Что делают на девятый день, Вика не очень знала, поэтому зашла в храм, построенный недавно на высоком берегу реки. Там она нерешительно подошла к женщине, стоящей в небольшой лавочке с церковными товарами.
- Без платка нельзя сюда, милая, - негромко сказала женщина. – Чего ты хотела?
Вика замялась, не зная, как начать.
- У меня умерла мама, - начала она, - и послезавтра девять дней...
- Светлая ей память, - отозвалась женщина, перекрестившись. – Ты хотела свечку поставить? Или заказать панихиду?
- Нет, я не знаю, как этот день проводят.
- А, так я тебе расскажу, слушай. Везде по-разному проводят, а у нас такая традиция: с утра приготовишь кутью, напечешь пышек с медом и разнесешь соседям, знакомым. Скажешь, чтоб поминали матушку твою. А свечку все-таки поставь! Возьми вот косынку.
Вика взяла свечку, заплатила за нее, вошла в центральную часть церкви. Пахло свечами, тихо колыхались много язычков огня над свечками – тонкими и толстыми, почти сгоревшими и только что поставленными. Вика подумала: сколько людей поставили эти свечи, и каждый со своей проблемой...
Со стен на нее смотрели глаза – внимательные, сострадающие, строгие, ласковые... Вике показалось, что все они знают обо всем, что было в ее жизни, что осуждают ее. Она опустила глаза, подошла к подсвечнику, где женщина с печальным лицом, в черном платке тоже ставила свечу. Вика увидела, как она зажгла свою свечку от другой, оплавила другой ее конец и вставила в свободную ячейку. Вика сделала так же. Проскользнула мысль: а ведь она никогда не бывала в храме, не знает даже, как себя вести здесь. Женщина в черном платке остановилась перед иконой и, глядя на нее, крестилась, едва слышно произнося какие-то слова. Вика не знала молитв, но слова взялись откуда-то сами: «Господи, прости меня, передай маме мои слова о прощении, передай, что я люблю ее» На глаза навернулись слезы, но Вика не вытирала их, и они катились по щекам, оставляя на них дорожки...
Утром она встала рано, чтобы поставить тесто на лепешки. Она умела печь блины, но тесто на дрожжах делать не умела. В это время в дверь позвонили. Она выглянула. У калитки стояла соседка, пожилая женщина, с которой Анна часто общалась.
- А я думаю, пойду помогу сделать пышки, вдруг ты не умеешь.
Вика с благодарностью открыла перед ней калитку:
- Спасибо вам! Я и правда не умею. Блины умею, а вот с дрожжами – нет.
Соседка достала из узелка, что принесла с собой, сухие дрожжи, пакет молока.
- Соль, сахар у тебя найдутся?
- Конечно! И молоко у меня есть.
Она быстро достала из холодильника пакет молока, яйца. Соседка завела тесто, поставила подниматься, а пока предложила Вике сварить кутью. К девяти часам пышки были готовы, Вика смазала их медом, одну сразу отдала соседке:
- Спасибо вам, тетя Нина, это вам, поминайте маму.
- Да, хорошая была женщина, - сказала соседка, - жалко, рано ушла. Переживала она много, и за тебя, и за внука, все боялась, что Игорь один останется.
- Не останется, тетя Нина, - вдруг уверенно сказала Вика. - Не останется. Я не оставлю его одного.
- Вот и правильно, - закивала соседка, - вот и правильно! Трудно ему будет привыкать без Ани, любил он ее, да и она тоже его любила. Ну, пойду я. А ты разнеси пышки-то людям! Всем соседям отнеси. Пусть Анечку поминают. Вечная ей память.
В обед приехал Саша с женой. Лена выглядела хорошо: она слегка пополнела, но это ее не портило, наоборот, она выглядела очень аппетитно, и это, видно, очень нравилось Саше: он все время оказывался близко и постоянно прикасался к ней: то брал за руку, то обнимал за талию, то гладил спину. Вика заметила это, и в ней шевельнулась ревность: с ней он был другим. Лена иногда бросала любопытные взгляды на Вику и, в общем, осталась довольна: Вика выглядела старше, фигура ее, правда, была безупречной, но лицо выдавало возраст: в глазах не было огня, мелкие морщинки видны около глаз. Хотя, может быть, на нем отразились последние события, ведь горе никого не красит. А то, что она была когда-то красоткой, заметно. Не зря же Саша ушел к ней из семьи. А вот она никогда не отпустит его!
Вика тоже рассматривала Лену. Конечно, она молодая, горячая, какой когда-то была и она. И на мордашку ничего. Двоих детишек родила, молодец, знает, как привязать. А он точно влюблен в нее, уж это Вика знает.
А Саша вел себя так, будто они с ней просто давние знакомые.
-Ты скоро уезжаешь? – спросил он Вику.
- Не знаю, может, останусь совсем. Отец один остается. А как твои? Мать все так же недовольна невесткой?
- Да нет, вроде успокоилась.
Саша не стал говорить ей, что в этом заслуга Лены: она поставила свекровь перед фактом: если ей неугодна невестка, то внуков бабушка не увидит. Да и сын не будет часто навещать ее. Так что Вере пришлось выбирать – или она приобретает невестку, внуков и не теряет сына, или наоборот, теряет всех.
- А дети твои сейчас у нее?
- Конечно, а где же еще?
Вике еще хотелось спросить, почему он не отказывается от Эдика, ведь все знают, что он ему не отец, да и мальчик уже об этом знает. Но она не решалась, да и повод, по которому они собрались, не предполагал таких разговоров.
За столом сидели тихо, подняли рюмки за упокой души Анны, выпили, поели. Говорили мало. Вспомнили, что Эдику уезжать скоро – начнется учебный год. Но он обязательно будет приезжать к дедушке. О Вике и о том, будет ли она здесь жить, не говорили.
После обеда Вика все же сказала Саше:
- Спасибо тебе, что не бросаешь Эдика. Он тебя уважает.
Потом поправилась:
- Он любит тебя.
Саша посмотрел на Вику, усмехнулся:
- Эдик – мой сын. И он это понимает.
Вике показалось, Саша хотел сказать, что вот она этого не понимает.
- И потом, у мальчика должны быть родители, или хотя бы один.
Саша отошел, а Вика поняла упрек: в жизни сына ее не было. Не было как раз в то время, когда мать нужна особенно, а Саша был рядом.
Отец ушёл в спальню, сказал, что устал, хочет полежать. Вика бросилась к нему, испугавшись. Но он успокоил ее: ничего не болит, просто устал. Глядя на него, Вика еще раз подумала, что она не может уехать отсюда.