Валентин Петрович просыпался рано — даже слишком. Привычка, оставшаяся ещё со времён завода, где проработал почти 40 лет. Завтракал на кухне, которая давно стала слишком тихой. Даже чайник свистел глухо, как будто знал — никто больше не подбежит со словами: «Забыла! Уже бегу!»
С тех пор как Лидия, его жена, ушла — сначала от него, потом и из жизни — всё стало в полтона тише.
Он держался, как умел. Говорил соседям «нормально всё», сыну по телефону — «да я только с рыбалки вернулся», а сам по вечерам листал старые альбомы и думал, что, наверное, у мужчины старше шестидесяти уже не должно быть сильных желаний. Всё, что было важным, — уже было.
До того самого дня в магазине, когда он увидел женщину в ярком пальто.
Случайный кофе
— Простите, это не тот кофе, — сказал он ей, заметив в её руках упаковку. — Это с добавками. Химия сплошная.
Она посмотрела на него с лёгкой улыбкой.
— А вы — охотник за кофе?
— Скорее, выживший после многих плохих пачек, — усмехнулся он. — Валентин.
— Марина.
Марина. Имя мягкое, но с характером. Оказалось, ей 43, работает в цветочном ларьке, разведена, сыну 14.
Их разговор тогда длился не больше пяти минут, но он запомнил каждый взгляд, каждую паузу. И вышел из магазина с глупой, но совершенно юношеской уверенностью: он хочет увидеть её ещё раз.
Первый чай и неловкое счастье
Он пригласил её на чай через неделю. Марина пришла неуверенно — с собой принесла коробку печенья и пакет яблок.
— Не люблю приходить с пустыми руками, — объяснила она. — Мама так учила.
Он поставил перед ней чашку и впервые за долгое время почувствовал... суету. Настоящую, живую суету. Словно хотел понравиться. Как мальчишка.
Они говорили. Много. О прошлом. О боли. О страхах. Она рассказала, как ночами плачет от одиночества, как боится за сына, который стал замкнутым и резким. Он — как не решился позвонить другу после смерти жены, потому что стыдно было «вот так — со слезами».
Когда Марина ушла, он сел в кресло и понял, что дом уже не кажется таким пустым.
Препятствия
Сначала — соседка на лавочке:
— Ну что, Валя, нашёл себе молоденькую? Не стыдно?
Потом — сын. Алексей, серьёзный, инженер, отец двоих.
— Пап, тебе 60. Ты думаешь, ей просто скучно?
— Я думаю, мне просто не хочется умирать заживо.
Тишина. И обида. Словно отец нарушил какой-то негласный договор: «Ты старый — веди себя как старый».
Признание
В июне Валентин набрался смелости. Он пришёл к Марине, сел рядом на скамеечку у её подъезда.
— Марин, я не поэт, не романтик. Но я хочу, чтобы ты знала — с тех пор, как ты появилась, я начал дышать иначе. И жить тоже.
— Валя, ты хороший. Но ты правда понимаешь, что это не кино? У тебя сын, у меня — подросток, и жизнь — не пирог с вишней.
— Зато можно печь его вместе.
Она рассмеялась. Устало. Но не отвернулась. И не ушла.
Преодоление
Они начали жить вместе в сентябре. Осторожно. Без штампа, без пафоса.
Марина приводила сына к нему — неловкие разговоры, потом совместный ремонт велотренажёра, потом пельмени на троих. Валентин, впервые за много лет, чувствовал, что снова может быть полезным.
Он всё ещё получал косые взгляды соседей, но уже не замечал. Сын приезжал редко, но однажды сам привёз внуков:
— Мам сказал, ты теперь с тётей живёшь. А тётя вкусно печёт! — закричала младшая.
И Валентин понял — он сделал всё правильно.
Счастье не по возрасту
Валентин и Марина поехали к морю в ноябре. Вне сезона. Дул холодный ветер, песок летел в глаза, чайки кричали. Они сидели, укутавшись в один плед, и смотрели на воду.
— Никто не верил, что у нас получится, — сказала она.
— Главное, что мы поверили.
Он взял её за руку. Впервые, без оглядки. И был абсолютно счастлив.
Счастье не имеет возраста. И не обязано быть удобным для других. Иногда самое большое мужество — это позволить себе начать заново.