Авто по случаю

Я всегда считал, что знаю свою семью до мельчайших деталей. Вместе с женой Светланой мы построили, казалось бы, идеальную жизнь: уютная квартира, общий круг друзей, стабильная работа… И наш сын, Илья, был для меня смыслом существования. Но, как оказалось, истина нередко прячется за фасадом привычных будней. Всё началось, когда я случайно нашёл старый дневник Светланы, спрятанный в коробке с документами на чердаке. В нём она писала о своей жизни, мыслях, страхах… и чувствах. Чтение стало для меня откровением: страницы были полны внутренней боли, сомнений, вины — и чего-то ещё...

Когда Катя узнала о беременности, мир перестал быть холодным. Она словно шла по морозу босиком, но внутри что-то пылало — ожидание, надежда, любовь. Витя не прыгал от радости, но и не протестовал. Он смотрел на тест, потом на неё, потом обнял и тихо сказал: — Ну, раз так… значит, справимся. Катя тогда поверила. Она всегда верила словам, сказанным шепотом. Казалось, если человек не орёт, значит, говорит по-настоящему. Ошибалась. На пятом месяце Витя стал задерживаться на работе. На шестом — пропадать на выходные...

Олеся с самого начала знала: Юра — человек с тенью за спиной. В нём жила какая-то невыговоренная боль, которую он прятал за нежностью. Он никогда не был душой компании, не разбрасывался словами, не сыпал шутками. Но он всегда был рядом, когда надо. Молчаливо, надёжно. Он стал для Олеси тёплым пледом после холода прошлых отношений. У него была только одна тема, которую он обходил стороной: Ира — бывшая жена. — Неважно, что было, — говорил он, — важно, что я теперь с тобой. Но Олеся, как женщина, чувствовала: что-то в этой истории не отпущено...

Когда Алина вышла замуж за Игоря, ей казалось, что они победили всё: предвзятость, недоверие, разные семьи, её собственный страх, что он когда-нибудь сдастся. Он был на пять лет младше, почти студент, когда они встретились. Алина уже тогда стояла на ногах. Первое время шептались даже её подруги: — Молодой… бросит… Наиграется. Но он не бросил. Наоборот, стал якорем. Надёжный, спокойный, мягкий, но упрямый в главном — в своей любви к ней. Поженились скромно. Отказались от пышного торжества — копили на квартиру...

Инга Валерьевна жила в кирпичной пятиэтажке на окраине. После пенсии каждый день её стал походить на предыдущий: те же шаги до магазина, те же разговоры с соседками на лавочке. Раньше она жила ради Жени — сына, которого поднимала одна, после того как муж ушёл. И теперь, когда он женился, сердце Инги не находило себе места. Женя с Катей после свадьбы переехали к её родителям — «так удобнее», говорили они. И хотя он обещал навещать Ингу каждую неделю, всё ограничивалось редкими звонками. Она пыталась не обижаться, но в душе росло чувство заброшенности и ненужности...

Алексей Викторович приехал в Залесье в ноябре — не по зову сердца, а по назначению. После развода и десяти лет в городской поликлинике он не верил, что в жизни ещё может быть что-то новое. Он считал себя уставшим. Не одиноким — просто выдохшимся. — Деревня маленькая, люди простые. Поживёшь пару месяцев — и обратно, — говорили коллеги. Он не спорил. Собрал чемодан, купил резиновые сапоги — и поехал. Домик при амбулатории был холодный, старенький. На стенах облупилась краска, а в шкафу кто-то когда-то хранил варенье — до сих пор пахло земляникой...

Валентина Сергеевна жила одна уже почти десять лет. После смерти мужа её будни стали размеренными: сад по выходным, сериал вечером, редкие встречи с подругами. Единственным по-настоящему светлым пятном в её жизни был сын — Павел. Ответственный, спокойный, женился, как она считала, на хорошей девушке. Юлю она приняла не сразу. Та показалась слишком лёгкой, современной, громкой. Но старалась, улыбалась, дарила цветы, приносила пироги. Валентина старалась не быть «той самой свекровью». Проглатывала многое...

Ирина Петровна всю жизнь проработала на заводе. Начинала слесарем, потом стала бригадиром, к концу — мастером участка. Смена, горячий чай, строгий порядок. Такой была вся её жизнь. Она не искала лёгких путей и не ждала подарков от судьбы. Главное — трудись, будь честной и живи «как положено». Дочь, Лена, родилась, когда Ирине было уже за тридцать пять. Поздний ребёнок, выстраданный и долгожданный. Муж ушёл вскоре после рождения, сказав, что «не потянет», и Ирина осталась одна. Работала в три смены, ночами мыла подъезды, копила на курсы, экономила на себе, но дочку старалась одевать красиво...

Валентин Петрович просыпался рано — даже слишком. Привычка, оставшаяся ещё со времён завода, где проработал почти 40 лет. Завтракал на кухне, которая давно стала слишком тихой. Даже чайник свистел глухо, как будто знал — никто больше не подбежит со словами: «Забыла! Уже бегу!» С тех пор как Лидия, его жена, ушла — сначала от него, потом и из жизни — всё стало в полтона тише. Он держался, как умел. Говорил соседям «нормально всё», сыну по телефону — «да я только с рыбалки вернулся», а сам по вечерам...

Когда Людмила Петровна узнала, что её сын Дима с женой Ксюшей стали родителями, она была искренне счастлива. Её внук Артём родился крепким, громким и таким похожим на самого Диму в младенчестве. Но радость быстро сменилась беспокойством — молодая семья казалась ей не готовой к трудностям родительства. Через неделю после выписки Людмила приехала в их двухкомнатную квартиру, полная решимости помочь. Она взяла на себя готовку, стирку и даже ночные кормления, стараясь облегчить жизнь Ксюше. Но уже на третий день воздух в доме стал напряжённым...

Максим вернулся с работы позже обычного. Задержка на совещании, пробки, сломавшийся лифт. В голове вертелся только один вопрос: дотянул ли он до конца недели? Пятница — день, когда мечтаешь о горячем ужине и спокойном вечере. Открыв дверь квартиры, он почувствовал резкий запах алкоголя. Необычно. Он прошёл вглубь квартиры — и замер. В центре комнаты, в кресле, с ногами, сидела Оля. Его жена. Волосы растрёпаны, лицо красное, глаза блестят — в руке бокал, на столе пустая бутылка вина. — Макс! Ты пришёл! — громко воскликнула она, вставая и едва не падая...

— А можно я поживу на даче у твоей тёщи? — спросила Лена, моя младшая сестра, будто речь шла о пледе или старом кресле, а не о личной территории другого человека. Я замолчала. Ответ не пришёл сразу, хотя он был очевиден. Но внутри меня боролись две части: та, что воспитана помогать родным, и та, что уже сталкивалась с последствиями таких "маленьких просьб". Моя мама — человек мягкий, но с твёрдым представлением о порядке. Она приняла мужа и меня с распростёртыми объятиями, но свою дачу — это её личное пространство, её труд, её порядок...