Элла дернулась, как от удара током, и телефон — чужой, тяжеленный, в дорогом кожаном чехле — едва не выскользнул из вмиг вспотевших пальцев.
Зависнув между столешницей и полом, между прошлым и будущим — Элла застыла. Муж оставил разблокированным. Доверяет. Или забыл.
– У тебя там срочное что-то? Ты полчаса уже залипла, – голос Марка из кухни был обыденно-спокоен, как и всё в их доме, построенном на привычке быть вместе.
Фотография номер шесть из тридцати четырех: улыбающаяся девушка с глазами цвета незрелого крыжовника держит бумажный стаканчик с кофе.
За ней — панорамное окно какого-то кафе, вывеска напротив отражается размытым пятном: «Bluberr...». Марк снимал против света — значит, сидел напротив, близко. Слишком близко.
Некоторые потрясения приходят с электронным звуком уведомления
– Ты собрал доклад для Савельева? – голос внезапно охрип, и Элла прокашлялась, ненавидя себя за предательскую дрожь в пальцах, листающих дальше.
Фотография одиннадцать: та же девушка — теперь Элла видела, какая она молодая, господи, до неприличия молодая! — смеётся, запрокинув голову так, что видны мелкие, жемчужные зубы.
Волосы рассыпаны по плечам. Непринужденность во всём — в изгибе шеи, в вырезе блузки, в доверчиво подставленном смеху лице.
– Доклад? А, да, конечно. Ты какая-то нервная сегодня. Издательство опять заело? – Марк показался в дверях кабинета, вытирая руки кухонным полотенцем, домашний, родной до зубовного скрежета.
Элла судорожно нажала кнопку блокировки и развернулась, выдавливая улыбку из окаменевших губ:
– Кто такая Кира?
Тишина рухнула между ними, как чугунная дверь старого лифта. Марк на мгновение замер, и в этой заминке Элла увидела больше, чем в тридцати четырех фотографиях.
– А, Кирюша... Новая сотрудница из маркетинга. Способная девочка. А что?
Элла медленно положила телефон на стол, ощущая, как за её спиной разверзается пропасть семнадцати лет брака, и сказала с холодной отчетливостью:
– Знаешь, я тут подумала... Почему бы нам не устроить корпоративную вечеринку с твоим отделом? Давно пора познакомиться со всеми твоими... коллегами.
В женской логике всегда есть потайное дно, о котором не догадывается даже она сама
Марк улыбнулся — слишком облегченно, слишком широко:
– Отличная идея! Я как раз хотел предложить. У нас через неделю завершение проекта "Синяя птица"...
Элла смотрела на его шевелящиеся губы и впервые за семнадцать лет отчетливо понимала: она не знает этого человека. А теперь — и себя тоже.
Их знакомство семнадцать лет назад напоминало сюжет дешевой мелодрамы — Элла, стоящая под проливным дождем у входа в книжный магазин, и Марк, протягивающий ей свой зонт.
Банальность этой встречи всегда веселила их обоих, особенно когда приходилось рассказывать историю их знакомства на очередном семейном торжестве.
– Я тогда подумала — либо маньяк, либо продавец биодобавок, – обычно смеялась Элла, глядя на мужа с тем особым выражением лица, которое зарезервировано только для воспоминаний о первой влюбленности.
Дождь — самый дешевый романтический реквизит природы
Элла Вишневская, выпускница филфака, планировала стать журналисткой, писать репортажи из горячих точек, жить на чемоданах, смеяться опасности в лицо.
Марк Вишневский тогда работал в маленьком издательстве и мечтал о собственном бизнесе. Два человека с растрепанными от ветра мечтами, которые внезапно решили построить что-то общее.
Позже, когда Элла распаковывала книги в их первой съемной квартире — крохотной однушке на окраине, пахнущей сырой штукатуркой и чужими завтраками, — она нашла тетрадь Марка.
На потертой обложке его мелким почерком было выведено: «План на пятилетку». Юная Элла расхохоталась тогда, не удержавшись: кто в двадцать шесть лет пишет пятилетние планы?
Спустя пять лет у них была собственная трешка в кирпичном доме, Марк — заместитель директора в крупной компании, а Элла — редактор отдела прозы в издательстве «Литера+».
Без горячих точек, без репортажей, зато с ипотекой и стабильностью, которая казалась такой надежной гаванью.
Некоторые мечты не умирают, а тихо засыпают под одеялом комфорта
Время утекало сквозь пальцы — командировки Марка становились всё длиннее, а разговоры — короче. Элла погрузилась в работу: рукописи, авторы, вычитки, конференции. Они как будто жили в параллельных измерениях, изредка пересекаясь на территории общей спальни.
– У тебя завязаны глаза, Эллочка, – говорила Наталья, её лучшая подруга и коллега, помешивая трубочкой терпкий глинтвейн в их любимом кафе. – Ты думаешь, все эти задержки на работе — это действительно работа?
– Знаешь, Нат, когда вместе почти двадцать лет — на подозрения нет ни сил, ни желания, – отвечала тогда Элла, отмахиваясь от неприятного разговора.
Но мысль, однажды посеянная, проросла. Элла начала замечать новые галстуки, внезапное пристрастие к одеколону с нотами бергамота, странные паузы в телефонных разговорах.
Пятнадцать лет назад она бы закатила сцену, потребовала объяснений, возможно, даже швырнула бы чем-нибудь в стену. Но сорокалетняя Элла была слишком умна для таких примитивных реакций.
Она наблюдала — со стороны, почти отстраненно. Не самоистязание, нет. Скорее, как редактор, привыкший анализировать чужие истории, она пыталась понять, где в их собственной истории появилась сюжетная дыра.
У замужних женщин особый слух — они различают малейшие нотки фальши
– Тебе не кажется, что мы слишком предсказуемы? – спросила она как-то Марка за ужином, поправляя выбившуюся из хвоста седую прядь. Седина появилась у неё три года назад — внезапно, после выкидыша. Врачи сказали — возраст, риски, лучше не пытаться снова. Она тогда остригла волосы почти под мальчишку, а потом долго отращивала обратно.
– Предсказуемы? – Марк поднял глаза от планшета. – Это плохо?
– Это... – Элла задумалась, подбирая слова, – безопасно. Но иногда хочется... сама не знаю чего.
Марк кивнул с пониманием и вернулся к планшету. А на следующий день привез ей билеты в Барселону на выходные — новый, свежий глоток в их устоявшейся жизни.
И Элла почти поверила, что всё хорошо, что паранойя и возраст — близнецы-братья, что дело в ней самой, а не в них.
Пока не увидела эти фотографии в его телефоне. Тридцать четыре снимка девушки с глазами цвета незрелого крыжовника. Тридцать четыре доказательства того, что предсказуемость их жизни была лишь иллюзией.
И теперь Элла Вишневская, редактор с репутацией безжалостного критика слабых сюжетных линий, размышляла — как переписать концовку собственной истории, не превратив её в банальный любовный треугольник с неизбежной точкой в конце.
Корпоративная вечеринка в честь окончания проекта «Синяя птица» проходила в ресторане с претенциозным названием «Высота». Тридцать второй этаж, стеклянные стены, город, распластавшийся внизу, словно подсвеченная карта неведомого государства.
Элла готовилась к этому вечеру, как полководец к решающему сражению — платье цвета вороньего крыла с откровенным разрезом вдоль бедра, серебряные туфли, убийственно-острые, но невероятно элегантные, и новая стрижка — короткое каре с идеальной геометрией линий.
– Ты сногсшибательна, – выдохнул Марк, когда она вышла из спальни, окутанная облаком малиново-пряного парфюма. И в его голосе звучало столько неподдельного восхищения, что Элла на миг засомневалась в своих подозрениях.
Ревность — это блюдо, которое всегда подают с двойной порцией сомнений
Кира Ледова оказалась еще моложе, чем представляла Элла. Не просто молодая, а юная, с той совершенно беспечной грацией, которая доступна только двадцатипятилетним девушкам, еще не познавшим, что такое болезненная отечность по утрам и предательские складки на шее.
Когда Марк представил их друг другу, Элла выдала самую холодно-безупречную из своих светских улыбок:
– Наслышана о вашем таланте. Муж говорит, вы — настоящий прорыв в команде.
Кира улыбнулась в ответ — не заученно, а искренне, с легким смущением, от которого на щеках расцвели два бледно-розовых пятна.
– Это преувеличение. У меня просто хорошая интуиция на потребности клиентов.
– Не скромничай, Кирюша, – вмешался Марк, и Элла отметила это фамильярное «Кирюша» с острой болью где-то под ребрами. – Твои наработки по психографике сегмента спасли весь проект.
– Психографика? – переспросила Элла, приподняв безупречно выщипанную бровь. – Звучит как что-то из арсенала спецслужб.
– Это про потребительское поведение, психологические портреты целевой аудитории, – неожиданно оживилась Кира. – Знаете, мы все живём в иллюзии, что сами принимаем решения, но на самом деле...
Когда девушка начала говорить о своей работе, её лицо преобразилось — исчезли следы смущения, глаза заблестели, руки ожили в выразительных жестах.
Элла с удивлением обнаружила, что увлечённо слушает — эта юная особа говорила умно, точно и с истинной страстью к своему делу.
Ничто так не разоружает, как талант соперницы
Позже, когда вечер перетёк в неформальную стадию с коктейлями и танцами, Элла наблюдала за Кирой и Марком издалека. Они не флиртовали открыто, не обменивались тайными знаками, не исчезали вдвоём.
Но между ними существовала какая-то невидимая связь — словно два музыканта, настроенных на одну волну. Это было хуже, чем откровенный флирт. Это была близость.
– Твоя жена потрясающая, – внезапно произнес женский голос рядом с Эллой. Повернувшись, она обнаружила Киру с двумя бокалами в руках. – Я принесла вам «Дайкири». Марк сказал, это ваш любимый.
– Был. Лет десять назад, – сухо ответила Элла, но бокал взяла.
Губы Киры дрогнули в странной улыбке.
– Знаете, в психографике есть такой принцип: люди меняются, но их базовые предпочтения остаются неизменными. Просто мы перестаём их замечать.
Элла посмотрела на неё удивлённо. Эта девочка что, пытается ей что-то сказать? Намекнуть? Преподать жизненный урок?
– А что ещё Марк рассказывал обо мне? – спросила она, делая глоток обжигающе холодного коктейля.
– Что вы читаете рукописи в ванной. Что плачете над грустными комедиями, но никогда — над драмами. Что умеете имитировать голоса писателей, с которыми работаете...
Элла замерла с бокалом у губ. Эти мелочи, эти крохотные детали их жизни, о которых она думала, что Марк давно забыл, растворил в рутине...
– И что вы врёте, когда говорите, что не любите сладкое, а потом тайком едите шоколадные батончики в кладовке, – закончила Кира с лукавой улыбкой.
Есть признания, от которых темнеет в глазах
– Вы много... общаетесь с моим мужем, – осторожно заметила Элла.
– Ваш муж — прекрасный рассказчик. И очень вас любит. Иногда мне кажется, что я знаю вас лучше некоторых своих друзей.
В голове у Эллы роились десятки язвительных ответов, но что-то в открытом взгляде Киры останавливало её. Не было здесь ни коварства, ни насмешки — только искренность, странная, почти детская непосредственность.
– Почему вы... интересуетесь мной? – прямо спросила Элла.
Кира помедлила с ответом, крутя ножку бокала между пальцами.
– Понимаете, в психографике есть понятие «ролевая модель». Человек, на которого хочешь быть похожим...
Их разговор прервал громкий смех — коллега Марка, грузный мужчина с залысинами, рассказывал какой-то анекдот. Кира воспользовалась моментом, извинилась и исчезла в толпе, оставив Эллу в полном смятении.
Следующим утром, разбирая сумочку, Элла обнаружила визитку: «Кира Ледова, специалист по психологическому маркетингу» и приписка от руки: «Если захотите продолжить разговор — буду рада встретиться. Есть проект, который может вас заинтересовать».
Элла хотела выбросить визитку, но вместо этого аккуратно положила её в записную книжку. Через три дня, после бессонной ночи, проведённой в бесплодных попытках понять, что происходит в её жизни и браке, она набрала номер.
– Здравствуйте, Кира. Это Элла Вишневская. Насчёт того проекта... Давайте встретимся.
Тогда она ещё не знала, что эта встреча перевернёт с ног на голову все её представления о происходящем, о муже, о Кире... и больше всего — о себе самой.
Кафе «Блуберри» оказалось именно тем местом с фотографий — те же огромные окна с панорамным видом, те же плетеные кресла цвета выбеленного дерева.
Элла узнала интерьер мгновенно, и что-то оборвалось внутри — реальность вдруг стала осязаемой, болезненно конкретной.
Она не просто подозревала — она знала, что Марк и Кира сидели здесь вместе. Возможно, за тем самым столиком у окна, который выбрала сейчас Кира.
– Прекрасное место, – сказала Элла, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. – Часто здесь бываете?
– Это мое убежище, – Кира улыбнулась, качнув головой так, что крупные серьги-кольца блеснули в лучах весеннего солнца. – Когда нужно подумать или что-то важное обсудить, я прихожу сюда. Здесь варят лучший кофе в городе.
Самые страшные капканы — те, в которые мы входим добровольно
Элла изучала эту девушку уже третью встречу — они виделись в музее современного искусства, потом в книжном магазине, и вот теперь здесь.
Каждая встреча превращалась в странную дружбу, основанную то ли на взаимном любопытстве, то ли на негласном соперничестве. Кира оказалась начитанной, умной, с острым, парадоксальным умом.
А еще — удивительно похожей на саму Эллу. Не внешне, нет. Чем-то неуловимым — манерой речи, жестами, даже взглядами на литературу.
– Итак, какой проект вы хотели мне предложить? – Элла перешла к делу, отпив глоток капучино, густого, как жидкая карамель.
Кира достала из сумки толстую папку.
– Это рукопись. Роман. Автор пока не хочет раскрывать имя, но просил передать вам лично.
– Почему мне? И почему через вас? – Элла подозрительно посмотрела на папку, не спеша её брать.
– Потому что мы с автором... близки. И он ценит ваш профессионализм больше, чем кого-либо другого в издательском мире.
В этом «близки» Элле послышалось все, чего она боялась. Она машинально взяла папку, пролистала несколько страниц. Ровные строчки текста плыли перед глазами.
– Ясно. И о чем роман?
– О любви. О предательстве. О понимании, – Кира смотрела на нее прямо, без улыбки. – О том, как люди, прожившие вместе много лет, перестают видеть друг друга.
Некоторые совпадения слишком точны, чтобы быть случайными
Элла закрыла папку и подняла глаза на собеседницу.
– Вы спите с моим мужем?
Вопрос прозвучал резко, как пощечина. Кира не отвела взгляд, не вздрогнула, только чуть побледнела.
– Нет. Никогда.
– Но вы хотите этого.
– Нет, – твердо ответила Кира. – Это было бы... неправильно.
– Тогда что между вами? – Элла положила руки на папку, как на щит. – Не лгите мне, Кира. Я видела фотографии. Я знаю, что вы проводите вместе время. Знаю про ваши встречи здесь.
Кира сделала глубокий вдох.
– Марк помогает мне... с одним личным проектом.
– С романом? – Элла постучала пальцем по папке.
– Да. Но не только. Это сложно объяснить...
Дверь кафе распахнулась, впуская свежий ветер и нового посетителя. Элла подняла глаза и застыла — на пороге стоял Марк.
Его взгляд, метнувшийся от жены к Кире и обратно, был полон такого неподдельного ужаса, что сомнений не оставалось — он не планировал этой встречи.
– Элла? – Марк медленно подошел к их столику, словно ступая по минному полю. – Что ты здесь делаешь?
– Я пригласила её, – быстро сказала Кира, бросив на Марка предостерегающий взгляд. – Насчет рукописи.
– Какой еще рукописи? – в голосе Марка звучала паника.
Элла медленно поднялась, крепко сжимая папку.
– Очевидно, той самой, над которой вы работаете вместе.
Тяжелая тишина повисла между ними троими — такая плотная, что, казалось, её можно было потрогать рукой.
Кира смотрела на Марка умоляюще, Марк смотрел на жену с непонятным выражением — не вина, нет, скорее... страх разоблачения?
– Я хочу знать правду, – тихо, но твердо произнесла Элла. – Всю правду. Сейчас же.
Кира неожиданно встала и схватила папку из рук Эллы.
– Нет, еще не время! Вы не должны были встретиться здесь, не сегодня...
– Кира, хватит! – резко оборвал её Марк. – Игра закончена.
В каждой семейной драме всегда есть суфлер, о котором никто не подозревает
– Игра? – переспросила Элла, переводя взгляд с мужа на девушку. – Так это всё было игрой? Ваши фотографии? Наши встречи? Эта внезапная дружба? Чего вы добивались?
– Элла, дай мне объяснить, – Марк сделал шаг к ней, но она отступила.
– Объяснить что? – её голос звенел от напряжения. – Что ты водил меня за нос? Что вы оба потешались надо мной? Я видела фотографии, Марк! Тридцать четыре снимка! Я не идиотка!
Кира внезапно раскрыла папку и практически швырнула её на стол, так что страницы разлетелись.
– Вот! Посмотрите! Это не роман! Это — вы! Это всё — вы, Элла!
Элла опустила взгляд на страницы и замерла. Это были не главы романа. Это были... психологические портреты. Детальные анализы. Стратегии.
И везде — её имя. «Элла Вишневская: психографический портрет». «Стратегия возвращения интереса». «План реактивации эмоциональной связи».
– Что... это? – слова застревали в горле.
Марк сел, обессиленно опустив плечи.
– Я не знал, как вернуть тебя. Настоящую тебя — живую, страстную, увлеченную. Ту, которая читала рукописи в ванной и плакала над комедиями. Мне казалось, что я теряю тебя с каждым днем. После того выкидыша... мы оба словно заморозились. Перестали говорить о важном. Стали функциями друг для друга.
– И ты нанял психолога? – Элла непонимающе смотрела на страницы.
– Я не психолог, – тихо сказала Кира. – Я консультант по психографике. Марк обратился ко мне с необычной задачей — помочь ему заново узнать собственную жену.
Элла перевела потрясенный взгляд на мужа:
– Ты изучал меня, как подопытного кролика? Составлял психологические портреты? Планировал стратегию? Господи, Марк, о чем ты думал?!
– О нас! – в его голосе прорвалось отчаяние. – Я боялся потерять тебя! Боялся, что однажды проснусь, а ты смотришь на меня как на чужого! Да, я действовал неправильно, но я не знал, что еще делать!
– Я говорила ему, что этот план безумен, – вмешалась Кира. – Но он был таким... решительным. Таким искренним в своем желании спасти ваш брак.
Когда любовь превращается в проект — это уже диагноз
Элла смотрела на них обоих, ощущая, как внутри поднимается волна такого гнева, какого она не испытывала никогда в жизни.
– Значит, эти наши «случайные» встречи? Твои рассказы о моих привычках, которые я и сама уже забыла? Это все была... манипуляция?
– Я хотела помочь, – почти шепотом произнесла Кира. – Правда. Я такого еще не встречала — чтобы мужчина так боролся за отношения. Это было... вдохновляюще.
– Вдохновляюще, – эхом повторила Элла, чувствуя, как слезы жгут глаза. – А мои чувства вас не интересовали? Мое право знать, что со мной проводят эксперимент?
Она повернулась к Марку, разглядывая его так, словно впервые видела:
– Семнадцать лет вместе, а ты не нашел ничего лучше, чем нанять консультанта, чтобы «вернуть меня». Ты не мог просто... поговорить со мной? Спросить, что со мной происходит?
– Я пытался! – воскликнул Марк. – Но ты всегда отвечала, что всё в порядке! Что ты просто устала! Что это работа!
Элла закрыла глаза, чувствуя, как комната начинает кружиться.
– Я ухожу. Мне нужно... подумать.
– Элла, прошу тебя... – Марк попытался взять её за руку, но она отдернулась как от огня.
– Не трогай меня. Ни один из вас больше не трогайте меня.
Она почти выбежала из кафе, не замечая ни встревоженных взглядов других посетителей, ни того, как Марк рванулся было за ней, но Кира остановила его, что-то горячо шепча.
На улице хлестал ледяной апрельский дождь, но Элла не чувствовала холода. Внутри неё бушевал пожар ярости, боли и — это было самым страшным — осознания собственной вины.
Три дня Элла не отвечала на звонки мужа. Отключила телефон, взяла отгулы на работе и закрылась дома, как в коконе.
Разбирала старые фотоальбомы, перечитывала рукописи, которые когда-то правила с таким азартом, а сейчас едва помнила их содержание.
В спальне нашла ту самую тетрадь Марка — «План на пятилетку», пожелтевшую от времени. Перечитала, поражаясь детской обстоятельности молодого Марка: «Купить квартиру. Свозить Эллу в Венецию. Завести собаку».
Собаку они так и не завели. Всё откладывали — то ремонт, то командировки, то аллергия у племянницы... А потом стало поздно — после выкидыша Элла не хотела ничего живого в доме. Ни растений, ни животных. Словно боялась, что и за ними не уследит, не сбережет.
В каждой семейной драме есть тот момент, когда нужно просто закрыть глаза и прыгнуть
На четвертый день она сидела на кухне, машинально перелистывая ту самую папку с психологическими портретами, которую Кира всё-таки прислала ей курьером. Звонок в дверь застал её врасплох.
На пороге стояла Кира — непривычно бледная, без макияжа, с темными кругами под глазами.
– Я уезжаю, – сказала она вместо приветствия. – Перевожусь в питерский филиал. Но не могла уехать, не поговорив с вами.
Элла молча отступила в сторону, пропуская девушку в квартиру.
– Марк не знает, что я здесь, – быстро проговорила Кира, не снимая куртки, словно боялась, что Элла передумает. – Он вообще мало что знает сейчас. Ходит сам не свой.
– Зачем вы пришли? – Элла скрестила руки на груди. – Еще один психологический эксперимент?
Кира покачала головой.
– Я пришла извиниться. И сказать то, что, может быть, должен был сказать ваш муж, но он... он слишком боится потерять вас.
– А вы, значит, не боитесь? – усмехнулась Элла.
– Я? Нет, – Кира выпрямилась. – Я ничего не теряю. Меня никогда не было в этой истории — не так, как вы думали.
Правда всегда приходит не вовремя и без приглашения
– Я знаю о ваших встречах. Знаю о фотографиях...
– Да, Марк фотографировал меня, – кивнула Кира. – Но знаете зачем? Он показывал эти фотографии и спрашивал, что бы вы сказали об этом наряде, этой прическе, об этом кафе. Он пытался... создать вашу проекцию. Кого-то, с кем можно было бы поговорить о вас, понять вас. Звучит безумно, правда?
Элла медленно опустилась на банкетку в прихожей. Ноги вдруг стали ватными.
– Безумно — не то слово.
– Он попросил меня познакомиться с вами. Стать... кем-то вроде моста между вами. Он думал, что через меня сможет снова найти путь к вашему сердцу. Понять, какой вы стали. Чего хотите. О чем мечтаете.
– И вы согласились на эту аферу? – покачала головой Элла, но в голосе уже не было прежней горечи.
– Сначала это был просто проект. Интересный психологический кейс, – Кира пожала плечами. – А потом... потом я узнала вас. И поняла, почему он так боится вас потерять. Вы удивительная, Элла. Сильная, глубокая, настоящая. В вас столько жизни, столько невысказанных историй!
Элла отвернулась, пряча непрошеные слезы. Этот искренний восторг в голосе девушки, которая могла бы стать её соперницей, но вместо этого стала... кем? Странным зеркалом?
– Знаете, – тихо продолжила Кира, – я создавала ваш психографический портрет на основе рассказов Марка, ваших публикаций, анализа ваших любимых книг. А потом встретила вас — и поняла, что все мои выводы были верны. Это было как... волшебство. Как будто я уже знала вас всю жизнь. И теперь я понимаю, что значит настоящая связь между людьми.
– Что же это значит? – спросила Элла, внезапно ощущая странное спокойствие.
– Это значит видеть человека насквозь — и все равно выбирать его. Каждый день. Заново.
В лабиринте брака иногда нужен проводник, чтобы найти дорогу друг к другу
Кира наконец сняла куртку, словно решившись на что-то, и достала из сумки небольшую картонную папку.
– Это для вас. То, чего нет в основном отчете. Личное. От меня.
Элла взяла папку, но открывать не стала.
– Почему вы так за нас переживаете?
Кира помолчала, подбирая слова:
– Может быть, потому что я выросла с родителями, которые тридцать лет жили как соседи по квартире. Говорили только о бытовых мелочах. Никогда не смотрели друг другу в глаза. И я поклялась себе, что никогда... Неважно. Просто я увидела мужчину, который готов на всё, лишь бы не превратиться в призрака рядом с любимой женщиной. Это... впечатляет.
Элла кивнула, понимая больше, чем было сказано.
– Вы действительно не...
– Нет, – твердо ответила Кира. – Никогда. С самого начала это было ясно. Марк видит только вас. Даже когда думал, что перестал видеть.
Они стояли в прихожей — две женщины, связанные странными узами, которым и названия-то не было. В другой жизни они могли бы стать подругами, может быть. Если бы не обстоятельства.
– Что мне теперь делать? – спросила Элла, сама удивляясь своему вопросу.
– А чего вы хотите? – просто спросила Кира.
Элла закрыла глаза. Перед внутренним взором пронеслись эти семнадцать лет — с их взлетами и падениями, с радостями и болью. С неслучившимся ребенком. С тем, как Марк держал её за руку в больнице, не отходя ни на минуту. С тем, как они смеялись над дурацкими комедиями. С тем, как он всегда заваривал ей чай с мятой, когда она болела...
– Я хочу вернуться домой, – тихо сказала Элла.
Кира улыбнулась — немного грустно, но искренне.
– Так возвращайтесь.
Когда за Кирой закрылась дверь, Элла открыла картонную папку. Внутри оказалась всего одна страница с коротким текстом:
«Марк смотрит на вас так, как будто вы — чудо, которое он не заслуживает, но каким-то образом получил. Это не гипербола и не романтическая метафора. Я наблюдала за сотнями пар в своей практике, но такого взгляда не видела никогда. Он любит в вас даже то, о чем вы сами не подозреваете. Он помнит вас каждую — прошлую и настоящую. И больше всего на свете боится, что однажды вы проснетесь и поймете, что рядом с вами — не тот человек, о котором вы мечтали. Не стану давать непрошенных советов, но если бы кто-то так смотрел на меня — я бы никогда не отпустила этот взгляд. К.»
Элла аккуратно сложила лист обратно в папку и набрала номер.
– Марк? Это я. Нам нужно поговорить. Приходи домой.
Дождь за окном поутих, превратившись в мелкую водяную пыль, зависшую в воздухе, как утренний туман. Элла сидела в кресле, поджав под себя ноги, наблюдая за тем, как Марк нервно перемешивает чай, звякая ложкой о фарфоровые стенки чашки.
Этот звук — тихий, домашний — казался сейчас таким неуместно обыденным посреди их разговора, который длился уже третий час.
– Знаешь, что меня поразило больше всего? – спросила она, глядя не на мужа, а на дождевые капли, сползающие по стеклу. – Не то, что ты нанял психолога. И даже не ваши встречи с Кирой. А то, что ты помнил все эти мелочи обо мне — про шоколадки в кладовке, про чтение в ванной... Я-то думала, ты давно перестал замечать такие вещи.
Марк поставил чашку — слишком резко, так что чай выплеснулся на скатерть.
– Я всегда замечал. Просто в какой-то момент перестал говорить об этом. Решил, что тебе не нужны эти... сентиментальности.
Когда перестаёшь говорить о том, что замечаешь — человек решает, что ты ослеп
– А я думала, тебе не интересно, – Элла покачала головой. – Какие же мы идиоты, Марк. Каждый создал в голове свою версию другого и разговаривал с ней, а не с живым человеком.
Марк впервые за вечер улыбнулся — осторожно, будто проверяя, можно ли:
– Именно это Кира говорила с самого начала. Что мы не видим друг друга, а видим проекции.
– Кира... – Элла вздохнула. – Знаешь, она странная девочка. Но, кажется, действительно хотела помочь.
– Она профессионал, – кивнул Марк. – Я выбрал лучшую.
– О, ну конечно! – Элла не удержалась от смешка. – Только ты мог подойти к спасению брака как к бизнес-проекту. С планом, стратегией и нанятым консультантом.
– Я работаю с тем, что умею, – Марк пожал плечами, и на мгновение между ними мелькнула тень прежней легкости, прежней близости.
В некоторых историях даже третий — не лишний, а недостающее звено
Элла поднялась с кресла и подошла к окну. Внизу, на мокром асфальте, отражались огни фонарей — размытые, дрожащие, как её мысли.
– Ты правда думал, что я разлюбила тебя? – спросила она, не оборачиваясь.
Марк подошел и встал рядом — не касаясь, но достаточно близко, чтобы она чувствовала тепло его тела.
– Я думал, что ты разлюбила свою жизнь. Нашу жизнь. После... после больницы ты как будто погасла. Я пытался вернуть тебя — но всё, что делал, казалось неправильным.
– Не бывает правильного способа вытащить человека из горя, – тихо сказала Элла. – Я думала, что потеряла не просто ребенка. А весь тот мир, который могла бы для него создать. Все истории, которые могла бы рассказать.
– Ты можешь рассказать их мне, – Марк осторожно коснулся её плеча. – Или... всему миру. Ведь ты хотела писать, помнишь? В самом начале, до издательства.
Элла обернулась, удивленная:
– Ты помнишь?
– Я все помню, Эль. Каждую твою мечту. Даже те, о которых ты забыла.
Память — самый точный сейсмограф любви
Утром Элла проснулась от запаха кофе и звука клавиатуры. Марк сидел на кухне с ноутбуком.
– Что ты делаешь в такую рань? – сонно спросила она, кутаясь в халат.
– Бронирую билеты в Венецию. На следующие выходные.
– Что? Почему?
Марк протянул ей чашку с кофе — крепким, с корицей, как она любила.
– Помнишь мою первую пятилетку? Венеция там была. Мы так и не доехали.
Элла отпила кофе, чувствуя, как по телу разливается тепло.
– А что еще там было в той пятилетке?
– Собака, – Марк улыбнулся, глядя на неё поверх чашки. – Но с этим я готов подождать, пока ты сама не решишь.
Она поставила чашку и обняла его сзади, уткнувшись лицом в макушку:
– Знаешь, у меня тоже есть кое-что для тебя.
Марк развернулся, вопросительно глядя на неё.
Элла достала из кармана халата сложенный вчетверо лист бумаги:
– Я начала писать вчера вечером, пока ты спал. Это... рассказ. Возможно, он ужасен, я не писала со студенческих времен, но...
Марк взял листок, бережно разворачивая:
– Можно?
– Да. Только он не закончен.
Марк прочитал первые строки и поднял на неё сияющие глаза:
– «Кафе «Блуберри» оказалось именно тем местом с фотографий...» Это про нас?
– Про нас. Про всё, что случилось. Я подумала, может, это и есть та история, которую я должна рассказать.
Марк осторожно сложил листок и вернул ей:
– Тогда дописывай. А я, пожалуй, снова начну фотографировать. Знаешь, оказалось, у меня неплохо получается ловить моменты.
Элла улыбнулась и потянулась за телефоном:
– Тогда начнем прямо сейчас. Иди сюда.
Она направила камеру на них обоих — растрепанных, сонных, с чашками кофе в руках. На заднем плане виднелся ноутбук с открытой страницей бронирования билетов в Венецию. Щелчок — и момент пойман. Первый кадр их новой истории.
У каждой семейной драмы всегда есть шанс на сиквел
Месяц спустя Элла сидела в том самом кафе «Блуберри», дописывая последние страницы своего рассказа. Рядом лежал конверт с обратным адресом из Санкт-Петербурга — Кира прислала ей короткую записку: «Как продвигается ваша история?»
Элла допила свой кофе, расплатилась и вышла на улицу. Весенний воздух был наполнен запахом сирени и мокрого асфальта. Она достала телефон и написала сообщение:
«История продвигается. Спасибо, что стали её частью. Э.»
А потом набрала другой номер:
– Марк? Я заканчиваю. Буду дома через час. И знаешь что? Я думаю, нам стоит посмотреть на того рыжего щенка из приюта. Да, того самого. Подумала, что пора.
Она шла по улице, и впервые за долгое время ей хотелось не только смотреть под ноги, но и поднимать глаза к небу. Там, среди разбегающихся туч, проглядывало солнце — нерешительное, апрельское, совсем как её новая улыбка.
***
ОТ АВТОРА
В нашей жизни мы часто перестаём видеть самых близких людей, создавая в голове их удобные проекции.
История Эллы и Марка — о том, как страшно осознать, что твоя любимая версия реальности рушится, и как сложно переступить через гордость, чтобы увидеть настоящего человека рядом.
Меня особенно трогает Марк с его неуклюжими попытками вернуть жену. Казалось бы, взрослый мужчина, успешный профессионал — а в отношениях теряется настолько, что готов нанять консультанта по психографике вместо простого разговора по душам.
Узнаваемо, правда?
А как вы думаете, оправдан ли такой странный способ "спасения брака" через привлечение третьего человека? Или это всё-таки предательство доверия, пусть даже с благими намерениями?
Делитесь мыслями в комментариях — мне очень интересно узнать вашу точку зрения!
Если история зацепила — подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить новые рассказы о непростых отношениях, сложных выборах и неожиданных поворотах судьбы.
Я стараюсь радовать вас новыми историями каждый день — с подпиской вы всегда будете иметь под рукой свежий рассказ к утреннему кофе или вечернему чаю!
А пока я пишу новую историю, почитайте уже опубликованные рассказы: