Дорога тянулась сквозь тьму, фары выхватывали из темноты мокрый асфальт и редкие дорожные знаки. Было за полночь, и Василий, дальнобойщик с десятилетним стажем, уже начал бороться со сном.
Обычно в такие моменты он звонил жене. Просто чтобы услышать её голос, взбодриться, сказать «люблю» и пообещать, что скоро будет дома. Так у них было всегда. Маленькая семейная традиция — ночные звонки в рейсе.
Он набрал её номер, улыбаясь.
— Привет, родная…
Но вместо привычного: «Вася, ты не спишь?» — трубку взял кто-то другой.
— Алло?
Мужской голос. Глухой. Сонный. Совершенно чужой.
Василий замер, сжимая руль.
— Простите, это телефон Светланы?
— А… — мужчина замялся, — да, тут… она в ванной.
Щелчок — и звонок сбросили.
Ты кто такой?
Сердце застучало где-то в горле. Сон как рукой сняло. Василий сбросил скорость, прижал фуру к обочине, заглушил двигатель.
Сидел в полной темноте, с телефоном в руках, как будто он только что услышал что-то необратимое.
И, может быть, именно так и было.
Он позвонил снова.
— Абонент не отвечает или временно недоступен…
Ещё раз. И ещё.
Светланин номер молчал.
Он смотрел на экран, будто ждал, что тот вернёт ему её голос. Её объяснение. Её смех: «Ты чего, Васенька, это был сериал по настройки телевизора, а не голос!»
Но телефон молчал.
Через двадцать минут пришло сообщение:
«Извини, не слышала. Ванна. Что-то срочное?»
Он не ответил сразу. Он просто уставился в это сухое, как счёт из банка, сообщение.
Ни «любимый», ни «я скучаю», ни одного восклицания.
Потом написал:
«Кто только что взял трубку?»
Пауза. Через несколько минут пришел ответ:
«Что? В смысле? Никто. Я одна дома. Ты что-то перепутал»
Василий смотрел в тишину кабины, ощущая, как его холодеющие руки чуть подрагивают.
Он не ошибся. Он слышал голос. Мужской.
И он не перепутал номер. Этот номер он набирал наизусть, вслепую, тысячи раз.
Признаки чужого
На следующее утро Василий ехал молча. Радио не включал. Музыка раздражала. Голова гудела от мыслей. Он пытался убедить себя, что ошибся. Что, может, у неё действительно был включён какой-то сериал. Или, ну мало ли — глюк связи.
Но голос был живой.
И сброс после вопроса — слишком резкий, слишком испуганный. Как у того, кого застали не вовремя.
Светлана больше не упоминала вчерашний звонок. Никаких вопросов, никакой заинтересованности.
Обычно она перезванивала, если он не отвечал. А тут — тишина. Будто ничего и не было.
Вечером он снова позвонил.
— Привет, — ответила она, — как ты?
— Нормально. А ты как?
— Всё хорошо. Немного устала. На работе завал. Сейчас чай сделаю — и в постель.
— Ты одна? — спросил он.
— Конечно, одна. А кто ещё? — голос стал колючим.
— Просто вчера голос мужской в трубке был.
— Василий, ты себя слышишь вообще? Это что — допрос? Может, тебе пора отдыхать, а не ерунду выдумывать?
— Я не выдумываю. Я слышал.
— Ну значит, привиделось! Ты же сам говорил, что устаёшь в дороге!
Он молчал.
Светлана добавила:
— Если ты мне не доверяешь — зачем тогда вообще звонишь?
Он положил трубку.
И понял: вот это — и есть самое страшное. Не голос. Не сброшенный звонок. А реакция.
Не удивление. Ни страх. Ни смех.
А раздражение. За то, что он спросил.
Подъезд, которого он не знал
Он свернул с трассы за сутки до окончания рейса. Позвонил начальнику, сославшись на давление.
Тот только хмыкнул:
— Ладно, гони домой, только аккуратно.
Дорога до дома казалась бесконечной. Василий молчал всю дорогу, даже не заезжал перекусить. В голове крутилось одно: если она врёт — я это увижу.
Он приехал под подъезд в 6.30 утра.
На часах было то самое время, когда они обычно и созванивались.
Квартира на третьем. Свет выключен. Занавески — плотно закрыты.
Он сидел в машине, наблюдая. Двадцать минут. Сорок.
А потом увидел, как из подъезда, в полутемноте, вышел мужчина. В спортивках, с капюшоном.
Без пакета, без собаки, без причин быть там в шесть утра.
Мужик прошёл мимо машины, даже не обернувшись.
А потом поднял голову к окну.
На том самом третьем — вспыхнул свет.
Только на пару секунд. Потом снова — темнота.
Василий вышел из машины и поднялся по лестнице.
Ключ вставил медленно. Тихо.
Открыл дверь.
Запах — не его. Не Светкин чай с чабрецом, не её духи.
А запах — чужого мыла. И что-то мясное, жареное, будто ужинали недавно. Хотя она говорила — «ем одни сухарики и чай с лимоном».
Он прошёл в комнату. Постель — ни его. Простыня свежая.
Но покрывало смято.
И на полу — носок. Мужской. Не его.
Он не стал будить Светлану. Просто сел на кухне и ждал.
Скажи правду — хоть раз
Светлана вошла на кухню в старом халате, потирая глаза.
Увидев Василия, она вздрогнула — на мгновение.
— Ты чего?.. Ты же должен был быть в рейсе ещё день.
Он не ответил. Только смотрел на неё — пристально, спокойно. Как человек, который всё понял, но всё равно хочет услышать это вслух.
— Кто был здесь этой ночью?
— Что? — она рассмеялась. — Ты с ума сошёл? Никого не было.
— Свет, — сказал он тихо, — скажи правду. Хоть раз. Я уже не кричу. Не ломаю двери. Просто скажи.
— Василий… — голос у неё дрогнул. — Я одна была. Ты, наверное… ну, это стресс. Рейсы, нервы… тебе показалось.
— Тогда чей носок в спальне? — он кивнул в сторону комнаты.
Она замерла. Потом чуть качнулась, опершись на край стола.
— Это… мой брат заходил.
— Ага. И ушел в шесть утра?
Она села.
Руки тряслись.
Он смотрел — без злобы. Слишком устал, чтобы злиться. Просто хотел наконец докопаться до правды. Не ради того, чтобы простить. Ради того, чтобы прекратить.
Светлана прикрыла лицо ладонями.
— Это был не первый раз? — спросил он.
Молчание.
Он ждал.
Она кивнула. Едва заметно.
И всё стало понятно.
Он встал.
— Я завтра подам на развод.
— Васенька…
— Не надо.
Она хотела сказать что-то ещё. Но не успела.
Он уже вышел из кухни, забирая с собой только ключи и документы.
Больше не звони
Он уехал в тот же день.
Не хлопал дверями, не ломал мебель, не устраивал сцен. Просто собрал пару сумок — то, что нужно в рейс. Остальное его теперь не интересовало.
Светлана не писала. Не звонила. Наверное, тоже поняла, что всё закончилось. Или — просто не хотела унижаться.
Василий и сам бы не ответил.
На заправке, пока заливался дизель, он удалил её номер. Потом переписки. Потом фотографии.
Осталось только имя в голове — но и оно уже звучало глухо, как имя случайной попутчицы, которую вспоминаешь в дороге и не можешь даже точно вспомнить лицо.
Через пару дней пришло короткое сообщение с незнакомого номера:
«Прости. Я была дурой. Дай шанс»
Он посмотрел. Прочитал.
И спокойно нажал «удалить».
Он не злился. Не болел.
Просто знал: есть дороги, с которых не возвращаются. Особенно если из них тебя не ждали.
Теперь я еду один
Фура катит по трассе. За окном тянется бескрайняя степь, где-то впереди маячат огни ночной заправки. Радио бубнит что-то фоновое — старый русский рок, гитара, хрипловатый голос. Василий едет молча.
Один.
И в этом одиночестве — спокойствие.
Не надо гадать, кто в трубке. Не надо спрашивать, где она была ночью. Не надо ждать, когда перестанет врать.
Он больше не делит себя на «там, где она» и «здесь, где я». Теперь он цельный.
Может быть, не счастливый. Пока.
Но честный с собой.
На стоянке он заваривает крепкий чай в термосе, ставит флажок на навигаторе — маршрут теперь один, прямой, без лишних поворотов.
Не домой.
А вперёд.
Потому что есть предательства, после которых не ищешь виноватых.
Просто переходишь в другую жизнь.
Ту, где ты никому не звонишь на ночь.
Потому что там, где ты — тебя не предают.