Шёл обычный день.
И вдруг — приходит письмо. В белом конверте. А в нём — повестка в суд.
Я тогда стояла у плиты. Помешивала соус к пасте и напевала какую-то песенку из рекламы стирального порошка. Дочка делала уроки в комнате, я готовила ужин и ждала, когда она позовёт меня проверить домашнее задание.
Звонок в дверь. Курьер. Расписалась. Конверт. Читаю...
И тут меня как будто окатило ледяной водой…
Вадим, мой бывший муж, человек, который три года назад собрал вещи и сказал: "Мне надо подумать", а потом "подумал" в объятиях своей симпатичной коллеги — этот самый Вадим подал на меня в суд. Требовал половину… Половину всего.
Половину квартиры, которую я получила в наследство от бабушки ещё до нашего знакомства. Половину машины, которую купила на свои премиальные. И даже — вы не поверите! — половину моих украшений, включая фамильные серьги, доставшиеся от прабабушки.
— Маш, ты как? — Ленка, моя лучшая подруга, смотрела на меня так, будто я вот-вот рассыплюсь на мелкие осколки.
— Нормально, — соврала я и отхлебнула кофе. Горький. Как вся эта ситуация.
— Он просто... — Ленка запнулась, подбирая слова.
— Козёл? — подсказала я, и мы обе рассмеялись.
Странно, но это был первый раз, когда я рассмеялась с момента получения повестки. Неделя прошла как в тумане. Я металась между юристами, собирала документы и пыталась объяснить двенадцатилетней Алисе, почему папа, который и так появляется в её жизни раз в месяц на пару часов, теперь хочет забрать половину нашего дома.
— Мам, а мы что, будем жить в половине комнаты? — спросила она тогда, наморщив лоб.
Я не знала, что ответить. Как объяснить ребёнку, что её отец — человек, которого она, несмотря ни на что, любит — пытается отнять у нас крышу над головой?
Суд был назначен на вторник. Самый обычный вторник мая, когда сирень под окнами уже вовсю благоухала, а солнце начинало припекать по-летнему.
Я надела строгий костюм, собрала волосы в тугой пучок и накрасила губы. Красная помада — моя маленькая броня. Мама всегда говорила: "Маша, если тебе страшно — накрась губы поярче. Никто не заметит, как дрожит твой подбородок".
В коридоре суда было прохладно и гулко. Каждый шаг отдавался эхом, словно отсчитывал секунды до встречи.
И вот он — Вадим. В новом костюме, с модной стрижкой и какой-то неуловимо чужой. Рядом — холёная блондинка. Та самая коллега, ставшая теперь его женой. И... адвокат. Высокий мужчина с акульей улыбкой.
— Здравствуй, Маша, — кивнул Вадим, как будто мы виделись вчера за ужином.
— Привет, — я старалась, чтобы голос звучал ровно. — Не ожидала тебя здесь увидеть.
Он удивлённо поднял брови: — В смысле?
— В прямом. Думала, пришлёшь только адвоката.
Блондинка поморщилась и что-то прошептала ему на ухо. Вадим нахмурился.
— Не начинай, ладно? Это просто бизнес, ничего личного.
Бизнес?! Он назвал попытку отобрать у своего ребёнка дом — бизнесом?
В зале суда было душно. Или мне так казалось от волнения.
Судья — женщина средних лет с уставшими глазами — просматривала документы, пока мы рассаживались.
— Итак, гражданское дело по иску Соколова Вадима Анатольевича к Соколовой Марии Дмитриевне о разделе совместно нажитого имущества, — её голос звучал монотонно, как заезженная пластинка.
И понеслось. Адвокат Вадима вещал о "справедливости", о том, что "по закону супруги имеют равные права", цитировал статьи Семейного кодекса и смотрел на меня так, будто я коварная расхитительница чужого добра.
Мой юрист — немолодая женщина с острым взглядом — методично разбивала каждый аргумент. Документы на квартиру, датированные за пять лет до брака. Выписки с моего счёта, подтверждающие покупку машины. Свидетельство о рождении Алисы, где Вадим... отказался быть записанным отцом. Мы тогда ещё не были в официальном браке. Да-да, он тогда сказал: "Давай повременим, я ещё не готов". Готовность пришла только через два года, когда его бизнес пошёл в гору, и иметь семью стало... престижно.
А потом наступил мой черёд говорить.
Я встала, расправила плечи и посмотрела прямо на Вадима:
— Ваша честь, я не юрист. Я просто мать, которая пытается сохранить дом для своего ребёнка. Этот человек, — я кивнула в сторону бывшего мужа, — за три года после развода ни разу не заплатил алименты в полном объёме. Он забывает о дне рождения дочери. Он не знает, в каком она классе учится и какие у неё оценки. А теперь он хочет забрать половину крыши над её головой.
Я сделала паузу и достала из сумки тетрадку.
— Это дневник Алисы. Я никогда не читала его. Она сама дала мне его вчера и сказала, что я могу показать это суду.
Я открыла страницу, отмеченную закладкой, и начала читать:
"Дорогой дневник! Сегодня папа опять не пришёл. Обещал свозить меня в парк аттракционов, но позвонил и сказал, что у него важная встреча. Мама думает, что я не вижу, как она плачет по ночам. Но я слышу. И мне так хочется обнять её и сказать, что всё будет хорошо. Что я никогда не уйду, как папа..."
В зале повисла тишина. Я подняла глаза и увидела, что Вадим смотрит в пол, а его новая жена нервно теребит браслет на запястье.
Суд длился почти четыре часа. Адвокаты перебрасывались терминами, судья задавала уточняющие вопросы, а я сидела и думала: как мы дошли до того, что делим жизнь на "до" и "после", имущество — на "моё" и "твоё", а ребёнка — на "воскресенья с папой" и "будни с мамой"?
Когда судья объявила перерыв, я вышла в коридор глотнуть воздуха.
И вдруг рядом возник Вадим.
— Маш, можно тебя на минутку? — его голос звучал непривычно мягко.
Я кивнула, и мы отошли к окну.
— Ты... правда не читала её дневник раньше? — спросил он, глядя куда-то мимо меня.
— Правда. Я уважаю её личное пространство.
Он помолчал, потирая переносицу — жест, который всегда выдавал его волнение.
— Знаешь, я... я не думал, что всё так. Что она... что вы...
— Что мы что, Вадим? Живём своей жизнью? Справляемся без тебя? Или что твоя дочь замечает больше, чем ты думаешь?
Он неожиданно сел на подоконник и закрыл лицо руками.
— Катя беременна, — вдруг сказал он. — Шестой месяц. Мы квартиру побольше ищем, ремонт нужен... Деньги нужны, понимаешь?
Я смотрела на него и не узнавала. Этот человек, с которым я прожила семь лет, с которым делила постель, завтраки и мечты — он правда думал, что я пойму его желание отобрать дом у собственной дочери ради новой семьи?
— Поздравляю, — сказала я сухо. — Но знаешь, что? Когда родится твой новый ребёнок, не забывай, что у тебя уже есть дочь. Которой ты нужен. Не твои деньги, не подарки по праздникам — ты.
Когда мы вернулись в зал, Вадим подошёл к своему адвокату и о чём-то долго с ним говорил. Тот раздражённо качал головой, но в итоге кивнул.
— Ваша честь, — обратился адвокат к судье, когда заседание возобновилось. — Мой доверитель хотел бы сделать заявление.
Вадим встал и прокашлялся:
— Я... я отзываю свой иск. Полностью.
По залу прокатился шёпот. Блондинка — Катя — смотрела на него округлившимися глазами.
— Вы уверены, гражданин Соколов? — уточнила судья, глядя поверх очков.
— Да.
Мы вышли из здания суда вместе, как ни странно. Майское солнце слепило глаза, и я достала из сумки тёмные очки.
— Маш, — Вадим остановился у моей машины. — Можно, я сегодня Алису из школы заберу? Отвезу в тот парк аттракционов. Ну, который обещал.
Я смотрела на него долго, пытаясь понять — это искреннее желание или просто жест вины?
— Она сегодня до пяти на танцах — сказала наконец. — Я скину тебе адрес.
Он кивнул и уже повернулся уходить, но вдруг обернулся:
— Знаешь, ты... ты молодец. Справляешься. И Алиска у нас... замечательная.
"У нас". Первый раз за три года он сказал "у нас", а не "у тебя".
— Да, — улыбнулась я. — Она замечательная.
Вечером, когда дочь вернулась домой, раскрасневшаяся и счастливая, с огромным плюшевым единорогом в руках, я поняла, что что-то изменилось. Не только в ней или в Вадиме. Во мне.
Я отпустила. Не его — обиду на него.
— Мам, а папа сказал, что на выходных заберёт меня на дачу! Они там с тётей Катей беседку строят, и можно будет шашлыки жарить! И ещё у меня скоро будет братик! Представляешь?
Она тараторила, размахивая руками, а я смотрела на неё и думала: вот она, моя настоящая половина. Моя девочка, в которой есть и частичка Вадима, как бы я ни пыталась это отрицать.
— Здорово, малыш, — я обняла её. — А теперь марш мыть руки, и будем ужинать. Я твою любимую лазанью приготовила.
Жизнь продолжалась. И в ней больше не было половин — только целое. Моя дочь, мой дом, моё будущее. И где-то на периферии — Вадим, который, кажется, наконец-то понял, что значит быть отцом.
А может, и не понял. Но по крайней мере, пытался…
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍