Найти в Дзене
Рассказы каждый день

Десять лет вместе

Оглавление

Лариса убрала со стола чашки и тарелки, сложила их в раковину и тяжело вздохнула. Пора. Тянуть дальше бессмысленно. Она повернулась к Валерию, который листал газету, сидя за тем же столом. Обычный вечер. Последний из таких.

— Валера, нам нужно поговорить, — голос дрогнул, но она взяла себя в руки.

Он поднял глаза от газеты. На секунду ей показалось, что он всё уже понял. В глубине его взгляда мелькнуло что-то... тревога? Понимание?

— Я решила передать квартиру Насте. Ей нужно где-то жить с ребёнком, сам понимаешь...

Валерий медленно отложил газету. Его руки на столе сжались в кулаки, но лицо оставалось неподвижным.

— И когда это произойдёт? — спросил он тихо, почти спокойно.

— Я бы хотела, чтобы ты нашёл себе что-то... в течение месяца.

Тишина упала между ними, как топор. Лариса отвернулась к окну. Сумерки. Соседка напротив включила свет в своей квартире. Обычная жизнь продолжалась вокруг, пока их мир рушился по кусочкам.

— А мне куда? — его голос прозвучал так, будто кто-то наждачкой прошёлся по горлу. — Я десять лет... я из этой развалюхи сделал дом. С нуля. Своими руками.

Лариса закрыла глаза. Она знала, что так будет. Знала и боялась этого момента.

— Квартира записана на меня, Валера. Мы... не расписаны. Ты сам...

— Плевать на бумажки! — он резко встал, стул скрипнул по линолеуму. — Я ванну выкладывал своими руками! Месяц спал на матрасе! Я полы менял, когда тут гнильё было! Всё, что здесь есть, появилось благодаря мне!

— Ты здесь жил, — тихо сказала она. — Бесплатно. Десять лет.

Валерий рассмеялся — коротко, горько.

— Бесплатно? Весь ремонт я оплачивал. Из своего кармана. И трубы, и обои, и мебель. Так что доля мне положена.

Она наконец повернулась к нему. Увидела побелевшие губы, упрямый подбородок. Такое выражение бывало у него, когда он упирался и не собирался отступать. Она помнила его.

— Насте нужен дом, — сказала она, чувствуя, как внутри всё дрожит. — Ты же понимаешь.

— А мне не нужен? — он положил руки на стол, наклонился к ней. — Я не пацан двадцатилетний, которого можно так просто выкинуть. И я тебе не квартирант.

Они смотрели друг на друга через стол — десять лет вместе, и вот так. Конец. Точка разрыва.

— У меня есть доказательства, — тихо сказал он. — Все чеки, все квитанции. Я не уйду просто так, Лар. Извини.

Бумаги не врут

Папка шлёпнулась на стол с глухим стуком. Валерий положил ладонь сверху, словно боялся, что она исчезнет. Лариса перевела взгляд с папки на его лицо — осунувшееся, с тёмными кругами под глазами. Он тоже не спал все эти ночи.

— Что это? — спросила она, хотя прекрасно знала ответ.

— Доказательства, — он открыл папку и достал стопку бумаг, аккуратно разложил их на столе. — Первый год. Замена труб в ванной, новая сантехника. Сто двадцать тысяч. Вот чеки.

Лариса не могла поверить своим глазам. Каждый чек был подписан, датирован, разложен по конвертам.

— Ты... ты всё это хранил? — голос прозвучал хрипло, будто она простудилась.

— А ты думала, я просто так говорю? — Валерий горько усмехнулся. — Второй год. Полы во всей квартире, двери, откосы на окнах. Двести тридцать пять тысяч.

Юрист смотрел на них с лёгким любопытством, явно привыкший к подобным сценам. Лариса чувствовала, как к щекам приливает кровь. Стыдно? Обидно? Она сама не понимала.

— Мы жили вместе, — сказала она тихо. — Это были общие расходы.

— На твою собственность, — он продолжал выкладывать бумаги. — Электрика, потолки, кухонный гарнитур. Всё по датам. Общая сумма за все десять лет — почти миллион. Я могу отнять стоимость износа, но не больше двадцати процентов.

Юрист кивнул, что-то записывая. Лариса смотрела на цифры, на аккуратные колонки, и чувствовала, как ползёт трещина по её решимости. Она не ожидала, что всё так серьёзно. Что он так основательно подойдёт.

— Можно было просто поговорить, — сказала она, потирая висок. — Зачем сразу юристы?

— А ты дала мне шанс? — Валерий поднял глаза, и она увидела в них не злость, как ожидала, а боль. — Ты сказала — месяц на сборы. Куда я пойду, Лар? С моей зарплатой сейчас квартиру не снять.

Она молчала, разглядывая свои руки. Действительно, куда? В его возрасте начинать всё с нуля... но и Настя с ребёнком...

— Я понимаю про Настю, — вдруг сказал он тише, будто прочитав её мысли. — Но я десять лет строил этот дом. Для тебя. Для нас. Я имею право хотя бы на компенсацию.

Юрист прокашлялся.

— По факту, даже без официального брака, господин Воронин может претендовать на часть имущества, в которое вкладывал свои средства. Если есть подтверждающие документы, а они, как я вижу, есть...

Лариса вздохнула и закрыла глаза.

— Мне нужно подумать, — сказала она. — И поговорить с дочерью.

— Конечно, — кивнул юрист. — Я бы рекомендовал попробовать решить вопрос мирным путём. Судебные разбирательства — это время и нервы.

Когда они вышли на улицу, Валерий хотел что-то сказать, но Лариса покачала головой.

— Не сейчас, — и пошла к остановке, чувствуя, как он смотрит ей вслед.

В гостях у дочери

Настя открыла дверь, и Ларису сразу окутало домашним теплом. Запах свежей выпечки, детские игрушки в коридоре, тапочки, выстроенные по размеру — от больших до совсем крошечных.

— Мам, ты чего так рано? — Настя чмокнула её в щёку. — Чай будешь? У меня булочки с корицей.

В кухне было светло и уютно. Матвей, внук, сидел на диванчике с планшетом.

— Ба! — он вскочил и повис на ней, тёплый, как щенок. — А я новую игру скачал, хочешь покажу?

— Матвей, бабушка только пришла, — улыбнулась Настя. — Дай ей хоть чаю попить.

Лариса прижала внука к себе. Вот ради кого всё. Чтобы у них было своё жильё, свой дом. Чтобы не скитались по съёмным квартирам.

— Иди поиграй в комнате, — попросила Настя сына. — Нам с бабушкой поговорить надо.

Когда Матвей убежал, Настя поставила на стол чашки и вздохнула:

— Валера мне звонил. Рассказал про юриста, — она подняла глаза на мать. — Мам, я не хочу, чтобы вы судились из-за меня.

Лариса почувствовала, как внутри всё сжалось.

— Не из-за тебя. Просто пришло время... каждому свою дорогу.

— Я же всё вижу, — Настя поболтала ложечкой в чашке. — Ты решила отдать мне квартиру, а он упёрся. Но я не хочу так. Не такой ценой.

Лариса смотрела на дочь — вечно растрёпанные волосы, усталые глаза молодой мамы, но решительный подбородок. Вся в неё.

— Валера не чужой мне человек, — тихо сказала Настя. — Он десять лет был рядом. Возил Матвея в садик, когда я болела. Чинил мне машину. Да у меня даже обои на кухне — это он клеил.

Лариса вздохнула:

— Я знаю, солнышко. Но мы не можем вечно... просто так жить. Без обязательств.

— А десять лет вместе — это "просто так"? — Настя подняла брови. — Он тебя любит, мам. Всегда любил.

— А я его — нет, — резче, чем хотелось, ответила Лариса. И тут же пожалела об этом, увидев, как изменилось лицо дочери.

— Ты уверена? — тихо спросила Настя. — Я помню, как вы познакомились. Как он тебе цветы дарил. Как вы на дачу вместе ездили... Что изменилось?

Лариса молчала, крутя в руках чашку. Она и сама не знала. Просто в какой-то момент пришла усталость. И страх — что всё это ненастоящее. Что нет никаких гарантий.

— Я думала, у тебя будет своя семья, — наконец сказала она. — Настоящая.

— А разве с Валерой — не настоящая? — Настя накрыла её руку своей. — Мам, не надо из-за меня ломать свою жизнь. И его тоже.

— Значит, ты не хочешь квартиру? — Лариса подняла глаза на дочь.

— Хочу, — Настя пожала плечами. — Но не такой ценой. Не через суды и скандалы. Только не говори, что вы расстаётесь из-за меня.

Лариса вздохнула. И как объяснить, что дело не только в квартире? Что просто — время пришло?

— Мы с Валерой сами разберёмся, — сказала она, вставая. — Ты не переживай.

Выходя из подъезда, Лариса достала телефон. Три пропущенных от Валеры. И сообщение: "Нам нужно поговорить. Без юристов. Пожалуйста".

Старые фотографии

Лариса перебирала вещи в кладовке — нужно начинать с чего-то, если она всерьёз решила освобождать квартиру. Пыльные коробки, старые зимние сапоги, какие-то провода... Валера всё хранил, считал — пригодится. И ведь правда — пригождалось.

Картонная коробка с надписью «Фото» привлекла её внимание. Не удержалась, открыла. Сверху лежал альбом — жёлтый, потрёпанный. Первый год их совместной жизни.

Она села прямо на пол, открыла его. Вот они на даче у подруги. Валера загорелый, в смешной кепке, обнимает её за плечи. Счастливые.

А вот первые фотографии ремонта. Господи, какой же разгром тут был! Ободранные стены, гнилые полы, дыры в потолке. Она помнила, как испугалась тогда — куда они влезли? Денег нет, времени нет.

Перевернула страницу. Валера в спецовке, весь в цементной пыли. Спит на матрасе прямо на полу — так уставал, что не мог даже дойти до спальни. А вот он кладёт плитку в ванной. Она тогда ещё пошутила — с таким мужем и сантехник не нужен. А он серьёзно ответил: «Я всё умею. Всему научусь».

На следующей странице — новоселье. Квартира ещё не до конца отремонтирована, но уже чистая, светлая. И Валера на фоне новой кухни — гордый, с бокалом шампанского.

Лариса вздохнула, закрывая альбом. Под ним лежала папка с надписью «Документы». Открыла. Старые квитанции, договоры на покупку материалов. И вдруг — среди бумаг договор купли-продажи автомобиля. Валериной «девятки», старенькой, но ухоженной. Он тогда продал её — срочно нужны были деньги на трубы и сантехнику. Она и забыла совсем. А он хранил договор.

— Что ты делаешь? — Валера стоял в дверях, глядя на разложенные вокруг неё бумаги и фотографии.

— Разбираю вещи, — она сложила всё обратно в коробку, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Надо ведь...

— Понятно, — он хотел уйти, но остановился. — Что нашла интересного?

— Фотографии, — она вдруг поняла, что плачет. Смахнула слезу тыльной стороной ладони. — Первый ремонт. Помнишь, как ты на полу спал?

Он кивнул, прислонившись к дверному косяку.

— А машину свою помнишь? Ты её продал тогда...

— Помню, — он грустно усмехнулся. — Хорошая была машина. Я на ней к тебе на первое свидание приехал.

— И продал...

— Ну а что делать? Трубы текли, соседей затапливало.

Лариса смотрела на него — немного располневшего с годами, с проседью на висках. Но те же глаза, та же улыбка. И вдруг поняла — дело не в квартире. Не в квадратных метрах. А в том, что он — часть этого дома. Часть её жизни. Де-факто — её семья. И выгнать его, даже с компенсацией — это как выбросить часть себя.

— Лар, ты чего? — он шагнул к ней, обеспокоенный её слезами.

— Твоя машина, — она шмыгнула носом. — Я совсем забыла. Ты же её из-за меня продал. Из-за этой квартиры.

Он махнул рукой:

— Брось. Давно было.

— Но ты хранишь договор. Все эти годы.

Валера пожал плечами.

— Я всё храню. Документы — это важно, — он помолчал и добавил. — Не переживай. Всё будет нормально. Настя позвонила, сказала, что не хочет никаких судов. Завтра поговорим, ладно?

Она кивнула, глядя, как он уходит. Десять лет. Господи, десять лет вместе. Как целая жизнь.

На скамейке у подъезда

Скамейка у подъезда пустовала, только голуби расхаживали рядом, надеясь на угощение. Лариса присела, расстегнула пальто — день выдался неожиданно тёплым для осени. Прикрыла глаза. Бессонная ночь давала о себе знать тяжестью век и ломотой в висках.

Валера появился ровно в назначенное время — всегда пунктуальный, никогда не опаздывал. Даже сейчас, когда им предстоял такой непростой разговор.

— Привет, — он сел рядом, оставив между ними пространство. — Хорошо, что ты согласилась встретиться.

Она кивнула, разглядывая свои руки. Обручального кольца никогда не было. Иногда она жалела об этом.

— Я думала вчера, — начала она. — Много думала.

— И я, — он достал из кармана смятую пачку сигарет, но не закурил, просто вертел в руках. — Лар, я не хочу, чтобы у нас всё так закончилось. Через суды, через ругань. Не для этого мы...

— Я не могу переписать квартиру, — перебила она. — Но я могу вернуть тебе то, что ты вложил.

Он повернулся к ней, в глазах мелькнуло удивление:

— Серьёзно?

— Да, — она наконец посмотрела ему в глаза. — Это будет честно. Ты вложил, ты должен получить. Мы продадим машину. Я возьму кредит.

Валера покачал головой:

— Не нужно кредит. У меня есть сбережения. Я смогу найти квартиру.

Повисла тишина. Лариса смотрела на детскую площадку напротив — новенькие качели, горка. Три года назад они вместе с соседями скидывались на её обустройство. Валера помогал устанавливать карусель, красил скамейки. Как будто навсегда здесь...

— Знаешь, мне не нужны все деньги, — вдруг сказал он. — Половины хватит на первый взнос за ипотеку. Остальное... ну, считай, мой подарок Насте. Я ведь тоже хочу, чтобы у неё всё было хорошо.

Она посмотрела на него с удивлением:

— Не ожидала...

— А чего ты вообще от меня ожидала? — он грустно усмехнулся. — Что буду цепляться за стены? Угрожать? Если ты решила, что нам не по пути... что ж. Бывает.

В его голосе не было обиды — только усталость и что-то ещё... принятие?

— Я просто... — она замялась, подбирая слова. — Мы слишком долго жили как будто временно. Без обязательств.

— А я предлагал пожениться, — тихо напомнил он. — Три года назад. Ты сказала — зачем менять то, что и так хорошо работает.

Она помнила. И помнила свой страх тогда — а вдруг не получится? Вдруг всё испортят этими штампами? А теперь вот... всё равно конец.

— Валер, — она неловко коснулась его руки. — Спасибо тебе. За всё. За то, что сделал эту квартиру домом. И...

— Не надо, — он мягко перебил её. — Не говори сейчас ничего такого. Все эти «спасибо» и «прости»... Давай просто решим, как быть дальше. По-человечески.

Она кивнула.

— Хорошо. Тогда так. Я отдам тебе половину суммы из твоего списка. Ту, что ты вложил в ремонт.

— Договорились, — он встал. — Воробьёва завтра всё оформит. Она и твой, и мой юрист сейчас. Чтобы честно.

— Валер, — окликнула она его. — А куда ты поедешь?

— Пока к брату, — он пожал плечами. — А там видно будет. Жизнь-то не кончается.

Она смотрела, как он уходит — прямая спина, уверенный шаг — и чувствовала странную смесь облегчения и тоски.

Прощание

Лариса стояла у окна, наблюдая, как Валера укладывает вещи в багажник своей машины. Немного. Удивительно мало для человека, прожившего в этом доме десять лет. Несколько коробок, чемодан, связка инструментов. Всё остальное — мебель, техника, посуда — оставалось здесь. Их общий быт, разделить который оказалось проще, чем она думала.

Настя помогала ему — придерживала дверцу багажника, что-то говорила, улыбалась сквозь слёзы. Лариса на прощальный обед не пошла — сказала, что голова болит. Но на самом деле просто не могла. Не могла сидеть с ними за одним столом, пить чай, делать вид, что всё нормально.

Деньги были уже переведены на его счёт. Документы подписаны. Чистое расставание — без долгов и обязательств. Правильное. Зрелое.

Тогда почему так больно смотреть, как он захлопывает багажник, обнимает Настю, треплет по волосам — как в детстве?

— Мам, — Настя вошла в комнату, бесшумно прикрыв за собой дверь. — Он уезжает. Спустишься попрощаться?

Лариса покачала головой:

— Мы уже попрощались, доченька. Всё сказали друг другу.

— Мам, — Настя тяжело вздохнула. — Ты правда так этого хочешь? Валера сказал, что ты настроена решительно, но я не понимаю...

— А что тут понимать? — Лариса отвернулась от окна. — Мы с ним разные люди. Разные дороги.

— Но вы прошли вместе десять лет, — тихо сказала Настя. — Неужели это ничего не значит?

Лариса молчала, теребя краешек шторы. Значит, конечно. Только что с этим делать сейчас?

Зазвонил телефон. Настя достала его из кармана, посмотрела на экран:

— Матвей проснулся у соседки. Пойду заберу его, — она неловко обняла мать. — Потом заеду, ладно?

Когда за дочерью закрылась дверь, Лариса снова вернулась к окну. Валера стоял у машины, поднял глаза на её окно. Их взгляды встретились — на мгновение, на один удар сердца. Он поднял руку в прощальном жесте, она кивнула в ответ. Всё, что нужно было сказать, уже было сказано.

Он сел в машину, завёл двигатель. Оглянулся ещё раз на их окна. На их подъезд, на скамейку, где они вчера разговаривали. На дерево, которое посадили вместе шесть лет назад. И уехал.

Лариса отошла от окна, когда машина скрылась за поворотом. В квартире вдруг стало непривычно тихо. Она прошлась по комнатам — просторно, чисто, светло. Только почему-то так пусто.

На кухонном столе стояла кружка — его кружка с трещинкой на ручке. Забыл или оставил специально? Она провела пальцами по шершавой поверхности. Сколько раз она видела его по утрам с этой кружкой — сонного, небритого, родного. Сколько раз ворчала, что надо бы выбросить треснутую посуду. А он всё отшучивался: «Зачем? Она ещё послужит».

В прихожей на крючке висела его старая куртка — потёртая на локтях, с растянутыми карманами. Тоже забыл? Лариса сняла её, поднесла к лицу. Знакомый запах — табака, одеколона и чего-то неуловимо его, валериного. Защемило в груди так остро, что пришлось прислониться к стене.

Телефон в кармане завибрировал. Настя: «Мам, ты как? Может, к нам приедешь? Посидим вечером вместе».

Лариса опустилась на банкетку в прихожей, всё ещё сжимая в руках куртку. Отправила короткое: «Всё хорошо. Приеду завтра».

Что она чувствовала? Облегчение? Нет. Слишком много пустоты вокруг для облегчения. Свободу? Тоже нет. Скорее — странное оцепенение, как после долгой болезни.

Она встала, аккуратно повесила куртку обратно на крючок. Прошла на кухню, поставила чайник. Жизнь продолжается. Ей пятьдесят пять, у неё дочь, внук, эта квартира. Ей есть ради чего жить дальше.

А Валера... что ж. Он найдёт свою дорогу. У него деньги на новое жильё, у него руки золотые, голова светлая. А главное — у него целая жизнь впереди. Без неё.

Телефон снова завибрировал. На этот раз — сообщение от него: «Доехал нормально. Ключи от квартиры оставил в почтовом ящике, как договаривались. Спасибо за всё, Лар. Будь счастлива».

Она долго смотрела на экран, не зная, что ответить. Пальцы набрали: «И ты». Стёрла. Набрала снова: «Спасибо тебе». Стёрла. В конце концов просто отправила: «Получила. До свидания».

Чайник вскипел, щёлкнул кнопкой. Лариса машинально заварила чай, села за стол. За окном темнело. Новая жизнь — без Валеры, без его храпа по ночам и разбросанных носков, без его смеха и тёплых рук — уже началась. И ей предстояло научиться жить в этой тишине. Одной.

Рекомендуем к прочтению