Мускулистый парень наклонился к кикиморе и позволил той прилепиться к торсу, обвить талию, скользнуть ногтями по бёдрам. Она охотно гладила молодое и послушное тело, а тот безвольно отдавался пьяным колдовским ласкам. Нечто диковатое мелькнуло в его глазах, когда кикимора перекувыркнулась через спину и пригвоздила жертву к полу, но даже тогда он не сбросил обезумевшее от жажды существо и не сопротивлялся неизбежному.
Наконец она откатилась с глубоким вдохом и спросила, глядя на невидимый в темноте потолок:
— Разве твоя девчонка так может? Она — лишь жалкая копия меня. Надеюсь, ты не будешь спорить с очевидным?
— Согласен. Никакого сравнения, — пробормотал Коля. Он с трудом восстанавливал дыхание и нарочито медленно подтянул и расправил джинсы, чтобы не встречаться взглядом с размякшей от лёгкой победы кикиморой.
— И всё-таки не понимаю, зачем за неё так цепляться?
— Ася — человек. Разве так уж неправильно держаться своего вида?
Шальная кикимора лишь рассмеялась и оставила мимолётный, но властный поцелуй возле ложбинки на потном плече.
— Ну и что у нас с тобой может быть правильного? И потом, ты говоришь — человек? Не смеши! Скорее, жалкая и никчемная человеческая часть меня. Девчонка всегда ослабляла и подавляла меня, но теперь-то с этим покончено. Почти покончено. Когда ты уже прекратишь сопротивление?
— Никогда, пожалуй, — тихо ответил Коля, а кикимора закатила глаза.
— Смело! Но она сломана. Смирись с этим. Живёт в безумном мире, наполовину выдуманном, наполовину реально жутком. Представь, что она воображает о нас? Обо мне, да и о тебе? Впрочем, тебя оно попросту вычеркнула.
— Тебя тоже. Тебя она боится. Считает чудовищем.
Кикимора вскинула бровь и парировала с мстительным удовольствием.
— А тебя — дико ненавидит за измену, что само по себе довольно забавно, не находишь? Это я нашла тебя, я! А она лишь подстроилась под мой выбор, как и всегда. Слабачка.
— Её можно вылечить. Всё ещё можно. Она не растворилась полностью и существует где-то там, в глубине сознания.
— Ты в это веришь? Честно?
— Да.
— Тогда зачем ты ходишь ко мне? — прорезались недовольные нотки.
— Не могу тебя оставить. Ты же знаешь.
— Конечно, знаю, — она привстала и горделиво покачалась на пятках, — ни один мужчина не в силах оставить меня добровольно.
— Поверь, я понимаю это лучше, чем кто-либо.
— Тогда зачем потакаешь её капризам? Отпусти. Позволь сгинуть во мраке. Это будет актом гуманизма.
— Ага, конечно. И всё-таки жаль, что здесь запрещают включать свет, — выругался Коля и натужно завозился с ботинками.
— Местные пациенты не выносят своё другое я. В темноте им проще обманываться и воображать нас выдумкой, порождением ночного кошмара.
— Но вы реальны, — с печалью заметил мужчина.
— Увы и ах. Уже собрался? Так быстро?
— Нет, — он помотал головой, а потом сказал вслух, — ещё нет. Сегодня мне надо заехать к Мильке, но время есть. Вообще-то полно времени. Можешь располагать мной, но, пожалуйста, очень прошу, не искалечь её в отместку. В прошлый раз она была вся в ссадинах и синяках. Так не годится.
— Это не я, а она. Наказывает себя за то, что была с тобой. Кстати, как Миля? Наслаждается предательством, полагаю? Небось чрезвычайно горда собой?
— Несправедливо так говорить! Милька из кожи вон лезла, чтобы избежать приступа.
— Ну и как, избежала? — кикимора откинула волосы и обдала его сладковатым женским запахом. — Мужчины — мастера перекладывать ответственность на других. А Милька – змея. Сбросила шкуру и удрала.
— А я почти поверил, что ей удастся. Ася начала улыбаться, шутить. Ходила в чёртов театр! Играла там каких-то дурочек.
— О, ей даже не пришлось притворяться! — съязвила кикимора.
— Мы ходим по кругу.
— Нет. Мы заблудились в самом безумном любовном треугольнике в мире!
— Да, так и есть, — вдруг усмехнулся Коля, — никогда бы не подумал, но ведь ты права.
— Так сделай выбор. Всем будет проще. А ей – в первую очередь. Представь, каково это, жить в её мире?
— Если она сумеет выбраться из скорлупы и увидеть правду…
— И что? Что тогда? Правда её убьёт.
— Нет.
— Да. Глупо это отрицать.
— Я просто ошибся. Это моя ошибка.
— Нет, — она наклонилась над ним и осторожно провела по переносице кончиком языка, — ты сделал единственную разумную вещь, которую только мог. Ты же не робот.