Ольга нашла старую коробку с документами, перебирая антресоли в квартире родителей. Её мать умерла полгода назад, отец — десять лет назад. Вещи разобраны, но эта коробка долго стояла подальше — "мамина бумажная свалка", как Ольга её называла.
Среди платёжек, писем, медкарт, она наткнулась на странное: два свидетельства о рождении. Одно — её, а второе... на имя Светлана Воронова. Родились в один день, в одном роддоме.
Сначала Ольга не придала значения. Но потом заметила: в свидетельстве Светланы был её номер — тот самый, что всегда значился на медицинских выписках Ольги. Не может быть. Но когда она сравнила копии — заметила: у неё в одном документе указан один номер, в другом — другой. И закралось сомнение.
— Мам, кто такая Света Воронова? — однажды давно спросила она, показав документ. — Да ерунда это, перепутали когда-то, — отмахнулась мать. — В архивах бардак, у тебя всё в порядке.
Теперь, с годами, Ольга смотрела на всё иначе. Она заказала копии архива в ЗАГСе, сделала генетический тест — и он подтвердил невозможное: её мать, Мария Петровна, не была ей родной. А имя биологической матери — Воронова Лариса Сергеевна. Светлана Воронова, та самая, родилась в том же роддоме, но по ошибке детей подменили. Узнать об этом в сорок лет было словно рухнуть в пропасть.
Ольга долго не решалась рассказать мужу.
— Ты чего такая? — спрашивал Алексей за ужином. — С работы уволили, что ли? — Нет, — тихо сказала она. — Я... Я не та, за кого себя считала.
И рассказала. Он молчал, потом просто взял её за руку:
— Ты моя Ольга. Это не меняет ничего. Но если тебе нужно выяснить — выясняй. Я рядом.
Через пару недель ей позвонили. Номер был незнакомый, голос — женский:
— Здравствуйте. Это... Лариса Воронова. Простите, если потревожила. Я узнала... я — ваша биологическая мама.
У Ольги перехватило дыхание. Голос был мягкий, тревожный. Женщина на том конце говорила неуверенно:
— Я искала вас с тех пор, как узнала. Случайно. Мне одна санитарка проговорилась, потом подтвердили. Я сделала тест. Я не хочу вас отнимать... просто хотела... увидеть. Сказать, что я всё эти годы думала о вас.
Ольга долго молчала. Потом ответила:
— Я не знаю, чего хочу. Я просто... не понимаю, как жить с этим.
— Это нормально. Но если решите — я в Петербурге. Вот мой номер. Я подожду столько, сколько нужно.
Ольга положила трубку. Несколько дней не находила себе места. И всё-таки позвонила. Они договорились встретиться в кафе. Ольга пришла заранее и сидела, глядя на дверь. И вот — вошла женщина. Высокая, тонкая, с пронзительными серыми глазами. Взгляд — как у Ольги.
— Ты... совсем как он, — выдохнула Лариса, садясь напротив. — Как твой отец. Он умер давно. Но я хранила его фото, думала — может, когда-нибудь...
Они долго говорили. Лариса рассказала, как тогда, в 1984-м, родила девочку, как показали ей младенца, а через день — другого. Но врачи сказали: ошиблись в номере, "это точно ваша". Сомнения были, но ей не поверили.
— Я всё думала: почему Света не похожа на нас? Почему у неё характер совсем чужой... А потом — привыкли. Но что-то внутри всегда тревожило. Когда нашли вас, я поняла: родное узнаётся с первого взгляда.
Ольга спросила:
— А Света знает?
— Да. Мы ей рассказали. Она... плохо приняла. Сказала, что я предаю её. Что не хочет меня знать. Я не виню её. Но я не могла не попробовать найти тебя.
Ольга пошла домой словно в тумане. Вечером позвонила тётя Вера — сестра Марии Петровны.
— Оленька, — сказала она дрожащим голосом. — Я узнала. Прости. Мы все знали. Маша подозревала, но боялась потерять тебя. Ты стала ей ближе, чем родная кровь. Ты — её дочь. Ты всегда была её.
И Ольга заплакала. Сколько раз она чувствовала, что мама её любит "особенно". Больше, чем положено. Что не обижала даже, когда Ольга была неправа. Что прощала ей больше, чем другим. И теперь понимала — почему. Мама знала. И боялась.
Она сходила на кладбище. Принесла маме цветы. Долго стояла у плиты с её фотографией.
— Мам, — прошептала она. — Ты всё равно — мама. Я тебя не предам.
На следующий день она поехала к Свете. Хотела поговорить. Та открыла с настороженным лицом:
— Привет. Не ожидала, что ты приедешь.
— Я просто… хочу понять. Узнать тебя. Мы же… как бы сёстры. Получается.
Света усмехнулась:
— Смешно. У тебя теперь две мамы, а у меня — никакой.
— Она тебя не бросала. Просто… никто не знал. Это не её вина.
— Ну да, конечно. А у тебя теперь — романтика: биологическая мама, новая семья. А я — ошибка.
— Ты — не ошибка. Мы обе пострадавшие. Просто по-разному.
Света посмотрела на неё долго. Потом кивнула:
— У меня нет сил разбираться. Но… если хочешь — заходи как-нибудь. Без обид. Без слёз.
Ольга кивнула. И ушла. Понимая: отношения с Светой, возможно, никогда не станут тёплыми. Но хотя бы не будут враждебными.
Через пару недель Лариса написала: "Если хочешь, приезжай в гости. Просто увидеть, как я живу. Увидишь своих двоюродных. Только если хочешь".
Ольга поехала. На поезде, с тревогой. Встретили её тепло. В доме было много фотографий, запах печенья, огромный кот, и племянница, семилетняя Маша, обняла Ольгу со словами:
— Тётя Оля, у тебя такие же глаза, как у бабушки!
Они пили чай, смотрели старые альбомы. Один из дядей — брат Ларисы — рассказывал про детство Ларисы и как они вместе ходили в походы. Ольга впервые чувствовала: у неё есть корни — ещё одни. Её приняли без условий. Просто — приняли.
Она осталась на выходные. Съездила с Ларисой в местный парк, где та часто гуляет. Поговорили по душам. Лариса показала свою мастерскую: она делала керамику — чашки, тарелки, подсвечники. Ольга рассматривала всё с замиранием сердца: вдруг в этих узорах — что-то, что от неё?
В воскресенье вечером Лариса подошла к ней на вокзале:
— Спасибо, что приехала. Это много для меня значит.
Ольга обняла её. И впервые сказала:
— Спасибо, мама.
В поезде Ольга достала записную книжку и начала писать: «Я родилась дважды. Один раз — по ошибке, второй — по любви».
Дома она долго думала. Рассказывала мужу, показывала фото. Потом вдруг сказала:
— Как думаешь, мы бы смогли пригласить их всех летом? На дачу?
— Конечно. У тебя теперь большая семья.
Ольга пригласила Ларису с семьёй. На даче было шумно, дети играли в мяч, взрослые жарили овощи на гриле. Свекровь осторожно, но доброжелательно знакомилась с Ларисой. Все понемногу привыкали к новой реальности.
Вечером Ольга достала альбом. Старый. Мамин. Где она — маленькая, с отцом и мамой, в парке, с мороженым. И поняла: чужих матерей не бывает. Бывают те, кто выбрал. И те, кто потерял, но попытался вернуть.
Ольга больше не чувствовала себя чужой. Она просто стала собой.
И теперь у неё было две семьи. И обе — настоящие.