Ваня снова врывается в мою жизнь. На этот раз — с новым оружием, вернее, с двумя: своей мамой и моей мамой. Они хитроумно объединились, как будто подписали какой-то пакт, чтобы устроить мне незабываемое «семейное счастье» в формате нелепых встреч и ещё более нелепых уговоров. А у меня, если честно, ни сил, ни желания это терпеть. Но начну по порядку.
Когда я была маленькая, мы с Ваней жили в одном дворе. Тогда он, если честно, уже умудрялся мне портить кровь: в песочнице вечно обижался, что машинка не синяя, а красная, и, если что-то ему не нравилось, тут же вёл свою маму. Его мама была грозой всех детей: могла отчитывать пятилетних, как взросляков. А у меня мама, в свою очередь, всегда утверждала: «Дети сами разберутся». Но, увы, в таких конфликтах я оставалась одна, а Ваня получал себе защиту в лице этой своенравной тётеньки. Прошло лет двадцать с хвостиком, я уже взрослая женщина, мне под тридцать плюс. И вот оказывается, что наши мамы где-то пересеклись на «женской гимнастике» (или как она называется?), разговорились и решили: «А отчего бы детям не пожениться?» Звучит как шутка, но они ведь серьёзно!
Я вообще работаю в маленьком офисе, занимаюсь там кучей бумажной рутины, обожаю ночами читать детективы, а в выходные отсыпаюсь. Мама считает, что раз я «одинока», значит, меня непременно нужно «спасти» и выдать замуж — хоть за кого-нибудь, лишь бы штамп появился в паспорте. Ваня как кандидатура их полностью устраивает: работящий, вроде бы спокойный, давно знакомый. И если бы на этом всё закончилось, я бы, может, отмахнулась. Но нет, мамы решили провернуть схему с неожиданным «семейным чаепитием».
Недавно мама позвонила в девять утра: «Доча, срочно приезжай, нужно обсудить кое-что важное.» Я хоть и подозревала подвох, но всё-таки повелась: подумала, может, со здоровьем у неё что или чего ещё. Приезжаю — а там уже сидит знакомое лицо из детства, сам Ваня, да ещё и его мама. На столе дымится фамильный компот, тот самый пресловутый, сладкий и приторный, как вся эта ситуация. Мне хочется выскочить из-за стола, но мать прижимает меня к стулу: «Сядь, ну поболтайте, вы же не виделись сто лет!» Ну да, волей-неволей я остаюсь.
Пока родители болтают о наших «перспективах», я украдкой осматриваю Ваню. По сути, обычный парень лет тридцати пяти, чуть полноватый, лицо кругловатое, вроде не урод. Но вся его энергетика какая-то… мягко говоря, «детская». Он строит из себя «мужчину в расцвете сил», рассказывает об успехах на работе: «Я, между прочим, начальником склада стал, зарплата ого-го. Купил тумбочку новую», — и смотрит на меня, мол, впечатлена ли? А я не знаю, как реагировать. Тумбочка — это, конечно, круто. Но дальше он зачем-то говорит: «Пока живу с мамой, но это временно, для удобства. Ничего такого.» И тут я осознаю, что всё это как будто рекламная кампания. Я пью тот компот, думая: «Господи, где я и что тут делаю?» К тому же мои мама и его мама радостно улыбаются, выжидающе глядя на нас. Мама такая: «Ой, мы сейчас погуляем часок, пойдем в магазин, а вы вдвоём побудьте, поболтайте!» — и действительно уходят, насильно закрывая за собой дверь. Мило.
Остаёмся мы наедине. Молчание тягучее. Я пытаюсь завести разговор о чём-то нейтральном: «Как твоя кошка? Я слышала, у тебя перс?» Он охотно рассказывает про кошку, потом плавно снова на тему работы: «У нас там складские стеллажи отличные, отечественные, знаешь, я теперь всё время с отчётами, но я парень ответственный.» Сколько раз он употребил слово «ответственный» — не пересчитать. Как будто зубрит характеристику. Я сижу, с трудом скрывая своё раздражение, ведь ясно, что ему поставлено задание — «убедить меня». Я, конечно, не выдерживаю и говорю: «Слушай, ты ведь не обязан мне всё это рассказывать. Я вообще против любых планов наших мам.» Но он смотрит печально, жалуется: «Мне тоже надоело, что меня толкают к женитьбе. Но маме отказывать сложно…» В общем, нет-нет, да и проявляется его старая привычка: позвать маму решать вопрос. Я только вздыхаю.
Мне хватило получаса. Сказала: «Мне пора, дела.» Ушла, не попрощавшись толком. Уже дома звонит мать: «Дочка, ну почему ты ушла так внезапно? Парень обиделся, ведь он хороший!» Я киплю: «Мам, я не пирожное на витрине, чтобы меня вот так предлагать! Это же смешно, мы не в девятнадцатом веке!» Мама начинает стандартную песню: «Ты же не замужем, тебе пора, он надёжный…» Короче, я бросаю трубку.
Сижу злая, мысленно прокручиваю «Почему они так?» И вдруг вспоминаю, как в детстве Ваня со своей мамой пришли в школу разруливать какую-то мелочь о карандаше — и мне тогда было ужасно стыдно, что в седьмом классе кто-то приводит маму. Похоже, он и не изменился. Рассказываю подруге, а она хохочет: «Ну, может, у него теперь карандашей нет, только тумбочка. Так ты могла бы хоть расспросить, не хранит ли он там свою любимую машинку?» Мы вместе смеёмся, но у меня ощущение, что меня запихивают в какую-то нелепую пьесу.
Спустя неделю мама снова настаивает: «У нас намечается семейный ужин, приходи, там и Ваня будет, и его мама. Замечательно посидим!» Я уже готова отключить телефон, но совесть мучает: вдруг у мамы серьёзные намерения устроить что-то вроде «смотрины». Я говорю: «Хорошо, мам, приду, но ненадолго.» Прихожу — действительно, все в сборе. На столе домашний пирог с вишней, выглядит красиво, но вишни с косточками. Я ощущаю, что это символ всего происходящего: внешне милое, а внутри — твёрдые косточки, которые могут сломать зуб.
Начинается этот цирк: шутки про «когда свадьба», намёки, что мы «одногодки» и «знаем друг друга с песочницы». Я сидела, всё терпела, пока не дотерпелась. Вдруг понимаю, что за весь вечер никто не спросил, чего хочу я. Моя мама обсуждает мои «возрастные риски», мама Вани рассказывает, какой он «золото». Он сам кивает, иногда вставляет: «Но я готов к серьёзным отношениям!» И тут я вскакиваю:
«Всё, стоп! Вы меня достали. Ни одна из вас не спросила, чего хочу я, хотите запихнуть нас в эти отношения, будто это выгодная сделка? Ваня, ты вообще мужчина или проект своей мамы? А я — не объект, чтобы меня сватали!»
Моя мама пытается: «Дочка, успокойся…» Но я уже пошла ва-банк: «Нет, я не буду успокаиваться. Мне надоело, что вы пытаетесь командовать моей жизнью, подсовываете мне жениха без моего согласия!» Глаза у всех квадратные, мама Вани в шоке. Сам Ваня покраснел и пробует что-то вякнуть, но я разворачиваюсь и ухожу, не доев вишнёвого пирога.
Выхожу на улицу, осенний воздух пинает мне щеки прохладой. Но я чувствую такую лёгкость, как будто вес трёх слонов свалился с моей спины. «Наконец-то я вырвалась из их домашней засады!» Правда, понимаю, что мама, конечно, будет мне ещё мозг выедать, но сейчас мне всё равно. Заворачиваю к киоску, покупаю кофе навынос и пакет печенья — думаю, зачем мне теперь чужой пирог, если я хочу чего-то своего? Пью горячий кофе, и на сердце теплеет: я, кажется, отстояла право самой решать свою жизнь.
Тут начинает вибрировать телефон, на экране — мама. Молча смотрю, отключаю звук и даю себе слово: номер я, может, и не на совсем, но на ближайшие три дня точно занесу в чёрный список, чтобы не было никакого психического террора. Шагаю дальше под хруст осенних листьев, и внутри у меня уже не злость, а тихая радость.
«Наверное, я всё же встречу кого-нибудь. Только пусть сначала сам позвонит. И уж точно без своей мамы.»
Конец