Я не очень-то верю в «принцев», которые с первого дня обещают носить тебя на руках, готовить завтраки и укачивать будущего младенца без единого стона. Но мой муж — именно такой «принц» на словах. С самого начала наших отношений, когда только заикнулись о возможном ребёнке, он загорелся идеей стать «идеальным отцом». Говорил, что готов вставать по ночам, отказываться от футбола, носить малыша в слинге и стирать пелёнки. Всё звучало настолько сладко, что у меня внутри зудело подозрение: а сможет ли он действительно отказаться от своего «священного дивана» и вечного листания соцсетей?
Наша семейная жизнь, без учёта темы детей, в целом неплоха. Он не тиран, не скандалист. Просто, скажем так, бытовая пассивность – его штатное состояние. С работы придёт, поест, на диван, телефон в руки — и это его религия, от которой отлучить сложно. Но при разговоре о будущем ребёнке он расплывается в улыбке: «Да ты не переживай, всё возьму на себя. Вставай, отдыхай, а я всё сделаю!» Легко говорить, когда рядом нет никаких кричащих младенцев.
Поэтому однажды мне в голову пришла идея: а не провести ли «тренировку»? Нет, не значит, что я принесла домой чужого малыша. Я решила начать с мелочей: предложила мужу хотя бы чаще вставать раньше, готовить завтрак или помогать с уборкой, изображая, что «мы уже не одни в доме и нуждаемся в его помощи». Мол, это будет мини-тест: если он не может терпеть бытовые хлопоты сейчас, то где гарантия, что осилит их с ребёнком?
Поначалу муж отнёсся к этой затее полушутливо, сказал: «Ну, давай попробуем. Чего не сделаешь ради любимой женщины.» Я предупредила: «Если вдруг не осилим, ничего страшного, но хочу, чтобы мы убедились: твои обещания соответствуют возможностям?» Он важничал: «Да я легко!» — и с довольной миной улёгся спать, пообещав встать завтра пораньше и приготовить омлет.
Наутро я встала, глянула на часы — уже девять, а муж в постели крепко дрыхнет. О каком «встать пораньше» речь? Я его толкнула бережно: «Эй, папаша, у нас “тренировка”!» Он проснулся, пробормотал: «Ой, проспал… сейчас, сейчас.» Встал, пошёл на кухню, но я слышала, как минут через пять он вернулся обратно на диван: «Что-то у меня не получается, сделай сама, пожалуйста?» Я вдохнула, постаралась не кипятиться. Это же только первый день. Но внутри пробежала мысль: «Если с обычным завтраком не справляется, то что будет с постоянным плачем ребёнка ночью?»
Дальше я попросила его после работы зайти в магазин купить продукты. Он согласился. Вечером вернулся без пакетов. На мой вопрос: «Где же продукты?» — развёл руками: «Ой, забыл, прости, на работе зазвонили, я отвлёкся.» Опять же, пустяк, но симптоматичный. Я напомнила: «Ты собирался помогать, как отец будущего младенца, а тут всего лишь магазин, и то не вышло.» Муж прикинулся обиженным: «Ну не преследуй ты меня, я стараюсь, просто пока не привык.»
На третий день, когда я уже думала сдаться и махнуть рукой, случилась яркая сцена. Я, чтобы усилить «эффект тренировки», специально утром включила запись детского плача из интернета, тихо, но навязчиво. Представила, будто в доме плачет младенец, и посмотрела на реакцию мужа. Он пару минут терпел, потом спросил: «Что это за ужасный звук?» Я, с наигранной серьезностью: «Ну, представляй, что это ребёнок. Вот он плачет, и ты говорил, что готов успокаивать. Иди попробуй!» Муж нервно засмеялся: «Это уже перебор, какой ещё звук из ютуба?» Я улыбнулась: «Хочешь – проверь, каково это будет, если малыш орёт без причины?» Он выглядел в шоке: «Слушай, это же только фантазия. Не гоняй меня!» Но я настаивала: «Ты обещал всю заботу взять, так что действуй?»
Муж замолчал, пошёл на кухню. Я слышала, как он там ворчал про «дурь какая-то» и «я же не знал, что так шумно». Потом вернулся, угрюмо сказал: «Выключи, пожалуйста. Это сводит с ума, голова раскалывается.» Я спросила: «А если будет настоящий ребёнок?» — Он пробормотал: «Ну настоящий — другое дело, это же наш малыш…» Но выглядел он неубедительно, сам морщился от звука. Я выключила запись, в душе ощущая победное: «Вот и подтверждается, что обещания дать легко, а терпеть орущего младенца — совсем другое.»
В этот же вечер наши «учения» закончились небольшой ссорой. Он, уставший после работы, опустился на диван, а я «по сценарию» попросила: «Полностью замени мне всю бытовуху, как если бы я сейчас качала ребёнка на руках. Помнишь, ты обещал, что я буду отдыхать, а ты сам всё сделаешь?» Он криво усмехнулся: «Ты серьёзно? Я голоден, на ногах весь день. Зачем мы в это играем?» Я, пользуясь последней каплей терпения, пояснила: «Вот, видишь, ты не готов даже к малому, а заявляешь, что всё возьмёшь на себя. Прости, но я хочу понимать, могу ли я рассчитывать на тебя, если действительно решусь на ребёнка.»
Муж вспыхнул: «А может, я просто боюсь, что у меня не получится? Или что буду выглядеть беспомощно? Не думала об этом? Всё твои проверки только давят на меня!» Я застыла, не ожидая таких слов. Затем ответила тихо: «Я давлю лишь потому, что твои высокие обещания кажутся пустыми. Может, скажешь правду?» Он сорвался: «Правду? Да, я боюсь! Боюсь, что не справлюсь, что буду плохим отцом. Мне проще говорить “всё сделаю”, чем признаться, что трясусь от одной мысли о ребёнке! Вот почему я так реагирую!»
Меня оглушило: я считала, что он просто ленивый или безответственный, а оказывается, он в глубине души убегал от страха провала. Вот и это постоянное «я всё смогу» — лишь маска, чтобы самому поверить в себя. Я смягчилась: «Почему ты не сказал сразу, что боишься?» Муж сел, опустив голову: «Не хотел показаться жалким. Боялся, что ты сочтёшь меня не мужиком, раз я сомневаюсь в собственных силах.»
Я ощутила острую жалость к нему. Отложила весь «спектакль» с тренировками, села рядом, взяла его за руку. Мы молчали, а потом я сказала: «Понимаешь, если мы хотим ребёнка, то можем вместе учиться, учиться у врачей, у курсов для родителей, советоваться с более опытными людьми… Не обязательно, чтобы ты всё сразу умел. Главное, чтобы мы были готовы работать над этим вместе.» Он поднял на меня глаза: «Но я думал, ты хочешь идеала, который всё знает. Я же даже утром еле встаю.» Я улыбнулась: «Я не хочу идеала. Хочу, чтобы ты был честным и старался, а не лгал самому себе.»
Эта простая истина — о честности и общих усилиях — стала для нас откровением. Мы просидели ещё долго, беседуя уже не в тоне претензий, а в доверительном. Муж признался, что, наблюдая за друзьями, которые стали отцами, видит, как те «срываются», «проклинают недосыпы». Он боялся, что и сам окажется «косячным». Я заверила: «Да все “косячат”. Вопрос в том, сможем ли мы вместе выруливать, а не бросать друг друга.»
Наутро, проснувшись, я заметила, что муж встал пораньше, попытался пожарить яичницу. Да, часть подгорела. Но на мой взгляд, это не было похоже на провал, а скорее на проявление искреннего желания. Он посмотрел на меня: «Прости за вчерашний срыв. Я попытаюсь научиться. Правда.» Я улыбнулась, в первый раз почувствовав уверенность: «Мне этого достаточно. Без фальшивых заявлений, что всё идеально. Согласна на “учиться вместе”.»
Я отменила все эти имитации ребёнка, никаких записей плача, никаких дурацких тестов «вот, всё на тебе». Поняла, что без прямого диалога эти игры только умножают обиды. Сейчас же мы просто больше общаемся: спрашиваю, как он представляет себе будущее, чего боится. Он рассказывает о своих комплексах, о том, как в детстве сам терпел жёсткое воспитание и теперь ужасается, что может стать таким же неумелым отцом.
А я слушаю, успокаиваю: «Мы не обязаны быть совершенными родителями. Главное, чтобы ребёнок чувствовал любовь, а мы не стеснялись ошибок и просили друг у друга помощи.» Муж, кажется, по-настоящему расслабляется, перестаёт играть роль «героя», а становится реальным партнёром. И мне вдруг становится тепло: лучше реальное сотрудничество, чем все «сладкие обещания», под которыми скрывался страх.
У нас не наступил какой-то мгновенный «хэппи-энд». Я пока сама не на сто процентов готова сказать: «Заводим ребёнка завтра!» Но теперь я знаю, что мы не врём друг другу. Муж больше не называет себя «идеальным будущим папашей», а вместо этого говорит: «Да, я буду стараться, всё освою. Но мне нужно время, помощь, поддержка.» И это звучит куда убедительнее, чем самые громкие обещания.
Недавно, когда я вечером сидела в интернете, он пришёл с улицы с пакетом продуктов. Сказал: «Решил без напоминаний купить всё нужное. Вот так буду тренироваться.» И я засмеялась, обняв его: «Вот это уже хорошо! Учимся бытовым шагам!» Он улыбнулся смущённо: «Может, через пару месяцев я научусь ещё и готовить нормальный обед, а не только яичницу.» Я посмеялась: «Ну у нас вся жизнь впереди, успеешь.»
Возможно, ещё долго нам придётся преодолевать страхи и учиться взаимодействию. Но главное, что мы осознали: нельзя строить семью на словах «я сам всё возьму на себя», если за ними пустота. Нужны и твёрдые договорённости, и понимание, что оба можем ошибаться, и это нормально. Если однажды мы решим: «Пора ребенку появиться», у нас уже будет не иллюзия идеала, а реальный фундамент взаимоподдержки.
Так что я тихо радуюсь, что нам удалось вскрыть правду до того, как нас бы накрыл настоящий детский плач по ночам. Ведь лучше сейчас признаться: «Я боюсь», — чем в разгар материнства или отцовства всё развалится на ссоры и упрёки. А ещё я поняла, как важно не вести «игры», а говорить прямо о чувствах. Мои задумки с «тренировками» едва не завели нас в тупик — пока муж не раскрыл свою боль.
Сегодня мы вдвоём, сидя на диване, смотрим фильм, а потом муж спрашивает: «Ну что, как думаешь, справимся, если пойдём на этот шаг?» Я улыбаюсь: «Да, думаю, справимся. Не идеально, но вместе.» Он с облегчением вздыхает: «Вот и я так думаю.» И хотя в доме по-прежнему нет никакого младенца, мне уже тепло от того, что мы стали чуть ближе друг к другу и честнее к себе.