- «Я тебе верю». Глава 84.
Эдик нашёл квартиру по объявлению ближе к работе. Скудная обстановка однушки, слабые лампочки, из последних сил натужно освещающие комнаты болезненным желтоватым светом. На кухне пара тарелок, пара ложек и кружек. В ящике со столовыми приборами вальяжно расположились две кривые алюминиевые ложки и богатая россыпь бамбуковых палочек для суши. Штопор горделиво занимал центральное место на одной из полок. Постельное бельё было весёленькой расцветки, матрац местами продавлен, а кровать жалостливо покряхтывала при каждом движении Эдика. Обои на стенах местами сохранили прежнее изящество, но около кровати были откровенно затёрты.
Запах чужого жилища нагло вползал в ноздри, принося с собой въевшийся в стены запах табачного дыма и другие воспоминания о весёлом времени, проведённом здесь длинной вереницей искателей порочных забав.
Мужчина не стал разбирать спортивную сумку. Положить свои вещи в старый убогий шкаф значило признать своё согласие остаться здесь надолго. Эдик, хоть и ушёл из дома, не хотел признавать очевидное крушение прожитых лет.
Поужинав магазинными пельменями с остатками соуса из согнутого красного пакетика, он заварил чайный пакетик в кружку, предварительно брезгливо обдав её кипятком.
Всё было не то. Не та еда, не та постель. Наспех вымытая после прежних жильцов ванная то и дело являла длинные чёрные волосины, напомнившие Эдику лошадиную гриву. Пристально оглядев ванную с рыжеватыми подтёками, он решил обойтись без душа, только чисткой зубов.
Ночь была длинной. Болело лицо и тело. Отскоблив наледь в пустой морозилке, он прикладывал её к лицу то с одной, то с другой стороны. Эдик избегал своего отражения в зеркале, и делал охлаждающие компрессы наощупь. Несколько раз он принял обезболивающее, но рёбра и голова не переставали трещать.
Залив в желудок пустой горячий чай, мужчина отправился в больницу. С таким лицом показываться на работе было нельзя. Да и стыдно. Так стыдно, как не было раньше никогда.
Неделя, проведённая в мрачной угрюмой квартире, была бесконечной. Он то садился на кровать, то на одинокий стул в кухне с голыми стыдливыми окнами. То принимался ходить из угла в угол, растирая ладонями уши и шею. Были минуты, когда Эдику казалось, что он спит. И в забытьи не может очнуться от страшного видения. Не мог он так, по доброй воле, поступить со своей женой. С Алёшкой. С сыном... Когда, в какой момент это началось? Он снова и снова прокручивал день за днём, будто, вернувшись назад в недавнее прошлое, он сможет изменить его.
***
Лиза, в отличие от мужа, была спокойна, будто её ноющая тревога и боль теперь перешли к нему. Последовав совету матери, Светланы Владимировны, она купила тест на определение беременности. Ночью, когда вся квартира погрузилась в сон, уличные фонари перестали подглядывать за поздними прохожими, женщина трясущимися руками открыла упаковку. Теста было два.
Таймер, запущенный на телефоне, отсчитывал секунды медленнее, чем билось её сердце. Лиза неотрывно смотрела на тонкую белую палочку с синей полосой, рядом с которой вот-вот проявится вердикт. Две полоски сначала были едва различимы, зыбкие и обманчивые. Женщина протёрла глаза, изо всех сил надеясь, что это зрительный обман, результат напряжения и волнения. Открыв глаза, она увидела две чёткие ровные полосы. Красные, почти бордовые, они говорили, что в Лизе есть новая жизнь. Крохотное зёрнышко, проросток, не желанный мужем, заранее преданный им заодно с женой.
Лиза решительно надорвала вторую упаковку, и повторила процедуру движение за движением. Две полоски. Их не стереть, не закрасить, не вырвать из сердца и памяти. Она не раздумывала не минуты. Покупая тест в аптеке, женщина уже знала, что второго ребёнка у неё не будет ни в каком случае. Потому что Эдика больше не будет в её жизни, и его следа тоже. Сашенька - это сын другого Эдика. Того мужчины, который любил её, оберегал. Рядом с которым она чувствовала себя птицей, парящей над облаками. Цветной радугой, светлой и свежей. Другой женщиной в другой жизни.
Частная клиника на Гагарина, о которой говорил Эдик, работала до шести часов вечера. Лиза позвонила и записалась на приём. Администратор так радостно щебетала, будто уровень её зарплаты зависел от градуса высказанной приветливости.
- Да, как раз одна запись осталась на сегодня. Фамилия... Имя... Отчество... Хорошо, записала. Будем Вас ждать. И паспорт, пожалуйста, не забудьте.
Лиза продолжила свой рабочий день. Обед в столовой, где она теперь сидела за столиком одна. Аппетита не было, но женщина знала, что ей нужно хорошо есть. Печень «По-строгановски» с желтоватым сливочным картофельным пюре украшала зелёная россыпь консервированного горошка. Она насаживала гладкие зелёные горошинки на тонкие зубцы вилки, будто виновников её неслучившейся сказки «Принцесса на горошине». Стакан с абрикосовым компотом хранил красный отпечаток чужих женских губ, откровенно насмехаясь над Лизой.
- Возьмите это, - она протянула стакан кассирше, повернув к ней красные отпечатки.
Пожилая женщина в белой косынке и синем фартуке тут же залилась краской:
- Извините, у нас сегодня практикантки посуду моют. Возьмите другой стакан, пожалуйста, - пухлая рука без единого кольца протягивала Лизе замену.
- Нет, спасибо, - сквозь подступившие слёзы ответила женщина, - одного было достаточно.
Через час после обеда у неё скрутило живот.
- Возможно, в столовой практикантки сегодня и готовят, - горько подумала она.
Внутри, казалось, наливался большой тяжёлый шар, упираясь краями изнутри в сопротивляющийся живот. Потом его потянуло книзу, будто его пытались вытянуть невидимым тягачом. Потом что-то ухнуло внутри неё, и невидимый шар то ли развязался, то ли лопнул. Между ног стало горячо.
Лиза достала средства гигиены, предусмотрительно хранимые в дальней части нижнего ящика, натянув объёмный свитер пониже, осторожно прошла в уборную. Кровь странного алого оттенка выползала из неё, тянущая боль скребла её бёдра изнутри, пытаясь оборвать тонкую нить жизни. Она набрала недавний номер, ожидая услышать радостный полудетский голос.
- Да, клиника «Здоровье», администратор Елена, слушаю Вас!
- Добрый день. Я записывалась на вечерний приём к гинекологу...
- Да, конечно, я Вас узнала. Вы хотите перенести?
- Нет, я наверное откажусь...У меня... У меня, кажется, выкидыш... - Лиза понимала, что нужно встать с холодной белизны, что так она теряет больше крови. Женщина упёрлась руками в края узкой кабинки и осторожно поднялась.
- Ну что же, поняла Вас. - По-прежнему радостный голос лишил Лизу дара речи. - Тогда могу предложить Вам обратиться в государственную клинику, мы такими проблемами пока не занимаемся. Правда, мы сейчас участвуем в одной программе, и, возможно, уже в ближайшее время мы обязательно сможем вам помочь, - радостно щебетала голосистая птичка, напрочь лишённая сочувствия.
- Спасибо, я второй выкидыш пока не планирую, - серьёзно заявила Лиза, застёгивая чёрные брюки свободного кроя.
Привалившись к высокому подоконнику, она позвонила маме. У ответственной директрисы телефон был выключен. Наверное, шёл урок истории, важнее которого во всём огромном мире для Светланы Владимировны ничего не было. Лиза написала коротенькое сообщение с просьбой перезвонить, когда та освободиться.
Мама перезвонила ей в перемену. Звук в трубке был такой, будто все первобытные люди разом высыпали из своих пещер, чтобы с голыми руками поохотиться на огромное стадо мамонтов. Визги, крики, вопли, стук бесконечного множества быстрых ног вызывали такое напряжение барабанных перепонок, что хотелось тотчас бросить трубку.
- Мама, я тебя не слышу, - громко шептала Лиза, напрасно пытаясь быть громче дикарей, что бегали рядом с матерью.
- Я тоже! Подожди, сейчас к себе зайду. Не вешай трубку!
Через несколько секунд в телефоне воцарилась пустая тишина, и Лизе показалось, что она оглохла.
- Да, Лиза, слушаю тебя! - собранный сочный голос вибрировал металлическими нотками.
- Мама, ты можешь Сашу в школе оставить, чтобы после уроков его домой забрать? - дочь старалась говорить спокойно, как обычно.
- Что-то случилось, - утвердительно сообщила Светлана Владимировна.
- Да так, ничего особенного. Я, похоже, отравилась, тяжело будет за ним присмотреть сегодня.
- А Эдик что, на работе? - Лизе показалось, что мать выпрямилась во весь рост, положив на левое бедро руку, угрожающе сжатую в кулак.
Лиза кашлянула, прочищая горло, и пытаясь проглотить мерзкую сухость.
- Мы... Мы разводимся, он с нами больше не живёт. Всё, мам, давай потом об этом поговорим. Заберёшь Сашу?
Светлана Владимировна посмотрела в окно, за которым мальчишки и девчонки без головных уборов бежали в ближайшую столовую за горячими пирожками. Она представила радостную Лизу, её живые волосы с рыжим отливом, разделённые на два вьющихся хвостика.
- Я не смогу, Лиза. Но папа заберёт. Думаю, мальчику будет правильнее находиться в спортзале с физруком, чем с директоршей на уроке истории в одиннадцатом классе. Поговорим, когда ты сама будешь готова. Люблю тебя, - Светлана Владимировна провела по глазам ладонью, прощаясь с наивной девочкой Лизой.
Лиза пробыла в больнице два дня. Капельницы, уколы, успокоительное казалось, сделали её менее восприимчивой и более равнодушной. Сынок с радостью бросился ей навстречу после звонка, раздавшегося у входной двери.
- Мамочка, я так соскучился! - мальчик обнял её, присевшую на корточки, за шею. - Ты где так долго была?
Лиза смотрела на него с улыбкой. В сознание происходящее проникало медленно , как прилив бурной реки, сдерживаемый плотиной. Пшеничные волосы, глаза и брови точно как у мужа.
«- Как у Эдика, - поправила себя женщина. - Он больше мне не муж.»
В коридоре показалась Светлана Владимировна, вытирая руки о клетчатое кухонное полотенце.
- Хорошо, что ты пришла, доченька. Раздевайся, сейчас ужин будет готов, - она бережно прижала к себе Лизу, успокаивающе погладив её по спине.
- Спасибо, мама. Спасибо, что за Сашей присмотрели.
- Деда, деда, мама за мной пришла. Осталось только папу из командировки дождаться! - голубые глаза с серыми вкраплениями искрились радостью.
В коридор из зала вышел Николай Степанович, как обычно одетый в футболку и спортивные брюки. По его лицу Лиза сразу поняла, что мама успела поделиться с ним. Нависшие насупленные брови, разочарованно выдвинутая вперёд нижняя губа.
- Привет, дочка, - низкий грудной голос отозвался в Лизе желанием разрыдаться в объятиях отца.
Они стояли, обнявшись, и чуть покачиваясь из стороны в сторону, будто убаюкивая друг друга.
- Давайте мыть руки и к столу, - мать на кухне торопливо гремела посудой.
За ужином больше молчали. Встревоженный необычным поведением взрослых, Саша смотрел то на маму, то на бабушку, то на деда.
- Дочь, скажи мне... - начал было Николай Степанович, но под резким взглядом жены осёкся, и встал, чтобы налить воды в кружку.
- А что у нас к чаю есть? - спросила, как ни в чём не бывало, Лиза. - Конфеты с кон ьяком есть, мам?
- Есть, Лизонька, есть.
- А я буду конфеты с коньяком? - мальчик снова прошёлся любопытным взглядом по всем взрослым по очереди.
- Нет, Саша, они горькие, тебе не понравятся. Это для взрослых конфеты. Ты знаешь, что каждый взрослый, когда его никто не видит, снова превращается в ребёнка? - Светлана Владимировна достала с заветной полки тёмно-красную коробку конфет и плитку молочного шоколада в лиловой обёртке с нарисованной на ней пятнистой коровой. - Даже мама? - недоверчиво произнёс он, заглядывая в ничего не выражающее лицо матери.
- Даже мама, - подтвердила бабушка, распечатывая лакомства.
Николай Степанович тем временем убрал посуду со стола, составил её в раковину, и начал разливать чай.
После чаепития он проводил Лизу с сыном до квартиры, водрузив на одно плечо Сашин ученический рюкзак. Женщина, сняв обувь и верхнюю одежду, прошлась по комнатам. Странное чувство, что она никогда не бывала здесь раньше, не оставляло её. Эдик напоминал о себе книгами на полках, свитером, оставленным на кресле, тапочками в прихожей, потерявшими своего хозяина.
- Лиза, я в магазин схожу. Не закрывайся, пожалуйста, - попросил отец, глядя на застывшую в зале длинную Лизину тень.
- Хорошо, пап. Не буду.
- Сашка, пошли со мной, а то мне одному скучно, - позвал внука с собой Николай Степанович.
- Ты что, уже успел в мальчика превратиться, пока я тебя не видел? - улыбнувшись, спросил доверчивый Саша. - Может, ты теперь боишься, как маленький? - он протянул мягкую тёплую ручонку. - Не бойся, дедушка, я тебя никогда - преникогда не брошу. Знаешь, у меня есть такой старый медведь, он уже даже один глаз потерял, - объяснял мальчик Николаю Степановичу. - И мама ему пуговку от подушки пришила, белую такую. Так вот, я его не бросил. И тебя не брошу... - звук закрывающейся двери спрятал от матери другие откровения Сашеньки.
Лиза не могла уснуть. Мысли бесцельно бродили в её голове, повторяясь и принося с собой смутные образы прошлого.
- Зачем я думаю об этом? Прошедшего не вернуть, и не изменить. Всё это теперь не имеет смысла, - она силилась думать о работе, о сыне, о родителях. Но с глубоким стыдом признавалась себе, что её занимает только одно - ПРЕДАТЕЛЬСТВО! Как маленький ребёнок снова и снова отрывает корку бордовой крови, с трещинками застывшую на разбитой коленке, так и она заново переживала незнакомую раньше боль.
***
Алексей вернулся с работы около девяти утра, как обычно. Жена делала вид, будто ничего не произошло. Готовила, прибиралась, о чём-то пустячном болтала по телефону с подружками.
«- С подружками, - посмеялся сам над своими мыслями муж, - очень интересно, сколько у неё вообще таких «подружек» было за время, что мы прожили вместе?»
Аля сводила ребёнка после школы на тренировку, и вернулась с сумкой, набитой книгами.
- Папа, привет, - Эдик, как маленький мужичок, подал крепкую ладонь отцу.
- Здорово, чемпион. Как успехи?
- Нормалёк, - чуть картаво ответил маленький Эдик, широко расставив ноги.
Алёшка смотрел на сына, подсознательно ища сходство двоих тёзок.
«- Ты совсем с ума сошёл, - одёрнул он себя, - не может быть. Ребёнка-то не приплетай!»
Но, чем больше он приглядывался к сыну, тем меньше видел в нём себя.
- А мама книжки принесла. Мы с ней вместе в бли... блиблиотеку ходили...
- Библиотеку, - поправила Аля, подойдя сзади к сыну и положив ладони с тоненькими блестящими колечками на его плечи. - Мама поступит учиться в юридический колледж и устроится на хорошую работу, где её будут по-настоящему ценить.
Муж шумно вздохнул, поднялся с дивана, и встал посередине комнаты, сложив руки в глубоких карманах брюк.
- Сынок... Я уеду скоро... - он повернулся к окну, в которое были видны то и дело срывающиеся с крыши обречённые сосульки.
- А приедешь когда? - сын, насупив брови, ждал ответа.
- Я не знаю, сынок. Но я буду тебя всегда любить... - уголки некогда весёлых губ медленно сползали вниз, не в сила больше носить маску безразличия.
- Понятно, - кивнул русой головой маленький Эдик. - Воспитательница в детском саду также говорила. А потом поле нас у неё уже были другие дети, и теперь она меня на улице даже не узнаёт, - мальчик вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
- Сынок, просто ты большой вырос, вот она тебя и не узнала. Хочешь, сходим с тобой завтра вместе в садик, и ты с ней поговоришь? - присущее ему остроумие предавало Алексея, уступив место растерянности.
- Не хочу, - маленький Эдик выталкивал отца из комнаты. - Уходи, ты мне мешаешь! Я тебя больше видеть не хочу! - тихо сказал он, поморщившись, как тогда, когда нечаянно прижал пальцы до крови этой самой дверью.
Только тогда Алёшка мог успокоить сына, а теперь он навсегда утратил это право, потеряв его доверие.
- Продолжение следует.
- Путеводитель здесь.