— Опять ты начинаешь. Мне бы просто тишины.
Он встал, ушёл в спальню. Я осталась на кухне. Время остановилось, а холодильник продолжал мерно гудеть в углу — единственный звук, нарушающий пустоту комнаты.
Так повторяется уже который раз. Тридцать пять лет вместе, а я до сих пор не понимаю, когда он закрывается. Почему в один момент мои слова для него — внезапно шум, который хочется отключить, как радио. А потом он возвращается через час-другой, будто ничего не произошло, и включает телевизор на полную громкость.
Я смотрю на свои руки, лежащие на скатерти. Сколько всего они сделали за эти годы. Когда-то этими руками я держала маленького Дениса, запеленатого в голубое одеяльце с рисунком. А сейчас? Только стряпня, да уборка, да вязание шарфа, который никак не закончу третий месяц.
Странно, но я всегда представляла себя в этом возрасте иначе. Думала, что к шестидесяти трём буду путешествовать, научусь играть на пианино — да мало ли что?
Точно не думала, что буду сидеть на кухне, разглядывая трещинку на потолке и слушая, как подтекает кран.
***
Утро. Из комнаты доносится храп. Роман спит. В его мире всё просто: проснулся, поел, посмотрел новости, поворчал, поужинал, лёг спать. Иногда удивляюсь — как можно так жить? Без вопросов, без поиска.
Звонит телефон. Денис.
— Мам, привет, как вы там?
— Нормально. Папа спит ещё. Ты как?
— Да всё по-старому. Слушай, мам... — он замолкает, я уже знаю, к чему это.
— Денежки нужны?
— Да нет же, я просто спросить хотел... ну ладно, да. Немного. До зарплаты.
Денису тридцать четыре. Своих детей нет, жена ушла два года назад. С работой то густо, то пусто. Вечный ребёнок, который так и не вырос.
— Скину. Только папе не говори.
— Спасибо, мам! Ты лучшая! Скоро заеду, обещаю.
Обещает. Каждый раз обещает.
Сажусь с кружкой на кухне, открываю телефон. Захожу в соц.сети, там собрались все мои бывшие коллеги по фабрике. Кидают друг другу картинки с котиками, обсуждают пенсии. Я листаю их сообщения, но не пишу. Что сказать? Что муж молчит, а сын берёт деньги? Лучше промолчу, как всегда.
— Этель, куда делись мои очки? — Роман входит на кухню, одной рукой приглаживая вихор седых волос, торчащий над левым ухом.
— На тумбочке лежат, как обычно, — отвечаю, не поднимая глаз от чашки.
— Да нет же их там! — он делает этот свой характерный жест — постукивает костяшками пальцев по дверному косяку. — Я три раза проверил!
Вздыхаю, иду в спальню. Очки лежат ровно там, где я и сказала — на краю тумбочки, слегка прикрытые газетой.
— Вот твои очки, — протягиваю их мужу.
Он просто забирает их, нацепив на нос тем особым жестом, который выработался за десятилетия — слегка приподняв брови и наморщив лоб.
— Кофе будешь? — спрашиваю.
— Буду.
Ставлю турку. Готовлю бутерброды. Всё как обычно. Он читает новости в телефоне. Молчим.
— Денис звонил, — говорю наконец.
— И что хотел? Опять деньги?
— Просто спросил, как мы.
Роман фыркает:
— Конечно. Только поэтому и звонит.
— Ну почему ты так? Он всё-таки сын наш.
— Сын, которому тридцать четыре, а он всё как подросток. Я в его возрасте...
И понеслось. Вечная песня о том, каким самостоятельным был Роман Викторович в молодости. Я слушаю вполуха — эту речь знаю наизусть. Её можно запустить как пластинку, и она сама прокрутится до конца.
***
Звонок в дверь прерывает монолог. Открываю — соседка Нина Павловна.
— Этель Александровна, здравствуйте! Я тут пирог испекла, угощайтесь!
Нина Павловна живёт одна последние пять лет. С тех пор она часто печёт угощения для соседей и всегда в курсе последних новостей.
— Спасибо, Нина Павловна. Проходите?
— Нет-нет, мне бежать надо. Но вы заходите вечерком, чайку попьём.
***
Она уходит, оставив после себя запах выпечки и тонкий шлейф духов. Как ей удаётся так живо интересоваться миром? Мужа у нее не стало 5 лет назад, дети разъехались, а она всё равно светится. Может, в этом и секрет — когда никто не мешает быть собой?
Роман смотрит на пирог подозрительно:
— Опять её стряпня?
— Не ешь, если не хочешь, — отвечаю резче, чем собиралась.
Он поднимает брови — удивлён моим тоном. А я вдруг понимаю: меня раздражает. Всё раздражает. Его вечное недовольство, привычка критиковать, храп по ночам, то, как он ест — громко чавкая. Тридцать пять лет терпела, а сейчас вдруг накрыло.
— Что с тобой последнее время? — он отодвигает кружку. — Какая-то дёрганая ходишь.
— Ничего. Всё нормально.
И что тут объяснишь? Что иногда мне кажется, будто я прозрачная? Что все эти годы мои фразы просто повисают в воздухе, как пыль?
***
Выходной. Роман ушёл на встречу с бывшими коллегами. Я затеяла уборку — не потому что грязно, просто чтобы занять руки. Мысли крутятся, как белка в колесе.
Достаю с антресолей коробки со старыми вещами. Нахожу свои дневники, которые вела в молодости. Открываю наугад:
"20 мая 1986. Сегодня Ромка сделал предложение! Я так счастлива! Мама говорит, что рано, но я уверена — это судьба. Он такой внимательный, заботливый. С ним я чувствую себя особенной."
Закрываю дневник. Внимательный. Заботливый. Куда всё ушло? Когда мы превратились в двух молчаливых стариков?
Звонит телефон. Денис.
— Мам, я сегодня заеду, хорошо?
— Конечно, сынок. Я дома.
— Папа там?
— Нет, ушёл к друзьям.
— Отлично! Тогда до вечера!
"Отлично". Он рад, что не увидит отца.
Денис приезжает без пятнадцати шесть — раньше обещанного, что для него редкость. Заходит, по-медвежьи обнимает меня, чуть приподняв над полом.
— Как ты, мам?
— Хорошо. Ты голодный? Я суп сварила.
— Не, я перекусил в центре. Смотри, что тебе принёс, — он протягивает коробку конфет и букет с хризантемами.
Приятно, конечно. Хотя где-то в глубине души понимаю — давно наши встречи стали редкими и почти всегда связаны с просьбами о помощи.
Сидим на кухне. Он рассказывает о новой работе — что-то связанное с продажами. О новой девушке — кажется, серьёзно. О планах купить машину.
— Только вот с деньгами туго, — наконец подбирается к главному. — Мам, я тут подумал... может, вы с отцом могли бы помочь с первым взносом? Потом всё верну, обещаю!
Первый взнос. Это не "немного до зарплаты". Это сотни тысяч.
— Денис, откуда у нас такие деньги? Мы ж пенсионеры.
— Ну у вас же квартира есть. Можно кредит взять под залог.
Я смотрю на сына и не узнаю. Когда он стал таким? Предлагает пожилым родителям залезть в долговую яму ради его машины?
— Нет, Денис. Мы не будем брать кредит.
Его лицо меняется. Улыбка исчезает, глаза холодеют.
— Ясно всё с вами, — он начинает мерить шагами кухню, точь-в-точь как Роман в минуты раздражения. — Когда надо мне помочь — сразу "мы пенсионеры". А когда новый диван покупать или забор на даче менять — деньги находятся.
— Мы тебе и так помогаем! Каждый месяц!
— Разве этого хватает? — он заметно повышает тон. — Сейчас такие цены! А мне машина нужна не для развлечений, а для работы! Как ты не понимаешь?
В этот момент хлопает входная дверь. Роман вернулся.
— А, Денис пришёл! Какая неожиданность, — в голосе отца слышится плохо скрываемая ирония. — Дай угадаю — опять финансовые вопросы обсуждаете?
Денис резко поднимается:
— Ну вот, опять начинается! Я вообще-то надеялся на нормальный разговор, а не на вечные упрёки!
Роман краснеет от гнева:
— А дети должны уважать родителей! Тридцать четыре года мужику, а всё на шее сидит!
Я пытаюсь вмешаться:
— Прекратите оба! Можно же спокойно поговорить!
Но они не слышат. Денис хватает куртку с вешалки:
— Хватит с меня. Созвонимся потом, когда все успокоятся.
Дверь хлопает. Тишина.
Роман смотрит на меня с упрёком:
— Опять ты его деньгами баловала?
— Не начинай, — говорю я устало.
— Я не начинаю. Я заканчиваю. Больше ни копейки ему не даём. Пусть учится сам зарабатывать.
Он уходит в комнату, включает телевизор. Громко, чтобы не слышать меня, если вдруг заговорю.
Я остаюсь на кухне. Снова одна. С нетронутым супом и неначатой коробкой конфет.
***
Неделя проходит в молчании. Роман молчалив более обычного, я же стараюсь не подавать вида. Наш привычный семейный уклад, выстроенный годами. Денис не звонит — тоже обиделся.
В пятницу решаюсь и иду к Нине Павловне. Просто чтобы услышать человеческий голос.
Она встречает меня радостно:
— Этель Александровна! Как хорошо, что зашли! А я как раз чайник поставила!
У неё по-своему уютно. Накрахмаленные салфетки на столе, расставленные по полкам коллекционные статуэтки, множество семейных снимков в рамках. И разговоры — лёгкие, живые. О книгах, о новостях, о планах поехать на экскурсию с клубом пенсионеров.
— А вы с Романом Викторовичем не хотите с нами? В следующую субботу едем в усадьбу, всего на день. Недорого и интересно!
— Не знаю... Роман не любит такие поездки.
— А вы одна! Что вы всё "Роман, Роман". Поживите для себя!
Её слова задевают что-то внутри. Для себя? А когда я в последний раз делала что-то только для себя? Не для мужа, не для сына, не для дома — для себя?
Возвращаюсь домой с решением. Твёрдым, как никогда.
Роман сидит перед телевизором.
— Я записалась на экскурсию с клубом пенсионеров. В следующую субботу.
Он смотрит удивлённо:
— Какую ещё экскурсию?
— В усадьбу. На целый день.
— А меня спросить не нужно было?
— Ты можешь поехать со мной, а можешь остаться дома. Решение за тобой.
Он хмурится:
— С чего вдруг такая самостоятельность?
Я смотрю на него прямо:
— Потому что мне надоело быть тенью в собственном доме, — говорю я и машинально поправляю воротник кофты, как делаю всегда в волнении. — Надоело разговаривать с холодильником. Невыносимо чувствовать себя мебелью, которую перестали замечать.
— О чём ты?
— О том, что тебе плевать на мои слова. Они для тебя — шум. Ты выключаешь меня, как радио. Тридцать пять лет я говорю, а ты не слышишь.
Он отвлекается от телевизора:
— Что за глупости? Я всегда тебя слушаю.
— Правда? Тогда скажи, о чём я говорила вчера за ужином?
Он молчит. Конечно, он не помнит. Потому что не слушал.
— Вот видишь, — говорю я. — Я для тебя — как мебель.
— Да что на тебя нашло? — он начинает злиться. — Нормально же всё было!
— Нормально? — мой голос дрожит. — Нормально — это когда люди разговаривают. Когда интересуются друг другом. Когда не молчат сутками.
Он встаёт, нервно ходит по комнате:
— Что ты хочешь от меня? Чтобы я сутками с тобой болтал?
— Я хочу, чтобы ты видел меня. Чтобы слышал. Чтобы я не чувствовала себя призраком в собственном доме.
***
Утром звонит Денис. Спрашивает, как дела. Не извиняется за сцену, но голос виноватый.
— Мам, можно я заеду сегодня?
— Приезжай, — говорю. — Только разговор будет серьёзный.
Он приезжает к обеду. Без подарков в этот раз. Роман на диване — делает вид, что читает газету, но прислушивается.
— Денис, — начинаю я и сама слышу, как мой голос звучит тверже обычного. Даже посуда в серванте, кажется, перестала позвякивать. — Мы с папой всё обсудили: больше денег не даём. Ни на машину, ни на что другое.
Он открывает рот для возражений, но я поднимаю руку:
— Дай закончить. Мы любим тебя. Но ты взрослый человек. Хватит жить на два дома и доить родителей. Хочешь машину — заработай. Хочешь отношения с нами — строй их не на деньгах.
Денис смотрит ошеломлённо. Потом на Романа:
— Пап, скажи ей...
— Этель дело говорит. Помогать — помогали, но есть предел. Ты взрослый мужчина, а не студент.
Я удивлена не меньше Дениса. Роман меня поддержал? Впервые за долгое время мы заодно?
Денис злится, пытается манипулировать, давит на жалость. Но мы стоим на своём. Вместе. И в какой-то момент я ловлю взгляд Романа — в нём уважение. Ко мне.
Денис хлопает дверью. Снова тишина. Но другая — не пустая, а звенящая от напряжения.
Роман садится напротив меня:
— Ты изменилась.
— Да. Надоело быть тенью.
Он смотрит задумчиво:
— Куда ты говорила, экскурсия эта? В усадьбу?
— Да.
— Я... я бы хотел поехать с тобой. Если ты не против.
Я улыбаюсь:
— Не против.
На экскурсию мы едем вместе. Роман ворчит по привычке, но я вижу — ему интересно. Нина Павловна подмигивает мне:
— Вытащили мужа из квартиры? Молодец!
Усадьба оказалась восхитительной — живописные анфилады комнат, портреты в тяжелых рамах, паркет, скрипящий под ногами. Экскурсовод рассказывает о владельцах, живших здесь два века назад.
Вечером, когда возвращаемся домой, он спрашивает:
— Тебе понравилось?
— Очень.
— Мне тоже, — признаётся он. — Давно никуда не выбирались.
Мы сидим на кухне, пьём чай. Не молчим, как раньше, а говорим. О поездке. О планах. О том, что нужно позвонить Денису — может, он остынет, одумается.
Холодильник по-прежнему гудит. Но теперь он не единственный мой собеседник.
Роман поворачивается ко мне, держа в руках ту самую синюю кружку с отколотой ручкой, которую я столько раз предлагала выбросить, но он всегда отказывался:
— Знаешь, мне действительно надоели все эти пустые разговоры вокруг. На работе, по телевизору, везде.
Я улыбаюсь:
— Тогда говори. Я слушаю.
И он говорит. А я слушаю. И мне кажется, что внутри что-то оттаивает — у обоих. Лёд молчания, который копился годами.
Может, не поздно начать заново? Не молодость вернуть — это невозможно. Но найти новый язык, новый способ быть вместе. Не как раньше — иначе.
Тишина больше не давит. Теперь она — пауза между словами, а не их отсутствие.
Звонит телефон. Денис.
— Мам, прости меня.
— Ничего, сынок.
— И ещё... я бы хотел с папой поговорить.
Я смотрю на Романа, он кивает:
— Конечно, сынок. Приезжай.
Завтра будет новый разговор. Сложный, наверное. Но настоящий.
А сегодня мы с Романом сидим на балконе. Смотрим на звёзды. Молчим — но не как раньше. Теперь это уютное молчание людей, которым не нужно заполнять паузы пустыми словами.
Если история тронула, поразила или просто понравилась – можно сказать "спасибо" тут. Нажмите на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ 👇🏻