Последние дни мая выдались необычайно теплыми. Я встала пораньше, чтобы полить клумбы с петуниями — розовые и фиолетовые цветы так и просились на фотографии. Пятнадцать лет назад, когда я только купила этот дом на окраине города, участок был заброшенным, а сейчас каждый уголок сада радовал глаз.
Закончив с поливом, я прошла к калитке. Почтальон Сергей Петрович, как обычно, не поленился и забросил корреспонденцию прямо в ящик, хотя многие мои соседи жаловались, что письма частенько оказываются под дверью или вовсе теряются.
Среди рекламных буклетов увидела официальный конверт. Первая мысль — опять квитанция за газ. Стоя у калитки, вскрыла письмо и замерла. Сердце забилось так, будто готово было выпрыгнуть из груди, а во рту вдруг пересохло. Это была повестка в суд.
«Гражданка Соколова Лидия Михайловна вызывается в качестве ответчика по иску гражданина Соколова Виктора Андреевича о разделе совместно нажитого имущества...»
Перечитала строчки несколько раз, не веря своим глазам. Виктор. Бывший муж, который ушел от меня к молоденькой коллеге двадцать три года назад. С которым мы не виделись почти пятнадцать лет. Тот самый Виктор, что ни разу не поинтересовался, как растет наша дочь, и не прислал ей даже открытки на день рождения.
— Лидия Михайловна, все в порядке? — окликнула меня соседка Анна Васильевна, перегнувшись через забор. — Вы побледнели...
— Да, да, все хорошо, — машинально ответила я, сжимая в руке листок бумаги.
Зашла в дом, бросила повестку на кухонный стол и опустилась на стул. Виктор требовал половину моего дома. Дома, который я купила на деньги от продажи маминой квартиры, сама обустроила, вложила душу в каждый уголок.
— Как он посмел? — прошептала я, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. — Как?!
Воспоминания нахлынули волной — наши ссоры, его равнодушие, долгие годы одиночества, когда я растила Алину, подрабатывала на двух работах... А потом его пропажа из нашей жизни, будто нас никогда и не было.
И вот теперь, когда все наладилось, когда я наконец построила свой маленький уютный мир, Виктор снова появился. Пришел разрушить то, что я так долго и бережно создавала.
Чайник на плите засвистел, заставив меня вздрогнуть. Руки дрожали, когда я наливала кипяток в чашку. По щеке скатилась слеза, и я сердито смахнула ее ладонью. Нет, плакать не буду. Довольно слез я выплакала из-за этого человека.
Нужно позвонить Алине...
Мамины слезы
Алина примчалась через час. Едва переступив порог, дочь обняла меня так крепко, что я на миг забыла о своих тревогах.
— Ну рассказывай, мам, что случилось? — Она сняла лёгкую куртку и прошла на кухню, поставила чайник. — По телефону ты говорила загадками.
Достала повестку из ящика стола и молча протянула ей. Алина пробежала глазами по строчкам, и её лицо вытянулось от удивления.
— Отец объявился? Да ещё с такими претензиями? — Она покачала головой. — Вот же... — Дочь осеклась, явно сдерживая крепкое словечко.
— Представляешь? — Я всплеснула руками. — Двадцать три года ни слуху ни духу, а теперь ему понадобилась половина моего дома! Дома, который я купила на мамины деньги после её смерти. Какое он имеет право?
Алина поставила передо мной чашку с чаем и села напротив. Моя девочка — теперь уже взрослая женщина, с небольшими морщинками в уголках глаз, так похожая на меня в молодости.
— А что, если придётся отдать дом? — прошептала я, и голос предательски дрогнул. — Куда я пойду? Это же вся моя жизнь теперь...
— Мама, — Алина накрыла мою руку своей. — Мы не отдадим ни сантиметра. Отец ушёл сам, добровольно, даже алименты платил с боем. Документы на дом оформлены только на тебя, верно?
Я кивнула, глотая горький чай.
— Мамины деньги тоже никогда не были частью вашего общего бюджета, — продолжила дочь. — Я помню, как бабушка хранила их в банке на своё имя.
— Но я так боюсь, Алиночка, — призналась я, и слёзы потекли по щекам. — Я никогда не имела дел с судами. Что, если там решат, что он прав?
— Не решат, — твёрдо сказала Алина. — Завтра же идём к юристу. Маргарита из моего отдела как раз специализируется на семейном праве. Она консультирует бесплатно для друзей.
Смотрела на дочь и не могла поверить, что эта уверенная в себе женщина — моя маленькая девочка, которую я когда-то качала на руках. Как же быстро летит время...
— Знаешь, мам, — Алина поднялась и подошла к окну. — Я всегда злилась на отца за то, что он бросил нас. А теперь... — Она обернулась, и я увидела решимость в её глазах. — Теперь я даже рада. Потому что ты справилась. Одна построила нашу жизнь, дала мне образование, создала этот дом. И я не по
Алина примчалась через час. Едва переступив порог, дочь обняла меня так крепко, что я на миг забыла о своих тревогах.
— Ну рассказывай, мам, что случилось? — Она сняла лёгкую куртку и прошла на кухню, поставила чайник. — По телефону ты говорила загадками.
Достала повестку из ящика стола и молча протянула ей. Алина пробежала глазами по строчкам, и её лицо вытянулось от удивления.
— Отец объявился? Да ещё с такими претензиями? — Она покачала головой. — Вот же... — Дочь осеклась, явно сдерживая крепкое словечко.
— Представляешь? — Я всплеснула руками. — Двадцать три года ни слуху ни духу, а теперь ему понадобилась половина моего дома! Дома, который я купила на мамины деньги после её смерти. Какое он имеет право?
Алина поставила передо мной чашку с чаем и села напротив. Моя девочка — теперь уже взрослая женщина, с небольшими морщинками в уголках глаз, так похожая на меня в молодости.
— А что, если придётся отдать дом? — прошептала я, и голос предательски дрогнул. — Куда я пойду? Это же вся моя жизнь теперь...
— Мама, — Алина накрыла мою руку своей. — Мы не отдадим ни сантиметра. Отец ушёл сам, добровольно, даже алименты платил с боем. Документы на дом оформлены только на тебя, верно?
Я кивнула, глотая горький чай.
— Мамины деньги тоже никогда не были частью вашего общего бюджета, — продолжила дочь. — Я помню, как бабушка хранила их в банке на своё имя.
— Но я так боюсь, Алиночка, — призналась я, и слёзы потекли по щекам. — Я никогда не имела дел с судами. Что, если там решат, что он прав?
— Не решат, — твёрдо сказала Алина. — Завтра же идём к юристу. Маргарита из моего отдела как раз специализируется на семейном праве. Она консультирует бесплатно для друзей.
Смотрела на дочь и не могла поверить, что эта уверенная в себе женщина — моя маленькая девочка, которую я когда-то качала на руках. Как же быстро летит время...
— Знаешь, мам, — Алина поднялась и подошла к окну. — Я всегда злилась на отца за то, что он бросил нас. А теперь... — Она обернулась, и я увидела решимость в её глазах. — Теперь я даже рада. Потому что ты справилась. Одна построила нашу жизнь, дала мне образование, создала этот дом. И я не позволю отцу всё это разрушить. Мы будем бороться, слышишь?
Внезапно почувствовала, как где-то внутри меня робко шевельнулась надежда. Может быть, всё обойдётся? Может, правда на моей стороне?
— Давай сделаем фотокопии всех документов на дом, — предложила Алина. — И ещё нужно найти старые квитанции, банковские выписки — все доказательства, что дом купила ты сама.
Я кивнула, вытирая слёзы. Дочь была права: нужно бороться. Другого выхода просто нет.
На чужой территории
Я никогда не думала, что в моем возрасте придется впервые в жизни идти к адвокату. Маргарита Павловна принимала в старом здании с облупившейся штукатуркой на Ленинской. Пока поднимались по скрипучей лестнице на третий этаж, сердце колотилось как бешеное.
— Не дрейфь, мам, — Алина сжала мою ладонь. — Маргарита — золото, а не человек. И дело наше правое.
В приемной толклось человек пять. Женщина с заплаканными глазами что-то быстро писала в блокноте, седой мужчина нервно постукивал тростью по полу. У всех свои беды... Мы примостились на жестком диванчике у окна.
— Соколова Лидия Михайловна? — окликнула нас секретарь, молоденькая девушка с высоким хвостом. — Проходите, Маргарита Павловна вас ждет.
Адвокат оказалась моложе, чем я представляла — лет сорок, не больше. Стрижка короткая, взгляд цепкий, на столе идеальный порядок.
— Так-так, — она жестом предложила нам сесть, — значит, бывший муж объявился спустя двадцать лет и претендует на ваш дом?
— Да как он смеет вообще! — не выдержала Алина. — Ни алиментов, ни открыток на дни рождения, а теперь ему дом подавай!
— Тише, Алиночка, — я погладила дочь по руке. — Давай послушаем, что скажет Маргарита Павловна.
Выложила на стол все документы, которые мы нашли — свидетельство о разводе, пожелтевшее от времени, бумаги на дом, мамино свидетельство о смерти, выписки из банка.
— Дом я купила десять лет назад, — пояснила я, разглаживая на коленях юбку. — После смерти мамы. Продала ее квартиру и добавила свои сбережения. С Виктором мы к тому времени уже лет пятнадцать как были в разводе.
Маргарита просматривала документы, то и дело делая пометки в блокноте. На ее лице появилась легкая улыбка.
— Лидия Михайловна, позвольте сразу вас успокоить, — она подняла на меня глаза. — Ваш бывший супруг не имеет абсолютно никаких прав на этот дом. Он ваша личная собственность, приобретенная после развода, на ваши личные средства и деньги от продажи наследства.
— Правда? — не поверила я своим ушам.
— Абсолютная правда, — кивнула адвокат. — Суд однозначно будет на вашей стороне. Единственное, что меня интересует... — она постучала ручкой по столу. — Что побудило вашего бывшего мужа подать этот иск? Он юрист? Или кто-то мог ему подсказать такую идею?
Я растерянно пожала плечами:
— Понятия не имею... Мы не общались много лет. Даже когда Алина замуж выходила, он не пришел.
— Скорее всего, просто узнал, что у вас есть дом, и решил попытать счастья, — хмыкнула Маргарита Павловна. — Такое, к сожалению, случается нередко. Особенно когда речь идет о недвижимости.
— И что нам теперь делать? — спросила я, чувствуя, как от сердца отлегло.
— Я подготовлю возражение на иск, — адвокат что-то черкнула в блокноте. — Соберу ходатайство о приобщении этих документов. На суде буду представлять ваши интересы.
— Сколько мы вам должны? — спросила я, открывая сумочку.
— Ничего, — улыбнулась Маргарита Павловна. — Я обещала Алине помочь, и слово свое держу. К тому же, дело несложное — чистая формальность.
— Но мне неудобно...
— Лидия Михайловна, — она мягко тронула меня за руку, — для меня большая радость помочь хорошему человеку. Алина столько рассказывала о вас... Считайте это моей благодарностью за то, что вы вырастили такую замечательную дочь.
В глазах защипало. Непривычно было принимать чужую помощь — всю жизнь я справлялась сама, научилась полагаться только на себя. А тут вдруг такая поддержка, теплая и искренняя.
— Спасибо вам, — только и смогла выдавить я.
Когда мы вышли на улицу, Алина обняла меня за плечи:
— Ну что, полегчало? Я же говорила, что все будет хорошо!
— Да, — кивнула я, щурясь от яркого солнца. — Знаешь, я даже не понимала, какой груз носила все эти годы. Страх, что в любой момент все может рухнуть... А сейчас прямо дышать легче стало.
— Маргарита сказала, что суд через три дня, — напомнила Алина. — Потерпи еще немножко, и все это закончится. А сейчас пойдем в кафе, я тебя мороженым угощу. Помнишь, как в детстве меня водила в "Лакомку" по воскресеньям?
— Помню, — улыбнулась я. — Ты всегда выбирала шоколадное.
— И сейчас шоколадное возьму, — подмигнула дочь. — Некоторые вещи не меняются, правда?
— Правда, — согласилась я, думая о том, что наконец-то чувствую уверенность в завтрашнем дне.
Без права на чужое
Накануне суда я глаз не сомкнула. Ворочалась, представляла, как все пройдет, подбирала слова. К утру голова гудела, а под глазами залегли глубокие тени.
— Мам, да ты как привидение! — всплеснула руками Алина, заехавшая за мной. — Давай хоть пудрой тебя припорошу.
— Ой, да кому я там нужна, — отмахнулась я, но дочка все-таки достала из сумочки пудреницу.
Здание суда оказалось тоже старым — таким же обшарпанным, как офис Маргариты Павловны. Видно, на ремонты у государства не хватает. Внутри пахло сыростью, а от казенных зеленых стен веяло тоской.
— Маргарита обещала нас у входа встретить, — Алина оглядывалась по сторонам.
И тут я увидела ЕГО. Виктор стоял у стенда с какими-то объявлениями и листал бумаги. В сером костюме, с редеющей шевелюрой, он выглядел совсем чужим. Сердце екнуло, но не от волнения, как раньше, а от странного чувства нереальности происходящего. Неужели этот человек когда-то был моим мужем? Неужели я плакала ночами, когда он ушел?
— А, вот и вы! — к нам подошла Маргарита Павловна. Строгий темно-синий костюм делал ее похожей на учительницу. — Лидия Михайловна, как настроение?
— Боязно, — честно призналась я.
— Не стоит, — она подбадривающе улыбнулась. — Дело в шляпе, все документы готовы. Даже если ваш бывший супруг будет настаивать на своем, у него нет ни единого шанса.
В зале заседаний было душновато. Я сидела между Алиной и Маргаритой Павловной, стараясь не смотреть в сторону Виктора. Он занял место через проход, рядом с холеным молодым человеком — наверное, адвокатом.
— Встать, суд идет! — проскрипел чей-то голос, и все поднялись.
Судья оказалась моложе, чем я ожидала — энергичная женщина лет сорока пяти, с внимательным взглядом и аккуратной прической. Она быстро пробежала глазами по бумагам и начала:
— Слушается дело номер 327 по иску гражданина Соколова Виктора Андреевича к гражданке Соколовой Лидии Михайловне о разделе имущества. Истец, изложите суть ваших требований.
Виктор поднялся, расправил плечи. Голос звучал уверенно, даже самодовольно:
— Ваша честь! Я требую признать дом моей бывшей супруги совместно нажитым имуществом и выделить мне половину его стоимости. Дом был приобретен на средства, которые мы копили в браке...
— Это неправда! — вырвалось у меня.
Алина сжала мою руку:
— Тише, мам. Не нервничай.
Судья бросила на меня строгий взгляд:
— Ответчица, вы выскажетесь позже. Не перебивайте.
Виктор продолжал что-то говорить — об общих сбережениях, о своем трудовом вкладе, о том, что я якобы не работала, а сидела дома... Каждое слово было ложью. В голове шумело от возмущения.
Наконец, судья дала слово Маргарите Павловне. Та спокойно поднялась и заговорила чётким, уверенным голосом:
— Уважаемый суд! Требования истца абсолютно безосновательны. Брак между гражданами Соколовыми расторгнут более двадцати лет назад. При разводе все совместно нажитое имущество — а именно трехкомнатная квартира — было разделено. Гражданин Соколов получил денежную компенсацию за свою долю. Соответствующие документы приобщены к делу.
Она сделала паузу, пролистала бумаги:
— Спорный дом был приобретен Лидией Михайловной только десять лет назад, то есть через десять лет после развода. Источники средств полностью подтверждены — это личные сбережения ответчицы и деньги от продажи квартиры, полученной в наследство от матери. Никакого отношения к совместной жизни с истцом данное имущество не имеет.
Судья внимательно слушала, время от времени делая пометки. Затем обратилась к Виктору:
— Гражданин Соколов, у вас есть доказательства того, что дом был приобретен на совместно накопленные в браке средства?
Виктор замялся, покосился на своего адвоката:
— Прямых доказательств нет, но логически... Мы ведь копили на жилье, я хорошо зарабатывал, а жена...
— А жена работала учителем, потом библиотекарем, и у нее есть трудовая книжка с подтверждением стажа, — вмешалась Маргарита Павловна. — К тому же, после развода мать Лидии Михайловны была еще жива, и никаких сбережений от брака с истцом у моей доверительницы не оставалось. Всё ушло на воспитание дочери.
Виктор покраснел. Его адвокат что-то зашептал ему на ухо.
— Ответчица, вам есть что добавить? — спросила судья, глядя на меня.
Я поднялась, ощущая, как дрожат колени:
— Этот дом — мой. Я купила его через десять лет после развода, когда не получала от бывшего мужа ни копейки. Моя мама оставила мне квартиру, я ее продала и купила дом. Никакие наши с Виктором сбережения тут ни при чем, — я на секунду запнулась, глядя ему в глаза. — А вообще... странно слышать про какие-то сбережения от человека, который даже алименты не платил.
По залу пробежал шепоток. Виктор отвел глаза.
— В таком случае, — судья захлопнула папку, — суд удаляется для принятия решения.
Когда она вышла, в зале повисла тяжелая тишина. Я вдруг поймала на себе взгляд Виктора — злой, колючий. Словно это я была виновата в его неудачах. А может, так оно и было в его глазах? Может, все эти годы он считал, что я разрушила его жизнь, оставив с шестилетним ребенком на руках и горой неоплаченных счетов?
Маргарита Павловна наклонилась ко мне:
— Не волнуйтесь, дело практически выиграно. Но могу я спросить — почему ваш бывший муж решил подать иск именно сейчас, спустя столько лет?
Я только плечами пожала:
— Не знаю... Может, деньги нужны.
— А может, узнал, что у вас есть дом, и решил поживиться, — тихо добавила Алина. — Его новая жена ушла от него, мне соседка говорила.
Я удивленно посмотрела на дочь:
— Откуда ты знаешь?
— Мир тесен, мам, — она слабо улыбнулась. — Катя Воронова — помнишь, моя одноклассница? — живет с ним в одном подъезде. Говорит, жена его помоложе взяла да ушла к другому. Квартиру разменяли, ему досталась однушка не в лучшем районе...
Я вздохнула. Не то чтобы мне было жаль Виктора — слишком много воды утекло. Но что-то внутри дрогнуло. Видимо, жизнь сама расставила все по своим местам.
Слово закона
После моих слов в зале повисла тишина. Судья просматривала документы, а я чувствовала на себе взгляд Виктора — тяжёлый, раздражённый. Не могла понять, что толкнуло его на этот шаг. Неужели просто жадность? Или он искренне считал, что имеет право на часть моего имущества?
— Суд удаляется для принятия решения, — объявила судья и вышла из зала.
— Всё идёт хорошо, — шепнула мне Маргарита Павловна. — Документы у нас в полном порядке.
Ожидание казалось бесконечным. Алина нервно проверяла сообщения в телефоне, я разглядывала свои руки — морщинистые, с выступающими венами. Руки, которые столько всего сделали за эти годы... Посадили сад, выкрасили стены, связали десятки тёплых шарфов для дочери и внуков.
Виктор сидел неподвижно, глядя в одну точку. Что он чувствовал? Жалел ли о чём-то? Вспоминал ли нашу жизнь, тот день, когда он ушёл, оставив нас с шестилетней Алиной? Хотелось спросить его обо всём этом, но в то же время я понимала, что ответы уже не имеют значения.
Наконец судья вернулась в зал.
— Прошу всех встать, — скомандовала секретарь.
Я поднялась, чувствуя, как сильно стучит сердце. Сейчас решится судьба моего дома, моего убежища, места, где я наконец-то обрела покой после стольких лет борьбы.
— Рассмотрев материалы дела по иску гражданина Соколова Виктора Андреевича к гражданке Соколовой Лидии Михайловне о разделе имущества, суд установил...
Судья говорила чётко, но я с трудом воспринимала юридические термины. Вцепилась в руку дочери, ожидая главного...
— ...в удовлетворении исковых требований отказать полностью.
Облегчение нахлынуло волной. Я закрыла глаза, чувствуя, как из них бегут слёзы. Алина обняла меня за плечи:
— Мама, ты выиграла! Слышишь? Всё закончилось!
— Решение может быть обжаловано в установленном законом порядке, — завершила судья и поднялась со своего места.
Когда мы вышли в коридор, Виктор догнал нас. Его лицо покраснело от злости:
— Ты всегда умела устраиваться, Лида. Небось, и судью подкупила?
— Что ты несёшь? — возмутилась Алина. — Мама никого не подкупала! Просто закон на её стороне!
— Молчи уж, — бросил Виктор. — Мать тебе мозги запудрила. Я, между прочим, твой отец...
— Отец? — Алина горько усмехнулась. — Где ты был, когда у меня выпускной? Когда я в больнице с аппендицитом лежала? Когда замуж выходила? Какой ты мне отец?
Виктор отступил на шаг, не ожидав такого напора. В его глазах мелькнуло что-то... раскаяние? Вряд ли.
— Уйди с дороги, Виктор, — тихо сказала я. — Нам больше не о чем говорить.
Он открыл рот, собираясь что-то ответить, но передумал. Развернулся и быстро пошёл к выходу.
Мы с Алиной и Маргаритой Павловной спустились по ступеням суда. На улице было тепло и солнечно, люди спешили по своим делам. Обычный день, но для меня всё изменилось.
— Благодарю вас, — сказала я адвокату. — Если бы не вы...
— Вам не за что благодарить меня, — улыбнулась Маргарита Павловна. — Это была чистая победа по закону.
Когда адвокат ушла, мы с Алиной остались вдвоём на ступенях суда.
— Поехали домой, мам, — дочь взяла меня под руку. — Я останусь у тебя сегодня, хорошо?
Кивнула, не в силах говорить. Впервые за долгое время чувствовала себя по-настоящему защищённой.
Вечер тихий откровений
Вечерело. Мы с Алиной сидели в беседке в моём саду, окружённые ароматом цветущей сирени. На маленьком столике дымились чашки с чаем, рядом — блюдце с только что испечёнными ватрушками.
— Как думаешь, он подаст апелляцию? — спросила я, глядя на розовеющее небо.
— Не думаю, — Алина покачала головой. — Маргарита сказала, что шансов у него никаких. Да и заплатить адвокату второй раз он вряд ли захочет.
Кивнула, ощущая странную лёгкость. Словно с плеч сняли тяжкий груз, который я носила все эти годы.
— Знаешь, сегодня я впервые посмотрела на отца и ничего не почувствовала, — вдруг сказала Алина. — Ни обиды, ни злости. Просто... ничего. Будто чужой человек.
— Время лечит, — отозвалась я, накрывая ладонью её руку. — Я тоже давно перестала держать на него зло.
— Правда? — Дочь удивлённо посмотрела на меня. — После всего, что он сделал?
Я улыбнулась:
— А что он, собственно, сделал? Ушёл к другой женщине — так многие мужчины поступают. Не платил алименты — это было тяжело, но мы справились. Предъявил претензии на дом — суд разобрался. — Помолчала, подбирая слова. — Понимаешь, когда носишь обиду в сердце, отравляешь только свою жизнь. Он давно живёт своей жизнью, и я не хочу тратить свои дни на злость.
Алина задумчиво повертела в руках чашку:
— Когда ты стала такой мудрой, мам?
— Разве я мудрая? — рассмеялась я. — Просто жизнь многому учит. Вот тебе уже тридцать, а мне всё кажется, что ты только вчера в первый класс пошла. В красивом платье в горошек, с белыми бантами...
— Помню, как ты всю ночь это платье шила, — улыбнулась Алина. — Машинка стрекотала, а я не могла заснуть от волнения.
Потянулась к вазочке с вареньем, добавила ложечку в чай. Сад вокруг утопал в зелени, воздух звенел от пения птиц. Мой сад, мой дом, моя крепость — всё осталось при мне.
— А помнишь, как мы мечтали о загородном доме? — спросила я. — Ты рисовала его — с башенкой, садом, качелями...
— Ещё бы! — Алина оглянулась вокруг. — А ты воплотила нашу мечту в жизнь. Пусть без башенки, но с садом и даже качелями. — Она кивнула в сторону старых качелей у яблони, которые я поставила для внуков.
— Знаешь, — я отпила чай, вдыхая аромат мяты, — после сегодняшнего суда я будто заново родилась. Столько лет прошло, а я всё ждала подвоха. Боялась, что в любой момент может случиться что-то, что разрушит мой маленький мир.
— Мам, — Алина придвинулась ближе, — почему ты мне никогда об этом не говорила?
Пожала плечами:
— Зачем тебя тревожить? У тебя своя семья, дети, работа... А это были мои старые страхи. После развода я чувствовала себя такой беззащитной. Твой отец всегда был сильнее, увереннее, напористее. Даже когда он ушёл, мне казалось, что стоит ему захотеть — и он отнимет всё, что у меня есть.
— И сегодня ты наконец поняла, что это не так?
— Сегодня я поняла, что сама стала сильнее, — улыбнулась я. — Увидела его в суде — и вдруг осознала, что больше не боюсь. Совсем. Внутри что-то щёлкнуло, и страх исчез.
Солнце клонилось к закату, окрашивая облака в нежно-розовый цвет. Где-то неподалёку запел соловей — звонко, переливчато. Я закрыла глаза, вдыхая аромат цветущего сада.
— Мам, — тихо сказала Алина, — ты сильная. Всегда была сильной. Просто не знала об этом.
— Наверное, — согласилась я. — Знаешь, о чём я подумала, когда судья объявила решение? Что это не просто победа в споре о доме. Это победа над моим прошлым, над страхами, над неуверенностью. Я наконец-то свободна.
Алина обняла меня за плечи:
— И что теперь будешь делать со своей свободой?
— Жить, — просто ответила я. — Просто жить. Разобью новую клумбу у калитки, о которой давно мечтала. Съезжу на море — представляешь, в шестьдесят три года я ни разу не видела моря! Заведу кошку — давно хотела, да всё откладывала.
— Почему откладывала?
— Всё казалось, что чего-то жду, — призналась я. — Какого-то разрешения или знака, что теперь можно жить полной жизнью. Глупо, правда?
— Не глупо, — Алина покачала головой. — Понимаю тебя. Но теперь-то ты точно знаешь, что всё можно, да?
Я рассмеялась:
— Да! Теперь точно знаю.
Над садом сгущались сумерки. Зажглись первые звёзды. Мы с дочерью сидели в беседке, словно в маленьком островке света и тепла, в самом центре моего маленького, но такого драгоценного мира. Мира, который теперь принадлежал только мне.