Стук в дверь застал Ирину врасплох. Она как раз закончила перебирать старые альбомы и теперь вытирала пыль с полок. Вечер вторника — странное время для визитов.
— Иду! — крикнула она, поправляя волосы и снимая фартук.
Олег стоял на пороге не один. Рядом с ним — молодая женщина, лет тридцати, с аккуратной стрижкой и тонкими чертами лица. Ирина сразу всё поняла. Догадывалась и раньше. Слухи до неё доходили, но одно дело — слухи, другое — вот так, лицом к лицу.
— Мы можем войти? — спросил Олег таким тоном, будто пришёл к чужим.
Ирина молча отступила в сторону. Всё происходящее казалось нелепым сном. В своей же прихожей она почувствовала себя гостьей.
Они прошли в гостиную. Эта комната помнила столько всего: дни рождения Павлика, Новые годы, воскресные завтраки. А теперь Олег сидел здесь с другой женщиной. И дело было не в ревности — то чувство давно угасло. Дело было... в неправильности происходящего.
— Лена, это Ирина, — представил её Олег, словно они были на светском приёме.
Лена кивнула, не глядя в глаза.
— Ира, нам нужно поговорить о доме, — начал Олег.
Что-то в его интонации насторожило Ирину. Она села на край дивана, где прожила двадцать пять лет своей жизни.
— В этом доме теперь будут жить мои дети, — продолжил он с пугающим спокойствием. — А ты можешь убираться.
Слова повисли в воздухе, как дым от разорвавшейся гранаты.
— Что? — только и смогла выдавить из себя Ирина.
— Дети, Ира. У нас с Леной будет семья. Здесь хорошая школа, парк рядом. Дом идеально подходит.
— Но... это мой дом.
— Вообще-то, нет. — Олег достал из портфеля бумаги. — Я проверил все документы. Дом оформлен на меня. Всегда был оформлен на меня.
Ирина ощутила подступающую тошноту. Она хотела что-то сказать, но горло сдавило. Она помнила, как они выбирали этот дом. Как планировали каждую комнату. Как сажали вишню под окнами. Тогда ей и в голову не пришло проверять, на кого оформлены бумаги.
— Ты не можешь так поступить, — её голос дрожал.
— Могу, Ира. И поступаю. На всё про всё у тебя неделя.
Лена наконец подняла глаза и посмотрела на Ирину — не со злорадством, а с каким-то странным, почти извиняющимся выражением. А потом отвела взгляд, будто ей было неловко.
— Двадцать пять лет, — прошептала Ирина. — Двадцать пять лет я прожила здесь. Вырастила твоего сына. А теперь...
— Теперь всё изменилось, — отрезал Олег. — У тебя неделя. Ключи оставь на столе, когда будешь уходить.
Он поднялся, Лена последовала за ним. В дверях он обернулся:
— И да, даже не думай ничего забирать, кроме личных вещей. Мебель остаётся.
Ирина не ответила. Она сидела, глядя на свои руки, будто видела их впервые. Она слышала, как хлопнула входная дверь. Как завелся мотор. Как машина уехала.
А она всё сидела.
Ночь у Нины
Нина открыла дверь и замерла. На пороге стояла Ирина — с небольшим чемоданом и сумкой через плечо. Её глаза были красными, но сухими.
— Можно к тебе? — голос звучал так тихо, что Нина едва расслышала.
— Что случилось? — Нина втянула подругу в квартиру. — Господи, на тебе лица нет!
Ирина не ответила. Просто прошла в комнату и опустилась на диван, не снимая плаща. Чемодан остался у входа, сумка соскользнула с плеча и упала на пол. Замок расстегнулся, и что-то выпало — альбом с фотографиями.
— Чаю? — Нина суетилась вокруг. — Или может... у меня коньяк есть. Будешь?
Ирина покачала головой.
— Ты меня пугаешь, — Нина села рядом. — Что-то с Павликом?
— Нет, — наконец произнесла Ирина. — С Павликом всё хорошо.
Она повернула голову к окну. За стеклом мигали фонари, проезжали машины, шли по своим делам люди. Мир продолжал существовать, хотя её собственный разлетелся на осколки.
— Олег выгоняет меня из дома.
Нина ахнула, прикрыв рот ладонью.
— Как выгоняет? Он что, с ума сошёл?
— У него новая жизнь. Новая жена. Скоро будут дети.
— И что? При чём тут ваш дом?
Ирина сняла наконец плащ. Под ним был домашний халат — она даже не переоделась.
— Оказывается, дом всегда был оформлен на него. Я и не знала. Не интересовалась. Думала, какая разница? Муж и жена — одна сатана.
Она усмехнулась, но глаза оставались потухшими.
Нина заваривала чай на кухне, что-то говорила о юристах, о законах, о том, что так нельзя. Ирина не слушала. Она смотрела на своё отражение в чёрном оконном стекле. Кто эта женщина? Почему она позволила загнать себя в угол?
— А ты его любила? — вдруг спросила Нина, ставя перед ней чашку.
Ирина задумалась. Когда-то — да. Потом была привычка. Потом — долг. Общий быт. Общий сын. Общие планы. Любовь... она даже не помнила, когда это чувство ушло.
— Любила, — твёрдо ответила она. — И дом любила. И жизнь свою.
Чай остывал, а Ирина всё сидела, не шелохнувшись. В голове крутились обрывки мыслей. Куда идти? Что делать? Как жить дальше? Пятьдесят два года. Слишком поздно начинать с нуля. Слишком поздно...
Вдруг она вспомнила свою мать. Та овдовела в сорок девять, похоронила мужа, вырастила детей, нашла в себе силы жить дальше. А она? Неужели она слабее?
— Постелю тебе здесь, — Нина принесла постельное бельё. — Завтра всё обдумаем. Не сдавайся, слышишь? Он не имеет права так с тобой поступать.
Ирина кивнула, но в глубине души знала — имеет. По закону — имеет. А её право...её право было написано только на сердце. Не на бумаге.
Ночью она не сомкнула глаз. Смотрела в потолок, слушала, как тикают часы. А перед глазами стоял их дом. Дом, который она убирала, в котором готовила, который наполняла своим теплом. Дом, из которого её теперь выставили, как ненужную вещь.
В предрассветных сумерках пришла мысль позвонить сыну. Но она отогнала её. Пусть поспит. Завтра она найдёт нужные слова. Завтра. А пока надо просто дожить до рассвета.
Сын
Павел примчался сразу, как только узнал. Влетел в квартиру Нины, даже не сняв куртку, и застыл в дверях кухни, где за столом сидела мать. Под глазами тени. Волосы, обычно аккуратно уложенные, висели безжизненными прядями. Пальцы теребили край салфетки.
Такой он её никогда не видел.
— Мам, — только и смог сказать он, опускаясь на соседний стул.
Ирина слабо улыбнулась:
— Прости, что потревожила. У тебя, наверное, дела...
— Да какие дела?! — Павел стукнул ладонью по столу так, что подпрыгнули чашки. — Я тебе тысячу раз говорил — не верь ему! Как только они расписались, нужно было сразу действовать!
— Паша, — впервые в голосе Ирины появилась твёрдость. — Не кричи.
Нина бесшумно вышла из кухни, оставив их одних.
— А что теперь? — спросил он тише. — Куда ты пойдёшь?
Ирина пожала плечами:
— Не знаю. Может, у Нины поживу. Может, комнату сниму. Посмотрим.
— Комнату? — Павел вскочил. — Мам, там твой дом! Ты всю жизнь...
— Нет, Паша. Там мебель моя. Вещи мои. Но дом — не мой. Никогда не был.
Она произнесла это так спокойно, что Павлу стало не по себе. Это была не его мать — сильная, уверенная в себе женщина, которая всегда знала, что делать. Перед ним сидела потерянная, сломленная женщина, смирившаяся с несправедливостью.
— Я не понимаю, — Павел сел обратно. — Как ты можешь так просто сдаться?
— А что я могу? — Ирина впервые посмотрела ему прямо в глаза. — Закон на его стороне. Дом записан на него.
— Послушай, — Павел взял её руки в свои. — Ты вложила в этот дом душу. Двадцать пять лет вы жили вместе. По закону тебе положена часть имущества при разводе.
— Это было давно, сынок. Мы развелись три года назад. Я не подавала на раздел имущества тогда. Думала, зачем? Он же не претендует на дом. Мы договорились... — её голос дрогнул.
Павел смотрел на её руки. Сколько он себя помнил, эти руки всегда были в работе. Готовили, стирали, гладили, высаживали цветы, красили заборы. Это она настояла на покупке того дома, хотя он был полуразрушен. Это она превратила его в уютное гнездо.
— Мам, поехали ко мне, — вдруг решительно сказал он. — У нас с Катей места полно.
— Нет, — она мягко, но твёрдо высвободила руки. — Спасибо, сынок, но нет. У вас своя жизнь. Катя беременна. Ей не нужна свекровь под боком.
— Мама, — Павел вдруг как будто повзрослел на десять лет. — Запомни: ты не одна. Я тебе помогу. Мы справимся.
Ирина посмотрела на сына. Как он вырос. Когда успел? Вчера ещё был мальчишкой, а сегодня сидит напротив — взрослый мужчина с решительным взглядом.
— Сынок, я даже не знаю, с чего начать...
— С документов, — твёрдо сказал Павел. — Поехали домой. То есть... в тот дом. Пока он не сменил замки. Нам нужны все бумаги, все квитанции, все доказательства, что ты вкладывалась в этот дом.
— Но он не разрешил брать ничего, кроме личных вещей...
— А мы не будем спрашивать разрешения, — в глазах Павла вспыхнул огонёк, такой знакомый. Такой... её. — Это ещё и мой дом тоже. И моё право — помочь матери.
И впервые за эти дни Ирина почувствовала, как внутри теплеет крошечная искра надежды.
Воспоминания и доказательства
Старенький «Фольксваген» Павла остановился возле дома. Ирина замерла, не решаясь выйти. Она не была здесь всего три дня, а казалось — вечность.
— Его машины нет, — заметил Павел. — Давай быстрее.
Они вошли через заднюю дверь — ключи у Ирины всё ещё были. В доме стояла странная тишина, словно он затаился, прислушиваясь к чужим шагам.
— Начнём с документов, — Павел был сосредоточен. — Где ты их хранила?
— В кабинете, в секретере, — голос Ирины дрогнул.
Они поднялись на второй этаж. Кабинет встретил их идеальным порядком. Чересчур идеальным.
— Здесь уже кто-то был, — Ирина обвела комнату взглядом. — Всё не так лежит.
Секретер оказался пуст.
— Забрал, — Павел сжал кулаки. — Он всё предусмотрел.
Ирина медленно опустилась в кресло. То самое, откуда она двадцать пять лет помогала сыну с уроками. Пальцы автоматически нащупали потёртость на подлокотнике.
— Мам, нам нужно найти доказательства, что ты вкладывалась в этот дом, — Павел выдвигал ящики стола. — Квитанции, чеки... Что-нибудь.
— Зачем? — Ирина смотрела в окно на старую вишню. — Дом всё равно его.
— Перестань, — Павел подошёл к ней. — Тебе по закону положена компенсация. Докажем, что ты покупала материалы, оплачивала ремонт, и он должен будет...
— Чеки я не хранила, — перебила Ирина. — Но, может, остались старые альбомы? В них фотографии ремонта.
Они спустились в гостиную. Книжный шкаф был приоткрыт, но альбомы стояли на месте. Видимо, Олег не придал им значения.
— Смотри, — Ирина открыла потрёпанный альбом.
На пожелтевших снимках молодая Ирина с кудрявыми волосами и Олег, ещё без седины, стояли на фоне разрушенного дома. Следующее фото — она замешивает цемент. Он укладывает кирпичи. Вот они вставляют окна. Вот красят стены.
— Ты помнишь? — Ирина провела пальцем по фотографии. — Нам так денег не хватало. Ты был совсем маленький. Мама сидела с тобой, а мы с отцом работали как проклятые.
Павел внимательно рассматривал снимки, будто видел их впервые.
— Погоди-ка, — он достал телефон и начал фотографировать страницы. — Это же доказательство твоего участия в строительстве.
Они просмотрели все альбомы. Нашли старую сберкнижку, где были записи о снятии денег «на стройматериалы». Обнаружили на чердаке коробку со старыми документами, среди которых оказались заявления на отпуск «в связи с ремонтом». Всё это время Ирина молчала, погружённая в воспоминания.
— Смотри! — воскликнул вдруг Павел, доставая из-под стопки бумаг маленький блокнот. — Это что?
Ирина взяла его в руки и замерла. Это был её дневник расходов, который она вела первые десять лет их жизни в доме.
«2 мая. Плитка для ванной — 18 тысяч».
«10 июня. Обои для гостиной — 6 тысяч, клей — 400».
«25 августа. Краска для забора — 3 тысячи».
Записи шли одна за другой. Каждая копейка, потраченная на дом, была аккуратно записана её рукой.
— Мам, — голос Павла звенел от волнения. — Ты понимаешь, что это значит? Это же чёрным по белому доказательство твоего финансового участия!
Ирина смотрела на блокнот, и в её глазах загорался огонь. Она вспомнила, как экономила на всём, отказывала себе в новой одежде, чтобы купить материалы для дома. Как таскала кирпичи вместе с Олегом. Как сажала эту чёртову вишню под окном.
— Я сделала этот дом, — сказала она вдруг, и в её голосе зазвучала сталь. — Своими руками. Своим горбом. И он думает, что может просто так меня выставить?
Павел смотрел на мать, не веря своим глазам. Она словно выросла на несколько сантиметров. Расправила плечи. В глазах появился знакомый блеск — тот самый, которого он не видел с момента их встречи у Нины.
— Собирай всё, — Ирина захлопнула блокнот. — Мы идём к юристу.
Правда в суде
Ирина одёрнула пиджак, который купила специально для суда. Руки дрожали. Три месяца подготовки, бессонных ночей, разговоров с юристом — и вот она здесь.
— Не трясись ты так, — шепнул Павел, сжимая её ладонь. — Всё будет хорошо.
Но как не трястись? Олег сидел через проход, самоуверенный, с дорогим адвокатом. Даже не смотрел в её сторону, будто её и не существовало.
Когда вошла судья — немолодая женщина с усталым взглядом — в зале повисла тишина.
— Гражданское дело по иску Климовой к Климову, — сухо объявила она.
Всё завертелось как в тумане. Адвокат Олега говорил о праве собственности, о том, что истица не предъявляла претензий при разводе. Её юрист представлял доказательства — фотографии, записи расходов.
— Ваша честь, — неожиданно громко и чётко сказала Ирина, когда ей дали слово. — Я не юрист. Я просто женщина, которая двадцать пять лет вкладывала душу и деньги в дом. Я не знала законов. Я верила мужу.
И в наступившей тишине она рассказала, как экономила на всём, чтобы купить стройматериалы. Как сама красила стены. Как сажала деревья.
Потом выступал Павел. Нина. Соседи. Прораб, который помнил, как «эта женщина сама таскала кирпичи».
В какой-то момент Ирина поймала взгляд Лены, сидевшей в последних рядах. Странно, но в её глазах не было злости — скорее, растерянность.
— Суд удаляется для принятия решения, — объявила судья.
В коридоре Павел обнял мать:
— Что бы ни случилось, ты уже победила. Ты вернула себе уверенность.
Неожиданно к ним подошла Лена с бутылкой воды:
— Выпейте. Вам нужно.
Когда их позвали обратно, сердце Ирины колотилось как сумасшедшее. Судья зачитывала решение монотонным голосом:
— ...Обязать ответчика выплатить истице компенсацию в размере сорока процентов от рыночной стоимости недвижимого имущества...
Ирина не сразу поняла. Она смотрела перед собой, а в голове крутилось: «Я не зря жила эти годы».
Олег сидел неподвижно, опустив глаза. Когда он поднял взгляд, Ирина поразилась — перед ней был не тот самоуверенный мужчина, а растерянный человек, впервые столкнувшийся с последствиями своих поступков.
— Мы справились, мама, — шепнул Павел.
Но Ирина не чувствовала триумфа — только облегчение. Будто тяжёлый камень наконец свалился с души.
Неожиданное решение
Коридор суда гудел как улей. Их юрист пожимал руки, поздравлял, говорил о сроках выплаты компенсации. Ирина кивала, но мысли её были далеко.
— Можно посовещаться с клиентом? — адвокат Олега появился рядом с ними. — Есть предложение.
Они прошли в маленькую совещательную комнату. Олег уже ждал там, сидя за столом и нервно постукивая пальцами. Когда Ирина вошла, он поднял глаза, но тут же отвёл взгляд.
— Госпожа Климова, — начал адвокат, — мой клиент хотел бы предложить альтернативу. Вместо выплаты компенсации — продажа дома и раздел вырученных средств.
Ирина замерла. Такой вариант они с юристом не обсуждали.
— Почему? — спросила она, глядя не на адвоката, а на Олега.
Тот наконец поднял глаза.
— Лена не хочет жить в этом доме, — сказал он тихо. — После всего, что она узнала сегодня. Говорит, не сможет там находиться. И я... я тоже, наверное.
— Олег, — вмешался его адвокат, — не нужно вдаваться в детали. Просто скажите, вы согласны продать дом?
— Да, — Олег смотрел прямо на Ирину. — Прости. Я поступил... неправильно.
Извинение, которого она не ждала. Не требовала. Но почему-то именно оно вдруг сняло тяжесть с души.
— Нам нужно посовещаться, — сказал юрист Ирины. — Мы сообщим о своём решении.
Они вышли из комнаты. Павел был в ярости.
— Ничего продавать не будем! Пусть выплачивает компенсацию, как суд постановил!
— Паша, — Ирина положила руку ему на плечо. — Давай всё-таки подумаем.
Их юрист взвешивал за и против.
— При продаже вы можете получить больше. Цены на недвижимость растут. С другой стороны, процесс затянется.
Ирина стояла у окна и смотрела на улицу. Мимо шли люди — каждый со своими проблемами, радостями, надеждами.
Она вспомнила тот день, когда они с Олегом впервые увидели этот дом. Он был старый, обветшалый, с провалившейся местами крышей. Но у него был характер. Она тогда сказала: «Мы вдохнём в него новую жизнь».
И они вдохнули. Двадцать пять лет жизни отдали этому дому. А теперь что? Делить. Продавать. Торговаться.
— Я согласна на продажу, — вдруг сказала она.
— Мама! — воскликнул Павел. — Ты уверена?
— Да, — она повернулась к ним. — Но у меня есть условие.
Они вернулись в комнату, где ждал Олег с адвокатом. Ирина села напротив бывшего мужа и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я согласна, — сказала она спокойно. — При одном условии. Я не возьму ни копейки из вырученных денег.
— Что?! — воскликнули одновременно Павел и юрист.
Олег непонимающе смотрел на неё.
— Ты о чём?
— Продавайте дом, — повторила Ирина. — Все деньги от продажи — твои. Забирай всё.
— Ирина Сергеевна, — её юрист был в шоке, — вы понимаете, что отказываетесь от весьма значительной суммы?
— Понимаю, — кивнула она. — И я приняла решение.
— Но зачем? — Олег ничего не понимал.
Ирина улыбнулась. Впервые за долгое время — искренне.
— Я боролась не за деньги, Олег. Я боролась за свою жизнь, за своё достоинство. За то, чтобы доказать — я тоже часть того дома. Я это доказала. Суд подтвердил.
— Но мама... — начал Павел.
— Тише, сынок, — она взяла его за руку. — Я знаю, что делаю.
— Послушайте... — адвокат Олега был не менее ошарашен, чем все остальные.
— Просто продайте дом, — Ирина встала. — И начните новую жизнь, Олег. С Леной, с детьми. Но помни: этот дом никогда не был только твоим.
И она вышла из комнаты, чувствуя, как плечи расправляются, а походка становится легче. Впервые за долгие месяцы она дышала полной грудью.
Павел догнал её у выхода:
— Ты всё отдаёшь ему? Просто так? После всего, что он сделал?
Ирина улыбнулась сыну.
— Я ничего не отдаю ему, Паша. Я освобождаюсь от прошлого. От обид. От горечи. Мне не нужны его деньги. Мне нужна только моя жизнь. А она у меня есть.
Олег стоял в дверях здания суда и смотрел им вслед. В его глазах читалось что-то, чего Ирина никогда прежде не видела — уважение.
Свой дом
Весеннее солнце пригревало спину. Ирина аккуратно рыхлила землю вокруг только что посаженных тюльпанов. Маленький дворик перед её новым домом постепенно оживал — зазеленела трава, набухли почки на яблоне.
Домик был небольшой — всего две комнаты да кухня, но ей хватало. Окраина города, тихая улочка. Павел помог с первым взносом, остальное она выплачивала из своей пенсии. Скромно, но своё.
— Бабуля! Бабуля! — из-за калитки показалась кудрявая голова. — Гляди, что я тебе принёс!
Пятилетний Мишка, сын Павла и Кати, протянул ей букет одуванчиков. Ирина улыбнулась:
— Какая красота! Сейчас мы их в вазочку поставим.
Она отряхнула руки от земли и взяла внука за плечо. В доме пахло пирогами — утром она замесила тесто. Знала, что семья приедет.
— Мам, ты опять с утра паришься, — Павел внёс сумки с продуктами. — Мы же договаривались — ты отдыхаешь.
— Какой отдых, сынок, — отмахнулась Ирина. — Мне только дай разлениться — совсем раскисну.
На столе уже стояли чашки, блюдца с вареньем, нарезанный торт. Ирина жестом пригласила всех садиться.
— Ну, как продвигается ремонт? — спросила она, разливая чай.
Павел с Катей купили квартиру в новостройке и теперь делали отделку.
— Медленно, — вздохнула Катя. — Денег в обрез.
— Не переживай, — Ирина подмигнула невестке. — Справитесь. Мы с Олегом вон с какой развалюхи начинали.
Она сказала это легко, без горечи. Удивительно, как быстро затянулись раны. Иногда ей даже казалось, что всё это случилось с кем-то другим — не с ней.
После чая Мишка убежал во двор, а Павел помог матери развесить постиранные занавески. Ирина, стоя на стремянке, поправляла складки.
— Мам, — Павел подавал ей прищепки, — угадай, кого я на днях встретил?
— Кого?
— Отца.
Ирина чуть не выронила занавеску.
— Вот как. И как он?
— Нормально. Они с Леной дом продали. Купили трёшку в новостройке. У них дочка родилась.
— Вот и хорошо, — Ирина спустилась со стремянки. — Я рада за них.
И удивительно — она действительно была рада. Без фальши, без обиды.
— Он спрашивал про тебя, — добавил Павел, внимательно глядя на мать. — Говорит, хотел бы извиниться. Лично.
Ирина покачала головой:
— Незачем, сынок. Всё давно прошло. Я ему благодарна.
— Благодарна? — Павел недоверчиво приподнял бровь. — За что?
Ирина подошла к окну. За стеклом цвёл её маленький сад.
— За то, что заставил меня очнуться. Знаешь, я ведь жила как во сне. Варила борщи, стирала рубашки, вытирала пыль. И думала, что это и есть жизнь. А сейчас...
Она обвела взглядом комнату — маленькую, но такую уютную. Каждая вещь здесь была выбрана ею. Каждый цветок посажен ею. Каждое решение принято ею.
— Живу для себя, — закончила она.
— Знаешь, — Павел положил руку ей на плечо, — когда ты отказалась от денег за дом, я думал, ты сошла с ума. А теперь вижу — ты была права. Ты счастлива.
Ирина улыбнулась:
— Счастлива. По-настоящему.
Вечером, проводив сына с семьёй, она вышла на крыльцо. Настал тот удивительный час, когда день уже ушёл, а ночь ещё не наступила. Последние лучи солнца золотили крыши соседних домов.
Ирина присела на скамейку. Прислушалась к звукам вечернего посёлка — далёкий лай собак, детские голоса, шелест листьев. Покой.
У калитки остановилась машина. Ирина прищурилась — на этой улице редко бывали чужие. Из машины вышла женщина. Молодая, с ребёнком на руках.
Лена.
Она нерешительно приблизилась к калитке.
— Здравствуйте, Ирина Сергеевна. Можно к вам?
Ирина помедлила мгновение, потом кивнула:
— Проходи. Чай будешь?
— Спасибо, — Лена поднялась на крыльцо. В её глазах читалось смущение. — Я не хотела вас беспокоить. Просто подумала... вы должны увидеть.
И она протянула свёрток. Ирина заглянула в крошечное личико.
— Вера, — сказала Лена. — Вашей внучке три месяца.
Ирина осторожно коснулась пальцем щёчки малышки.
— Красавица, — прошептала она. — Вся в маму.
Они пили чай на веранде. Говорили о детях, о цветах, о погоде. Не касались прошлого. Лена успокоилась, перестала нервничать. А когда уезжала, сказала тихо:
— Знаете, Олег очень изменился. После того суда. После вашего решения. Он... стал лучше.
Ирина проводила их взглядом. Над садом сгущались сумерки. Загорались первые звёзды.
«Каждому своя дорога», — подумала она, возвращаясь в дом. И улыбнулась своим мыслям. Новый день ждал её. Её собственный день в её собственной жизни.