Вера Павловна проснулась от звука, похожего на визг циркулярной пилы, прогрызающей бетон. Она села в кровати, протёрла глаза и посмотрела на часы: 7:03 утра. Суббота. Её любимый день недели, когда можно было неспешно выпить кофе на балконе, полить герань и послушать утреннюю тишину. Но вместо этого сверху доносился грохот, будто кто-то решил разобрать потолок голыми руками.
— Опять этот сосед, — пробормотала она, натягивая халат.
Новый жилец въехал в квартиру над ней неделю назад. Вера Павловна ещё не видела его лица, но уже ненавидела его дрель. Каждый день с утра до вечера он что-то сверлил, стучал и двигал. Даже её кошка Мурка, обычно невозмутимая, как буддийский монах, начала прятаться под диван.
Вера вышла на кухню, включила чайник и попыталась отвлечься, но сверху посыпалась штукатурка прямо на её любимую скатерть с ромашками. Это было последней каплей. Она надела тапочки, взяла швабру — больше для моральной поддержки — и решительно направилась к лифту.
Дверь квартиры 47 была приоткрыта, из неё вырывался запах краски и громкая музыка — что-то про "любовь до гроба" на максимальной громкости. Вера постучала шваброй по косяку.
— Эй, есть кто живой? — крикнула она, перекрикивая шум.
Из глубины квартиры появился мужчина лет тридцати пяти, в пыльной футболке и с молотком в руке. Высокий, широкоплечий, с растрёпанной шевелюрой и ухмылкой, будто только что выиграл в лотерею.
— О, привет! Ты снизу, да? — он выключил музыку, и в ушах Веры наконец перестало звенеть. — Я Стас. Переехал недавно. Ремонт вот затеял.
— Вера Павловна, — сухо представилась она, сжимая швабру. — Я пришла сказать, что ваш ремонт мешает мне жить. Вы с утра сверлите, как будто нефть ищете. А сейчас суббота, между прочим!
Стас почесал затылок и широко улыбнулся.
— Да ладно, суббота же! Самое время для дел. А нефть — это идея, может, и найду чего под полом. Ты не переживай, я быстро: недельки две-три, и всё.
— Три недели?! — Вера чуть не выронила швабру. — Вы хоть понимаете, что у людей под вами жизнь? Я на балкон выйти не могу без пыли в кофе!
— Ну, извини, — Стас пожал плечами. — Ремонт — дело такое. Потерпишь? Я тебе потом пирог занесу, соседский, так сказать.
Вера Павловна посмотрела на него, как на пришельца, и, не найдя слов, ушла, хлопнув дверью. "Пирог он занесёт, — ворчала она, спускаясь в лифт. — Лучше бы тишину занёс".
На следующий день стало хуже. К сверлению прибавился стук молотка, а в обед с потолка Веры что-то капнуло — липкое и белое. Она подставила тазик, но капли продолжали падать, пачкая её любимый ковёр с ворсом.
— Это уже война, — заявила она Мурке, которая высунула морду из-под дивана и жалобно мяукнула.
Вера снова поднялась к Стасу. На этот раз он встретил её с ведром краски в руках и наушниками на шее.
— О, Вера Павловна! Опять ко мне? — он явно забавлялся.
— У меня потолок течёт! — выпалила она. — Вы что, трубы сверлите?
— Да нет, это краска случайно пролилась, — Стас показал на пол, где действительно была лужа. — Я полы вскрывал, ну и… бывает. Не переживай, высохнет!
— Высохнет?! У меня ковёр испорчен, а вы "высохнет"! — Вера повысила голос. — Вы хоть понимаете, что я не обязана терпеть ваш бардак?
— Слушай, не кричи, — Стас нахмурился. — Я же не нарочно. Хочешь, ковёр постираю? У меня машинка есть.
— Машинка у него, — фыркнула Вера. — Вы или шумите меньше, или я в ЖЭК пожалуюсь. Это невыносимо!
Стас закатил глаза, но кивнул.
— Ладно, постараюсь потише. Но ремонт не остановлю, сама понимаешь — жить-то надо.
Вера вернулась домой, чувствуя себя побеждённой. "Потерплю, — решила она. — Но это временно".
Прошла неделя. Шум не утихал. Стас, видимо, решил, что "потише" — это сверлить не в 7 утра, а в 8. Вера перестала выходить на балкон — пыль покрывала её герань, а однажды сверху прилетела стружка прямо в чашку с чаем. Мурка теперь жила под диваном постоянно, отказываясь даже есть на кухне.
Вечером к Вере зашла подруга Тамара — маленькая, но бойкая женщина с вечно растрёпанным пучком.
— Вера, что у тебя за стройка? — спросила она, усаживаясь на диван. — Я думала, дом рушат.
— Это сосед, — вздохнула Вера, разливая чай. — Ремонт у него. Уже неделю терплю, но сил нет. Вчера ковёр залил, сегодня герань чуть не угробил.
— А ты чего молчишь? — Тамара прищурилась. — Надо границы ставить. Он что, царь тут?
— Да я ходила, говорила, — Вера махнула рукой. — Он только ухмыляется и "потерпеть" просит.
— Ну, знаешь, — Тамара отпила чай и хитро улыбнулась. — Если словами не понимает, надо действовать. У меня племянник как-то соседа сверху утихомирил — включил колонки на полную и весь день гонял шансон. Тот через час прибежал договариваться.
Вера задумалась. Идея была абсурдной, но что-то в ней зацепило.
На следующий день Стас начал сверлить в 8:15. Вера дождалась, пока шум наберёт силу, и вытащила из кладовки старое пианино. Она не играла лет двадцать, но помнила пару мелодий. Поставив табурет, она открыла крышку и с размаху ударила по клавишам. Раздался громкий, фальшивый аккорд.
— Так, Мурка, держись, — сказала она кошке и начала долбить "Собачий вальс" — единственное, что помнила наизусть. Ноты шли вкривь и вкось, но громкость была оглушительной.
Через пять минут сверху раздался стук в пол.
— Эй, что там у вас? — крикнул Стас, перегнувшись через перила своего балкона.
— Это я играю! — крикнула Вера в ответ, не прекращая терзать пианино. — У меня хобби такое, по утрам!
— Да ты серьёзно? — Стас спустился к ней через минуту, растрёпанный и с дрелью в руке. — Слушай, это что, месть?
— Нет, это мой ремонт души! — Вера посмотрела на него с вызовом. — Вы сверлите, я играю. Соседское, так сказать.
Стас сначала нахмурился, а потом вдруг расхохотался.
— Ладно, ты выиграла. Давай договоримся: я сверлю только после обеда, а ты пианино убираешь. Идёт?
— И музыку тише, — добавила Вера. — И пыль с моего балкона уберёшь.
— Докажи, что это моя пыль! — возмутился он, но, увидев её взгляд, поднял руки. — Ладно, уберу. Мир?
— Мир, — кивнула Вера.
Через пару дней Стас сдержал слово. Шум начался после двух, музыка стала тише, а на балконе Веры появился веник и записка: "Пыль убрал, пирог в духовке. Зайдёшь?" Вера фыркнула, но любопытство взяло верх. Она поднялась к Стасу.
Дверь открыл он сам, уже без пыльной футболки, а в чистой рубашке. В квартире пахло свежей выпечкой.
— Ну что, Вера Павловна, мирный пирог? — он показал на стол, где стоял румяный пирог с яблоками.
— Только если без сверления по утрам, — ответила она, садясь.
— Обещаю. И знаешь, ты на пианино — это что-то. Может, дуэт запишем? — он подмигнул.
Вера закатила глаза, но улыбнулась. Конфликт закончился, а тишина вернулась — почти. Иногда сверху всё ещё доносился лёгкий стук, но теперь он казался ей не таким уж страшным.
Вечером Тамара зашла снова.
— Ну что, утихомирила? — спросила она, глядя на пирог, который Вера принесла с собой.
— Утихомирила, — кивнула Вера. — И знаешь, он не такой уж и плохой. Просто шумный.
— Вот видишь, — Тамара рассмеялась. — Границы — великая вещь. А пирог ничего, кстати.
Вера улыбнулась. Её балкон снова был чист, герань ожила, а Мурка вылезла из-под дивана. Дом стал её снова, и это было главное.
Читайте еще:
