- Я не буду, - упрямо поджимаю губы.
В следующую секунду чихаю прямо в чашку. Рука Яра дергается, и несколько капель неопознанной жидкости выплескиваются ему на предплечье. Утробно прохрипев, он свободной рукой подцепляет мой подбородок, чтобы я не отворачивалась.
Неужели силой заливать станет?
- Надо, Тая, надо.
- Может, у вас тут принято пить всякую дрянь и иммунитет выработался, но у меня организм слабый, - сопротивляюсь, а он пальцами сжимает мои щеки. - Вдруг мы отравимся? – пыхчу невнятно.
- Я даже не знаю, что меня больше пугает: риск умереть с тобой в один день или попытка выжить в твоей компании до утра. Боюсь, при любом раскладе меня придется отпевать.
- Сами глотайте свою бражку! – бью его по запястью. - Судя по запаху, вам после нее потребуется не священник, а врач-инфекционист. Если что, туалет на улице, - ехидно возвращаю его же фразу.
- Пей, не вредничай, - отдает мне кружку, которую я добровольно принимаю. Я привыкла к давлению Яра, поэтому когда он перестает напирать, я теряю сцепление и, наоборот, подчиняюсь. - Тихон сам делает настойки от всех болезней. Он у нас вроде местного знахаря
- Что? Боже, куда я попала, - причитаю, заглядывая в омут мутной зелено-коричневой жидкости, который засасывает меня на дно. - Меня будто в дремучее средневековье на машине времени закинуло…
- Вряд ли, - усмехается он, отступая от меня и даря иллюзию свободы. - Тебя бы там в первые секунды сожгли…
- Из-за внешности? – обижаюсь.
- Из-за дурости и длинного, острого языка. Да, и отчасти из-за внешности. Красивых баб тогда ведьмами считали, - выплевывает грубо. Вроде бы, и комплимент сделал, но таким тоном, что я не знаю, благодарить или обтекать. Предпочитаю промолчать, будто не заметила. – Так что радуйся, ты еще легко отделалась. Всего лишь искупалась, да и то по собственной глупости, - хмурится, когда я снова чихаю. - Если не хочешь пневмонию подхватить, пей. Профилактика.
Задерживаю дыхание, зажимаю нос и зажмуриваюсь.
Что я делаю?
Здравый смысл машет ручкой на прощание, кукушка улетает, не успев отсчитать мне оставшиеся годы жизни… или минуты… Мысленно помолившись, а я заливаю в себя чертову огненную воду Магаданских индейцев.
Кружка выскальзывает из рук и катится, звякая железом по деревянному полу.
Из глаз брызжут слезы. Горло горит огнем. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
- Запей, что ли, - растерянно тянет Яр, вкладывая в мои трясущиеся руки стакан. – Не думал, что ты вот так... залпом. А строила из себя…
Похлопывает меня по спине, пока я жадно пью воду, пытаясь погасить пожар внутри.
- Фу, гадость, - первое, что срывается с уст, когда я обретаю дар речи.
- Терпимо.
- Где я могу умыться? – прошу жалобно, но спотыкаюсь о его загадочный, хитрый взгляд. - Только не предлагайте на улице снегом обтереться
- Опередила, - хмыкает и тыльной стороной ладони как бы невзначай смахивает слезы с моих щек. Кожа жжется в местах его прикосновений. - Там за перегородкой. Бери тазик, я тебе воды нагрею.
Пока я размышляю, посмеяться над его шуткой или впадать в глубокую депрессию, он на полном серьезе отходит к камину, ставит железный чайник на некое подобие плиты, подбрасывает дров.
- Не утруждайтесь, обойдусь влажными салфетками, - хватаю пачку из чемодана, а заодно и домашние вещи. - Пожалуй, переоденусь там. Придержите своего зверя и не подглядывайте.
- Чего? – резко оборачивается.
- Гайку заберите, я ее побаиваюсь, - повторяю, опуская конец просьбы.
- Это взаимно, - смеется он, подзывая белку. Она дрессированная, как в цирке. - Дуй давай. Постарайся не натворить ничего.
Некоторое время завороженно наблюдаю, как Йети с Гайкой на плече готовит чай и разогревает консервы. Сервирует нехитрый ужин прямо на полу у камина, возле медвежьей шкуры. На секунду мне кажется, что я сильно пострадала на озере – и все, что мне мерещится сейчас, не более чем бред. Утром я проснусь в больничной палате, меня осмотрят квалифицированные врачи – и вылечат. А пока что… Досмотрю этот страшный сон.
Ныряю за перегородку. Остаюсь одна в крохотном пространстве, облокачиваюсь о шершавую, неровную стену из бревен и чувствую, как меня ведет. Зря я пила. Очень зря.
- Та-а-ая, ты там уснула стоя? – бархатно зовет Яр, а я вдруг понимаю, что уже несколько минут стою, прижавшись к бревнам и смотрю в одну точку. - Лечь в том закутке, мягко говоря, проблематично, особенно такой принцессе на горошине, как ты... Тая! – гаркает так, что я подскакиваю на месте.
- Не-а-а…
Встрепенувшись, я стягиваю с себя два свитера, в которые упаковал меня суровый Яр, безжалостно топчу джинсы, путаюсь в прилипших к коже колготкам. Я как капуста, решившая самостоятельно подготовить себя к голубцам. Снимаю одежду по листику – и это невероятно муторно.
- Уф-ф!
Шумно вздохнув и смахнув испарину со лба, тянусь за махровой туникой, которую оставила на небольшой табуретке в углу. В полумраке цепляю что-то – и раздается такой грохот, будто посудная лавка взорвалась. Откуда-то сбоку на меня падает тазик, которым пугал меня Яр.
Значит, не шутил…
- Тая! Да чтоб тебя!..
Пячусь назад, спотыкаюсь о ковшик. Не замечаю, как перегородка заканчивается – и я во всей красе предстаю перед опешившим Яром. Точнее, сначала его поприветствовала моя пятая точка, потому что отступала я, согнувшись, чтобы больше ничего мне в голову не прилетело. Затем разворачиваюсь я сама.
Встречаемся взглядами. Мой растерян, его – медленно соскальзывает по моему телу вниз, а потом так же тягуче поднимается к лицу.
- Помощь нужна? – хрипло, почти шепотом.
- Нет уж, спасибо, - фыркаю в панике, неловко прикрываясь руками.
- Закаляешься?
Он возвращается на медвежью шкуру, садится по-турецки и, не сводя с меня глаз, пьет настойку прямо из бутылки из темного стекла. Жадно, как воду. Если она и правда целебная, то Яр собирается стать бессмертным.
- Кхм-м…
– Если я ляпнул что-то вроде: «Чувствуй себя как дома», то я не совсем это имел в виду. Впрочем… Кто я такой, чтобы осуждать манеры столичных жителей, - тянет со смешком, делает еще глоток.
Вижу, как дергается его кадык. Залипаю на нем, будто это какое-то произведение деревенского искусства. Снова отключаюсь на доли секунды.
Легкий сквозняк обдает живот – и я осознаю, что все еще позирую посередине избушки, как модель брендового белья, угодившая в Китай. Ухожу с «подиума», сгорая от стыда, как будто провалила показ, а единственный зритель забухал с горя.
Выглядываю только после того, как полностью прячусь в длинную тунику. В пушистых носках на цыпочках бреду мимо Яра, который уставился на огонь и размышляет о чем-то. Вокруг сушатся наши вещи, намокшие в озере. Он даже об этом позаботился. Хороший Йети, жаль, что дикий…
Почти добираюсь до дивана, как в спину – или сильно ниже – летит приказ:
- Сюда иди!
- Что? – оборачиваюсь.
Он похлопывает по шкуре рядом с собой. Приглашает, вальяжно расставив ноги…
- У камина теплее, да и поужинать тебе не помешает, - двигается, чтобы освободить мне больше места. – Правда, Тихон нам ни устриц, ни черной икры не оставил. Не обессудь…
- Я не ем морепродукты, - машинально отвечаю, однако вопреки здравому смыслу, шагаю ближе. И еще…
Ступаю на бурую медвежью шерсть, которая совсем не выглядит комфортной. Переминаюсь с ноги на ногу, привлекая к себе лишнее внимание Яра. Он цыкает недовольно, застилает пледом мою половину, дает мне еще один в руки.
- Садись уже, я не кусаюсь. Я делаю больно иначе, - ухмыляется, когда я испуганно икаю.
-… но не девушкам, - добавляет негромко.
Я молча свожу брови, оцениваю риски – и не спешу к нему приближаться. Подозрительный… Однако стоять все тяжелее, когда ноги подкашиваются, а тело обмякает и хочет прилечь.
- Свинину я тоже не ем, - зевнув, я киваю на разогретую тушенку в жестяных банках.
- Религия не позволяет? – смеется Яр, накалывает кусок мяса и упрямо протягивает мне. – Попробуй, это не хрюшка.
Вздергиваю кончик носа, принюхиваюсь. Пахнет аппетитно, говядиной… В желудке призывно урчит, и я покоряюсь зову организма. Аккуратно снимаю губами мясо с прибора, настороженно пережевываю, одобрительно хмыкаю.
- Это оленина, - уточняет Яр, и лучше бы он этого не делал.
Надрывно закашлявшись, до слез на глазах, я падаю рядом с ним на колени и хватаю кружку. Обжигаюсь. Дую на кипяток, пью маленькими глоточками.
- Что за чай? – сиплю, с трудом отдышавшись. - Он немного подванивает…
- Не придирайся, я добавил туда настойку. Считай, глинтвейн. Полезно.
- Вы меня спаиваете?
- А смысл? Ты и без градуса весь вечер раздеваешься. То на озере, то в машине, то теперь и дома, - он издевается, однако при этом заботливо подает мне жестянку с оленем. - Закусывай, эксгибиционистка.
Аромат тушенки по-прежнему манит – и я позорно сдаюсь. С жадностью запихиваю в себя мясо, словно голодала несколько дней.
- Удивительно, но это очень вкусно, - бубню с набитым ртом. Запиваю алкогольным чаем и кутаюсь в колючий плед.
Жар приливает к лицу, кровь кипит в венах, тело обволакивает сладкой негой.
Хорошо-то как…
- Запомни этот момент, - тоном мудреца произносит Владимирович и взмахивает пальцем перед моим носом. – Пометь красным сегодняшнюю дату в календаре. День, когда ты почти стала нормальным человеком... Но эффект вряд ли долго продержится.
Хриплый мужской смех касается слуха, прокатывается волной мурашек по холке, играет на позвонках, как на клавишах пианино, отдается легким покалыванием в груди. Вместо того чтобы обижаться, я блаженно улыбаюсь.
- Не знаю, за что вы меня ненавидите, но сейчас я обожаю весь мир, и даже вас, - шутливо бросаю, импульсивно чмокнув его в щеку. Колется немного. Щекотно не только губам, но и внизу живота…
- Ешь, - чеканит он строго, отшатываясь от меня, как от прокаженной.
Откупоривает очередную склянку с волшебным зельем Тихона. Покосившись на пол, я хочу посмотреть, какую по счету, но в глазах двоится и плывет.
- Вам разве не хватит? Пойду-ка я на диван…
Он недовольно отмахивается, а я в жалкой попытке встать теряю равновесие, будто меня качает на корабле в девятибалльный шторм. Чуть не заваливаюсь набок, но Яр вовремя придерживает меня за локоть. Дергает на себя – и я послушно ныряю в его объятия.
- Вы такой большой и теплый, как печка, - лепечу заплетающимся языком. – Можно я погреюсь? Только не приставайте! Иначе мой отец вас кастрирует, - выпаливаю дерзко, а сама ласковой кошечкой льну к его груди. Прижимаюсь щекой. Стук сердца слушаю и успокаиваюсь, как от ударов метронома.
Горячо. Уютно. Мягко.
Глаза закрываются от удовольствия.
- Да не трону я тебя, - так же невнятно обещает Яр и обнимает меня за плечи.
Консенсус достигнут. Обе стороны удовлетворены, но…
Почему мы целуемся? И это вкуснее, чем оленина.
Сладко, мягко, до дрожи в коленках и бабочек в животе.
Стоп! Красная линия! Мы же так не договаривались…
Но я отчетливо чувствую его губы на своих… Кажется, отвечаю. Или теперь уже я инициатор?
Домик кружится, а мы оказываемся в эпицентре водоворота. Нас закручивает в вихре поцелуя. "Таюш-ш-ш", -шипит змей-искуситель, и я таю в его руках.
"Влюбишься! Жена на девять месяцев". Читать любовный роман Вероники Лесневской