Тишина в квартире стала привычной. После смерти Павла прошло уже три года, но я до сих пор иногда забываю и готовлю на двоих. Сегодня опять сварила слишком много картошки. Теперь эта кастрюля будет стоять в холодильнике до выходных.
За окном моросил дождь, такой мелкий и противный, что даже шторы не хотелось открывать. Я включила старенький телевизор — пусть шумит для фона. Квартира у меня небольшая, двушка в хрущевке, но уютная. Каждая вещь хранит воспоминания. Вот этот сервиз мы с Павлушей покупали в 89-м, а ковер на стене — свадебный подарок от его родителей.
Телефон зазвонил так неожиданно, что я вздрогнула.
— Валентина Сергеевна? — голос показался знакомым, но не сразу вспомнила, кому принадлежит.
— Да, это я, — ответила настороженно.
— Это Олег, племянник Нины Петровны с третьего этажа. Помните меня?
Конечно, помнила. Высокий мужчина лет сорока, всегда здоровался вежливо, когда приходил к тетке. Нина Петровна часто им хвасталась — инженер, в Москве работал.
— Конечно, Олег. Как поживаете?
— Да вот... неважно, если честно. Тетя Нина умерла месяц назад.
— Господи! — я перекрестилась. — Царствие ей небесное. Не знала...
— Валентина Сергеевна, у меня к вам просьба деликатная. Я в Москве работу потерял, сюда вернулся. А в тетиной квартире уже новые хозяева. Она ее при жизни продала, чтоб на лечение деньги были... Мне негде пока жить, а гостиницу снимать накладно.
Я молчала, чувствуя, к чему он клонит.
— Может, пустите меня на время? Недельки на две, не больше. Я работу ищу активно, как только найду — сразу съеду. Буду тихий как мышь, честное слово.
В трубке повисла пауза. Павлуша всегда говорил, что у меня душа нараспашку. "Ты, Валюша, всех жалеешь, а себя когда пожалеешь?" А я что? Квартира большая, комната пустует...
— Приходите, Олег. Только предупреждаю — условия скромные.
— Валентина Сергеевна, вы меня спасаете! Через час буду.
Я положила трубку и огляделась. Надо прибраться, постель в гостевой застелить. А в глубине души шевельнулось что-то — не то радость от предстоящего общения, не то тревога. Все-таки чужой человек в доме...
Но Павлуша меня учил: "Людям надо помогать, Валя. Мир на доброте держится". С этими мыслями я достала чистое белье и пошла в комнату для гостей.
Тихое вторжение
Первые дни всё шло гладко. Олег вставал рано, уходил "на собеседования", возвращался вечером и благодарил за приют. Я даже радовалась — всё не одна. Кому-то нужен мой борщ, кто-то спрашивает, как день прошёл.
Перемены начались на второй неделе. Сначала мелочи — забывал выключать свет в ванной, оставлял грязную чашку на столе. Потом начал приводить друзей.
— Валентина Сергеевна, вы не против? Мы тихонько посидим, документы обсудим, — спросил он в первый раз.
Я только кивнула — не выгонять же человека с его товарищами. Но тихого разговора не получилось. До полуночи гремела музыка, звенели бутылки, а на кухне образовалась гора немытой посуды.
— Олег, может, потише? — я осторожно приоткрыла дверь его комнаты.
— Валентина Сергеевна, ну что вы как старушка? Еще и десяти нет! — он рассмеялся, а его друзья дружно поддержали.
Я отступила, чувствуя себя виноватой. И правда, что это я? Человек развлекается...
На следующий день он занял кухню. Просто положил свой ноутбук на стол и сказал:
— Я тут поработаю, ладно? А вы пока у себя посидите.
Я не нашлась, что ответить. Пила чай в своей комнате, слушая, как он разговаривает по телефону. Говорил громко, уверенно, с командными нотками.
Через месяц я поняла, что живу в какой-то другой квартире. Олег расставил свои вещи в прихожей, занял полки в шкафу и даже переставил мебель в гостиной — "так функциональнее". Моя старенькая ваза с искусственными цветами исчезла — "слишком пыльно и несовременно". На стенах появились его фотографии.
Когда я решилась спросить про отъезд, он нахмурился:
— Сейчас такая ситуация с работой... Но я вам буду платить за комнату. Пятьсот рублей устроит?
Пятьсот рублей! За комнату в центре города! Но я опять промолчала.
Вечерами он занимал ванную на часы. Выходил распаренный, в дорогом халате, садился в кресло и включал свой любимый футбол. Громкость такая, что стены дрожали.
— Олег, я сериал хотела посмотреть...
— Валентина Сергеевна, сейчас матч важный! Можно же и в комнате телевизор включить.
В моей комнате был только старенький черно-белый "Рекорд", который давно показывал только два канала. Но спорить не хотелось.
Последней каплей стал его комментарий про мои тапочки:
— Уберите эту рухлядь из прихожей. Стыдно, когда ко мне деловые партнеры приходят, а тут такой... бабушатник.
Я подняла свои разношенные тапочки с вышивкой и унесла в комнату. Внутри что-то сжалось. Словно я стала гостьей в собственном доме.
Бумажный нож в спину
В тот день лил дождь, небо затянуло тучами так, что в квартире было темно даже днём. Я зашла в ванную постирать кофточку — Олег не позволял пользоваться стиральной машиной, говорил, что его вещи дорогие, нельзя с моими смешивать.
В корзине для белья что-то белело. Конверт. Наверное, выпал из кармана, когда Олег складывал вещи. Я достала его — может, важное что-то. На конверте штамп суда, моя фамилия.
Руки задрожали, когда разворачивала бумагу. Повестка. В суд. Ответчик — я, Валентина Сергеевна Кузнецова. Истец — Соловьёв Олег Владимирович.
"...о признании права собственности на долю квартиры... о возмещении морального ущерба в размере... о компенсации за незаконное пользование жилым помещением..."
Строчки прыгали перед глазами. Сердце колотилось так, что трудно было дышать. Присела на край ванны, прижала руку к груди. "Господи, что же это?"
— Что вы делаете, Валентина Сергеевна? — голос Олега заставил вздрогнуть.
Я подняла глаза. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку. Спокойный, с лёгкой усмешкой.
— Вот как, значит... — он кивнул на бумагу в моих руках. — Ну что ж, рано или поздно вы бы узнали.
— Что это значит, Олег? — мой голос звучал как чужой, тихий и дрожащий.
— А то и значит, что хватит меня за нос водить. Три месяца живу у вас, а вы даже регистрацию не оформили. Заявляете, что это ваша собственность? А доказать можете?
— Какая регистрация? Это моя квартира! Мы с Павлом...
— С каким Павлом? С вашим мужем, которого никто и не видел? Может, его и не было никогда?
— Как... не было? — я растерялась от такой наглости. — Тридцать лет прожили, все соседи...
— Вот суду и расскажете, — он пожал плечами. — А пока я вам советую поискать адвоката. Хорошего. Потому что по закону, если человек живёт в квартире больше трёх месяцев, он имеет право на долю. Особенно если не было оформленного договора аренды. А его не было, верно?
— Ты... — я задохнулась от возмущения, — ты же в гостях тут!
— Ну, это с какой стороны посмотреть, — он усмехнулся. — Я вас предупреждал, что ищу работу. Вот и нашёл. Моя работа — недвижимость. Смекаете?
От его слов меня затрясло. Как в лихорадке. Перед глазами всё поплыло — комната, этот чужой, страшный человек, его насмешливое лицо.
— Я на неделю уезжаю, — сказал он уже в дверях. — Заседание во вторник. Не вздумайте замки менять — это будет расценено как порча имущества соистца. Ясно?
Он ушёл, а я осталась сидеть, сжимая в руках эту страшную бумагу. Квартира, наша с Павлушей, в которой каждый уголок руками обустроен. Неужели отнимут? За что?
Слёзы текли, а я не могла остановиться. И не знала, что делать.
Чай с откровениями
Я сидела на кухне у Марины с пятого этажа. Соседка была моложе меня лет на пятнадцать, но мы всегда хорошо ладили. Иногда обменивались рецептами или книгами. Когда Павлуша болел, она часто забегала помочь.
— Будешь чай с малиновым вареньем? — спросила Марина, доставая с полки чашки.
Я кивнула, комкая в руках носовой платок. После обнаружения повестки прошло два дня. Олег уехал, и я решилась выйти из квартиры. За эти дни я почти не спала, не ела. Всё думала — что делать? Куда бежать?
— Ты какая-то бледная. Случилось что? — Марина поставила передо мной чашку и села напротив.
— Не знаю, с чего начать...
Я говорила сбивчиво. Про Олега, про то, как пустила его из жалости. Как он постепенно занимал всё больше места в моей жизни, в моём доме. И наконец — про страшную бумагу.
Марина слушала внимательно, не перебивая. Только брови хмурила.
— Значит, во вторник суд? — спросила она, когда я закончила.
— Да. Я не понимаю, что делать. Адвоката у меня нет. Денег на хорошего тоже... Думаешь, он правда может отнять квартиру?
— Я не юрист, — Марина задумчиво помешала ложечкой в чашке. — Но это какая-то ерунда. Никак он не может стать собственником. Чушь собачья!
Она встала, прошлась по кухне.
— Погоди-ка. А документы на квартиру у тебя есть?
— Конечно, — кивнула я. — В шкафу, в папке. Там всё: и договор приватизации, и свидетельство о собственности...
— Так вынь их оттуда! Спрячь у меня! Или ещё лучше — отдай кому-то из родственников.
Я покачала головой:
— Нет у меня никого. Сестра в Саратове, да и то... не общаемся мы.
В кухне повисла тишина. Только капала вода из крана — кап, кап...
— Знаешь что, — Марина вдруг решительно стукнула ладонью по столу. — Ты эти документы мне принесёшь. И ещё свидетельство о браке с Павлом Николаевичем. И фотографии ваши старые. Есть ведь?
— Есть, конечно. Целый альбом. А зачем?
— Марина Павловна у нас адвокатом работает, — Марина кивнула в сторону потолка. — С седьмого этажа. Я ей позвоню, расскажу ситуацию. А во вторник мы вместе с тобой в суд пойдём.
Я посмотрела на неё, чувствуя, как к горлу подступает ком.
— Мариш, я не могу тебя впутывать...
— Ещё как можешь! — она присела рядом, взяла меня за руки. — Ты что же думаешь, я буду смотреть, как этот прохиндей честную женщину из дома выживает? Мой отец участковым был, он таких на раз-два выводил на чистую воду.
И вдруг, впервые за много дней, я почувствовала что-то похожее на надежду. Горячие слёзы покатились по щекам:
— Спасибо тебе, Мариночка. Я уж думала — всё, конец...
— Ну-ну, — она легонько сжала мои пальцы. — Поплакали и хватит. Сейчас нам нужна ясная голова. Слушай внимательно, что мы сделаем...
Час истины
Зал судебных заседаний оказался маленьким и душным. Я сидела зажатая между Мариной и Мариной Павловной, адвокатом с седьмого этажа. Напротив устроился Олег с каким-то молодым человеком в дорогом костюме. На столе перед ними лежала толстая папка с документами.
Олег выглядел уверенно, даже самодовольно. Поймав мой взгляд, он слегка кивнул, словно говоря: "Ничего личного, бабуля, просто бизнес". Я быстро отвела глаза.
— Не бойся, — шепнула Марина. — Мы его сделаем.
Судья, полная женщина средних лет с уставшим лицом, открыла заседание. Олег встал и начал говорить. Гладко, красиво — заслушаешься.
— Уважаемый суд, я проживал в квартире ответчицы на основании устной договоренности. За это время мной были произведены значительные улучшения жилищных условий: ремонт сантехники, замена проводки...
— Какой ремонт? — ахнула я. — Он даже гвоздя не вбил!
— Тише, — Марина Павловна сжала мою руку. — Всё по порядку.
Олег продолжал:
— У меня есть все чеки и квитанции. Кроме того, ответчица неоднократно обещала передать мне часть квартиры в обмен на уход и помощь по хозяйству.
— Это ложь! — я не выдержала.
— Гражданка Кузнецова, соблюдайте порядок, — строго сказала судья. — У вас будет возможность выступить.
Адвокат Олега подал судье какие-то бумаги:
— Вот расписка ответчицы о получении денежных средств в размере пятидесяти тысяч рублей в счет будущей доли в квартире.
Я ахнула — ничего подобного не было! Когда судья показала документ, я едва не потеряла сознание — на листке красовалась корявая подпись, отдаленно напоминающая мою.
— Это подделка! — воскликнула я.
— У нас есть свидетель, — невозмутимо продолжил адвокат Олега. — Гражданин Петров подтвердит факт передачи денег и намерения ответчицы.
Дверь открылась, и в зал вошел один из тех самых "друзей", которых Олег приводил в дом.
— Пора, — шепнула Марина Павловна и встала. — Уважаемый суд, позвольте представить доказательства, опровергающие позицию истца.
Она достала толстую папку:
— Во-первых, подлинное свидетельство о праве собственности на квартиру, принадлежащую гражданке Кузнецовой с 1992 года. Во-вторых, свидетельство о браке с Кузнецовым Павлом Николаевичем, скончавшимся три года назад. В-третьих, показания соседей, подтверждающих, что истец появился в доме всего три месяца назад, а не два года, как он утверждает.
Лицо Олега дрогнуло. Он нервно зашептал что-то своему адвокату.
— И наконец, — Марина Павловна положила на стол конверт, — результаты почерковедческой экспертизы, доказывающие, что подпись на расписке не принадлежит моей подзащитной.
Судья внимательно изучала документы. Я сидела, не дыша. В висках стучала только одна мысль: "Неужели получится? Неужели справедливость восторжествует?"
— Суд удаляется для принятия решения, — объявила судья после долгого молчания.
Ожидание длилось вечность. Когда судья вернулась, я зажмурилась, как в детстве — от страха.
— Встать, суд идет! — раздалась команда.
— В иске гражданина Соловьева Олега Владимировича отказать полностью, — голос судьи звучал сухо и чётко. — Ходатайство о проверке подлинности представленной истцом расписки передать в следственные органы...
Остальное я почти не слышала. В глазах потемнело от счастья и облегчения. Моя квартира. Моя. Осталась моей.
Прощание без сожалений
Олег собирал вещи молча, резкими движениями запихивая одежду в большую дорожную сумку. Я стояла в дверях, прислонившись к косяку. Странно, но страха уже не было. Только усталость и тихое облегчение.
— Подумаешь, выиграла, — наконец процедил он, не глядя на меня. — Повезло, что соседка с юристкой дружит.
Я промолчала. Что тут скажешь? Да, повезло. Но дело не только в этом.
— Ты же понимаешь, что я всё равно выкручусь? — он резко обернулся, сверкнув глазами. — У тебя тут всё равно ничего не задокументировано. Вернусь через месяц, скажу, что ты меня сама звала. И что тогда?
— Не вернёшься, — я покачала голова. — Марина Павловна уже подала заявление в полицию. По факту мошенничества и подделки документов. Так что тебе теперь не до моей квартиры будет.
Его лицо исказилось, став ещё более чужим и неприятным.
— Ах ты, старая кляча! Я к тебе со всей душой, а ты... — он шагнул ко мне, подняв руку.
— Даже не думай, — спокойно сказала я. — Марина внизу ждёт. И участковый тоже. С заявлением об угрозах.
Он замер, а потом расхохотался — зло, неестественно:
— Ну ты даёшь, бабка! А с виду такая тихая, забитая... Кто бы мог подумать.
— Я и сама не думала, — честно ответила я. — Спасибо тебе за науку.
Он прищурился, пытаясь понять — издеваюсь я или говорю серьёзно. А я действительно была благодарна. Странно, но факт.
— Ладно, черт с тобой, — бросил он, застегивая сумку. — Но ты еще пожалеешь. Будешь сидеть тут одна, никому не нужная, со своими фотографиями и воспоминаниями.
— Может и буду, — я пожала плечами. — Но это мой выбор. И моя квартира.
Когда он проходил мимо меня к выходу, я уловила запах дорогого одеколона. Тот самый, от которого раньше у меня начинала болеть голова. Сейчас он не вызывал ничего, кроме лёгкого отвращения.
В прихожей Олег повернулся в последний раз:
— Ты меня предала, Валентина. Я тебе доверял.
От такой наглости я даже рассмеялась:
— Ты хотел украсть мой дом. Какое уж тут доверие.
— Бизнес есть бизнес, ничего личного, — он пожал плечами. — Просто ты оказалась не такой простой, как я думал.
— Уходи, Олег, — тихо сказала я. — И больше не возвращайся.
Он дёрнул плечом, словно стряхивая невидимую пыль, и вышел, громко хлопнув дверью. Я не бросилась запирать замок. Не было никакой паники, никакого страха. Просто стояла и смотрела на закрытую дверь, за которой скрылся человек, чуть не отнявший у меня всё.
В тишине квартиры отчётливо тикали часы — те самые, с кукушкой, которые мы с Павлушей купили ещё в 80-х. Олег хотел их выбросить, говорил — старьё, место занимают. А я не дала. Единственное, в чём проявила характер.
"Теперь будет по-другому", — подумала я, проводя рукой по стене. Моя квартира. Мои правила. Моя жизнь.
Мой дом - моя крепость
— Куда эту коробку? — спросила Марина, держа в руках потрёпанный картонный ящик с надписью "Сервизы".
— Давай на кухню, — я протёрла стол влажной тряпкой. — Там ещё место есть.
Прошла неделя с тех пор, как Олег хлопнул дверью. Неделя тишины, покоя и... перемен. Мы с Мариной затеяли генеральную уборку. Я наконец решилась избавиться от старых вещей, которые годами хранила "на всякий случай".
— Знаешь, — сказала я, разбирая ящик с посудой, — раньше мне казалось, что без этих тарелок прямо жить нельзя. А теперь смотрю и думаю — зачем они мне? Кого я ими кормить буду?
— Себя, — Марина забрала у меня из рук старую супницу. — И меня с Сашкой. Я, между прочим, твой борщ обожаю. И сын мой тоже.
Я улыбнулась. Почему-то стало легко на душе.
— Давно мечтала перестановку сделать, — призналась я, вытирая пыль с книжной полки. — Да всё решиться не могла. Павлуша любил, когда всё на своих местах.
— А теперь?
— А теперь поняла — жизнь продолжается. И обстановку пора освежить.
Мы сдвинули тяжёлый шкаф к другой стене. Раздвинули диван. В углу поставили моё любимое кресло-качалку, которое много лет простояло на балконе.
— Представляешь, Олег сказал, что оно старомодное, — я погладила потёртый подлокотник. — А мне нравится. Буду здесь сидеть и книжки читать.
Марина принесла с кухни две чашки чая. Мы устроились у окна, глядя на весенний двор. Воздух пах свежестью и новизной.
— Знаешь, Валя, — вдруг сказала Марина, — я тут подумала... У меня в библиотеке освободилось место. Нам нужен человек на полставки, каталоги разбирать. Ничего сложного. Может, попробуешь?
Я удивлённо посмотрела на неё:
— В моём-то возрасте? Кому я там нужна?
— Нам нужна, — твёрдо сказала она. — Там коллектив хороший, женщины в основном. И тебе будет с кем поговорить, и прибавка к пенсии.
Я задумалась. Ведь и правда, сколько можно дома сидеть? После всего случившегося поняла — жизнь не заканчивается ни в шестьдесят, ни в семьдесят.
— А что, — сказала я, отпивая чай, — пожалуй, попробую. Хуже точно не будет.
— Вот и отлично, — Марина довольно кивнула. — И ещё... я тебе телефон новый купила. Простенький, но с большими кнопками.
— Зачем? — я растерялась. — У меня же есть.
— Тот старый лучше выбросить, — она нахмурилась. — Мало ли что Олег там накрутил. Может, прослушку какую. С этими жуликами никогда не знаешь...
Я только головой покачала. И правда, осторожность не помешает.
— А ты знаешь, — сказала я, глядя в окно, — я ведь Олегу даже благодарна.
— Чего? — Марина чуть чаем не поперхнулась. — За что это?
— За то, что показал — я сильнее, чем думала. Знаешь, Павлуша всегда говорил: "Ты, Валюша, как верба — гнёшься, но не ломаешься". Я и сама в это не верила, а теперь...
Мы помолчали. Потом Марина поднялась:
— Ладно, философ, пойдём дальше разгребать. Ещё шкаф с одеждой не трогали.
Я встала, оглядела комнату — светлую, просторную, словно заново родившуюся. И подумала: "Это мой дом. Моя крепость. И я в нём хозяйка".
За окном пели птицы. Весна.