Эти слова я бросила, как камень в тихий пруд. По лицам моих родственников разбежались волны недоумения, возмущения, злости. Мы сидели в старой квартире моей бабушки, той самой, о которой сейчас шла речь. Трёхкомнатная, в центре города, высокие потолки, лепнина... Настоящее сокровище.
— Света, ты что несёшь? — брат Олег подался вперёд, держа в руках чашку с чаем. — Бабушка всегда говорила, что квартира — это наше общее наследство!
Я усмехнулась. Конечно, говорила. Когда мы все были детьми и приезжали к ней на лето. Когда не было ещё ни болезней, ни бесконечных больниц, ни ночных дежурств, ни...
— Ты не одна внучка, вообще-то! — тётя Марина поддержала своего сына. — Мы все имеем право на долю!
Я обвела взглядом комнату. Родственники. Близкие люди, как принято говорить. Все они собрались здесь, в этой квартире, впервые за последние... сколько? Пять лет? Семь? И только после того, как бабушка скончалась три дня назад.
— А где вы все были, когда бабушка болела? — мой голос звучал спокойно, но внутри всё клокотало. — Когда ей нужен был уход? Когда ей нужно было менять подгузники, кормить с ложечки, давать таблетки по часам?
Тишина. Оглушительная тишина.
— У нас работа... дети... — промямлила двоюродная сестра Катя, теребя дорогой браслет на запястье.
— И у меня работа. И личная жизнь могла бы быть, — я встала, прошлась по комнате, остановилась у окна. — Но последние три года я жила здесь, с бабушкой. Каждый день. Ухаживала за ней. Мыла, кормила, лечила. Одна. Все выходные, все отпуска — здесь. Помните, как я просила помощи? Хотя бы иногда подменить меня?
Олег отвёл взгляд. Тётя Марина уставилась в свою чашку, как будто там плавало что-то необычайно интересное.
— Да ладно тебе, Свет, — попытался разрядить обстановку дядя Паша, — ты всегда была бабушкиной любимицей...
— Любимицей?! — я не выдержала и рассмеялась. — Ты это серьёзно сейчас? Любимица — это когда тебе покупают подарки и балуют. А не когда ты в три часа ночи меняешь постель, потому что человеку стало плохо! Не когда ты каждый день смотришь, как угасает близкий человек, и ничем не можешь помочь!
Слёзы предательски подступили к глазам. Нет, я не буду плакать. Не перед ними.
— Я этого не вынесу, — простонала тётя Марина, закрывая лицо руками. — Она обвиняет нас в том, что мы не любили маму...
— Я не обвиняю, — оборвала я её. — Я констатирую факт. Вас не было рядом. Ни одного из вас. Зато сейчас, когда речь зашла о квартире, вы все здесь.
Олег резко поднялся:
— Слушай, если ты думаешь, что теперь можешь шантажировать нас своим... самопожертвованием, то это низко!
— Самопожертвованием? — у меня перехватило дыхание. — Ты считаешь заботу о родном человеке самопожертвованием?
— Ну хватит! — дядя Паша тоже встал. — Мы приехали не ссориться, а решить вопрос с наследством. По закону...
— По закону, — я достала из сумки папку с документами, — бабушка переписала квартиру на меня полгода назад. Всё официально, заверено нотариусом. Она была в полном сознании и здравой памяти, что подтверждено медицинским освидетельствованием. Так что юридически вопрос закрыт.
Вот теперь в комнате воцарилась настоящая тишина. Мёртвая тишина. Я видела, как на лицах одно за другим сменяются выражения: шок, недоверие, гнев.
— Ты... ты всё спланировала! — Катя указала на меня дрожащим пальцем. — Втёрлась в доверие, манипулировала больным человеком...
— Хватит, — мой голос стал жёстким. — Просто хватит. Бабушка сама приняла это решение. Я её не просила. Знаете, что она сказала? "Света, ты единственная, кто был со мной в трудную минуту. Остальным эта квартира нужна только как кусок недвижимости. А ты любишь её так же, как я. Ты хранишь память нашей семьи".
— Будем оспаривать завещание! — вскочила тётя Марина. — Ты воспользовалась её состоянием!
Я покачала головой.
— Это не завещание. Это дарственная. И да, попробуйте оспорить. У меня есть все медицинские документы, свидетельские показания врачей и соседей. И главное — видеозапись, где бабушка сама объясняет своё решение.
Комната взорвалась возмущёнными голосами. Я стояла посреди этого шторма, и чувствовала странное спокойствие.
— Знаете, — сказала я, когда первая волна криков улеглась, — бабушка всегда говорила: "Самое страшное — это когда деньги делают людей чужими". Я никогда не думала. Но это происходит с нами сейчас.
— Да ты просто... — начал Олег, но я подняла руку.
— Я не выгоняю вас из квартиры. Вы всегда можете приходить сюда. Как раньше. Но она остаётся моей. И я собираюсь жить в ней, хранить семейные альбомы, устраивать семейные праздники... если, конечно, кто-то захочет на них приходить.
Дядя Паша первым направился к выходу.
— Пойдём, Марина. Здесь больше не о чем говорить.
Олег бросил на меня злобный взгляд:
— Ты ещё пожалеешь об этом, Светка. Поверь.
Они уходили один за другим, хлопая дверью. Последней осталась Катя.
— Мы же были как сёстры — сказала она тихо. — Неужели ты не можешь... ну, хотя бы долю какую-то...
Я подошла к книжному шкафу, достала старый фотоальбом.
— Помнишь это? — открыла на странице, где мы с ней, десятилетние, обнимаем бабушку. — Тогда мы действительно были как сёстры. А потом... потом появились другие приоритеты.
Катя опустила глаза:
— Я звонила... иногда.
— Иногда — это слишком редко для семьи, — я закрыла альбом. — Но знаешь, я правда хочу, чтобы вы все возвращались сюда. Не за квартирой — за воспоминаниями. За семьёй.
Она покачала головой:
— После сегодняшнего? Вряд ли.
Когда за ней закрылась дверь, я осталась одна в огромной пустой квартире. Странно, но я совсем не чувствовала триумфа. Только усталость и какую-то глухую боль.
Я прошла в бабушкину комнату, села на краешек кровати. За последние недели похудевшая до невозможности, бабушка казалась такой маленькой на этой кровати. Каждое утро я боялась, что не услышу её дыхания. А теперь... теперь это случилось.
— Знаешь, ба — сказала я в пустоту, — иногда мне кажется, что квартира того не стоит. Что лучше бы она досталась им, а ты осталась бы со мной.
На стене тикали старые часы — единственный звук в опустевшем доме. Я подошла к окну. С пятого этажа был виден почти весь город. Новостройки на окраине. Старый парк. Река, извивающаяся серебристой лентой. Бабушка любила сидеть здесь часами, особенно в последнее время.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Олега:
"Мы еще поговорим об этом. Подумай хорошенько".
Я вздохнула и отложила телефон. Как будто я не думала об этом каждый день последние полгода! Как будто не мучилась, не сомневалась, не плакала по ночам...
Бабушка приняла решение сама. После очередного дня, когда никто из родственников даже не позвонил поздравить её с днём рождения. Я тогда принесла торт, свечи, мы сидели вдвоём в этой огромной квартире.
— Света, — сказала она вдруг, — я хочу, чтобы квартира осталась тебе.
— Ба, не говори так, — отмахнулась я. — Ты ещё нас всех переживёшь.
— Нет, — она покачала головой с той особенной решимостью, которую я так хорошо знала. — Я всё решила. Завтра вызовем нотариуса.
Я пыталась отговорить её. Правда пыталась! Говорила, что остальные не поймут. Что будет скандал. Что мы поссоримся...
— А где они все сейчас, Светочка? Где?
И что я могла ответить?
Звонок в дверь раздался, когда уже стемнело. Я вздрогнула — неужели кто-то из родственников вернулся? Может, Катя решила попробовать ещё раз?
На пороге стоял мужчина средних лет с папкой документов.
— Светлана Игоревна? — спросил он официальным тоном. — Меня зовут Виктор Сергеевич, я представляю интересы строительной компании "Новый горизонт".
Я напряглась.
— Чем обязана?
— Наша компания приобретает недвижимость в этом районе для реализации нового проекта, — он протянул мне глянцевый буклет. — Мы готовы предложить вам очень выгодные условия за вашу квартиру.
Я взяла буклет машинально. На обложке красовался проект огромного жилого комплекса. Стеклянные башни, модные ландшафтные решения...
— Откуда вы узнали, что квартира теперь моя? — спросила я подозрительно. — Документы только недавно оформлены.
Мужчина улыбнулся дежурной улыбкой:
— У нас есть свои источники информации. Мы мониторим все интересующие нас объекты. И, кстати, должен заметить, что предложение ограничено по времени. Такую сумму, — он написал что-то на листке и протянул мне, — мы готовы предложить только сейчас, до начала активной фазы строительства.
Я посмотрела на цифру и невольно присвистнула. Это были очень, очень большие деньги.
— Нам известно, что в прошлом году вы отказали другим потенциальным покупателям, — продолжил Виктор Сергеевич. — Но наше предложение вне конкуренции. На эти деньги вы сможете купить новую современную квартиру и ещё останется...
— Подождите, — перебила я его. — Какие покупатели в прошлом году?
Мужчина на секунду замялся.
— Разве вы не знали? К вашей бабушке обращалась компания "СтройИнвест" с предложением о покупке. Она отказалась, насколько мне известно.
Я покачала головой. Бабушка ничего не говорила мне об этом.
— В любом случае, — я вернула ему листок с цифрой, — эта квартира не продаётся.
— Подумайте хорошенько, — он вложил листок обратно мне в руку. — Позвоните, когда решите. Здание всё равно пойдёт под снос в ближайшие годы. Весь квартал расселяют.
Когда за ним закрылась дверь, я прислонилась к стене, чувствуя, как дрожат колени. Под снос? Весь квартал? Неужели бабушка знала об этом, когда переписывала квартиру на меня? Получается, она подарила мне не сокровище, а... проблему?
Я вернулась в гостиную, села в старое кресло и развернула буклет. "Новый горизонт" — многофункциональный жилой комплекс премиум-класса... Посреди знакомых улиц громоздились футуристические здания из стекла и бетона. Ни следа от старых домов с историей, от уютных двориков, от лип, которые помнят ещё моё детство.
Телефон снова завибрировал. На этот раз сообщение от неизвестного номера:
"Светлана, это Виктор из 'Нового горизонта'. Подумайте о нашем предложении. Многие ваши соседи уже согласились. Промедление только снизит стоимость".
Я отложила телефон и подошла к окну. Город мерцал огнями, такой знакомый и вдруг ставший чужим. Что-то здесь не складывалось. Что-то...
Внезапно меня осенило. Я бросилась к телефону, набрала номер Олега. Он ответил после пятого гудка, голос звучал настороженно:
— Что тебе нужно?
— Олег, к тебе не обращались из строительной компании? "Новый горизонт" или что-то в этом роде?
Пауза была достаточно долгой, чтобы я поняла: обращались.
— При чём тут это? — наконец ответил он.
— Они только что были у меня. Предлагали купить квартиру. За очень большие деньги.
— И что?
— Олег, ты знал, что весь квартал идёт под снос? Ещё до того, как мы сегодня собрались?
Снова пауза.
— Слушай, Светка, — его голос вдруг стал усталым, — давай не по телефону. Приезжай завтра ко мне, поговорим.
Я положила трубку и медленно опустилась на диван. Кажется, история с наследством только начиналась, и она была гораздо сложнее, чем я думала.
А на столе лежал листок с цифрой, которая могла изменить мою жизнь. Вот только в какую сторону?
Я приехала к Олегу на следующий день. Его квартира была уютной, немного захламлённой, с фотографиями семьи на стенах.
Олег молча налил мне кофе. Сел напротив и вздохнул:
— Ладно, давай без прелюдий. Да, я знал о планах строительной компании. Они вышли на меня ещё полгода назад. Бабушка была жива.
— И ты ничего мне не сказал? — спросила я.
— Бабушка знала, — он отвёл взгляд. — Я ей рассказал. Она сказала, что не хочет продавать квартиру, потому что… — он запнулся.
— Потому что что?
— Потому что там вся её жизнь. И твоя тоже.
— Но ты же сегодня собрал всех, чтобы оспорить дарственную. Значит, тебе всё-таки нужны деньги?
Олег провёл рукой по лицу.
— Не всё так просто, Света. Компания давит. Они уже выкупили большую часть домов в квартале. Тех, кто сопротивляется, начинают «обрабатывать» — то налоговая проверка, то внезапные проблемы с коммуникациями, то угрозы. Я хотел… — он замолчал, потом резко поднял на меня глаза. — Я хотел, чтобы мы продали квартиру вместе, пока нам предлагают хорошие деньги. Потому что потом они просто задавят поодиночке.
Я откинулась на спинку стула, осознавая масштаб махинаций.
— Так вот почему ты так рвался за наследством…
— Не только, — он резко встал, подошёл к окну. — Я знал, что бабушка оставит квартиру тебе. И знал, что ты не захочешь продавать. Но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
В его голосе прозвучала искренность, от которой у меня сжалось сердце.
— Что будем делать? — спросила я тихо.
Олег повернулся:
— Есть два варианта. Либо мы продаём и делим деньги, либо…
— Либо?
— Либо мы сопротивляемся. Вместе.
Я задумалась. Квартира… Бабушкины воспоминания, наше детство, её последние дни. Продать — значит предать всё это. Но бороться в одиночку против системы — безумие.
— А если… — я медленно подняла голову, — если мы найдём способ сохранить дом?
Олег удивлённо поднял бровь:
— Как?
— Этот район — историческая застройка. Если мы докажем, что дом имеет архитектурную ценность, его могут включить в список памятников. Тогда снос будет невозможен.
Олег замер, потом неожиданно улыбнулся:
— Ты гений.
— Нет, — я покачала головой. — Просто я действительно люблю этот дом.
Прошло три месяца
За это время мы с Олегом собрали документы, подключили историков архитектуры, написали петицию. Нашлись и другие жильцы, не желавшие покидать свои дома.
Сегодня пришёл ответ из мэрии: дом включён в список объектов культурного наследия. Снос отменён.
Я стою у окна в бабушкиной квартире, смотрю на знакомые липы во дворе. Олег обещал зайти вечером — мы будем праздновать.
На столе лежит старый фотоальбом, открытый на странице, где мы все вместе — бабушка, я, Олег, Катя, тётя Марина. Может быть, со временем они тоже вернутся сюда. Не за деньгами. А за тем, что действительно важно.
Я беру чашку с чаем, прижимаюсь плечом к оконному стеклу и улыбаюсь.
— Бабуля. Всё получилось.
За окном шумят листья. Как будто кто-то шепчет в ответ.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
