Телефон выпал из рук Людмилы и глухо стукнулся о толстый ворс персидского ковра – того самого, что они с Арсением купили три года назад в антикварной лавке на Кузнецком мосту. Людмила смотрела на экран так, словно там проступили письмена на древнешумерском, а не диалог мужа с той, которую она никогда не видела, но чьё имя боялась произносить даже мысленно – Диана.
Иногда чужие слова режут глубже любого скальпеля
– И что ты предлагаешь? Прекратить всё? После семи лет? – писал Арсений.
– Ты прекрасно знаешь, что эксперимент должен быть завершён. Тут не место сантиментам, Сеня. Или ты влюбился в свой подопытный материал? Как это мило и... предсказуемо, – отвечала Диана.
Людмила с такой силой прикусила губу, что почувствовала солоноватый привкус крови. Семь лет брака. Семь лет, уместившиеся в одно слово – «эксперимент».
За дверью прихожей послышался звук ключа в замке – тот особенный, неповторимый звук, по которому она научилась угадывать возвращение мужа с первых дней совместной жизни. Людмила медленно подняла телефон и уложила его в карман домашнего халата – шелкового, с вышитыми журавлями, подарок Арсения на прошлую годовщину. Теперь эта ткань казалась наждачной бумагой, царапающей кожу.
– Милая, я дома! Где моя самая красивая в мире женщина-психолог? – голос Арсения был полон той медовой нежности, от которой её когда-то бросало в жар, а теперь хотелось вымыться с дегтярным мылом.
Она вышла в прихожую, изобразив улыбку, которую использовала на особенно тяжёлых конференциях, когда нужно было любезничать с коллегами-конкурентами.
– А я тут копалась в твоём телефоне, Сеня. Искала тот рецепт фондана, помнишь? Ты обещал переслать... для нашей годовщины... – произнесла она, внимательно наблюдая за его лицом.
Никогда не думала, что буду изучать собственного мужа как лабораторную крысу
Арсений замер на полувздохе. Людмила увидела, как побелели костяшки его пальцев на ручке портфеля – того самого, из кожи крокодила, что она подарила ему на пятую годовщину. Она заметила, как вспыхнули и тут же погасли тревожные огоньки в его глазах – тех самых, в которые она влюбилась на конференции по когнитивной психологии семь лет назад.
– И что-нибудь нашла... интересное? – голос его звучал ровно, но Людмила, чей докторский был посвящён микромимике и невербальным проявлениям стресса, видела, как задёргался уголок его правого глаза.
– О да, Сенечка. Нашла. Кое-что очень... экспериментальное, – она улыбнулась ещё шире, чувствуя, как по спине струится холодный пот.
Когда-то, в другой жизни, на симпозиуме по когнитивной психологии в Праге, Людмила Райзман заметила мужчину с вишнёвым блокнотом, на корешке которого золотом было вытиснено: «Мозг умеет врать даже самому себе».
Она тогда ещё подумала — какая пошлость, какой избитый афоризм. А потом он задал ей вопрос после её доклада о манипулятивных техниках в межличностных отношениях — вопрос настолько точный, настолько глубокий, что она впервые за десять лет академической карьеры растерялась перед аудиторией.
Умный мужчина опаснее красивого — последнего раскусишь сразу
Арсений подошёл к ней после выступления, протянул визитку издательства «Нейропсихос», где он значился главным редактором научно-популярной серии, и предложил выпустить книгу по материалам её исследований. Людмила отказалась тогда. И через неделю. И через месяц. А потом согласилась на чашку кофе, где этот невысокий, странно притягательный мужчина с внимательными глазами и манерой слушать так, словно от твоих слов зависит судьба мироздания, рассказал ей о своём разводе.
– Диана была слишком... одержима работой, – он крутил в руках маленькую ложечку, которой размешивал сахар в эспрессо. – Для неё люди существуют только как объекты исследования.
– Она тоже психолог? – спросила тогда Людмила, разглядывая неброское, но дорогое кольцо на его безымянном пальце, которое он, похоже, забыл снять.
– Была. Теперь занимается популярной литературой о мозге и сознании. Мы разошлись почти по-дружески, но... – он осёкся, словно опомнился, что говорит слишком много.
В ту ночь Людмила впервые привела его в свою квартиру на Чистых прудах – квартиру, доставшуюся от бабушки, со скрипучим паркетом и запахом старых книг. Квартиру, которую она обещала себе никогда не осквернять случайными связями.
Всего через полгода они поженились. Ей было тридцать семь — возраст, когда перестаёшь бояться, что брак — это клетка, и начинаешь страшиться одинокой старости. Ему — сорок два, мужчина, уверенный в себе настолько, что мог признаваться в своих страхах без тени стеснения.
Прошлое всегда приходит в гости без приглашения
За годы брака она привыкла к его странностям: к ночным звонкам от «коллег из издательства», к внезапным командировкам, к тому, что иногда он делал записи в блокноте сразу после их ссор. «Писательские привычки», — отшучивался он. Сама же Людмила расцвела профессионально — её книга о подсознательных механизмах принятия решений в стрессовых ситуациях стала академическим бестселлером. А потом была вторая — о микромимике и неосознанных жестах, выдающих ложь. Арсений был идеальным мужем, поддерживающим её карьеру, — вычитывал черновики, находил ошибки в библиографии, напоминал о дедлайнах.
Иногда Диана мелькала на научных мероприятиях — улыбчивая женщина с холодными глазами, вежливо кивавшая Людмиле при встрече. «Мы сохранили профессиональные отношения», — объяснял Арсений. И Людмила понимала. В их кругу, среди академических психологов и издателей научных книг, все так или иначе были связаны тысячью невидимых нитей взаимных цитирований, рецензий и исследовательских проектов.
А потом были звонки. Обрывки услышанных фраз. «Объект демонстрирует стабильные результаты», «Нет, я не могу сейчас прервать», «Диана, мы же договорились — семь лет», «Финальные данные будут в августе». Людмила списывала это на какой-то совместный проект бывших супругов. В конце концов, она сама читала корректуры научно-популярных книг Дианы Островерховой о непредсказуемости человеческого поведения. Даже хвалила их Арсению — книги были действительно хороши, умны, с интригующими примерами из жизни неназванных людей.
Когда в твоей жизни встречаются две профессиональные лжи, нужно покупать лотерейный билет — удача повернулась к тебе задом
Арсений положил портфель на консоль в прихожей и снял пальто. Его движения были обманчиво спокойны, но Людмила, семь лет изучавшая его привычки, знала: так он ведёт себя только когда напуган до глубины души.
– Закажем что-нибудь на годовщину или сам приготовлю? – спросил он, стараясь звучать буднично. – Я могу сделать то ризотто с трюфелями, которое тебе понравилось в Вероне.
Вероне. Третья годовщина. Отель с видом на площадь, где они пили просекко и строили планы на будущее. Где она призналась, что, наверное, никогда не решится на ребёнка, а он ответил, что ему достаточно её одной. Где она впервые заговорила о своём страхе, что недостаточно хороша для него.
– Трюфели, – медленно повторила Людмила, делая шаг к мужу. – Или может быть... эксперимент? Как насчёт эксперимента на вкус, Сенечка?
Его глаза дрогнули, и Людмила впервые за семь лет с уверенностью опознала в них чистый, неприкрытый страх человека, загнанного в угол.
– Люда, давай сядем и поговорим, – сказал он, нащупывая за спиной стену, словно опасаясь упасть. – Это... всё не то, что ты подумала.
Людмила улыбнулась — той самой улыбкой, которую отрабатывала для своих студентов, когда они несли на защите откровенную чушь, но нужно было сохранять академическую вежливость.
– Конечно, Сенечка. Сядем. Поговорим. О вашем с Дианой... как она там пишет... "исследовании страха травматической привязанности". Я стану отличным материалом для последней главы, правда?
– Люда, послушай меня. Это началось как исследование, да. Но всё изменилось! – Арсений сел на краешек кресла, будто оно могло в любой момент разверзнуться под ним бездонной пропастью.
Людмила аккуратно, как хрупкую фарфоровую чашку династии Мин, поставила на стол бокал с виски – семилетней выдержки, как их брак, – и прислонилась к книжному шкафу. От его спины до неё было ровно четыре метра. Дистанция, необходимая для точного выстрела.
– Изменилось? – переспросила она с такой интонацией, с какой обычно уточняла у первокурсников, действительно ли они считают, что Фрейд применим к анализу постмиллениалов. – Расскажи-ка мне подробнее об этих... изменениях.
Ложь оседает на зубах мелкой крошкой, которую никак не вычистить
Арсений провёл рукой по лицу – жест, который она фиксировала в своих заметках как "попытка стереть маску".
– Это не было запланированным предательством, – начал он, глядя куда-то мимо неё. – Диана разрабатывала концепцию для книги – о том, как профессиональные психологи сами становятся жертвами манипуляций. Она хотела доказать, что даже эксперты не защищены...
Людмила медленно достала из кармана телефон и включила диктофон.
– Продолжай. Я записываю для себя. Или для иска о моральном ущербе. Ещё не решила.
С улицы доносились звуки сирен – городская какофония, фоновый шум их семейной жизни. Семь лет назад он предложил купить квартиру именно здесь, на шумной улице с видом на бульвар. "Так романтичнее," – сказал он тогда. "Так проще скрыть разговоры с Дианой," – поняла она сейчас.
– Вначале я должен был просто познакомиться с тобой, задать несколько провокационных вопросов, изучить твою реакцию, и всё, – Арсений говорил всё быстрее, словно боялся, что его прервут. – Но я влюбился. По-настоящему. Это не входило в план. Диана была в ярости.
Людмила хмыкнула так громко, что вздрогнула хрустальная люстра – подарок его матери на новоселье.
– И поэтому ты семь лет продолжал эксперимент? Из большой любви ко мне? – она сделала глоток виски, чувствуя, как жидкость обжигает горло. – Трогательно. Просто до слёз.
Мужская логика – как матрёшка, только внутри пусто
Вдруг звук входящего сообщения разрезал тишину. Сердце Людмилы сжалось – она слишком хорошо знала этот сигнал – особый рингтон для особых контактов в телефоне Арсения. И судя по его побелевшему лицу – сообщение от Дианы.
– Не хочешь прочитать? Вдруг там новые инструкции для твоего эксперимента? – Людмила кивнула на телефон в его руке.
Арсений медленно опустил взгляд на экран, и она увидела, как расширились его зрачки.
– Что там? – спросила она, делая шаг вперёд.
– Диана приедет. Через полчаса. Она говорит, что мы всё должны объяснить тебе вместе, – он поднял на Людмилу глаза, полные какой-то странной решимости. – И ещё она пишет, что вы знакомы гораздо дольше, чем ты думаешь.
Людмила замерла на полдвижении. В голове вспыхнула и погасла какая-то мутная догадка.
– Что значит – знакомы дольше?
Арсений встал и подошёл к книжной полке – той самой, где стояли все её научные труды и дипломы.
– Твоя диссертация о микромимике. Перед защитой ты отправляла её внешним рецензентам. Одной из них была Диана. Она вычислила, что ты заимствовала методологию из неопубликованной работы её научной группы.
Людмила почувствовала, как комната начала вращаться. Семь лет назад, за месяц до защиты, ей пришло анонимное письмо с намёком на плагиат и угрозой всё раскрыть. Затем письма прекратились. А через полгода она встретила Арсения.
– Вы... шантажировали меня? – её голос звучал надтреснуто, как старая пластинка.
– Нет! То есть... она хотела. Но потом решила, что эксперимент будет интереснее, – Арсений говорил все тише, понимая абсурдность своих оправданий.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел. Они оба вздрогнули. Людмила подошла к домофону и увидела на экране женщину с безукоризненной укладкой и папкой документов в руках.
– А вот и твоя настоящая жена пожаловала, – процедила Людмила, нажимая кнопку.
Самые страшные монстры приходят с улыбкой и в брендовых туфлях
Диана вошла в квартиру, как входят в собственный дом – уверенно и без тени смущения. На ней был идеальный серый костюм, волосы собраны в безупречный пучок, а глаза смотрели с холодным профессионализмом патологоанатома.
– Здравствуй, Людмила, – сказала она, протягивая руку. – Думаю, нам давно пора познакомиться по-настоящему.
Людмила проигнорировала протянутую ладонь. Вместо этого она молча указала на диван, приглашая сесть.
Диана положила на журнальный столик папку с документами и изящным движением опустилась на краешек дивана.
– Полагаю, Арсений уже начал объяснять ситуацию. Но у него всегда была склонность к... эмоциональным искажениям.
– К вранью, ты хотела сказать? – уточнила Людмила, скрестив руки на груди.
– Мы оба делали это ради науки, – вмешался Арсений, переводя взгляд с одной женщины на другую.
Диана открыла папку и достала стопку бумаг – графики, таблицы и фотографии. Людмила с ужасом узнала свой почерк на некоторых листах.
– Ты вёл дневник наблюдений, – прошептала она, глядя на Арсения. – Всё это время...
– Каждый разговор, каждую ссору, каждое примирение, – Диана говорила с нескрываемой гордостью, перебирая документы. – Твои реакции на стресс, методы психологической защиты, стратегии выхода из конфликтов. Уникальный материал. Мы с Арсением никогда не разводились, Людмила. Это была часть эксперимента.
Людмила почувствовала, что её сейчас вырвет. Она схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть.
Но внезапно что-то привлекло её внимание – фирменный бланк университета на одном из документов. Она быстро выхватила лист из рук Дианы.
– Что это? – спросила она, вглядываясь в текст. – Заявка на грант? От моего имени?
Диана и Арсений переглянулись. На их лицах отразилось беспокойство.
– Мы подали её три месяца назад, – нехотя признался Арсений. – Это финальная часть проекта. С твоим именем больше шансов получить финансирование для продолжения исследований.
– Вы... вы украли мою личность? Использовали мои научные регалии? – Людмила чувствовала, как внутри нее разгорается холодная ярость.
Диана нетерпеливо махнула рукой:
– Ты получила бы своё место в исследовательской группе. Мы не собирались тебя обманывать... до конца.
– Дело в том, – Арсений поднялся и подошёл к Людмиле, – что эксперимент дал неожиданные результаты. Я действительно влюбился в тебя. И это разрушает всю концепцию книги Дианы.
– Арсений! – резко одёрнула его Диана. – Мы договаривались!
– К чёрту договорённости! – он повысил голос. – Семь лет – это не эксперимент, это жизнь!
Когда мужчины начинают говорить о чувствах, ищи подвох размером с Эверест
В этот момент телефон Людмилы звякнул. Она машинально взглянула на экран и замерла. Имя отправителя заставило её сердце пропустить удар.
– Что такое? – насторожилась Диана, замечая её реакцию.
Людмила медленно улыбнулась – впервые за весь вечер искренне.
– Знаете, что самое забавное в профессиональных психологах? – сказала она, поднимая глаза от телефона. – Они никогда не верят, что сами могут стать объектом манипуляции.
Людмила подняла телефон, как дирижёр поднимает палочку перед первым ударом, и взгляды Дианы и Арсения приклеились к её руке, словно примагниченные.
– Знаете, когда я впервые заподозрила неладное? – Людмила говорила медленно, почти ласково, как говорят с детьми, объясняя очевидные вещи. – Три года назад. Тот блокнот, вишнёвый, с золотым тиснением. Ты забыл закрыть его, Сеня. Там были мои реакции, записанные по часам — с точностью до минуты. "День 943-й. Объект впервые проявил признаки ревности к прошлому экспериментатора".
Арсений побледнел так стремительно, словно кто-то выкрутил регулятор цвета в его лице до нуля.
– Почему ты молчала? – его голос звучал сипло, как будто через слой ваты.
Психологи худшие пациенты — они лечат себя сами, когда никто не видит
– А знаете, что самое смешное? – продолжала Людмила, игнорируя вопрос. – Я ведь тоже начала вести записи. Профессиональная привычка. Если уж быть объектом эксперимента — то хотя бы знать, что происходит.
Диана подалась вперёд, её идеальная укладка слегка растрепалась, а на лбу проступила испарина.
– Ты блефуешь, – процедила она, но глаза её уже метались по комнате, словно выискивая пути отступления.
Людмила подошла к книжному шкафу и вынула одну из своих научных монографий о микромимике. Открыла. Внутри оказалась полость, а в ней — маленький чёрный блокнот.
– "День 1126-й. Диана звонила в 23:40. Арсений вышел на балкон, говорил тихо, но я записала разговор. Они обсуждают публикацию. Арсений настаивает на соавторстве. Диана против", – прочитала Людмила и подняла глаза.
Комната наполнилась такой тяжёлой тишиной, что казалось — воздух превратился в свинец и оседал на плечи неподъёмным грузом.
– Ты... записывала наши разговоры? – Арсений осел в кресло, будто из него разом выпустили весь воздух.
– О, не только это, – Людмила улыбнулась одними губами. – В нашем университете есть удивительная служба кибербезопасности. Особенно когда её начальник — твой бывший студент, которого ты вытащил от отчисления.
Она повернула телефон экраном к ним. Там светилось сообщение: "Профессор Райзман, все материалы получены и сохранены согласно вашим инструкциям. Архив электронной переписки за 7 лет доступен в защищённом облаке".
Диана вскочила так резко, что дорогая ваза на журнальном столике покачнулась и рухнула на пол, разлетевшись осколками — как их общая тайна.
– Ты не имеешь права! Это конфиденциальные исследовательские материалы! – она почти кричала, но в голосе звенела паника.
– Конфиденциальные? – Людмила рассмеялась так звонко, что звук отразился от стен, множась эхом. – Как интересно вы интерпретируете незаконное использование моей личности, моего имени и моей жизни! А знаете, что я обнаружила в этой переписке?
Она сделала паузу, наслаждаясь моментом — семь лет унижения требовали компенсации хотя бы в форме этой маленькой театральной паузы.
– Вы ведь подделали мою подпись на заявке на грант. А это уже не этический проступок, Диана. Это уголовное преступление.
Когда психолог переходит к правовым аргументам, значит, терапия не удалась
Арсений поднялся, протягивая руки к Людмиле, словно пытаясь нащупать невидимую опору в пространстве между ними.
– Люда, давай поговорим. Всё не так... однозначно, – его голос дрожал, как натянутая струна перед разрывом.
– Однозначно?! – Людмила швырнула блокнот на стол с такой силой, что Диана невольно отшатнулась. – Семь лет! Семь лет ты приходил в нашу постель после разговоров с ней о том, как лучше манипулировать мной! Семь лет я считала тебя своей опорой, а была лишь крысой в лабиринте!
Её голос сорвался, и комната наполнилась звоном разбитого сердца.
Диана медленно опустилась обратно на диван. Её руки дрожали, когда она попыталась собрать рассыпавшиеся документы.
– Ты не понимаешь ценности того, что мы сделали, – проговорила она, но в её голосе уже не было прежней уверенности. – Это революционное исследование о природе привязанности и доверия...
– О природе предательства, – отрезала Людмила. – И знаешь, что самое печальное? Я любила его. По-настоящему.
Она повернулась к Арсению, и тот физически отшатнулся от боли, плескавшейся в её глазах.
– А ты? Ты действительно влюбился или это тоже часть эксперимента? Решил проверить, сможешь ли убедить себя в искренности чувств?
Арсений схватил её за плечи — в его глазах стояли слёзы, настоящие слёзы, от которых щемило сердце.
– Это началось как эксперимент, но превратилось в мою жизнь! Я не играл, когда говорил, что люблю тебя. Не играл, когда планировал наше будущее!
– Отпусти меня, – тихо произнесла Людмила, и в этих трёх словах было столько льда, что комнатная температура, казалось, упала на несколько градусов.
Когда умирает любовь, даже воздух пахнет похоронами
Диана вдруг захлопнула папку и встала, поправляя идеальный пучок волос механическим движением.
– Нам нужно договориться, – сказала она деловым тоном, в котором сквозила плохо скрытая паника. – Ты получишь соавторство, процент от продаж книги...
– Книги?! – Людмила резко развернулась к ней. – Ты думаешь, я позволю вам опубликовать историю моего унижения?!
И тут произошло то, чего никто не ожидал. Арсений схватил со стола папку с документами и решительно направился к камину.
– Что ты делаешь?! – закричала Диана, бросаясь к нему.
– То, что должен был сделать три года назад, – он бросил папку в огонь, и пламя жадно набросилось на бумагу, превращая годы исследований в пепел.
– Ты сошёл с ума! – Диана рванулась к камину, но Арсений удержал её. – Это же данные семи лет! Материал для монографии! Для нескольких монографий!
– Это наша жизнь, Диана, – он смотрел, как пламя пожирает страницы. – Не материал.
Людмила наблюдала за этой сценой с странным ощущением нереальности происходящего. Где-то глубоко внутри крошечная часть её души хотела поверить в искренность жеста Арсения.
Но тут её телефон завибрировал снова. Она взглянула на экран и увидела новое сообщение от начальника кибербезопасности: "Профессор Райзман, обнаружен ещё один архив. Резервные копии всех материалов хранятся на сервере издательства. Доступ получен. Ждём ваших инструкций".
И в этот момент Людмила почувствовала, как что-то окончательно обрывается внутри неё — тонкая нить надежды, за которую она бессознательно цеплялась все эти минуты.
– Ты знал о резервных копиях, Сеня? – спросила она таким тихим голосом, что Арсений и Диана разом повернулись к ней.
По его лицу пробежала тень — почти неуловимая для обычного человека, но не для профессора психологии, специализирующегося на микромимике.
– Знал, – прошептала она, отвечая на собственный вопрос. – Всё это... спектакль. Очередной эксперимент. Как я отреагирую на драматический жест. На мнимое раскаяние.
Арсений рванулся к ней:
– Нет, Люда, послушай...
Но Людмила уже подняла руку, останавливая его:
– Я забираю все материалы исследования, – в её голосе появились стальные нотки. – Все до единого. И буду решать, что с ними делать. А пока... пока вы оба просто уйдёте из моего дома. И из моей жизни.
Она распахнула входную дверь настежь. За окнами грохотал весенний гром — предвестник майской грозы. Как символично для их годовщины.
Три недели спустя Людмила сидела в кабинете декана факультета психологии, положив перед собой увесистую папку. За окном цвела сирень – такая же, как в день их знакомства с Арсением.
Тогда он принёс ей букет на первое свидание, сказав, что у неё глаза точно такого же оттенка. Теперь эти цветы вызывали у неё только приступ тошноты.
– Светлана Олеговна, я хочу официально инициировать расследование этического комитета, – её голос звучал ровно, хотя внутри всё ещё что-то дрожало мелкой противной дрожью.
Декан – грузная женщина с короткой стрижкой и взглядом, от которого трепетали даже маститые профессора – внимательно просматривала документы, поджимая губы всё сильнее с каждой перевёрнутой страницей.
Академическое возмущение – самый тихий и самый беспощадный вид ярости
– Это... Я даже не нахожу слов, Людмила Михайловна, – наконец произнесла декан, снимая очки. – Семь лет... Использовать коллегу как подопытного кролика. Да ещё и вашу подпись подделать!
Людмила кивнула, глядя в окно. Там, среди пышных кустов сирени, парочка студентов самозабвенно целовалась, думая, что их не видно из окон администрации. Когда-то и она была такой же наивной.
– Я не хочу публичного скандала, – сказала Людмила, возвращаясь взглядом к декану. – Но я хочу, чтобы их исследование никогда не увидело свет. И чтобы Диана Островерхова больше не преподавала психологию. Нигде.
На столе декана зазвонил телефон. Светлана Олеговна взглянула на экран и поморщилась.
– Арсений Викторович снова. Третий раз за сегодня.
Людмила почувствовала, как что-то сжалось под ребрами. Все эти недели он звонил, писал, караулил у подъезда. Говорил о любви. О раскаянии. О том, что запутался. А она смотрела на него и видела не мужчину, которого любила, а препаратора, разбирающего на части живую душу.
– Он может звонить хоть до скончания века, – она поднялась, поправляя безукоризненно выглаженную блузку. – У меня иммунитет к экспериментам.
Сердце женщины — как чугунная сковородка: накаляется медленно, но бьет наверняка
Выйдя из кабинета декана, Людмила неожиданно столкнулась с ним в коридоре – Арсений стоял, привалившись к стене, как будто ноги отказывались его держать. Осунувшийся, с тёмными кругами под глазами, в помятом костюме. Не похожий на себя прежнего – всегда безупречного редактора психологических бестселлеров.
– Люда... Я знал, что ты будешь здесь сегодня, – его голос был хриплым, как у запойного пьяницы.
Она хотела обойти его, но он схватил её за руку.
– Диана улетела вчера в Штаты. Навсегда. Получила приглашение в какой-то третьесортный колледж. Её репутации в академических кругах конец, её больше никто не цитирует...
– И ты думаешь, меня это должно радовать? – Людмила высвободила руку. – Или, может быть, утешить?
Арсений покачал головой и протянул ей флешку.
– Здесь всё. Все материалы исследования. Оригиналы. Делай с ними, что хочешь. Можешь уничтожить... или опубликовать под своим именем. Я подписал отказ от прав.
Людмила посмотрела на флешку так, словно это была ядовитая змея.
– У тебя странное представление о компенсации, Сеня. Думаешь, эта информация мне нужна?
– Нет, но...
– Убери это, – она отступила на шаг. – Мне не нужны результаты этого... этого...
Она не смогла подобрать слово, которое бы описало то, чем были эти семь лет. Эксперимент? Предательство? Любовь?
Некоторым вещам нет названия даже в словаре психологических терминов
Арсений молча опустил руку с флешкой, а потом вдруг сказал тихо:
– Знаешь, что самое страшное? Я начал вести дневник наблюдений по инструкции Дианы. А через год понял, что пишу его для себя. Чтобы сохранить каждый день с тобой. Каждый момент.
Людмила рассмеялась – коротко и горько, как человек, которому больше нечего терять.
– А ты не думал, что это и есть настоящая любовь, Сеня? Когда эксперимент становится жизнью?
Её слова повисли в воздухе, густом от запаха сирени, доносившегося из открытого окна. Где-то в глубине души ей хотелось броситься ему на шею, сказать, что всё можно исправить. Но профессор психологии в ней знала: некоторые вещи сломанными остаются навсегда.
Дверь деканата открылась, и появилась Светлана Олеговна с папкой в руках.
– Арсений Викторович! Как удачно. Я как раз собиралась вызвать вас для беседы. Пройдёмте ко мне, у Этического комитета есть к вам несколько... вопросов.
Людмила кивнула декану и, не оглядываясь на бывшего мужа, направилась к лестнице.
Уже спускаясь по ступенькам, она услышала голос Арсения:
– Люда! Дневники! Я писал правду! Это была настоящая жизнь!
Она не обернулась. Люди часто принимают эксперимент за жизнь. Такова природа человеческого сознания – верить в то, во что хочется верить.
Иногда лучшая месть — просто уйти, не оборачиваясь
Выйдя из здания университета, Людмила достала телефон и набрала номер.
– Алло, Марк? Это Людмила Райзман. Помнишь, ты предлагал мне написать научно-популярную книгу о манипуляции и доверии? Я согласна. Но с одним условием — никакого соавторства.
Солнце заливало университетский двор медовым светом. Где-то в кармане завибрировал телефон – очередное сообщение от Арсения. Она не стала смотреть. Впервые за семь лет ей не нужно было анализировать чужие слова, искать скрытый смысл или подтекст. Она была свободна – от эксперимента, от наблюдения, от фальшивой любви.
И от настоящей – тоже.
Год спустя...
Книжная ярмарка гудела, как растревоженный улей. Людмила стояла за столиком, подписывая очередной экземпляр своего бестселлера "Анатомия предательства: исследование манипуляции доверием". Очередь к ней вилась змеёй через весь павильон.
– Можно надпись: "Ларисе, которая тоже чуть не стала подопытной крысой"? – спросила полная женщина в цветастом платье, протягивая книгу.
Людмила улыбнулась — не той отрепетированной улыбкой профессора психологии, а новой, с чуть заметной кривинкой, обнаруживающей шрам на сердце.
– Конечно, Лариса. Всем нам иногда везёт избежать лабиринта, – она склонилась над книгой, выводя ровные буквы.
Подписывать книги о собственной боли – всё равно что продавать билеты на просмотр своих шрамов
На обложке красовалась её фотография — строгая, серьёзная, в очках с тонкой оправой. "Профессор Людмила Райзман, автор научного исследования о манипуляции в близких отношениях".
Издательство настаивало на фразе "основано на реальных событиях", но она отказалась наотрез. Некоторые истории слишком болезненны, чтобы выставлять их напоказ.
Краем глаза она заметила знакомый силуэт у входа в павильон — высокая фигура Арсения, который нерешительно мялся у дверей, не решаясь войти. Он похудел ещё сильнее, борода, которой раньше не было, придавала ему вид потерянного человека.
– Ваша книга перевернула мою жизнь, – говорила тем временем девушка с ярко-рыжими волосами, следующая в очереди. – Я поняла, что моя мать всё детство ставила на мне психологические эксперименты.
Людмила автоматически кивнула, продолжая боковым зрением следить за Арсением. Он не пытался подойти, просто стоял, наблюдая издалека, как в первые недели их отношений, когда караулил её после лекций, не решаясь заговорить...
Что может быть ироничнее, чем писатель, ставший героем чужой книги?
Менеджер издательства наклонился к её уху:
– Людмила Михайловна, у нас запрос на интервью от трёх федеральных каналов. И "Нью-Йоркер" хочет права на англоязычное издание.
Она кивнула, не отрывая взгляда от страницы, где выводила очередную дежурную фразу. Надписи становились механическими — как брак на седьмом году.
Когда последняя книга была подписана, и менеджер объявил перерыв, Арсений всё ещё стоял у колонны. Людмила аккуратно сложила ручки — пять разных, на удачу, старая привычка — и вышла из-за стола.
Она направилась к выходу, не глядя по сторонам, но каким-то образом её путь прошёл точно мимо него.
– Поздравляю с успехом, – произнёс он тихо, когда она поравнялась с ним. – Я читал. Это... безжалостно точно.
Людмила остановилась, но не повернулась к нему.
– Я не использовала наш случай, – сказала она, глядя прямо перед собой. – Это обобщённый опыт многих людей.
– Знаю, – он выдохнул так, словно держал воздух в лёгких всё это время. – Ты всегда была лучше нас обоих.
В его кармане зазвонил телефон — тот самый особенный рингтон, который она узнала бы из тысячи.
– Диана? – Людмила наконец повернулась к нему, встречаясь взглядом.
Есть люди, которые ходят по одним и тем же граблям с таким упоением, словно это парный танец
– Нет, – он не отвёл глаз. – Новый... эксперимент.
Звонок продолжался — настойчивый, требовательный.
– Не ответишь? – она кивнула на карман.
– Нет, – Арсений достал телефон и на её глазах выключил его. – Больше никаких экспериментов.
Людмила смотрела на него долгим взглядом, под которым обычно съёживались её студенты на экзаменах. Потом медленно протянула руку:
– Можно?
Он отдал ей телефон, и она, не разблокируя экран, просто подержала его в руках — этот маленький чёрный прямоугольник, вместивший в себя семь лет боли.
– Когда-нибудь я, наверное, смогу тебя простить, – произнесла она, возвращая телефон. – Но не сегодня.
– Я буду ждать, – просто ответил он.
Она отвернулась и пошла к выходу из павильона, где сияло апрельское солнце — такое же, как в день их знакомства. На пороге она обернулась. Арсений стоял, не двигаясь с места, словно настоящий ученый, боящийся нарушить чистоту эксперимента.
– Знаешь, – сказала она, и её голос эхом разнёсся по фойе, – твоя проблема в том, что ты так и не понял: любовь — это не когда ведёшь дневник наблюдений. Это когда забываешь его вести.
Она вышла на солнечный свет, достала из сумочки солнечные очки и маленький блокнот в вишнёвой обложке, с золотым тиснением. Открыла его, перечеркнула последнюю запись и решительно выбросила в урну.
Иногда чтобы начать новую главу, нужно выбросить старый дневник
Мимо пролетела стайка воробьёв, наполняя воздух радостным чириканьем. Один из них, самый смелый, приземлился на скамейку рядом с ней и склонил голову набок, разглядывая её блестящими глазами-бусинками.
– Что? – спросила Людмила у нахального птаха. – Тоже ведёшь наблюдения?
Воробей чирикнул что-то, похожее на согласие, и упорхнул к своим собратьям, оставив её одну на весеннем солнце — профессора психологии, которая наконец-то перестала анализировать каждую секунду своей жизни.
***
ОТ АВТОРА
Доверие и предательство — две стороны одной медали, которую мы носим на шее в каждых близких отношениях. Когда я задумалась о том, что больнее всего может ранить умную, сильную женщину, ответ пришёл сам собой — предательство того, кто знает все твои слабости.
Людмила потрясла меня своей внутренней силой — умением не сломаться, когда обнаруживаешь, что вся твоя жизнь была экспериментом.
Её путь от жертвы к хозяйке собственной истории показывает, как важно не терять себя даже в самых тяжёлых ситуациях.
А вы смогли бы простить такое предательство? Или считаете, что Людмила слишком жестока, не дав Арсению второй шанс?
Делитесь своими мыслями в комментариях — для меня ваше мнение по-настоящему важно!
Подписывайтесь на мой канал — вместе мы создаём пространство, где жизненные истории становятся поводом для важных разговоров.
Каждый день я приношу в вашу ленту новые истории о любви, предательстве, выборе и прощении — подписка убережёт вас от скучных вечеров и подарит пищу для размышлений!
И если этот рассказ тронул вас, вам точно понравятся другие мои работы: