Рыжая белая ворона
Марья родила от богатыря – богатыря. Пятикилограммового сынишку Андрюшку от папы Андрея Андреевича Огнева. В утробе матери добродушный малый совершенно не досаждал своей матери. Давал о себе знать только редкими пиночками, которые больше напоминали поглаживания. На свет появился в срок и вёл себя во время перехода из мамы на белый свет правильно и деликатно. Марья заранее уговорила его не бояться, не паниковать, а двигаться по указанному пути спокойно и ровненько, чтобы не причинить себе и ей травм.
И всё в который раз повторилось: Романов опять бродил по коридору и ломал руки, но теперь уже на пару с Огневым.
По завершению родовой деятельности царицы Аркадий позвал обоих мужчин в родзал, и пока умилённый папаша считал пальчики на ножках и ручках новорожденного отпрыска, Свят укрывал пледом трясущуюся в ознобе жену и гудел ей в ухо своим волнующим баритоном, что обожает её и всегда будет рядом.
О днях посещения Андреем сына специально никто ни с кем не договаривался. Обе стороны знали, что препятствий не будет, лишь бы работа премьер-министра не пострадала.
И Огнев стал заруливать к Романовым каждый свободный часокок. Он снимал пиджак, надевал фартук, мыл руки и деловито шёл к сыну. Купал его, подсушивал пупок зелёнкой, тетешкался. Гулял с младенцем по бору и о чём-то с ним разговаривал. Андрик внимательно слушал отца и активно реагировал: гулил и радостно двигал ручками и ножками. Это была мистическая связь двух душ, протянувшаяся из толщи тысячелетий и проявившаяся здесь и сейчас.
Андрей проштудировал кучу инструкций по питанию и воспитанию новорожденных. Именно он впервые дал Андрику прикорм, наскоблив в ложку сладкой яблочной мякоти. Малыш сперва сморщился, а потом, распробовав, потребовал ещё, для чего широко открыл ротишко. «Нет, сынок, хорошего понемножку. Завтра дам две ложки», – с улыбкой объяснил Огнев, и ребёнок улыбнулся ему в ответ. Андрей полюбил свою копию и надышаться на неё не мог.
Уже в три года это был умнейший парень с феноменальными способностями, на равных разговаривавший со своим великим отцом. Андрей забирал его к себе на все выходные и в праздники. Ради него уже пять лет подряд брал отпуск и не чурался выпрашивать отгулы за сверхурочные.
Романов, наблюдая за отцовским подвижничеством своего сановника и друга, захотел того же. Стал просить Марью напрячься. Она участливо улыбалась ему и отвечала: «Да разве ж я против? Проси у Бога».
...В то злополучное утро она проснулась от странного предощущения. Это был не сон и не явь, а что-то вроде желтовато-мутного морока. Ей показалось, будто на неё надвигается стометровой толщины ледник.
Она повернулась к мужу. Он не спал. Его глаза смотрели на неё как-то прощально. Хрипло спросил её:
– Тебе было со мной хорошо?
Марья сперва подумала, что он спросил её о прошедшей ночи, и она ответила в привычной тональности:
– Очень!
Подумала немного и добавила:
– У нас с тобой, Святик, всё хорошо! Лучше не бывает. Завершается первая в нашей жизни прекрасная пятилетка стабильности и покоя. А тебе со мной как было?
Ответа почему-то не последовало. Ни юмора, ни скабрезности, ни элементарного бурчания.
Дрёма мигом слетела с неё. Она вчиталась в него. И сразу замёрзла. Спустила ноги на пол. А её уже кинуло в жар. Пошла на кухню, выпила воды, посидела у стола. Обхватив себя руками и раскачиваясь, стала собираться в кучку: «Я не разобрана на части, нет, я не разорвана, я целая, и жизнь продолжается».
Минут через десять она вернулась на ещё тёплую ямку в постели.
– Итак, Свят, у тебя другая.
Он долго не отвечал. Потом вымучил скучным голосом:
– Не знаю, что сказать.
– А и не надо! Скажу я. Во-первых, я не одобряю вероломного нарушения тобой Божьей заповеди и слова, данного мне. Понимаю, мне надо собирать вещи и освобождать помещение. Что ж, дело привычное. Не тяни только с разводом.
– Да уж, порадую тебя.
– Ты всё таки отец моих детей, не чужой мне человек, поэтому я вправе сунуть нос не в моё собачье дело. Можно спросить?
– Да.
– Тебе наскучила размеренная семейная жизнь? Захотелось свежих ощущений?
Он неопределённо хмыкнул.
– Если так, то новое не всегда означает хорошее. Твоя нынешняя женщина, которую ты называешь розовым зефиром, беременна, но не твоим ребёнком, как ты уверен. Это творение её любимого мужчины, который спланировал всю аферу. Но так тебе и надо! Ты заслужил, чтобы тебя повозили физиономией по столу.
– Попридержи свой поганый язык, дура!
– Всё дело в том, что у тебя отобрали детородную функцию вместе с отъёмом сверхспособностей. Так что ты больше не способен давать жизнь. Твой зефир – ловкая пройдоха, у которой всё везде схвачено, и она уже состряпала экспертизу, по которой ребёнок – твой. Там стоит подпись ещё одного её любовника Оськина. Я чётко вижу этот липовый документ. Ты притянул к себе жуликов, на всё готовых ради материальных благ и безграничной власти. Ты ведь пообещал для неё и будущего ребёнка большой дом на Истре и уже завалил деньгами свою беременную подружку. Но придёт время, и она вонзит тебе нож в спину, как это делаешь сейчас ты. Романов, ты предатель по своей сути. И я безумно рада нашему окончательному с тобой разрыву.
– Катись уже, пророчица вшивая.
– Скоро укачусь. А ты продолжай собирать в корзину синяки и шишки. Ещё не наелся отрицательного опыта? Тянет в скверну? Ну конечно же, там же слаще.
– Исчезни уже, ведьма.
– Слушаюсь, твоё низочество. На прощанье повторюсь: последние пять лет были самыми светлыми в нашей совместной жизни. Жду юристов.
Заливаясь слезами, Марья выскочила из опочивальни и побежала в гардеробную, где наскоро побросала тряпки в два чемодана, вытащила их за дверь и загнала в лифт. Там её встретил особист-водитель и забрал вещи для перевозки в «Сосны».
И она перенеслась прямо в бор, где, вздохнув полной грудью, сказала себе: «Ну что ж, поздравляю себя! Наконец-то я освободилась от него окончательно. Плакать? Шиш! Хватит непродуктивно тратить драгоценную слёзную жидкость!»
Она помолилась в часовне, нагулялась, поела в доме из запасов и хорошо выспалась. Но вещи её так и не прибыли. Она позвонила на пост. Ей сказали, что Романов запретил отвозить её чемоданы. «Мои платья любовнице вряд ли подойдут, размер там в три раза больше. Ну ладно, обойдусь старьём». И забыла об этом происшествии. Вечером у неё появился Андрей с малышом. Удивлённо спросил:
– Что случилось, маманька? Привёз Андрика после выходных, а в резиденции – никого. Охрана сказала, что ты съехала. А Романову оставлять сына я не решился.
– Царь теперь живёт с женщиной, от которой ждёт собственного сына.
– Он же пустой.
– То-то и оно. Оказывается, Святослав об этом вообще не знал. Считал, что я из вредности не хочу подарить ему последыша. А эта женщина сумела внушить ему, что беременна от него.
– Ну и скатертью дорога. Он озвучил план своих действий?
– Сразу же отодвинул меня ногой. Торопится узаконить свои с ней отношения, чтобы за блуд ему не прилетело, поэтому развод не торпедирует. Сам заинтересован побыстрее его оформить.
Андрей аж засопел и на миг превратился в таёжного увальня. Схватил её в охапку:
– У нас опять шанс?
– Да.
– Я могу остаться у тебя на ночь?
– На любые дни и ночи, Андрюша. Романов – органический изменщик! У меня нет к нему даже чутка уважения. Он даже шмотки мои тормознул, представляешь? Любовницам дарит дворцы, а мне мои же халаты зажал.
– Я накуплю тебе новых.
– Ты мой бальзам, Андрюш. Пойди-ка Андрика уложи, а я приготовлю тебе хавчик.
Огнев, лучший в мире укладыватель спать, отнёс на ходу засыпавшего малыша в детскую. Но пацашка не дождался сказки и уснул на отцовском плече.
Марья приготовила быстрый ужин: любимые Андреем вареники с вишнями и сметаной. Они сели ужинать.
Их совместные трапезы всегда располагали к задушевным беседам. Марья, обваляв вареник в сметане и смахнув со щеки предательскую слезинку, сказала:
– Андрюш, если бы не ты, я бы сошла с ума. Вроде так всё было фильдеперсово: ни ссор, ни разборок, ни походов налево, ни обид. И вдруг: шандарах! Он сожительствовал какое-то время, а я даже не чухнулась. Сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит, а Романов – на новую юбку.
– Нам же на руку! Пусть выметается из твоей жизни.
– Андрюш, ты как-то вскользь сказал об отягощённой наследственности Романова.
– Во время твоих исчезновений мы с ним довольно сильно пили. И под это дело он часто откровенничал. Так я узнал о тёмной истории, связанной с пропажей твоего деда и его матери. Как я выяснил, матушка Свята очень страдала от измен его папаши и в порыве безысходности нечаянно расплакалась на плече соседа, твоего деда. Ты его помнишь?
– Смутно. Он был рослый, с усами, в чёрной рубашке и военных брюках. От него пахло дорогими сигаретами и хорошим парфюмом. Бабушка его называла «мой генерал». Он действительно был военным и консультировал контору Королёва, о чём я узнала позже. Маму Святослава тоже помню. Красивая, ухоженная и какая-то нездорово весёлая была женщина, часто под хмельком. Всегда в цветастых платьях, с голливудской причёской. Губы в яркой помаде. Глаза прищуренные, призывные. Она так ласково смотрела на меня и вкрадчиво говорила Святу: «Не проворонь её!» А потом, как Святка мне объяснил, она бросила их и куда-то уехала. А моего деда – да, убили. Подробностей мне никто никогда не рассказывал. И спасибо за это! Детство поэтому у меня было безоблачным, без страхов и неврозов. Ну так что там случилось с любовниками?
– Романов сказал, что его отец застукал жену с соседом в малиннике и обоих порешил топором. И он что-то из той сцены видел.
– Теперь понятно.
– Да, Свят под коньячок разговорил Королёва, другана своего папаши, и тот вывалил на него столько романовских семейных тайн! В общем, тёмная и страшная была история, Маруня. Какие там ещё злодеяния висят на этой родовой ветке, никто не знает. Контора всё прикрыла и концы обрублены. Увы, не для вечности.
– Возможно, у Свята в крови обида на моего деда и рикошетом на меня как на его потомка? Ведь мой предок своей интрижкой разрушил гармонию в их семье и лишил мальчика матери?
– Кто ж знает? Он мне о своих чувствах по этому поводу ничего не сказал. Кстати, в бесконечных изменах своего отца он почему-то ничего зазорного не видит. Для их рода это норма. А вот измена матери – это уже катастрофа. Но ведь она страдала! И ты как никто её понимаешь. Мама его под рюмку поделилась печалькой с сердобольным соседом. А тот от щедрот бедняжку утешил, и обоим понравилось. Всё, гулящая! Отец, кобелина, снести такого позора не смог. Поведение твоего Романова – как под копирку… Тут какие-то кармические завязки. Кто-то кому-то исторически перешёл дорогу, а потомки расхлёбывают. И больше всего досталось тебе, ласточка моя...
– Андрюш, я давно хотела озвучить тебе задачку. Для этого надо отмотать плёнку. Ты ведь в курсе, у меня была миссия – перевести Россию на монаршьи рельсы. И надо же было такому случиться, что два мужчины-претендента примагнитились ко мне одновременно. А если бы я на первом курсе, на этапе жениховства дала Романову от ворот поворот? Ты бы ты сделал?
– Сходу бы женился на тебе. В первом же семестре!
– Но я бы тем самым предала Романова. И он бы меня прикончил. Или покалечил. И я не получила бы высшего образования.
– Я бы всё устроил.
– Хоть ты и закрывал информацию, но он стал что-то предчувствовать и пошёл вразнос. Ведь именно с моего вероломства всё и началось. Я полюбила парня из группы и бегала к нему на свиданки. Пусть без блуда, но с признаниями в любви и нежностями.. И цепь грехов пошла удлиняться.
– Марья, я бы решил вопрос с твоими документами и поступлением и ты без проблем закончила бы вуз. И мы добралась бы и до Королёва, и до Самого!
– И тогда они выдвинули бы во власть не Романова, а тебя. И ты однозначно был бы более достойным и нравственным правителем.
– Мы с Романовым крутили эту ситуацию и так, и эдак.. И пришли к выходу, что альтернативы не было. Если бы ты вышла за меня, он не простил бы, потому что был влюблён романтически, а твой зигзаг разъярил бы его и вся романтика слетела бы с него. Он выбросил бы и тебя, и меня из социального лифта. Меня бы прикопали в лесу. А тебя он сделал бы своей наложницей и какое-то время развлекался, а потом пустил бы по рукам. Он уверен, что ты предназначена целево только ему. Так что вариант, который произошёл в реальности, – единственно жизнеспособный.
– Так и сказал, что пустил бы меня по рукам?
– Видимо, в сердцах ляпнул. Вряд ли ты вырвалась бы из его лап. Бил бы он тебя страшно.
– Но ведь на небесах видели, что ты лучший, чем он, кандидат!
– Романов был и остаётся перекладиной, мостиком между миром света и тьмы. Он и там и сям – свой… Понимаешь, Марья, Святослав на самом деле – очень добрый человек, духовно ориентированный и большой патриот России. Но его отец в момент своей смерти пересадил на него своих сущей, которые сына постоянно искушают и мучают… Однако Романов –всего лишь орудие. А цель, мишень – ты. Именно ты для бесов –главная заноза, поскольку являешься проводницей прямой воли Господней. А теперь, когда с твоей подачи и твоими стараниями кормовая база для бесни резко оскудела, они атакуют царя всё сильнее, чтобы он угробил тебя. Мне его жалко.
– И мне...
– Ты одна в целом свете, Марья, противостояла Романову, когда он находился в состоянии порабощённости сущами. Он сперва внутренне соглашался с тобой, потом проявлял недовольство, стал злиться, а к финалу поневоле стал служить бесне вместо Бога и вынужден выполнять приказ убрать тебя любой ценой.
– Знаю. Поэтому всегда прощала его.
Огнев отставил тарелки в сторону, перегнулся через край стола и поцеловал Марью в сметанные губы. Ему хотелось не разговоров.
– Пойдём? – показал он глазами на дверь спальни.
– Андрюш, он влюблён в тебя!
– Как в личность, может быть. Но не как в мужчину.
– А ты? Сколько помню, ты всегда – на его стороне.
– Он штучный. Великий чел, с этим не поспоришь. Но слаб по женской части. Если в поле его зрения попадает хорошенькая самка, он всё сделает, чтобы получить от неё удовольствие. На кондитерской фабрике он надкусил бы все пирожные. Это нездоровая психика эгоцентрика до мозга костей.
– Он не видит в женщинах людей. Для него это автоматы с газировкой и сиропом персонально для него. Он заталкивает им в рот свой поршень и растлевает. Сколько девушек он превратил из субъектов в объекты! А ведь у них были светлые мечты, ожидания, чувства.
– Ты и права, и нет. Тебя-то он за столько лет так и не смог уболтать на извращённый секс. А их – по щелчку. Видимо, Романов и его любовницы друг друга стоят… В грехопадении всегда участвуют двое: искуситель и искушаемый. Но ответственность Романова больше: он облечён беспрецедентной властью и направленно ведёт малых сих к пропасти.
Марья отнесла на кухню посуду, вымыла её и, вернувшись, продолжила:
– Вот именно! Из-за его неограниченной власти бацилла грязного сладострастия разрослась в нём в целую колонию.
– Вот почему ему нужна помощь, милая... Романов – трагическая фигура. Герой, которому грозит стать антигероем. Небесные покровители собирались его утилизовать, но ты раз за разом продлевала его существование своей жертвенной любовью. Жалела своего обидчика. А Зуши потакал тебе из нежелания ранить свою любимицу и тем самым продлевал духовную агонию Свята. Но к чести твоей, ты за него боролась, как тигрица!
– А Романов вечно тыкал мне в нос, что я за него не борюсь! Но сейчас я действительно складываю лапки и отхожу в сторону.
– Вырвала из сердца этот ядовитый куст?
– Да, с корнем. И не жалею. Устала. Ты вот общаешься со мной всегда серьёзно, уважительно и одновременно так мило и сливочно! А Романову – в лом. Он всегда говорил со мной пренебрежительно, как с существом низшего порядка.
– Он, конечно же, сознаёт твой масштаб, Марья. Но его напрягает, когда из хорошенького ротика со сладкими губками вылетают грозные постулаты и вселенские константы.
– А его заклинания? Постоянно талдычит: ты – моя, люблю не могу! Красивые слова, подкреплённые пустотой. А твоя любовь подкреплена делами.
– Я хочу обладать тобой, но в нужный момент могу контролировать себя и довольствоваться малым. Хотя бы тем, чтобы просто видеть тебя, погружать тебя в облако своего обожания, обнимать глазами. Без тебя мне безвоздушно, бескислородно. А когда ты неподалёку, во мне оркестр играет туш! Каждая клетка моего тела поёт и ликует! Весна в душу входит! Марья, ты женщина-апрель. Я знаю: рано или поздно ты окончательно станешь моей.
– Андрюш, бедный ты мой, как ты выживаешь? Как вообще мы трое попали в эту дробилку и нас молотит, корёжит и кромсает! И нет никакого просвета! А ведь Романов считает, что это твой гениальный мозг подстраивает ловушки, в которые он, бедолага, попадает, а ты в это время угоняешь у него из-под носа жену. Представь, его даже восхищало, как ты обхитрял его, такого прошаренного лиса, который сам любого обведёт вокруг пальца!
– Да, создаётся видимость соревнования: кто кого. А ты – переходящий приз. И ты, голубушка, с этой ролью, похоже, уже смирилась. Любишь нас обоих и разрешаешь тягать себя из стороны в сторону. Но всё же крен – в его сторону. Разве не так?
– Как посмотреть.
– Не щади меня, дорогая.
– Ты духовно сильнее. Он слабак рядом с тобой.
– Ага, а слабусенького всегда жальче… Ты просто помешана на нём, Марья. Разве не так?
– Это загадка родом из детства. Маленькой меня никто не любил, не ласкал, не жалел и не воспитывал. Бабушка лишь следила, чтобы я была накормлена и одета-обута. Дед после пропажи своего любимого сына Ванечки, моего отца, такого красивого и такого талантливого, только гладил меня по голове и заваливал шоколадками да апельсинами. Мать с отцом пропали, от них не было ни слуху ни духу. Мне никто никогда не улыбался. Учителя за правило взяли смотреть на меня скробно, как на сироту. Для одноклассников я была рыжей веснущатой белой вороной, с которой зазорно было якшаться, и меня обходили стороной, как прокажённую. Меня воспитывал дачный соседский подросток Свят Романов. Он мне улыбался. Защищал от окрестных пацанов. Стал для меня отцом-матерью, учителем и воспитателем в одном лице. И моей первой любовью. Вот почему он для меня родной, сколько бы мучений он мне ни доставлял! При этом он именно меня считает своей мучительницей. Жаловался, что я достала его своими сбеганиями. Он не понимает, что я сбегала не от него, а от боли!
– Ужас какой-то. Ты с ним зацепилась и заплелась в гремучий клубок. И я ещё в этот дурной сон вписался. Мы трое уже проросли друг в друга. Дёргаемся в разные стороны и причиняем друг другу нестерпимую боль.
– А разве, Андрей, тебя этот накал страстей не манит? Вы с Романовым оба – дофаминщики. Только кайфожору Романову подавай новую самку, а тебе – новую вершину. Тебе ведь, Андрюш, нужны трудные цели и неприступные пики, чтобы их покорять и двигаться дальше. И ты считаешь меня целеполагающей мотивацией. Она стимулирует выработку в тебе гормона счастья. Кожей чувствую себя вечно ускользающей вешкой, к которой ты упрямо идёшь, как сквозь метель... Я уже намертво вцементирована в твою систему ценностей! А вот в романовскую – нет. Он постоянно отвлекается на другие вешки. И вот сегодня я отрекаюсь от него навсегда! Он сам так решил, а я – не против.
– Да, Марья, хватит нам барахтаться в этой луже, пора выбираться на сухой пригорок. Я сто раз ломал голову над тем, как решить эту задачку. Кто-то один должен уйти. Себя в аутсайдерах Романов не видел. Меня как особо ценный экземпляр, на котором держится стабильность страны, он трогать не рисковал. Ты была самым слабым звеном, так как у тебя постоянно не выдерживали нервы. Но и самое главным звеном тоже! Ведь именно за обладание тобой мы и бьёмся. Ты и сбегала, потому что не выдерживала чудовищного напряжения. А когда появлялась, то треугольник возобновлялся. И вот случилось чудо: Романов самоустраняется!
– И всё же нас что-то объединяет! Что?
– Любовь к России. Ради неё мы и пережигаем в себе все наши боли.
– В точку, гений!
– Моя любовь к тебе – это весенние воды, которые тебя везде найдут и омоют, и ты по ним, как посуху, всегда придёшь ко мне. И сейчас пришла, именно ко мне.
– Да, к тебе, – эхом повторила Марья.
Время показывало глухую ночь. Они сидели, обнявшись, словно два воробушка под лопухом. В десяти шагах от них спал их беленький – в папу, кудрявый – в маму, очаровательный сынишка.
Облака, рельефно выделявшиеся на необычайно светлом в ту пору небе, смотрели в окно. И был ещё кто-то, смотревший в их окно. Марья встала, чтобы задёрнуть штору, и увидела его. Он стоял в пятне света, лившегося из окна, сунув руки в карманы брюк, слегка покачиваясь и в упор глядя на неё.
«Зачем он тут?» – с тоской подумала Марья. Он ведь сделал свой выбор: у него есть зефир.
Подошёл Андрей, обнял её. Она показала глазами в окно. Огнев глянул и аж зубами заскрипел. Марья открыла дверь и впустила Романова. И Андрей её поступку ничуть не удивился.
Романов сильно дрожал. При этом был каким-то серовато-бледным. Огнев сходил в спальню, принёс плед, Марья подоспела с кружкой чая на смородиновом листе и корне имбиря. В блюдце желтел липовый мёд, но Святослав к нему не притронулся. Послушно укутался, с жадностью выпил целебный напиток и завалился на диване набок.
Марья немедленно вызвала Аркадия. Тот прибыл со своим чемоданчиком, осмотрел пациента, взял на анализ кровь и сказал, что у Романова – наркотическая ломка. Набрал Радова, тот в панике примчался.
Забрал телефон царя, нашёл там незнакомый контакт – той самой крупнотелой буфетчицы, якобы забеременевшей от Романова.
Вскоре уже и она, и врач, выдавший фальшивое заключение по анализу ДНК нерождённого ещё ребёнка, и её подельник-сожитель, автор схемы по охмурению царя, были арестованы и допрошены с пристрастием. Женщина призналась, что целый месяц регулярно подмешивала царю в еду наркотик, чтобы туже привязать его к себе. Дальнейшая судьба этой шайки Марью не интересовала.
Она сидела у постели больного с острой фазой абстиненции, пока Аркадий не подогнал реанимобиль. Когда Романова переложили на носилки, чтобы увезти в клинику, больной попросил Аркадия оставить его на минуту с Марьей. Все вышли.
Трясущийся, температурный, в испарине Романов приподнялся на локте и попросил:
– Не бросай меня.
Марья кивнула. Наклонилась к его уху и ответила:
– Я с тобой. И Бог с нами.
И он с облегчением рухнул в обморочное состояние.
Марья навещала его по выходным, когда оставляла Андрика с Огневым. Через три месяца Романова выписали домой. Он попросился в «Сосны». Марья с трудом его узнавала. Куда делись его самодовольство и хамство? Он вдруг стал тихим и заискивающим.
Когда они гуляли по бору, он неожиданно серьёзно, без капли иронии сказал ей:
– Кажется, Достоевский сделал открытие, что чем ниже падение, тем выше подъём. Так вот, Марья, я упал ниже некуда. Пробил дно! Пусть даже не в реальности, а в твоих фантазиях.
– Сам додумался или кто подсказал?
– Сам. У меня было целых три месяца, чтобы усиленно шевелить извилинами. Вижу один лишь плюс во всей этой отвратительной истории, Маруня. Я могу теперь оттолкнуться от дна ногами и начать восхождение. И ты будешь тащить меня вверх своими нежными ручками. Ты мой златокудрый поводырь!
– Куда ж я денусь?
– Прошу у тебя прощения за все свои предательства. За последнее особенно. Я тупо позавидовал Андрею с его таким счастливым отцовством и захотел того же. И сболтнул об этом кому не следовало.
– Мы с Андреем по-прежнему тебя любим.
– Ты теперь с ним?
– Да, дружим.
– Понимаю, Андрюшку любить проще, он беленький и чистенький. Труднее любить замаранного. К счастью, выяснилось, что у меня не было с этой буфетчицей прямого контакта. Она мне внушала под веществом, что я отличный любовник, но медико-биологический анализ показал, что её осеменял другой самец. А меня там и в помине не было. Я был в изменённом сознании, а эти трое владеют какими-то демоническими техниками внушения. Одно утешает: меня уже от подобной грязи выворачивает. Тянет к чистоте. Хочу быть верным тебе и буду! Это была последняя ходка. Ты моя жена навеки, так записано в книге судьбе.
Марья долго молчала, пытаясь оценить степень искренности Романова. Он терпеливо ждал. Не выдержал, положил голову ей на плечо и попросил:
– Пожалей меня, Марьюшка. Как умеешь жалеть одна ты.
Она взяла его руку и поцеловала. Горячие слёзы брызнули из его глаз. Они крепко обнялись. Марья приникла к его груди и услышала, как его сердце то бешено стукается о рёбра, то надолго замирает, будто его там вовсе нет. «Мерцательная аритмия», – мелькнуло у неё в голове.
– Да, любимая, у меня мерцательная аритмия, – подтвердил он вслух.
– Романов, к тебе вернулись сверхспособности?
– Представь себе! Более того, Зуши готов заменить мне сердце. И разблокировать детородную функцию. И я, с его благословения и твоего позволения, забабахаю нам сыночка. Ну или дочку. И даже несколько..
Продолжение следует.
Подпишись – и будет тебе счастье.
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская