках на теплом песке, я спросил:

— Думаешь, барон оказался здесь неслучайно?

Тим пожал плечами.

— Трудно сказать, Малой. Тучные дни уже прошли. Может быть, барону хочется повторить их, желательно до бесконечности. И приходит в ярость от мысли, что его процветание будет предано осуждению.

— Неужели и в своих спектаклях ты презираешь богатство? В конце концов, это лучше, чем бедность.

— Я покажу, как работает богатство. — ответил Тим. — Оно не выглядит таким розовым и золотым, как это рисуют в каталогах дорогих магазинов. Кто-то всегда платит за трюки с процветанием. А кто-то другой зарабатывает на этом роскошную жизнь.

— Там, где идет торговля между покупателями и продавцами, — сказал я, — это обычное дело.

— Но, к сожалению, — сказал Тим, — повсюду мошенничество. Обман покупателей был в моде. Слишком много обмана в пользу одних и всегда во вред другим, иногда бесстыдно, иногда довольно безобидно — как запах рыбы с видом на море.

— Запах рыбы с видом на море? — переспросил я.

— А, это один случай, из которого я хочу сделать кукольный спектакль. Я с удовольствием тебе расскажу, если захочешь, но только когда Крешо вернется. А теперь пойдем искупаемся.

— Мы зашли в море и немного проплыли. Вода была прозрачная и без запаха бензина, как на пляже в Венеции, в Лидо.

Когда мы плыли обратно, мы увидели Крешо, плывущего перед нами кролем. Он еще не научился дышать с повернутой набок головой и казался не очень резвым. Когда мы вышли из воды, он пошел с нами на пляж, где расстелил три больших полотенца, на которые мы, как ни были мокры, вскоре упали.

Тут Тим ​​сказал немного восторженно:

— Ах, какое наслаждение лежать на песке под палящим солнцем, остужаясь в море. А наши прадеды до сих пор считали это – представьте себе – мерзостью.

— Сегодня весь мир хочет лежать на пляжах ради этого, — сказал я.

— Да, — сказал Тим. — И пляж, и море, и солнце — это тоже очень серьезный сегодня бизнес.

Крешо, лежавший на животе, спокойно и почти мурлыкая добавил:

— А я не против. Мне нравится.

И закрыл глаза, чтобы подремать на солнышке.

Недалеко от нас присел турист с северной бледностью, худощавый мужчина с острыми коленями, одетый в пуловер в красно-белую полоску и зеленые плавки. Острая как бритва бородка росла с его верхней губы, а волосы были по старинке уложены маслом или помадой. Он грыз ногти, и я не мог долго смотреть на него. Поэтому я лег на живот, посмотрел на Тима Талера и сказал:

— Ты хотел рассказать нам историю. Сейчас как раз такая возможность.

— Хорошо, — сказал Тим. — Крешо теперь тоже тут. Пусть и он послушает.

Крешо, не поднимая головы, что-то пробормотал в одобрение, а Тим Талер продолжил: «Позволю себе начать историю, которая выросла из одного инцидента, а именно, с интервью. С него и должна начинаться эта история. Теперь слушайте».

Он удобно улегся спиной на полотенце, скрестил руки под головой и, глядя в синеву неба закрытыми глазами, рассказал историю:

Запах рыбы с видом на море, или все-таки нужно мыслить социально


(продолжение следует)


Первая часть из повести "Куклы Тима Талера, или проданное человеколюбие". Читайте целиком на канале по ссылке