Его смех я услышала из кухни. Звонкий, молодой, совсем не похожий на тот, каким Валера смеялся при мне последние годы. Я замерла с недочищенной картошкой в руках. Этот смех предназначался не мне.
Вытерла руки о фартук и заглянула в комнату. Валера сидел в кресле, уткнувшись в экран. Увидев меня, он тут же нажал на что-то и отложил гаджет в сторону.
— Что-то интересное? — спросила я, делая вид, что просто зашла полить герань на подоконнике.
— Да так, ерунда. Видео смешное попалось.
Я кивнула и вернулась на кухню. Внутри всё сжалось. Валера никогда не интересовался никакими видео. Да и техникой почти не пользовался, пока я не подарила ему эту штуковину на шестьдесят пятый день рождения. «Чтобы новости читал и со здоровьем своим разбирался», — говорила я тогда.
Вечером я заметила, что он закрылся в ванной. Долго шумела вода, потом раздавалось жужжание электробритвы. Когда Валера вышел, от него пахло одеколоном. Тем самым, который я подарила ему на Новый год и который всё это время простоял нетронутым.
— Ты куда собрался? — удивилась я, оторвавшись от сериала.
— Никуда. Просто решил привести себя в порядок.
Он сел в своё кресло и снова взял свою новую игрушку. Я сделала звук телевизора тише и прислушалась. Валера говорил почти шёпотом:
— Да, конечно. Завтра в то же время. И тебе спокойной ночи, Людочка.
Людочка. Он назвал её Людочкой.
Я вспомнила, как он называл меня Танюшей. Давно, лет двадцать назад. Когда мы только поженились, когда родился наш сын, когда въехали в эту квартиру. Потом стал называть просто Таней. А последние годы чаще всего обходился без имени.
Ночью я лежала с открытыми глазами. Валера похрапывал рядом, а я перебирала в памяти наши тридцать лет. Сын, который теперь в другом городе. Родители, которых больше нет.
Безденежье девяностых. Кризисы. И вот теперь, когда жизнь наконец устаканилась, когда у нас есть пенсия, дача и покой, он нашёл какую-то Людочку.
Утром я встала раньше обычного. Поставила чайник, нарезала хлеб, достала из холодильника сыр и колбасу. Валера появился на кухне, когда я уже допивала свой чай.
— Ты сегодня рано, — заметил он, потягиваясь.
— Не спалось.
Он налил себе чай и сел напротив. Я смотрела на его лицо — такое знакомое и вдруг чужое. Он побрился вчера вечером, но сегодня снова прошёлся бритвой по щекам. Для кого? Для Людочки?
— Валер, — начала я тихо. — Ты что-то от меня скрываешь?
Он поперхнулся чаем.
— С чего ты взяла?
— Ты изменился. Бреешься каждый день, одеколоном пользуешься. С этой штукой не расстаёшься.
— Таня, ты придумываешь. Просто решил за собой следить. Возраст всё-таки.
Я не стала спорить. Допила чай и пошла одеваться. Сегодня у меня была встреча с подругой Зиной в парке. Мне нужно было с кем-то поговорить. Потому что в нашей квартире, кроме меня и Валеры, появился кто-то третий.
Невидимый, но очень громкий. Особенно когда мой муж смеялся её шуткам.
— Он смеётся, Зин. Смеётся так, как со мной уже лет десять не смеялся.
Зина сидела рядом на нашей скамейке в парке. Тридцать лет дружбы, два подъезда по соседству. Она овдовела, но не сломалась.
— В его-то годы? Да брось, Тань.
— Не брошу. Бреется дважды в день, одеколоном обливается. А вчера я слышала, как он с какой-то Людочкой воркует.
Зина прищурилась, разглядывая моё лицо.
— Может, это дочка кого-то из его друзей?
— Ты бы слышала его голос. Так со мной даже в медовый месяц не разговаривал.
Мимо пронеслась соседская девчушка с мячом, за ней, припадая на левую ногу, поспевал дедушка.
— Ты с ним говорила? — Зина тронула меня за руку.
— Пыталась. Всё отрицает. Говорит, просто решил за собой следить.
— А может, правда решил? Мужики иногда чудят на старости лет.
Я покачала головой.
— Нет, тут что-то другое. Я нутром чую.
Дома я застала Валеру в ванной. Снова брился, хотя утром щёки были гладкими как у младенца. Прошла на кухню готовить обед. Руки резали, мешали, солили, а голова кружилась вокруг одного вопроса. Кто она? И почему сейчас?
Тридцать лет вместе. Великая любовь ушла, но разве не пришло что-то более ценное? Уют. Понимание. Общие морщины от общего смеха.
За обедом Валера вдруг разговорился. Новости, планы на дачу, даже анекдот рассказал. Я слушала и не узнавала. Куда делся мой муж, годами отвечавший на все вопросы «нормально» и «как обычно»?
После обеда он ушёл в комнату, а я осталась с посудой. Через щель приоткрытой двери донёсся его голос.
— Да, Людмила Николаевна, я тоже рад вас видеть.
Людмила Николаевна? Значит, она не девочка. От этого почему-то стало горше.
— Конечно, я помню наш уговор. Завтра в три.
Я подкралась к двери. Валера сидел спиной, на экране — женщина. Седина, уложенная волосок к волоску. Яркая помада. Блузка в цветочек. Она улыбалась, и лицо её светилось, как фонарик.
— Валера Петрович, вы меня просто спасаете, — сказала она. — Без вас я бы совсем раскисла.
— Ну что вы, Людмила Николаевна. Это вы меня спасаете. Вы даже не представляете, как много для меня значат наши разговоры.
Я отступила от двери. Внутри будто выключили свет. Вернулась на кухню и села за стол. В голове стучало: «Спасаете». «Много значат». «Наш уговор».
Вечером, во время сериала, я спросила как бы между делом:
— Валер, а давай на дачу в выходные? Давно не выбирались.
Он замялся.
— Знаешь, Тань, у меня планы на субботу. Встреча с однополчанами.
Ложь. За тридцать лет я выучила все его признаки — дёргается уголок рта, глаза бегают как у нашкодившего кота.
— А в воскресенье?
— В воскресенье можно, — согласился он, явно обрадовавшись компромиссу.
Я кивнула и уставилась в телевизор. Но видела только её лицо. Людмилу Николаевну с яркой помадой и глазами, в которых мой муж снова нашёл себя.
Ночью я вышла на кухню. Села у окна. Двор спал, только фонари подсвечивали пустые скамейки.
Где-то там, за одним из тёмных окон, жила женщина, которая заставила моего мужа снова почувствовать вкус к жизни. Которая вернула ему желание бриться дважды в день и рассказывать анекдоты.
Я должна была её возненавидеть. Но вместо ненависти чувствовала только пустоту. И странное любопытство — что она такого сказала ему, чего не смогла сказать я за тридцать лет? Какие слова нашла, чтобы вернуть свет в его глаза?
Михалыч не мог праздновать юбилей. Михалыча не стало три года назад.
Мы вместе стояли у холмика. А теперь он собирался к нему на праздник.
Суббота началась с запаха яичницы. Валера сам встал к плите — впервые за сколько? Десять лет? Пятнадцать? Насвистывал что-то бодрое, будто мальчишка на первом свидании.
— Во сколько твоя встреча с однополчанами? — спросила я, размешивая сахар в чашке.
— В два. — Он даже не повернулся. — Вернусь поздно, ты не жди.
— А где собираетесь?
Валера замер на мгновение.
— В кафе на Ленина. У Михалыча юбилей.
Я кивнула в его спину. Ложь звенела в воздухе как разбитое стекло.
После завтрака он заперся в ванной. Напевал, бреясь. Потом долго выбирал рубашку. Остановился на синей, моем подарке с прошлого дня рождения. Она делала его глаза ярче.
— Ну, я пошел. — Он замер в дверях. — До вечера.
Из окна я наблюдала, как он шагает по двору. Прямая спина, уверенная походка. Совсем не мой Валера, который последние годы всё больше сутулился и шаркал, словно боялся спугнуть тишину.
Когда он скрылся за углом, я позвонила Зине.
— Зин, он ушел. К ней.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Сказал, что идет на встречу с однополчанами. К Михалычу на юбилей.
— К Михалычу? — В голосе Зины звякнуло удивление. — Но ведь его уже...
— Вот именно. Три года как нет с нами. Валера совсем заврался.
— И что ты будешь делать?
Я помолчала. Что я могла сделать? Устроить скандал? Выследить их? Всё это казалось мелочным, как ссора из-за несоленого супа.
— Не знаю, Зин. Пока просто пытаюсь не развалиться на части.
После разговора я взялась за уборку. Вымыла полы, протерла пыль, даже забралась на антресоли, куда не заглядывала целый год. Пыль чихала мне в лицо, а перед глазами стояли картинки прошлого.
Валера тридцать лет назад. Молодой, подтянутый, с ямочками на щеках. Каждый день приходил в заводскую столовую, где я работала. Всегда брал щи и котлеты. А потом стал задерживаться, разговаривать. Однажды пригласил в кино.
Свадьба через полгода. Шумная, веселая. Друзья подарили сервиз, который до сих пор стоит за стеклом серванта. Потом родился Сашка. Валера носил его на руках, пел колыбельные своим хриплым голосом.
Когда всё это исчезло? Когда мы перестали смотреть друг на друга? Не заметила. Просто однажды наша жизнь стала расписанием. Завтрак, работа, ужин, телевизор, сон. И так по кругу, как белка в колесе.
Я закончила уборку и опустилась на диван. В квартире стояла такая тишина, что я слышала, как тикают часы на стене. Взгляд упал на фотографии в рамках. Молодые, счастливые. С Сашкой на руках. На даче. На море.
С каждым годом снимков становилось всё меньше. Последний сделан три года назад, на дне рождения внучки.
Телефон разрезал тишину резким звонком. Я вздрогнула. На экране высветилось: Сашка.
— Привет, мам. Как вы там?
— Нормально, сынок. Как сами?
— Да всё хорошо. Лизка в первый класс в этом году пойдет, представляешь?
— Да уж, не успеешь оглянуться...
Мы поговорили о внучке, о его работе, о погоде. Обычные слова. Я не стала рассказывать ему о Валере и его Людмиле Николаевне. Зачем тревожить?
После разговора с сыном пустота в квартире стала еще ощутимее. Сашка далеко, со своей семьей, своими заботами. А мой муж сейчас сидит с другой женщиной и, наверное, смеется так, как давно не смеялся со мной.
Вечером я не выдержала и позвонила в кафе на Ленина.
— Добрый вечер. — Я старалась говорить ровно. — Скажите, у вас сегодня нет компании ветеранов? Юбилей отмечают.
— Нет, — ответил женский голос. — Сегодня только свадьба в банкетном зале и обычные посетители.
— Спасибо.
Я положила трубку. Конечно, я знала, что никакой встречи однополчан нет. Но хотелось услышать подтверждение своей правоты. Хотя от этого не стало легче.
Валера вернулся около девяти. От него пахло весенним воздухом и чужими духами. Не резко, едва уловимо. Но я уловила.
— Как посидели? — спросила я, не поднимая глаз от книги, строчки которой прыгали перед глазами.
— Хорошо. Михалыч всех удивил, столько всего приготовил.
Я подняла взгляд и посмотрела прямо на него. Он выдержал, но уголок рта предательски дрогнул.
— Передавай ему привет в следующий раз, — сказала я и вернулась к книге.
Валера потоптался в дверях, потом прошел в ванную. Зашумела вода. Он смывал с себя запах чужих духов, но не мог смыть правду, которая теперь стояла между нами третьим в нашей тесной квартире.
Я закрыла книгу. Решение пришло внезапно, как приходят все важные решения в жизни. Завтра. Завтра я скажу ему всё, что накопилось. И будь что будет.
— Кто она такая, эта Людмила Николаевна? — вопрос вертелся на языке всю ночь, пока я ворочалась без сна, прислушиваясь к ровному дыханию Валеры.
Утро воскресенья я встретила на кухне раньше обычного. Заспанные глаза щипало, но руки сами делали привычное — нарезали хлеб, жарили яичницу. Сегодня мы должны были ехать на дачу. Интересно, не придумал ли он новую встречу с давно отсутствующими друзьями?
Валера появился, когда я уже накрыла на стол.
— Доброе утро. — Он потянулся, как довольный кот. — Как спалось?
— Нормально. — Первая ложь за день. — Ты на дачу собираешься?
— Конечно. Я же обещал.
Он сел за стол и принялся за яичницу. Я украдкой разглядывала его. Куда делся мой вечно хмурый муж? Этот Валера улыбался, шутил, даже сказал, что я сегодня особенно хороша.
В автобусе мы сидели рядом, но будто на разных планетах. Я смотрела в окно на проплывающие многоэтажки, он листал что-то в телефоне. Иногда его губы трогала улыбка. Наверное, она написала.
На даче пахло нежилым и прохладой. Апрель только начался, деревья стояли голые, но в воздухе уже звенела весна. Я распахнула окна настежь. Валера пошел проверять теплицу.
Когда он вернулся, я уже поставила чайник.
— Таня, нам надо поговорить. — Его голос звучал непривычно серьезно.
Я обернулась. Валера стоял в дверях, опираясь о косяк. Такой знакомый и такой чужой одновременно.
— О чем? — спросила я, хотя уже знала ответ.
— О нас. О том, что происходит.
Я молча налила чай в две чашки и села за стол. Он опустился напротив.
— Я знаю про Людмилу Николаевну. — Я посмотрела ему прямо в глаза. — Я слышала ваши разговоры.
Он не стал отпираться. Просто кивнул.
— Я так и думал.
— Кто она?
— Моя учительница. По литературе. Нашел ее в одноклассниках. Случайно.
Я удивленно приподняла брови.
— Учительница? Но тебе же... сколько лет прошло?
— Пятьдесят. Но я ее сразу узнал. Она почти не изменилась. Только волосы серебряные теперь. Да и она старше меня всего на 5 лет.
Я смотрела на него и не понимала. Учительница? Из-за нее он бреется дважды в день и выдумывает встречи с однополчанами?
— И что между вами?
Валера глубоко вздохнул.
— Ничего такого, о чем ты думаешь. Мы просто разговариваем. О книгах, о жизни. Она одна, супруга не стало пять лет назад. Сын в Казахстане. Ей просто не с кем поговорить.
— А тебе есть с кем? — спросила я тихо. — У тебя есть я.
Он посмотрел на меня так, что внутри что-то дрогнуло.
— Таня, мы давно не разговариваем. Не о счетах, не о лекарствах, не о телевизоре. А о чем-то другом.
Я задумалась. И не смогла вспомнить, когда это было в последний раз.
— Мы с тобой как соседи по комнате, — продолжил Валера. — Рядом, но не вместе. Я не помню, когда ты смеялась над моими шутками. Когда спрашивала, о чем я думаю. Когда смотрела на меня так, будто я все еще что-то значу.
Его слова ударили неожиданно больно. Потому что в них была правда.
— А она смотрит? — спросила я, чувствуя, как что-то сжимается внутри.
— Она слушает. И слышит. Знаешь, что она сказала мне на прошлой неделе? Что я интересный собеседник. Представляешь? Я, старый пень, — интересный.
Я молчала. Что тут скажешь? Что он прав? Что мы действительно перестали видеть друг друга? Что я так привыкла к его присутствию. Что перестала его замечать?
— Я не хотел тебя обманывать. — сказал Валера.
— Просто боялся, что ты не поймешь. Что начнутся скандалы. Что заставишь выбирать.
— И кого бы ты выбрал?. — спросила я, сама удивляясь своему спокойствию.
Он посмотрел мне в глаза.
— Тебя, Таня. Всегда тебя. Но мне нужно и это. Эти разговоры. Это ощущение, что я еще не совсем старик. Что могу быть кому-то интересен.
Мы долго сидели молча. За окном чирикали воробьи, ветер играл с занавеской. Я смотрела на своего мужа и видела в нем того парня, который когда-то пригласил меня в кино. Который смеялся так, что морщинки собирались у глаз. Который смотрел на меня так, что внутри все замирало.
Куда все это исчезло? В какой момент мы потеряли друг друга в рутине дней?
— Я поеду к Зине, — сказала я наконец. — На несколько дней. Мне нужно подумать.
Валера кивнул.
— Я понимаю.
Мы вернулись в город вечером. Я собрала небольшую сумку с вещами и позвонила Зине. Она, конечно, согласилась меня принять. Валера не пытался меня остановить. Просто стоял в дверях и смотрел, как я складываю вещи.
— Я позвоню, — сказала я, уже выходя.
— Я буду ждать, — ответил он.
Зина жила в соседнем доме. Всего пять минут ходьбы, но с каждым шагом я чувствовала, как между нами с Валерой растет расстояние. И странное дело — впервые за долгое время я ощущала, что возвращаюсь к себе.
— Он опять звонил, — Зина кивнула на мой телефон. — Пятый раз за день.
Я перевернула телефон экраном вниз. Три дня у подруги дали мне странное чувство — будто вынырнула из-под воды. Никто не хмыкает вместо ответа. Никто не шаркает по коридору. Никто не щелкает пультом от телевизора, перебивая мои слова.
— Я вчера в парикмахерскую сходила, — сказала я, глядя в окно на мокрые апрельские деревья.
— Заметно, — Зина окинула меня оценивающим взглядом. — Лет десять скинула.
Я машинально коснулась волос. Короткая стрижка, легкое мелирование. Парикмахерша с татуировкой на запястье сказала, что так я выгляжу моложе.
— И помаду купила, — добавила я. — Красную.
— Правильно, — кивнула Зина. — А то ходишь вечно как... — Она замялась.
— Как бесплатное приложение к квартире, — закончила я за нее.
За окном шел дождь, серый, с редкими снежинками. Зинин кот Барсик тёрся о мои ноги, выпрашивая угощение.
— Ну и что дальше? — спросила наконец Зина. — Так и будешь прятаться?
Я пожала плечами.
— Не знаю. Может, пора разъехаться. Ему комнату, мне однушку.
— Сдурела? — Зина поперхнулась чаем. — Тридцать лет вместе, а ты из-за каких-то разговоров с училкой всё забыть готова?
— Не из-за разговоров. Из-за вранья. Из-за того, что мы перестали друг друга видеть.
— А ты пробовала с ним об этом говорить? Не обвинять, не читать нотации, а просто поговорить?
Я открыла рот, но возразить не смогла. Нет, не пробовала. Сразу ушла, обиделась, закрылась.
— Вот и я о том же, — кивнула Зина, словно прочитав мои мысли. — Сначала поговори, а потом уже чемоданы собирай.
Вечером я листала фотографии в телефоне. Сашка с женой и Лизкой. Мы с Валерой на даче прошлым летом. Я в соломенной шляпе, он в своей застиранной футболке с якорем. Улыбаемся в камеру, но глаза какие-то пустые.
Телефон завибрировал. Валера. Я посмотрела на экран, помедлила и нажала "ответить".
— Алло.
— Таня, — его голос звучал глухо. — Нам надо поговорить.
— О чем?
— Не по телефону. Это важно.
Что-то в его тоне заставило меня насторожиться.
— Что-то случилось?
— Да. Нет. Просто приходи, пожалуйста.
Я посмотрела в окно. Дождь усилился, барабанил по стеклу.
— Хорошо. — сказала я.
— Буду через полчаса.
Он сидел на кухне.
— Что происходит? — спросила я, не снимая плаща.
Валера поднял голову. Лицо осунувшееся, глаза красные.
— Садись, — он кивнул на стул напротив.
Я села, не снимая сумку с плеча. Готовая в любой момент уйти.
— Людмила Николаевна звонила, — сказал он. — Час назад.
Я напряглась.
— И что?
— Она нездорова. Безнадёжно.
Я молчала, не зная, что сказать. Странно было чувствовать укол сочувствия к женщине, которую я никогда не видела.
— Мне жаль, — наконец произнесла я.
— У нее никого нет. Сын в Казахстане, прилетит только через неделю.
Я смотрела на него и понимала, к чему он ведет.
— Ты хочешь поехать к ней?
Он кивнул.
— Да. На несколько дней. Она живет в Павловске.
— И ты решил спросить моего разрешения?. — в моем голосе прозвучала ирония.
— Нет. — он покачал головой.
— Я просто хотел, чтобы ты знала. Чтобы не было больше недомолвок.
Мы замолчали. В тишине тикали часы на стене — старые, еще от моей мамы.
— Знаешь, что самое странное?. — вдруг сказал Валера.
— Я понял, что по-настоящему дорожу тобой, только когда ты ушла. Три дня без тебя. И квартира превратилась в подвал.
Я смотрела на него и видела не привычного, примелькавшегося мужа, а просто человека. Уставшего, растерянного, стареющего.
— Мы с ней говорили о тебе, — продолжил он. — Много. Она все спрашивала, какая ты. Я показывал фотографии. Рассказывал, как мы познакомились.
— Зачем? — тихо спросила я.
— Не знаю, — он пожал плечами. — Наверное, потому что ты — главное, что в моей жизни. Просто я забыл об этом. Как забывают о воздухе, которым дышат.
Его слова отозвались где-то внутри. Не слащавой патокой, а простой, горькой правдой.
— Когда ты уедешь? — спросила я.
— Завтра утром. Если ты не против.
— А если против?
Он посмотрел мне в глаза.
— Тогда я никуда не поеду.
Я задумалась. Могла ли я запретить ему помочь одинокой женщине, которой осталось немного? Имела ли на это право?
— Поезжай, — сказала я. — Ей сейчас нужнее.
Он кивнул.
— Спасибо.
— Я вернусь домой. — добавила я.
— Но нам многое нужно обсудить. Когда ты приедешь.
— Конечно. — он протянул руку через стол и осторожно коснулся моей.
— Я очень хочу, чтобы у нас все наладилось, Таня.
Я не отдернула руку. Его пальцы были теплыми и знакомыми.
— Посмотрим, — сказала я. — Жизнь покажет.
Утром я проводила его на вокзал. Он сел в электричку с небольшой сумкой через плечо. Помахал мне из окна, и я помахала в ответ.
Возвращаясь домой, я думала о странности ситуации. Мой муж уехал к другой женщине — с моего благословения. Но почему-то я не чувствовала себя обманутой или преданной. Скорее, что-то внутри меня оттаивало, как лед по весне.
Я не знала, что будет дальше. Сможем ли мы снова научиться видеть друг в друге не просто привычную деталь интерьера, а живого человека. Но впервые за долгое время я почувствовала надежду.
А еще — странное желание познакомиться с Людмилой Николаевной. Женщиной. Которая невольно помогла мне увидеть в муже того, кого я когда-то полюбила.
***
Вы когда-нибудь чувствовали? Что близкий человек вдруг стал далеким? Поделитесь своей историей.
Подписка на канал подарит вам новые истории о том, что происходит за закрытыми дверями обычных квартир.
Буду благодарна за новую красную помаду для вдохновения.
***