Мысленные заметки Уорнера. День 16
Я верю, что Уорнер - рациональный человек, и за каждым его поступком должна быть какая-то причина. Так что…
Я медленно и тихо закрываю за собой дверь, чтобы не напугать ее громким звуком. У меня нет абсолютно никаких намерений следить за ней. Не в эту ночь. Я уже убедился, что у нее нет суицидальных мыслей. Это было самым важным. Это единственное, что по-настоящему критически важно.
Кажется, сама мысль об этом претит ей и вызывает внутреннее возмущение и даже трепет. Она гораздо больше беспокоится о своем достоинстве и благочестии, чем о том, как расстаться с жизнью. Я могу выдохнуть с облегчением. Одной проблемой, я бы даже сказал, угрозой, меньше. Но все же я должен продолжать мониторить это. Такие вещи могут проявляться внезапно. Я не должен упустить момент, если это произойдет.
Но прямо сейчас я хочу дать ей время оправиться. Я хочу дать ей время на восстановление. Я бы так хотел, чтобы у нас было больше времени, но его нет. Чем больше я буду играть с ним в прятки, тем большую заинтересованность он проявит. Это довольно очевидно.
Я не забочусь об этом. Я спрыгну с этого моста, когда дойду до него.
Я пытаюсь подвести итоги нашего первого с ней дня.
Что мне удалось понять.
Она нереальная.
Правда.
Определенно.
Я стряхиваю головой, пока мои ноги несут меня вверх по лестнице, стук ботинок эхом разносится по мрачному коридору.
Все идет слишком гладко, что меня даже немного пугает. Не прячется ли за этим что-то скрытое, что я не заметил, не упускаю ли я какую-то деталь? Что, если из-за своих эмоций я не способен воспринимать реальность адекватно? Но она почти не борется со мной по факту, не ненавидит так сильно, как могла бы. Не пытается наброситься или убить. Самый большой ее протест на данный момент - отказ следовать требованию помыться. Такая милая и невинная чепуха, хотя и слегка обескураживающая, но даже забавная, тем более в конечном итоге она сделала это и даже была вполне довольна.
Она также спокойно перенесла необходимость пройти медицинский осмотр и в конечном итоге поела. Да, мне приходится проявлять немного жесткости, потому что у нас нет времени на препирания. Я не хочу этого, но я должен. Для ее же блага.
Конечно, я знаю, что должен больше говорить с ней, больше объяснять, но сейчас не время для этого. Она не доверяет никому и потому упрямится. Но я не могу ей этого позволить. Я не могу позволить ей ходить грязной, я не могу позволить ей голодать, я не могу ей позволить не спать и не следить за своим здоровьем. Потому что все это - угроза ее собственной жизни, и это не то, чем я собираюсь хоть немного рисковать. Пусть для нее сейчас я тиран, но я лучше заставлю ее принять ванну или съесть тарелку супа, чем буду наблюдать, как она продолжает чахнуть. Об этом не может быть и речи.
Но кем бы она меня ни считала сейчас, она все же прислушалась. И в конечном итоге она осмотрена, вымыта, накормлена и находится под одеялами в моей кровати. Можно считать, что первый день уже прошел успешно.
Я отмечаю для себя, теперь я убежден в этом, что ей действительно важно чувствовать себя равной. Она боится очередных унижений, что совершенно неудивительно. Поэтому мое давление заставляет ее сопротивляться. И я рад, что заранее позаботился о том, чтобы врач сделал все, чтобы ей было максимально комфортно. Я научен горьким опытом со своими солдатами и больше не допускаю подобной оплошности. Обеспечение ей ощущения безопасности по-прежнему является одним из главных приоритетов.
Я хочу, чтобы она перестала ненавидеть себя и считать себя кем-то ужасным. Она думает, что другим может быть неприятно находиться рядом с ней. Она боится, что я, человек, которого она определенно презирает, могу испытывать отвращение к ней. И это печально, ведь она так прекрасна, сильна и восхитительна. Я хочу, чтобы она тоже начала это понимать. Я сделаю все, чтобы она не чувствовала себя грязью среди этой толпы, чтобы она не чувствовала смущения из-за своего внешнего вида или положения заключенной. Рядом со мной это не так уж сложно, потому что никто не посмеет смотреть на нее свысока, пока я рядом. Ее так долго унижали, но этого больше не повторится. Я уничтожу любого, кто попытается хоть как-то ее принизить. Я боюсь, что мне, возможно, придется уничтожить самого себя.
Но внешнее влияние это далеко не все. Я также не хочу, чтобы она чувствовала себя плохо из-за самой себя, того, кем она является, из-за своей силы, своих способностей. С этим сложнее, потому что это идет изнутри. Говорят, что если людям говорить что-то о них самих, они начинают в это верить. Ей так долго говорили, что она монстр и ничтожество. Но и здесь все не так уж безнадежно. Я убежден, что если буду подпитывать ее позитивной информацией о самой себе, в конечном итоге она сможет это принять и поверить в это. И это не должно быть так уж сложно, потому что это не попытка изменить реальность, это правда, как она есть. Ей просто нужно обрести немного уверенности. И я дам ей все для этого. Она почувствует себя особенной, хозяйкой положения, человеком, вызывающим трепет, но не как монстр, а как карающая богиня.
Ее психоэмоциональное состояние в норме, хотя в его стабильности я пока не могу быть на сто процентов уверен. Прошло слишком мало времени, чтобы делать такие выводы. Приступы истерии или агрессии могут проявиться внезапно и в любой момент. Пока я должен просто наблюдать за ней.
Что касается Кента… Он, кажется, не так важен для нее, как я считал изначально. Его мнение не имеет для нее такого уж большого значения. Его уход опечалил ее, но, думаю, лишь потому, что она находится в незнакомой обстановке. Она слишком быстро адаптировалась к переменам, и ее печаль чересчур быстро растаяла. Хотя, конечно, она заботится о его благополучии. Человечность. Чувство, которое еще не все люди успели утратить. Иногда я забываю об этом, находясь круглосуточно среди пираний.
Но что самое странное во всем этом: даже лишившись Адама и оставшись со мной наедине, она чувствовала себя почти комфортно, хотя смущение и недоверие перебарывали это ощущение время от времени.
Глубокий вздох и я откладываю в сторону строгий официальный тон собственных мыслей, потому что мои руки слегка дрожат.
Боже, если бы у меня были бы развязаны руки, мы, возможно, смогли бы стать с ней хорошими друзьями. Но это положение заложницы и тюремщика всегда будет стоять между нами, я полагаю. Как и эта спешка. Требования моего отца…
Отец…
Мне нужно снова сосредоточиться и на время выкинуть ее из головы. Меня ждет очередной разговор с отцом, и я должен быть готов к нему, прежде всего эмоционально. Но это сложно.
Я вхожу в ярко освещенный кабинет, бросаю взгляд на часы, включаю экран, настраиваю оборудование. Защищенный канал связи. Сажусь на край стола, в ожидании подключения моего собеседника. Мысленно продумываю, на каких темах мне нужно сегодня сосредоточиться. Их немало, на самом деле. Мы все еще не уверены, что делать с провалом 32 сектора в культивировании пшеницы. Из-за одного этого сотни людей могут умереть от голода. Что тогда делать с трупами? Мы не можем закапывать их, а печи уже и без того перегружены, работая круглосуточно. И мы так и не решили все вопросы с регулированием подачи воды. А еще повстанцы, взрыв на одном из заводов, восстановление моста…
- Сынок.
Я поднимаю глаза и смотрю на лощеное улыбающееся лицо. Он редко называет меня по имени, предпочитая более снисходительное обращение, подчеркивающее мое положение.
- Отец. - Мой голос звучит абсолютно бесцветно.
Он ухмыляется, осматривает мне с ног до головы. Я просто терпеливо жду, когда закончится эта инспекция.
- Ты выглядишь уставшим, тебе нужно больше спать, ты знаешь.
- Конечно. На том свете отосплюсь.
Наш разговор всегда выглядит вот так. Его неизменно надменное, снисходительное, притворно-позитивное настроение и мое полное равнодушие, граничащее с неуважением. Я определенно пользуюсь своим положением его сына в этом вопросе. Но и он тоже ведет себя непрофессионально, позволяя переходить на личные темы. Так что мы квиты. Я бы предпочел сохранять все в строго профессиональном ключе.
- Как там наша девочка?
- Уже третий день не могут починить. Но если мы убьем еще дюжину человек, просто некому будет работать.
Его отвратительный приторный смех звучит как раскаты грома.
- Я не про паровую машину. Я говорю про твое уникальное оружие, о котором ты мне все уши прожужжал.
- Если бы ты не требовал сотни тысяч объяснений моих решений, мне бы не пришлось говорить об этом так много.
- Значит, тебе следовало быть более убедительным.
- Я учту.
- Так как она? Оправдывает ожидания?
Я чувствую его нетерпение проверить мою реакцию, но моя сдержанность нарабатывалась годами.
- Еще слишком рано об этом говорить, тебе так не кажется?
- Ну, какое-то первое, общее впечатление у тебя же должно было сложиться?
Я не отвечаю сразу, бросаю на него тяжелый взгляд.
- Мне кажется, у нас есть гораздо более актуальные темы сейчас.
- Не хочу. Не хочу слышать обо всех ваших вновь нерешенных проблемах. Дай мне что-то более позитивное.
- Я думаю, с этим можно работать.
- И это все? - Он сжимает губы, смотрит в потолок, прежде чем продолжить. - Я не доверяю ей. Она ненадежна.
- Разве ты не учил меня всегда не делать выводов и не делиться мыслями до тех пор, пока они не будут четко сформированы, и не будут основаны на данных, а не на эмоциях? Ты пока не можешь знать, стабильна она или нет.
- Ты не первый человек, кто имеет с ней дело. - Он открывает какую-то папку, лежащую рядом с его бедром. Он, как и я, сидит на столе. Мы похожи больше, чем мне хотелось бы. Его тело слегка наклоняется, когда он читает написанное на бумаге, водя по ней указательным пальцем. - Мгм. Крайне нестабильна. Опасна и неуправляема. Ммм. И вот еще. Не идет на контакт.
- И что? Ты прекрасно осведомлен как и кем составляются такие характеристики. Эти дилетанты даже бриллиант примут за обыкновенную стекляшку. Не стоит так уж сильно доверять их мнению.
- Ммм, а себя ты мнишь экспертом?
- Я докажу тебе, что не ошибся. Что я смогу контролировать ее и управлять ее силой. Нужно просто немного…
- Нет-нет-нет. Не говори мне о времени. Не обсуждается…
- Но в начале ей нужно восстановиться…
- К черту все это. Если нужно ждать месяцами, чтобы выстрелить из оружия, то к черту такое оружие.
Я закрываю глаза и замираю на пару секунд, чтобы взять свои эмоции под контроль. Я делаю это намеренно. Чтобы он видел мое якобы недовольство. Это просто наша психологическая дуэль и ничего больше.
- Поспешность в суждениях сгубила очень многих. Можно отказаться от этого проекта, но я не понимаю какой в этом смысл, если достойной альтернативы на данный момент нет.
- А ты действительно видишь ее тем самым нужным нам оружием, обладающим хваленой непревзойденной силой? На чем основаны твои выводы?
- Ты знаешь на чем. Если ты читал мои доклады. Это долгие месяцы исследований. Не понимаю, какой смысл сейчас сворачивать проект, в который уже было вложено так много времени и сил. Этот проект ни на что не влияет. Я не отвлекаюсь от своих основных обязанностей, мы не тратим значительных средств, так, мелочи. Так какой смысл все прекращать? Дай этому время, и вскоре ты сам все увидишь.
- Ну хорошо. Ладно. Ты всегда так взбудоражен и настойчив. Пусть будет так. Я не очень верю во все это, но я готов дать своему сыну возможность поиграть с его новой игрушкой. - Мерзкая ухмылочка расползается по его лицу. Гнусная и отвратительная. Привычная, на самом деле.
- Она не игрушка. - Говорю я жестко и твердо.
- Хм. - Он хмыкает и его брови поднимаются вверх, он пристально смотрит на меня, словно ждет, что я проколюсь и выдам больше, чем планировал.
Конечно, я не собираюсь этого делать. Я точно знаю, чего хочу добиться.
- Она оружие. Но ты можешь относиться ко всему этому как к забаве, если так тебе больше нравится. Уверен, ты изменишь свое мнение.
- Оружие, которое ты предпочитаешь держать в своей постели, не так ли?
Уже знает. Просмотрел записи, прежде чем выйти со мной на связь. Ничего нового, конечно.
- Почему бы и нет?
На этот раз он тихо посмеивается. - Чувствую, это не только профессиональный интерес, не так ли, мой дорогой сын?
- Мне действительно нужно объяснять тебе причину этого моего поступка? Вот уж не подумал бы.
- Не смущайся так. Я бы не стал тебя винить. Она ведь довольно милая, дикая и страстная, как амазонка. Не так ли?
- Тебе виднее.
- Ой, да брось ты! - восклицает он, дергает головой, изображая невеселую улыбку, как будто его обидела моя холодность. Такая отвратительная актерская игра. - Мы же отец и сын. Отбрось этот официальный тон на минуточку и просто поговори со своим стариком. Признайся, ты ведь все же решил немного повеселиться с ней, да?
Я встречаю это с тем же холодным безразличием, как и все остальные его слова. Хотя правильнее назвать их термином, отражающим истинный смысл: его бесконечные провокации.
- Я не ты. Я не кувыркаюсь с оружием.
Он смеется, громко, нарочито, демонстративно. Пытаясь подчеркнуть, что мои слова нисколько не задели его, а лишь повеселили. Я же просто жду, когда эта встреча наконец закончится, чтобы заняться другими, гораздо более важными делами.
- Да, да, это забавно. Весьма очаровательно, весьма очаровательно. Но знаешь, она ведь на самом деле не только оружие, но также и стройное, сексуальное молодое тело под всей это кучей грязных тряпок.
- Только идиоты смешивают работу и удовольствие.
Идиоты и ты, хочу сказать я, но знаю, что сейчас это лишнее. Не стоит обострять его раздражение. Не сейчас.
- Ммм, верно, верно. Но иногда работа доставляет самое большое удовольствие. Как раньше говорили. Выбери работу по душе, и тебе не придется работать ни одного дня. Каждый твой день будет словно в раю.
Меня порой поражает его намеренный примитивизм в подобных разговорах. Но я не до конца уверен, действительно ли он так низко меня оценивает или просто пытается таким образом меня унизить. Я не знаю наверняка. Но у него не так уж много рычагов давления, на самом деле. Его главный, безусловно, моя мать. Его он использует в наиболее сложные моменты. Но когда он хочет просто подразнить меня, вывести из себя, то прибегает к чему-то более низкоуровневому и примитивному. Потому что ничто так не раздражает, как разговоры о чем-то естественном и интимном. Он знает, что меня не заботит ни мой статус, ни власть, ни деньги. Но он всегда ищет способы, как бы он мог задеть меня за живое. В какой-то момент он решил, что если я молод, то секс - это то, что должно меня особенно волновать, и, безусловно, смущать. Забавно, но его провокации лишь помогли мне выработать иммунитет. Это как говорить со священником о грехах или обсуждать кровавую сцену с хирургом. Как бы он ни пытался влезть в мое личное пространство, у него вряд ли получится вызвать во мне по-настоящему сильные эмоции, по крайней мере, пока мы ведем диалог. И все же, он не устает пытаться.
Я добавляю нотку снисходительности в свой голос и толику разочарованной брезгливости своему выражению лица. - Хмм. Ты, вероятно, запамятовал, дорогой отец, такое случается… в твоем возрасте…но я не могу к ней прикасаться.
Его глаза вспыхивают нездоровым блеском, словно он ухватился за какую-то ниточку, и он снова ухмыляется, чуть приближаясь к камере.
- Ох, да ладно! Ведь совсем необязательно прикасаться к ней, ты знаешь. Ты можешь просто смотреть. Только представь, она… на твоей кровати… без всех этих грязных лохмотий, вся чистая и обследованная врачами, трогает себя… ммм, неплохая картинка, правда ведь?
Он говорит с эмоциями, делая драматичные паузы, но я не меняю настроение своего ответа. Я лишь фыркаю, не прерывая зрительного контакта. - Кажется, твоя фантазия слегка разыгралась.
- Я просто предлагаю тебе варианты, мой мальчик. Разве не это задача отца: помогать сыну в таких важных вопросах? Если невозможность прикоснуться к ней - твоя единственная проблема, знаешь ли. Но и это еще не все. Ты ведь все еще можешь заставить ее кончить. Пока ты одет так закрыто, как сейчас, она могла бы даже прижиматься к твоей груди, выкрикивая при этом твой этот дурацкий псевдоним. ‘Уорнер, пожалуйста, еще, Уорнер’. Разве это тебя не заводит? - Жалкая пародия на высокий женский голос сменяется очередным приступом смеха. Но на этот раз он звучит более злобно и холодно, его напускная доброта вдруг начинается смываться его истинной дьявольской сущностью. - Или ты мог бы заставить ее ублажать тебя. Даже ее милым маленьким ротиком с этими алыми губками. Я уже не говорю о ее руках. Насколько я понял из отчетов, небольшой барьер из ткани или резины смог бы защитить тебя.
Я вздыхаю и наклоняю голову.
- Похоже, кому-то пора найти новую помощницу. Старая кажется перестала тебя удовлетворять, раз твои мысли вращаются только вокруг одной темы.
И снова его отвратительный хохот, который еще несколько часов будет звучать у меня в голове, как отвратительный запах, задерживающийся в носовых пазухах, от которого ты никак не можешь избавиться. Я испытывал нечто подобное, когда мне приходилось по полдня проводить в морге или на очередной свалке.
- Дорогой сын, ты всегда знаешь, как поддержать разговор с отцом. Ну хорошо, если ты не планируешь познакомить ее с неведомым ей миром плотских удовольствий, зачем еще тебе нужно, чтобы этот очаровательный ангел просыпался в твоих простынях? Если ты не планируешь прилечь рядом?
- Ты шутишь? - Говорю я совершенно серьезно и, кажется, впервые ставлю его в тупик.
- Вовсе нет.
- Может, тебе не стоило быть столь категоричным по поводу некоторых книг. Тебе было бы неплохо вновь пробежаться по основам психологии. У меня, кажется, есть пара экземпляров. Отправить их тебе, м? Ну так, память освежить.
Ну-ка, ну-ка, это интересно.
- У меня еще есть дела, которые нужно закончить.
- Ха-ха. Те не посмеешь отключиться. Иначе мне придется навестить тебя, забрать книги.
Пытается подловить меня, напугать. Я поворачиваю метафорический стол разговора, ухмыляюсь, играя на опережение. - Вот видишь. Ты заинтригован.
- Хмм… Определенно, так и есть.
Я делаю небольшую паузу. А потом намеренно подчеркиваю голосом произносимую мной фразу. - Вот и она тоже.
- Поясни.
- Она не знает, чего ожидать. Боится. Вероятно, не рискует заснуть, борется с собой. Но ничего не случится. Это вызовет диссонанс в ее голове. Нестабильность. А там, где есть нестабильность, гораздо проще ломать.
- Хм… а это умно. В этом есть смысл. Ты хочешь, чтобы она тебе доверяла?
Я качаю головой.
- Не только и не столько. Я хочу, чтобы она понимала, у кого в руках находится ключик от всего этого, от кого зависит ее благополучие. Чтобы она понимала, кто стоит у руля.
- Хмм… - Он, кажется, чувствует, что проиграл эту битву, и поэтому делает еще один заход. - Бог с ней пока с этой твоей куклой. Если уж мы подняли тему удовольствий... Как там Лена?
- Мне откуда знать? Сам у нее спроси.
- Ты поступаешь неразумно. Она ведь прекрасный и, что самое важное, доступный вариант для тебя. Это полезно для мужского здоровья поддерживать форму. А Лена, она ведь просто очаровательна.
- И свободна, вроде бы. У тебя есть все шансы. Верховный Главнокомандующий – отличная партия. Да и ты как раз сможешь решить эту свою проблему с неудовлетворенностью.
Он продолжает смотреть на меня так же пристально, как и я на него. - Рекомендуешь? Она хороша в постели?
- Ммм. Как 87 сектор во время энергетического кризиса в прошлом году. Скулит и ждет, когда кто-то сделает за нее всю работу. Одним словом, тебе понравится. Она будет полностью в твоей власти.
Хохот заливает все пространство. Он смеется так громко, что у меня закладывает уши.
- Сынок…- Говорит он, все еще смеясь.
- Отец?
- Ты знаешь, обычно, когда мальчики разговаривают со своими любимыми отцами, они используют более ласковое обращение, вроде 'папа'.
- Да. Уверен, что так они и поступают... Отец. - Я делаю ударение на последнем слове, делая перед ним паузу. Его улыбка медленно сползает, превращаясь в полукривое недовольное выражение. - Если тебе больше нечего со мной обсудить, я вернусь к работе.
- Не затягивай со своей куклой. Если я не увижу, что она действительно на что-то способна… Этот проект будет закрыт. Может, она еще и не готова к тому, чтобы быть нашим оружием. Но у нее в любом случае есть сила, и я хочу быть уверен, что это действительно так. Она должна быть готова использовать ее по твоему требованию.
Он отключается первым. Я спокойно складываю документы в папку. Это то, над чем я еще планирую поработать сегодня. Потом выхожу за дверь, вновь прохожу по коридору, спускаюсь вниз, возвращаясь к себе. В моей голове ни единой мысли, лишь абсолютная пустота.
Дверь лифта закрывается за моей спиной, я прошел обходным путем, чтобы не тревожить ее. Неважно, спит она или нет. Папка оказывается на моем столе. Лишь только тогда я позволяю свои кулакам сжаться, а глазам закрыться.
Я испытываю острую потребность помыться. В почти кипящей воде с большим количеством моющих средств.
Господи, как же я его ненавижу. Каждой клеточкой своего тела. Меня буквально трясет от этой необузданной ненависти. Я пытаюсь дышать ровно, но не могу. Мне хочется разбить что-нибудь, но я никогда не позволял себе вымещать гнев на вещах, это абсолютно безрассудно и нелепо. И это оставляет следы и вызывает ненужные подозрения. Так что я лишь сильнее впиваюсь ногтями в ладони. Мои пальцы пробегают по моим волосам. Один вздох. И я сажусь за стол, чтобы переключить свой взгляд на бумаги. Мне нужно отвлечься от этого. Мне нужно отвлечься от него.
1 глава | предыдущая глава | следующая глава
Первая книга "Разрушь меня снова"
Заметки к главе для тех, кто знаком с оригинальной серией книг (могут содержать спойлеры)
Вы знаете, мне всегда чего-то не хватало в Андерсоне. И я хочу сделать этот персонаж чуть более отвратительным, вроде как. Я не уверена, что сюжет книги и то количество времени, которое мы видим Андерсона, позволяют сделать его более сложным (если честно, у меня нет такого желания, потому что я знаю, что в итоге слишком углублюсь в это), но все же мне всегда казалось, что он должен быть более дьявольским. Что касается их отношений. Андерсон играл с жизнью своего сына. Он знал, что его уже взрослый сын, вероятнее всего, снова рано или поздно влюбится в эту девушку. Конечно, для кого-то вроде Андерсона, это больше, чем просто подержаться за руки. И он бы поддразнивал Уорнера, чтобы тот выдал свои чувства.
На самом деле в этой его игре было мало смысла, поэтому я думаю, что единственным объяснением всей это истории со стиранием памяти могло быть лишь какое-то извращенное удовольствие, а не рациональность.
Ему нравилось мучить их, нравилось смотреть, как они влюбляются друг в друга, только чтобы снова все разрушить. Пока они не повзрослели и наконец-то не смогли дать отпор, несмотря на то, что у него было преимущество, и он этого не ожидал. Но я вижу в Андерсоне извращенного психопата, наслаждающегося своей властью.
P.S. Это примечание я писала уже давно, когда публиковала эту главу. И сейчас, особенно после всех разговоров о сюжете и с учетом сюжета новой книги, в действиях Андерсона начинает проглядывать гораздо больше тайных замыслов. Провокации, чтобы усилить Карателя и/или разрушить романтические представления сына о его будущем, сделав его более похожим на самого Андерсона (разочарование в Джей могло кардинально его изменить), задел для создания будущего ИИ, просчитывающего все варианты, или куча еще каких-то вариантов. Хотя все эти мысли и мелькают в голове, пока у меня еще нет цельной картинки, но, надеюсь, что к нужному моменту все это сформируется в какой-то единый сюжет.
Про Андерсона еще добавлю, что в книге иногда казалось, что папа был весьма неплохим родителем, его жестокость почти никак не проявлялась, за исключением некоторых моментов, и с учетом поведения Уорнера, порой можно было подумать, что Уорнер просто избалованный мальчик, считающий, что он умнее и лучше всех, включая отца. Уж слишком многое Андерсон ему позволял и слишком многое спускал с рук. Мне хочется видеть его чуть более темной фигурой.