Прошёл год со дня смерти Ванечки. Первые полгода Ворончиха жила на автомате, находясь в шоке после такой утраты, часто плакала, ходила на кладбище, прижимала к себе одежду любимого сыночка. Она в полной мере узнала, что такое душевная боль, и закрылась с ней от всех. Условно, образовалась необъяснимая дыра между прошлым и настоящим. И теперь нужно как-то слепить эти две жизни воедино - прошлую с настоящей. Дни сливались в серую массу, время перестало ощущаться. Как следствие страшной потери, у Верки появилась излишняя раздражительность, которая могла неожиданно взорваться неконтролируемой яростью. И тогда случался грандиозный скандал, с криками, в которых она не могла себя остановить.
После полугода произошло некоторое примирение с действительностью: боль утраты чуть-чуть начала смягчаться. Она медленно возвращалась к обычной жизни, и воспоминания об умершем сыне уже не сопровождались такой сильной душевной болью, как в первые недели. Хотя любое радостное событие Верка пока воспринимала с оговоркой: "Если бы мой сын был жив..."
Постепенно Ворончиха начала находить успокоение в работе. Она с воодушевлением принялась припрятывать товары повышенного спроса в подсобном помещении, чтобы затем продавать их по блату. Особенно это касалось одежды и обуви. На витрине появлялся образец крайнего размера, на который все смотрели и спрашивали, когда появится нужный размер. И он появлялся, но только у нужных людей. Верка чувствовала себя распорядителем чужих радостей и этим наслаждалась.
Сегодня в сельпо заглянула Зинаида. Возле кассы она положила кусок стирального мыла, пакет синьки с баночкой зубного порошка и принялась отсчитывать мелочь. Ворончиха оценивающим взглядом пробежалась по жене Кузьмы Трофимовича. Зинка всегда раздражала её своей беззаботностью и удачливостью. Детей нарожала, поэтому сроду не рабатывала, живёт в достатке, как сыр в масле катается, одевается в городе у сестры или в райцентре, когда муж берёт с собой, благодаря чему в зависимость от Ворончихиного дефицита не попадает. Обиду на жизнь, предоставившую ей - Верке второстепенную роль, она никак внешне не выражала, а лишь умело прятала в себе.
- Посчитай мне ещё упаковку персоли, - вспомнила Зинаида между делом.
- С тебя восемьдесят девять копеек, - нехотя ответила Ворончиха, но при этом ловко завернула покупку в бумагу. Когда аккуратный свёрток лежал на прилавке она вдруг спросила: - Как у Маринки дела? Вертаться не собирается?
- А чего ей вертаться? У Маринки в городе всё хорошо. На работе на хорошем счету, зарабатывает хорошо, деньги на книжку складывает, собралась телевизор покупать, а в прошлом году в техникум на заочное поступила...
- Телевизор говоришь? - переспросила Верка, перебирая в голове какую-то информацию.
- Ну да, Кузьма тоже пообещал купить. Чем мы хуже городских? Кстати, Аннушка в городе тоже не скучает. На будущий год институт заканчивает, но уже в начальство выбилась. Теперь она на фабрике большой человек - в профкоме работает... Дочка осенью в школу пойдёт. Маринка при ней, всё-таки она тогда помогла Анне Григорьевне пристроиться. Держатся друг за друга. Катерина от них не отстаёт. Сынишка у неё уже совсем большим стал... - начала было рассказывать про малыша Зинаида, да тотчас осеклась. Вспомнила Веркиного Ванятку и постигшее её горе...
Глаза Верки сверкнули недобрым огоньком. Она быстро пододвинула покупку ближе к жене директора совхоза.
- Анька здесь всю жизнь подстилкой была, а сейчас, видимо, в городе под кого-то подкладывается. Думаешь, зазря ей хорошее тёплое местечко досталось?
- Ты на что это намекаешь? Уж не на моего ли Кузьму? - сразу заерепенилась Зинаида и раскраснелась, почуяв неладное.
- Речь-то не про Кузьму Трофимовича, а про Аньку. Директор у нас мужчина порядочный! - спохватилась Верка, смекнув, что сказанула лишнего, сразу начала оправдываться. - Слава Богу, что эта стерва в город подалась! Жизни от неё никому не было. Нового учителя из-за неё выгнали, а их и без того в школе всегда не хватает... Слушай, Зина, а тебе случайно кримплена на платье не нужно? Покупала себе, да обойдусь в этот раз. Хочешь взглянуть? - Ворончиха срочно решила исправиться, задобрив важную покупательницу, но про себя склоняла её по всем направлениям.
- Покажи, что там у тебя... - сменив гнев на милость, спросила Зинаида.
Верка быстро дошагала до подсобки и вынесла оттуда отрез модного кримплена божественного голубого цвета.
- Легко стирается, не мнётся, не выцветает, не стесняет движений...
- Беру! Тем более, что мне очень идёт голубой. Сколько с меня? - не задумываясь ответила Зинаида и тут же спрятала кусок модной ткани в сумке.
Верка ехидно улыбнулась. "Всё тебе идёт, старая корова. Хоть в золото оденься, а моложе и красивее всё одно не станешь. Почему одним достаётся всё: и мужик при должности, и денег куры не клюют, а другим ничего..." - подумала Ворончиха, а вслух ответила: - Дороговато правда... - начала она раззадоривать Зинку. - Тридцать пять рублей за отрез...
- Я возьму! Сейчас только до дома сбегаю за деньгами, - стоически приняла вызов Зинаида.
Из всего разговора с женой Кузьмы Трофимовича у Ворончихи засели два момента. Первый, что бывшая соседка стала каким-то важным начальником и второй, что Маринка собралась покупать телевизор. Если первый пункт её, конечно, раздражал, но особо не беспокоил, Анька появлялась в Алькино редко, а как говорится в народе: "С глаз долой - из сердца вон", то вот современный телевизор, а не ящик с увеличительным стеклом перед экраном, давно будоражил её сознание. И ведь она могла стать первой его обладательницей во всём Алькино.
- Нужно всерьёз заняться этим вопросом, - сказала Верка, провожая взглядом ненавистную Зинаиду.
Тем временем в их доме происходили большие перемены. Николай продолжал делать перепланировку дома. В будущем виделся он ему домом на двух хозяев - Андрея и Сергея. Пацаны быстро росли, старшему через четыре года идти в армию, а там незаметно и младшему время подойдёт.
После смерти Ванечки у Верки к старшему Андрею охладела душа. Вбила она себе в голову, что они с отцом виноваты в гибели младшенького. Это Николай с мамашей отпустили малыша на реку, а старший вместо того, чтобы присматривать за братом, занимался своими делами... А вот Серёжку Ворончиха любила. Во-первых, он походил на неё, был совершенно независим и всегда делал то, что хотел именно он, а во-вторых, он был заводилой и постоянно затевал что-нибудь увлекательное: зимой строительство снежной крепости или расчистку катка, а летом тайком таскал брата в кино на взрослый фильм, где киногерои целовались. В довершение всего, в отличие от старшего, Серёжка рос ласковым и общительным. Ну, как такого не любить?
Иринке весной стукнуло шестнадцать. Природа всё для девчонки устроила, наградив её хорошей фигурой, великолепной осанкой, летящей походкой и миловидным личиком, что, конечно же, замечали местные парни. Галина много вложила любви в воспитание внучки. Вот и получилась Иришка с прекрасным сочетанием душевной гармонии и внешней привлекательности. Девушка была не по годам серьёзна, но иногда она производила впечатление ребёнка, который нуждался в бабушкиной любви.
Верка постепенно возвращала в семье утраченные позиции. Казалось, что смерть Ванятки реабилитировала её. Да и покупка телевизора стала большим событием в их доме. Алькино повезло, в райцентре весной построили и запустили телевизионную передающую станцию. Специалисты обещали, что телевизоры, наконец-то, начнут качественно вещать. Николай по вырезке из журнала "Радио" смастерил и устанавливал антенну, хотя кусок провода таковой было сложно назвать. Телевизор принимал пока всего одну программу, но и это было для всех настоящим праздником.
Включала его Ворончиха исключительно вечером и сама же позволяла некоторым односельчанам, которые были к ней особо приближены, приходить его смотреть. Более старшее поколение никак не могло привыкнуть, что люди в ящике разговаривали не с ними. Баба Фима, попав однажды на такой сеанс, поздоровалась с диктором центрального телевидения и тут же начала прихорашиваться. Веркины слова, что мужик в ящике её не видит, были бесполезны, она не поверила, уверяя, что именно ей он посмотрел прямо в глаза...
Сегодня Верка вернулась с работы уставшая и сразу после ужина прилегла отдохнуть, да ненароком уснула. Сначала она спокойно дремала, но после полуночи начала по тихоньку всхлипывать. Увидела Ворончиха сон, будто наяву. К ней в комнату вошла старуха в длинном чёрном платье и в какой-то замысловатой шляпке такого же чёрного цвета. Растрёпанные волосы, выглядывающие из-под шляпки, придавали ей какой-то воинствующий и призрачно-неземной вид. Одной рукой она прикрывала лицо, да так, что невозможно было его разглядеть, а вторую, длинную и костлявую, старуха протягивала к ней. Ворончиху охватил такой страх, что она не осмеливалась взглянуть ей в лицо. От ужаса её буквально парализовало. Затем она услышала детский плач, разрывающий ночную тишину. Неожиданно лицо пришелицы оказалось открытым, а в руке, которая закрывала лицо появился ребёнок.
- Не плачь, Стёпушка! - начала она успокаивать малыша. - Не плачь, родименький! Теперь она плакать будет... - сказала она и захохотала.
Верка посмотрела на призрака. В лице старухи угадывались черты Нины - Стёпиной матери. Ворончиха хотела вытянуть ногу, чтобы пнуть её и убежать, но ни ноги, ни руки её не слушались. Она истошно закричала и проснулась от собственного крика и плача...