До встречи с Ирэн остается несколько минут. Нет, не просто до встречи. До нашего первого свидания. И я ни черта к нему не подготовился.
Новичок (27)
Сосредоточиться на реферате не получается. То и дело перед глазами возникает лицо Ирэн. В который раз захлопываю ноутбук и роняю голову на руки. Улыбаюсь. Ничего не могу с этим сделать.
Да, Ирэн травмирована. Ей пришлось очень несладко. Но как же приятно осознавать, что я оказался рядом, когда ей понадобилась помощь. Я не чувствую себя каким-то героем – нет, конечно – я просто ее выслушал. Зато она меня впустила. Вот, что важно. Она наконец-то предстала передо мной абсолютно безоружной, обыкновенной девочкой, которой приходится нести на своих хрупких плечах непосильный груз. Сердце щемит от того, через что ей приходится проходить. Но это – не конец света. Я уверен, что вместе мы справимся с неподъемным чувством вины, которое она постоянно носит в себе.
Когда она мне открылась, я влюбился в нее еще сильнее, если это вообще возможно.
Открываю ноутбук, пытаясь собраться с мыслями: Петр Иванович завтра вцепится в меня, как клещ. Мне нужно сосредоточиться, нужно писать, нужно наконец вправить самому себе мозги.
Не получается.
Встаю из-за стола, махнув рукой. Делаю несколько кругов по комнате. Хватаю телефон, но не пишу ей. Нельзя слишком давить. Но как же безумно хочется услышать голос Ирэн.
Заваливаюсь на кровать спиной, прикрываю глаза и заставляю мозг снова прокрутить воспоминания в малейших деталях. Вот я провожаю Ирэн до машины. Ее джинсы и куртка вся в грязи. Вот она открывает пассажирскую дверь, а я молюсь, чтобы у меня хватило мужества позвать ее на свидание. Вот я хватаю ее за локоть, сам испугавшись своего порыва, а она смотрит на меня своими удивительными глазами. И я горжусь собой, потому что мой голос не дрожит, когда я предлагаю ей встретиться в понедельник после занятий. И она говорит: «Да». Это самое прекрасное, что я слышал в своей жизни. Она не медлит, не раздумывает над ответом, она соглашается запросто, и я даже вижу тень улыбки на ее лице. Током прошибает.
— Ты выглядишь счастливым.
— Мам! — подскакиваю на кровати, округлив глаза. Слишком задумался и не заметил, как она вошла.
— Прости, детка, — она толкает меня в бедро, чтобы я подвинулся, и она могла сесть рядом. — Приятно видеть твою улыбку. Расскажешь, кто она?
— Ну ма-а-ам!
Она тихо посмеивается, но больше вопросов не задает. Ее лицо принимает серьезное выражение. Она говорит:
— У меня было время подумать над твоими словами, и… ты в чем-то прав. Георгий – даже близко не твой отец. И то, что между нами – не похоже на «чистую и светлую любовь», или как ты там говорил? Нет, не перебивай. Дай мне закончить мысль. Я выхожу за Георгия не из-за денег. Хочу, чтобы ты знал. Я выхожу за него, потому что мне невыносима мысль о том, что я… что я останусь одна.
Молчу. Смотрю на маму, опускающую глаза и разглаживающую ладонью покрывало на кровати. Когда она нервничает, ей нужно занять чем-то руки. Так было всегда.
О том, что щекастый приезжал в интернат, я ей не говорил. Не знаю, почему. Вообще-то, думаю, если бы рассказал, мама бы его бросила. Конечно, я бы этого хотел, но теперь я понимаю, что это должно быть только ее решение. Без моего вмешательства.
Однако не сказать следующее я просто не могу:
— Ты никогда не будешь одна. У тебя есть я.
Глаза мамы увлажняются, но она прячет взгляд.
— Если с ще… с Георгием тебе хорошо, если он действительно делает тебя счастливее… — замолкаю, собираюсь с духом, — я не буду мешать. Честно. Постараюсь больше не быть козлом. Но не рассчитывай, что я буду часто появляться в этом доме. Я… не могу.
Мама прижимает меня к себе, целует в макушку.
— Расскажешь про девочку? — она шутливо ерошит мои волосы и широко улыбается, хотя ее глаза все еще блестят. — Могу я узнать, кто растопил сердечко моего сына? — видимо, мое лицо говорит само за себя, потому что она тут же вскидывает руки, будто боится, что я снова начну ссору: — Всё! Замолкаю, только не смотри так.
Мама смеется и вызывается отвести меня в интернат. Я совсем не против, в особняке щекастого нереально душно.
В понедельник я весь на нервах. Предвкушаю встречу с Ирэн, туплю на занятиях и даже не пытаюсь вникать в происходящее. Плевать на неудовлетворительные оценки, сегодня – слишком важный день, чтобы беспокоиться о таких мелочах. Мое воображение участливо подсовывает картины, в которых мы с Ирэн вместе, я держу ее руку, прикасаюсь к ее коже, целую ее губы. Каково это – целовать ее? От одной мысли сердце нетерпеливо трепыхается в груди, заставляя кровь гореть в венах.
С последнего урока срываюсь, как ненормальный. Это профильное занятие, Ирэн на нем нет. И хорошо, что она не видит, как я схожу с ума. Возле шкафчиков роняю тетрадь и учебники. Руки не слушаются. Движения получаются дергаными. До встречи с Ирэн остается несколько минут. Нет, не просто до встречи. До нашего первого свидания. И я ни черта к нему не подготовился. Сидя на корточках, я тянусь к тетради рукой, но вдруг застываю как нелепая статуя.
Саня, ты – идиот. И тебя не оправдывает, что ты сто лет не ходил на свидания. Нужно было хотя бы раздобыть цветы!
В поле зрения появляется чья-то рука, поднимающая с пола мою тетрадь.
— Привет, — говорит Эмма, протягивая ее мне.
Вырываю тетрадь из ее рук, подтягиваю к себе учебник, встаю на ноги, сваливаю все учебное добро в шкафчик и нарочито сильно захлопываю его дверцу. Не хочу разговаривать с Тропининой. Вообще не сейчас. Надеюсь, по моему поведению это понятно.
Ей, похоже, плевать на мою агрессию. Идет за мной, чувствую ее взгляд на своей щеке. Выходим на улицу.
— Саш. Ну, Саш. Да, знаю, ты меня ненавидишь. Но, пожалуйста, притормози и послушай меня. Неужели, я этого не заслуживаю? Когда тебе это было нужно, я тебя слушала.
Пошла с козырей. Я и правда ей должен. Останавливаюсь и перевожу на нее взгляд. Эмма выглядит неважно – волосы растрепались, щеки бледнее, чем обычно, в глазах – грусть.
— У тебя что-то случилось?
— Случилось, — соглашается она, печально улыбаясь и не отводя от меня глаз. — Я обидела друга. Соврала ему о самом важном. О семье. И я не знаю, как за такое правильно просить прощения.
Хмыкаю. Взгляд невольно смещается за ее спину, потому что я знаю, что увижу Ирэн, стоящую возле беседки и ожидающую моего появления. Сердце набирает обороты, стучит в висках. Эмма смотрит туда же, качает головой.
— Не делай этого, Саш, — чересчур требовательно заявляет она.
— А еще что мне не делать? — огрызаюсь я, отворачиваясь от нее.
Фиг с ними, с цветами. Главное, что мы с Ирэн просто проведем время вместе.
— Как твой друг, я просто обязана предостеречь тебя от ошибки, — бросает мне в спину Эмма.
— Даже слушать ничего не хочу.
Кажется, что ни одно слово Эммы не сможет разрушить мой решительный настрой, но я глубоко заблуждаюсь, потому что она произносит то, отчего мое сердце разлетается на куски:
— Ирэн на тебя поспорила.